Kitabı oku: «Любовь, граничащая с безумием», sayfa 3
– У-у-у, – Кэтрин отрицательно мотнула головой, чувствуя, как ужас сковывает сердце. – Вы такой же садист, как и ваш брат!– выплеснула ему в лицо в отчаянье.
– Что ты сказала? – Мишель зарычал, как дикий зверь, и сильно ударил ее головой о стену.
– Правду… только правду, – всхлипывая, простонала Кэт.
– Какую еще правду? За такие слова я собственноручно вырежу твой лживый язык. Он снова тряханул ее, и ткань, которая прикрывала обнаженное тело, скользнула к ногам, цепляясь за раны.
Глаза графа потемнели и теперь так напоминали Габриэля в тот роковой день. Ярость без капли сочувствия бушевала во взгляде, выплескиваясь за его пределы.
– И что же в тебе такого ценного, что ты посчитала это недостойным моего брата? – отступил, продолжая удерживать девушку на расстоянии вытянутой руки.
Взгляд Мишеля скользнул по телу девушки, мерцающему в рыжем свете лампы. Полная, высокая грудь, перепачканная грязью и кровью, плоский, слегка подрагивающий живот, вздымающиеся ребра, выступающие из-под кожи, а на них длинный, еще не затянувшийся рубец.
«Ничего особенного,– вынес парень свой вердикт. Да, может, и хороша, но ничем не отличается от других. Так за что же брат поплатился жизнью?»
– Говори! – потребовал он грозно, видимо, потеряв терпение. – В последний раз спрашиваю, за что ты убила Габриэля?
– Я не убивала! – решительно прокричала в лицо мучителю. – Это несчастный случай, самозащита, но не убийство!
– Врешь!
– Если не верите, зачем тогда спрашиваете? Иного ответа не будет! – размазав слезы дрожащей рукой, Кэтрин ссутулилась, пытаясь скрыть наготу.
– Потому что хочу знать все в подробностях, чтобы, когда начну сворачивать твою грязную шею, представлять, как ты убивала его. – рука Мишеля демонстративно сдавила ей горло.
– Вы такой же монстр, как и он. Хотите правды? Хорошо, но не уверена, что она вам понравится, – вздернула голову девушка и с вызовом посмотрела ему в глаза. Кэтрин была уверена, что он и так знает правду, но пусть, если хочет, услышит и от нее.
– Ваш брат безумец! Он на протяжении долгих лет истязал бедных девушек. Тех, которых ваша бабка покупала для него, – эти слова Кэт произносила с презрением, и в тот момент перед ее глазами стояло искалеченное лицо Клейм. – Да, да графиня поощряла его дьявольский порок, заставляя прислугу молчать. В тот день и меня подослали к нему, сославшись на то, что нужно срочно убраться в покоях его светлости. Но я там обнаружила… Габриэля. Он силой затащил меня в постель, а когда я посмела сопротивляться, достал нож. Никогда не забуду его глаз. Они словно были нечеловеческие, зрачки такие огромные, что ввергали в ужас. Я перепугалась до смерти и хотела высвободиться из его лап. Но когда он полоснул лезвием по моему телу, – девушка трясущейся рукой коснулась пореза под грудью, – я и вовсе обезумела. Изо всех сил попыталась скинуть его, и, когда мне это удалось, решила убежать, но заметила, что Габриэль лежит на полу, не шевелясь. Падая с кровати, он напоролся на кинжал, который был в его руках. Я не убивала его! Клянусь, это несчастный случай. Видит бог, я не желала ему смерти…
Воспоминания настолько захлестнули девушку, что, рассказывая, она задыхалась, а слезы градом катились по перепачканным щекам. Мишель выслушал ее, не шелохнувшись; лицо парня не выражало никаких эмоций. Но в глазах продолжали бушевать все те же холод и недоверие. Конечно, он не поверил ей! И разве могло быть иначе?
– Гнусная ложь, за которую ты поплатишься жизнью! – выкрикнул граф ледяным голосом, от которого по коже Кэт побежали мурашки.
– Я знала, что мое признание окажется бессмысленным, – всхлипнула девушка обреченно. – Таким, как я, никто не верит! Но есть и другие девушки! Поговорите с ними, осмотрите их изуродованные тела! И я погляжу тогда, что вы скажете!
9 глава
Мишель разжал пальцы, и, услышав, как они захрустели, Кэтрин рухнула на пол, сильно ударившись головой. В глазах раздвоилась лампа, стоявшая неподалеку, и свет от нее резко замигал по темнице. Еще не до конца придя в себя, пленница уловила, как с грохотом затворилась тяжелая дверь. Ушел. Девушка выдохнула с облегчением. Однако радоваться было особо нечему, вряд ли передышка будет долгой. А признание Кэт явно еще пуще разгневает старую графиню. До ее смерти наверняка остались считанные часы. Она чувствовала, что конец не будет легким. И, несмотря на жуткую боль, терзавшую тело, Кэт ощутила страстное желание жить. Нет, даже не жить, а обрести покой, будучи свободной. Она до отчаяния захотела снова увидеть звездное небо, без сомнения, на улице ночь. Прикрыв глаза, словно наяву, ощутила, как легкие наполняются прохладным, свежим воздухом. И жалобно застонала, обреченная на гибель в затхлом подвале. Но почему? Ведь можно попытаться… Да и что теперь может ее устрашить?..
Девушка дотянулась дрожащей рукой до ткани и, приподнявшись на колени, укуталась в нее. Единственная надежда была на то, что, возможно, в спешке граф не запер дверь. Господи, как же она надеялась на чудо! Понемногу встала, опираясь о скользкую стену, поросшую плесенью. Затем выпрямилась, остро чувствуя, как кожа на спине натягивается, раскрывая глубокие раны. Но, охваченная сумасшедшей надеждой девушка не почувствовала столь сильной боли.
Она добралась до двери и тихонько толкнула ее. Та со свистящим скрипом начала медленно открываться. Сердце в предвкушении долгожданной свободы до боли ударило по ребрам. И, унимая жуткий озноб, Кэтрин поплелась к выходу. Она не знала наверняка, как выбраться из жуткого подвала, лишь смутно помнила путь, которым Клейм ее сюда вела. Опираясь о стену, девушка двигалась прямо, надеясь, что когда-нибудь эта темнота закончится. И кажется, Господь все же сжалился над ней. В конце бесконечного коридора Кэтрин увидела свет луны, исходящий из окна у потолка, и неподалеку – дверь. Ускорившись, девушка бросилась к выходу, полагая, что он непременно выведет ее на улицу. И снова удача: поднявшись по обшарпанной лестнице, Кэт вышла во двор, где не так давно подвергалась мучительным истязаниям. Полумесяц ярко освещал улицу, которая, словно в сказке, была покрыта сверкающим инеем. Осень вовсю распустила свои крылья, и землю окутали первые заморозки.
Осмотревшись по сторонам, Кэтрин выбрала путь, по которому сможет сбежать незамеченной. Выходить через главные ворота было бы безумием, да и наверняка они заперты. Но она знала из своих редких прогулок, что за конюшней загон уходит далеко в поле, а за ним лес, и, возможно, там сейчас нет сторожа.
Видимо, ночь была глубокой, потому что, пробираясь к конюшне, Кэт не встретила ни единой живой души. Обходя загон с жеребцами, девушка шептала про себя: «Только бы не заржали, только бы не заржали». И благородные животные, словно почувствовав страх и отчаянье девушки, проводили ее лишь тихим фырканьем. Выдохнув, Кэтрин из последних сил рванула к другому краю загона, придерживая руками ткань, развевающуюся на ветру.
Сердце бешено колотилось в груди, еще немного и… свобода! Пусть ненадолго, пусть даже на миг, но она умрет свободной.
Липкие волосы льнули к лицу, застилая глаза, но Кэтрин не обращала на них внимания, видя в лунном свете очертания леса, в котором желала укрыться. Еще немного, еще чуть-чуть, и она скроется в вечнозеленой гуще. Но чем меньше становилось расстояние, тем быстрее силы покидали девушку. Голод и потеря крови давали о себе знать, делая ноги почти что ватными. Ей стоило огромного труда перелезть через высокое деревянное ограждение, а на той стороне она и вовсе рухнула на промерзшую землю.
Немного отдышавшись, Кэтрин поднялась. Казалось, что до леса можно дотянуться рукой. На бег не осталось сил, и девушка плелась, с трудом перебирая ногами. Вымотанная, она не сразу заметила, что первые кривые ветки клена цепляются за ее волосы и единственную одежду. С каждым шагом темнота становилась все сильнее, а величавые сосны гуще смыкались у неба. Обессилев, Кэтрин ощутила, как к ней подбирается ночной холод, и постаралась сильнее укутаться в тонкую ткань, которая, пропитавшись кровью и потом, вовсе не согревала.
Она ступала, чувствуя, как под босыми ступнями трещат ветки и шишки. Но силы все убывали и убывали. Наконец, когда ноги совсем отказались подчиняться, девушка рухнула на мягкую почву. Она подняла усталый взор к небесам улыбаясь луне, пробивающейся сквозь густые ветки. «Ну что ж прощай, золотая», – мысленно произнесла она, нисколько не сожалея, что именно здесь ее настигнет конец. Даже если ей и не грозит умереть от бессилия, то уж точно стужа довершит начатое. Ничего страшного, вряд ли она почувствует боль. А разум тем временем все более мутнел и уносил сознание в даль. В последний раз девушка взглянула на небо и безмятежно прикрыла глаза…
Эдит стояла у камина, совершенно не чувствуя его тепла. Она заставляла своего преданного слугу снова и снова подкидывать дрова, но, устав от мигания огня перед глазами, отругала и прогнала. Костлявая рука дамы коснулась массивного ожерелья на шее, и женщина, тяжело вздохнув, прикрыла глаза. Как же она любила, когда ее прекрасная дочь надевала эти рубины, они так шли к алым губам Габриэлы. А теперь графиня носила их в память о дочери, прекрасно зная, что с ее бледной кожей ожерелье смотрится чересчур вульгарно. Столько лет прошло, а она все так же тоскует по своей девочке, и вряд ли тоска пройдет, пока Эдит жива. А теперь и ее мальчик… Дитя, которому ее дочь даровала жизнь ценою своей. Она поклялась защищать и оберегать внуков, но не сдержала слова, данного Габриэле на смертном одре. Эта тварь, грязная девка, графиня скукожилась, чувствуя непреодолимую ненависть, отняла ее горячо любимого внука.
Едва старая дама опустилась в мягкое кресло, как услышала шум, доносившийся из-за двери. Она заставила себя встать и взглянуть, что происходит. Неожиданно ее взору открылась картина, где ее прислуга торопливо устремилась вниз. Схватив черный халат, графиня последовала за ними, не понимая, почему так поздно никто не спит.
Мишель терпеливо ждал, облокотившись о стену. Он велел Эйбуту собрать в холле всех служанок. Тот удивился столь позднему приказу, но противиться не посмел. Теперь граф наблюдал, как растрепанные девушки в одних ночнушках спешат выстроиться перед ним.
Когда дворецкий сообщил, что все в сборе, Мишель обвел присутствующих тяжелым взглядом и боковым зрением заметил на лестнице черное пятно. Он обернулся, увидев медленно спускающуюся бабушку. На ее сморщенном лице отражались тревога и недоумение. И граф понял, что она собирается вмешаться.
– Дражайшая графиня, прошу вас удалиться в свои покои, – произнес Мишель голосом, не терпящим возражений. Он прежде не позволял себе грубости в отношении бабушки, но теперь ситуация вышла из-под контроля. Пожилая дама замерла, словно решая, что ей делать дальше, но, встретив злой взгляд внука, развернулась и затрусила прочь, не скрывая глубокой обиды.
– А теперь, вы дамы, раздевайтесь! – скомандовал он.
10 глава
Девушки растерянно переглядывались друг с другом, не торопясь выполнять приказ графа. Даже Эйбут от удивления открыл рот, оголив свои неровные, желтые зубы. Потеряв остатки терпения, Мишель подошел ближе к прислуге, сложив руки за спиной.
– Вы плохо слышите? – недовольно бросил мужчина,. – Я сказал раздевайтесь, не заставляйте меня применять силу!
Одна за другой перепуганные служанки начали скидывать с себя ночнушки, пытаясь дрожащими руками прикрыть наготу. Когда оголились все, и одежда небрежно покоилась у их ног, Мишель направился вдоль ряда стоящих, хмуро разглядывая обнаженные тела.
Кожа первых нескольких девушек была чиста, и их пухлые тела украшали лишь родинки. А следующая стояла, дрожа от страха, и ее впалый живот разрисовали длинные кривые шрамы. Заметив, что граф остановился напротив нее, внимательно рассматривая, она еще сильнее прижала руки к груди, глотая беззвучные всхлипы.
– Откуда? – спросил он, указав головой на увечья.
– Не-е помню, – потупив взор, ответила та.
Тела следующих трех служанок были также исполосованы рубцами, но Мишель прошел мимо них. И остановился лишь напротив единственной, которая посмела смотреть ему в глаза. Ее юное лицо обезображивал грубый шрам, а плечи, грудь и живот, которые она вовсе не прятала, не имели живого места.
– Может, ты мне скажешь, кто наградил тебя такой красотой? – спросил граф, помрачнев от гнева.
– Скажу, – промолвила тихо служанка. – Ваш покойный брат постарался…
– И с остальными? – голос Мишеля охрип.
– И с остальными…
– Клейм, заткнись, – попробовал было вмешаться Эйбут, но господин смерил его убийственным взглядом, и тот сжался.
– Пошли все вон! – бросил девушкам Мишель, поспешно направившись к лестнице. И когда его грозный силуэт скрылся на втором этаже, стены замка сотряс яростный возглас:
– Бабушка!
Эдит Дельмас вздрогнула, услышав голос внука, который казался незнакомым. Она только и успела обернуться, когда двери в ее покои с грохотом раскрылись.
– Ты сейчас же расскажешь мне правду! – зарычал Мишель, сверкая глазами, налившимися кровью. – Или я за себя не ручаюсь!
Графиня ждала этого разговора, она поняла, что он неизбежен, когда услышала приказ внука «Раздеться!», адресованный служанкам. Кто-то проболтался, и сомнений, кто именно, у нее не было. Проклятая девчонка! Мало того что забрала жизнь Габриэля, так теперь еще и память о нем омрачила.
– Говори! – потребовал снова Мишель, встав напротив старой дамы, которая на его фоне казалась иссохшей каргой.
– Твой брат был болен, – выдохнула женщина, спрятав подрагивающие руки в складках платья. – Это ты хочешь услышать?
– Больные такое не вытворяют! – взвыл граф, взъерошив свои волосы.
– Это проклятие Габриэль унаследовал от вашего отца, – рухнув в кресло, промолвила Эдит. – Я так молила Бога, чтобы оно обошло вас стороной, но, видимо, он не внял моим молитвам. Я так старалась, чтобы ты забыл тот ужас…
– Что ты говоришь? – Мишель не понимал невнятных слов, произнесенных бабушкой.
– Ты был крошечным, когда я узнала страшную тайну твоего отца. Я провожала тебя ко сну, и мы услышали крик твоей матери. Открывая дверь ее комнаты, я и помыслить не могла, с каким ужасом мне придется там столкнуться. Твой отец с обезумевшим лицом навис над моей девочкой, сжимая кинжал в руках. Ее тело было всё в многочисленных порезах, а острое лезвие приближалось к животу, в котором находился твой брат. А ты, глупыш, последовал за мной и увидел весь ужас происходящего. Я так боялась, что твой разум повредится после произошедшего, но даже и подумать не могла, что беда коснется Габриэля… Позже дочь рассказала, что этот недуг мучил твоего отца с детства. Он зверел и тогда вытворял страшные вещи, а к рассвету просто не помнил о содеянном.
Она рассказывала ему в слезах, и он рыдал вместе с ней, вымаливая прощения. Габриэла любила мужа и молча сносила все издевательства. А я любила твоего брата и не могла отвернуться от него из-за страшного недуга.
– Ты должна была рассказать мне! – воскликнул Мишель, до глубины души поразившись услышанному – Сколько лет ты покрывала эти истязания в моем доме?
– А что бы ты сделал, Мишель? – устало промолвила дама. – Посчитал бы его прокаженным и отослал подальше от себя в монастырь?
– Я бы нашел выход, ведь должно существовать какое-то излечение!
– Нет, думаешь, я не искала, – отмахнулась графиня. – Когда я впервые узнала, что проклятие перешло к моему мальчику, не поверила, списав происшествие на юный возраст. Ведь ему было тогда всего двенадцать, а я так боялась проявления страшного недуга. Он однажды пришел ко мне весь в крови, признавшись, что убил свою любимую кошку. Я спросила, за что, а Габриэль, рыдая, ответил, что не знает. Но подобного не повторялось… До шестнадцати лет. А после конюх обвинил мальчика в том, что он чуть не задушил его дочь. Я заставила их молчать, заплатив немалую сумму. И конечно, принялась искать то, что способно его излечить, но сколько врачей ни осматривали внука, сколько целителей ни давали своих снадобий, пророча скорое выздоровление, ничего не помогало. Временно пришлось его изолировать. Однако когда наступали те темные моменты, он крушил все вокруг, начиная вредить даже себе. Габриэль был не виноват, что унаследовал столь страшное проклятие. Думаешь, он этого хотел? Разве ты помнишь его жестоким? Или грубым? Вспомни! – утерев слезы, потребовала Эдит. – Он всегда был веселым, жизнерадостным мальчиком.
Да, Мишель помнил его именно таким: беззаботным, шебутным младшим братом. Оттого и в слова бабушки было сложно поверить.
– Восемь лет, – опустив голову, произнес граф. – Восемь лет ты скрывала правду. Целых восемь лет! Уму непостижимо! Ты превратила родовой замок в пристанище дьявола. Ты поощряла его безумия, приводя к нему новых девушек. Это ты должна быть проклята за содеянное.
– Не говори так! – прокричала графиня. – Я просто боялась, что он навредит себе. Хотела спасти его и защитить! Кто они, эти девушки? Рабыни, которые, не подбери я их, давно бы сгинули. А здесь они под крышей, в тепле и сыты. Габриэль лишь малая плата за их жизнь.
– Да ты сама безумна! Брата нужно было защищать от тебя! – прорычал Мишель ей в лицо. – Если бы ты только рассказала, я нашел бы выход, и он был жив! Но нет, ты решила молча потакать пороку, вместо того чтобы его искоренить.
– Глупец, – отчаянно выкрикнула старуха. – Ты ничего не знаешь об этом. И благодари Бога за то, что проклятие не коснулось тебя. И моли Его, чтобы оно не передалось твоим сыновьям.
– Вы больны, дражайшая графиня! И ваша болезнь именуется сумасшествием, – промолвил, брезгливо отшатнувшись, Мишель.
– Моя болезнь – слепая любовь к детям дочери!
11 глава
Мишель метался по комнате, не находя себе места. Распахнул окно и впустил внутрь холодный ветер, от которого тут же замаячило пламя в камине. Слова бабушки не выходили у него из головы; они как эхо слышались снова и снова: «Благодари Бога за то, что проклятие не коснулось тебя». Но точно ли не коснулось? Сейчас душу мужчины бередили сомнения. Все услышанное казалось бредом сумасшедшей старухи, и если бы не изуродованные тела служанок, Мишель ни за что не поверил бы в произошедшее. Однако факты говорили сами за себя. И теперь граф не знал, как ему поступить с ужасной семейной тайной. Не знал, обошло ли его стороной безумие. Нет, он никогда не был жесток с женщинами. Но на войне в жестокости с ним вряд ли кто-либо мог сравниться.
Мишель впервые задумался: насколько нормальна его кровожадность? Граф сам лично, не морщась, пытал пленных, и их боль и крики не вызывали у него совершенно никаких эмоций. Он был безжалостен на поле боя и не щадил никого. Но то была война, а в жизни мужчина не проявлял подобной жестокости. Теперь голову бередили жуткие мысли: что, если он не уподобился брату лишь потому, что крови ему хватало на поле боя?
Слова бабушки не давали покоя. Мишель злился на нее и в то же время отчасти понимал. Уйдя в армию, он взвалил на плечи старой женщины все хлопоты по управлению замком. Да и воспитанием Габриэля занималась непосредственно она, в то время как Мишель рос самостоятельно. Граф не обязан был служить, так как унаследовал титул и огромное состояние. К тому же он получил все обязательства по управлению столь огромным наследством и мог начать думать о продолжении великой династии. Но еще в пятнадцать лет Мишель понял, что его прельщает служба. И когда все-таки принял окончательное решение, все очень удивились. Бабушка принялась его отговаривать, но он оставался непреклонен. На восемь лет его затянула военная жизнь, а поле боя заменило родной дом. Да и двор короля принимал его как героя, женщины сами кидались к нему в постель. Мамаши же толкали своих юных дочек к нему под ноги, мечтая выдать их за благородного графа, в придачу ко всему и обеспеченного. Он наслаждался таким раскладом и без страха бросался в бой, не боясь получить очередное ранение.
Известие о мирном договоре нимало огорчило Мишеля, ведь к тому времени он уже являлся капитаном королевской армии и приближенным самого короля. Тогда мужчина не сдержался и высказал все, что думает об этом абсурдном договоре, на совете.
– С чего они согласились на это сейчас? – он недовольно ударил ладонью по карте. – Тогда, когда мы оттеснили их армию за свои границы и отвоевали часть вражеской территории?
Мишель обвел пальцем недавно завоеванные земли.
– Это решение короля, и не вам его обсуждать, капитан! – отрезал генерал, нахмурив брови. Он тоже не был в восторге от такого расклада, но возражать его светлости не посмел.
– Не мне. – согласился Мишель, прекрасно понимая причину мира, так как королевская казна была пуста, а армия требовала немалого обеспечения. – Но я был там и знаю, что вражеская армия, как никогда, истощена и именно сейчас очень уязвима. Нам не составит труда в считанные дни разбить ее.
– Капитан Дантон, знайте свое место, и не забывайте, что и наша армия на грани. Люди устали от затянувшейся войны и хотят покоя, – возразил советник короля, поправив напудренный парик. Да что этот сноб может знать об армии, как, впрочем, и о самой войне? Можно подумать, что совет когда-то интересовал простой люд. Голод, чума, бесчинства свирепствуют за пределами королевского дворца, и кому до этого есть дело?
Возмущению Мишеля не было предела. Он понял, что доказывать совету что-либо бесполезно, и обреченно удалился от двора. Вернулся лишь, когда король лично послал за ним гонца с требованием немедленно явиться ко двору. Конечно, же граф понимал, что это требование не полностью принадлежит Его величеству. За те месяцы, что не появлялся во дворце, он получил кучу писем от принцессы Агнес. Мишель часто вспоминал белокурую красавицу, коротая вечера в поместье Дантон: там он в последнее время проводил большую часть времени, вдали от бабушки и брата.
Но теперь брата нет, бабушка обезумела от горя, а мысли Мишеля находятся в страшном беспорядке. Почему-то именно сейчас он вспомнил день, когда их, сопливых солдат, привели впервые на пытку. Всех ребят вывернуло, а он смотрел, не моргая, за что и получил свою первую похвалу. А теперь все это казалось странным… Не от того ли он был так непроницаем, что жестокость у него в крови? Вспоминая прошлое, Мишель не казался себе больше бесстрашным, наоборот, теперь он видел себя безумцем. Он мог до смерти пытать шпионов, забрызгав свое лицо кровью, и не испытывал никакой жалости, когда те испускали дух. Не ощущал горечи, теряя близких соратников на поле боя, считая, что война может отнять все. Впервые узнал боль от потери, когда услышал о смерти брата. Сначала граф думал, что все дело в их родственной связи и погиб его брат, увы, не на войне. Но теперь он находился в смятении, и вся его жизнь казалась ложью. Как будто в этот самый момент глубоко в себе граф почувствовал совсем другого человека: монстра, которого взращивал на протяжении многих лет, наблюдая за чужой болью. А что, если он хуже Габриэля? Что, если извращенный войной порок окажется смертельным для окружающих?
Мишель рухнул в кресло, обхватив руками голову. Все эти жуткие мысли выжигали мозг. Да еще и алкоголь добавлял пламени. Возможно, все это бред, и так влияет на него потеря брата. И он вовсе не безумец, а мужчина, закаленный войной!
Лишь под утро, когда солнечный свет проник в окно, и лампы уже давно догорели, Мишель вспомнил об истерзанной девушке, запертой в подвале. И вдруг осознал, что не представляет, что с ней делать. Отпустить пленницу граф не мог, так как она знает тайну их семьи. На убийство тоже рука не поднималась, хоть он и считал, что служанка отчасти причастна к гибели брата. Оставить в замке то же, что подписать смертный приговор: графиня не упустит шанса при удобном случае избавиться от девчонки. Уповать оставалось лишь на то, что израненная невольница не доживет и до рассвета.
12 глава
Поздним утром Мишель решил наведаться в подвал, чтобы проверить, как там пленница. Жива ли? И каково же было его удивление, когда он не обнаружил девчонки на положенном месте. Граф никак не мог понять, как ей, обессиленной и израненной, удалось сбежать незамеченной.
– Найти пленницу! – бушевал Мишель, собрав всех рабочих у ворот замка. – Живой или мертвой, но найти!
– Мой господин, – из толпы выступил здоровый бородатый мужик, – если волки нашли девку первой, то от нее небось и костей не осталось.
– Значит, вы отыщете доказательства того, что ее сожрали волки! – гаркнул граф сердито.– Повторяю: без живой или мертвой девчонки не возвращайтесь!
Люди молча рассыпались по двору, кто в лес, кто в поле, а кто – в соседние деревни. Мужчина понимал, что служанка не могла уйти далеко, ибо была слишком слаба. Скорее всего, действительно ее в лесу разорвали дикие звери. Такой исход вполне устраивал графа, только нужно было удостовериться в этом наверняка.
Пришпорив коня, Мишель направил животное к лесу, дабы подозревал, что именно там укрылась служанка. Внутри у него все клокотало от гнева: «Да как она вообще посмела бежать? Да еще часовой, видать, уснул на посту, за что тоже понесет строгое наказание. От капитала Дантона еще не удавалось сбежать ни одному пленному, а осмелившегося ждет неминуемая гибель».
Еще не совсем пробудившись, Кэтрин почувствовала резкие запахи сала и трав, щекотавшие ее ноздри. «Неужели и на том свете присутствуют земные ароматы?» – пронеслось у нее в голове. Приоткрыв слипающиеся глаза, мутным взором девушка напоролась на плавно мерцающий огонь неподалеку. Немного пошевелившись, она ощутила, как спина вновь заныла. Разве мертвые ощущают боль? Или она все же жива? Теперь уже в смятении Кэт проморгалась, пытаясь лучше разглядеть обстановку. Напротив находилась печь, в которой дымился закоптившийся котелок. Рядом стояли деревянные покосившиеся стол и стул, а она лежала на животе на твердой кровати. Не понимая, где находится, девушка попыталась приподняться на ослабленных руках, но это ей не удалось. И снова рухнув на жесткую постель, Кэтрин ощутила под собой грубую мешковину.
– Не двигайся, дочка, иначе раны опять разойдутся, – донесся до нее мягкий мужской голос, заставивший Кэт насторожиться. Девушка попыталась обернуться, желая разглядеть говорившего, и почувствовала сильнейшие рези, пронзающие спину. Но все же увидеть человека она смогла. Бородатый дедушка сидел в углу на соломе, и пушистые, седые брови практически скрывали его маленькие глаза.
– Где я? – тихо прошептала Кэтрин, заметив, что каждое слово дается с трудом.
– В скромном жилище лесника, – ответил, поднявшись, старичок и, подойдя к печи, принялся помешивать содержимое котелка.
Дедушка был невелик, наверное ниже Кэтрин на полторы головы, и в своих громоздких лохмотьях выглядел довольно забавно. Девушка отметила, что не боится незнакомца и совершенно не чувствует исходящей от него опасности. Возможно, готовность встретиться со смертью приглушила ее инстинкты самосохранения.
– Как я оказалась здесь? – продолжала любопытничать Кэт.
– Анадысь ночью отбил тебя у волков, намереваясь похоронить по-человечески, – не оборачиваясь, молвил старик. – А ты оказалась живехонькой.
– Благодарю, – произнесла Кэтрин, не скрывая горечи в голосе. – Но, боюсь, ваши старания напрасны.
– Уж не знаю я, за что тебя так, – махнул дедушка головой на ее спину, усевшись на стул, – но вряд ли ты заслужила пойти на корм лесному зверью.
– Заслужила не заслужила, кому какая разница! – опустив голову на руки, ответила Кэтрин. – А найдут – жизни все равно не дадут.
– Ну ты, дочка, погоди, не гони лошадей, поправляйся, а там видно будет.
– Не хочу я, дедушка, чтобы и вас из-за меня покарали, – жалостливо прошептала Кэт, растроганная до глубины души его добротой.
– Не сокрушайся понапрасну, никто не знает, где моя хижина. Коли только звери, а они-то тропу не укажут, – отмахнулся старик, и Кэтрин показалось, будто под густыми усами его губ промелькнула улыбка.
– Спасибо, добрый вы человек, – поблагодарила девушка, смахнув ресницами слезы, застилающие глаза.
– Добрый то добрый, только добро не ценится в народе, вот и живу в лесу. Даже дикие животные порой лучше людей.
Да, в этом Кэтрин не сомневалась – зла от представителей человеческого рода она хлебнула сполна. Может, за это и сжалился над ней, наконец, Господь и послал спасителя в лице душевного лесника.
– Нужно раны мазью обработать, дочка, – произнес дедушка, взяв в руки глиняный горшок. – Жечь будет сильно, но зато кожа быстро зарастет.
– Спасибо, – только и проронила Кэтрин, подумав, что страшнее боли, которую она пережила, уже и быть ничего не может.
Старичок склонился над ней и, осторожно раскрыв спину девушки, принялся толстым слоем наносить мазь на рубцы. И только сейчас Кэт вспомнила о том, что была совершенно обнаженной. Залившись стыдливой краской, она уткнулась лицом в соломенный матрас.
– Не кори себя попусту, а благодари Бога за то, что жива, – словно услышав ее мысли, произнес дед, продолжая теплыми пальцами, еле касаясь кожи, покрывать спину снадобьем.
Кэтрин всхлипнула; доброта словно невидимыми лучами исходила от этого человека и проникала в душу и сердце, обволакивая их теплом. Наверное, это то, чего ей так давно не хватало, – а именно покоя и умиротворения. И не важно, что спина пылает огнем, главное, на душе сейчас спокойно. А все, что будет впереди, теперь не кажется таким смертельным.
Мишель возвратился в замок к полуночи. В тот момент, когда беззвездная ночь окутала просторы, а луна скрылась за темные тучи, словно намеренно не позволяя им продолжить поиски. Ни тела, ни останков, ни следов – они не нашли ничего. Будто бы девчонка испарилась бесследно. Мужики шептались, осеняя себя крестами, мол, ведьма, забрала душу молодого господина и растворилась в ночи. Граф не верил в эти байки и людям пригрозил, что вырежет языки за богохульство. Но народ есть народ – ему где бы не увидеть предзнаменование нечистого. Мишель велел продолжить поиски, как только первые лучи солнца покажутся из-за горизонта. И сам лично собирался снова присоединиться людям, так как не мог успокоиться, пока не отыщется тело.
13 глава
Мишель устало спрыгнул с коня, поиски затянулись на четыре долгих дня, и все еще не было никаких следов. Граф привлек крестьян с соседних деревень, которые прочесали значительную часть леса и тоже безрезультатно. Погода изрядно усложняла работу людей. Мороз с каждым днем крепчал, а с неба по утрам сыпала ледяная изморозь. Народ был измучен и придумывал байки одна страшнее другой. Мишель и сам недоумевал, куда могла испариться девчонка? Отсутствие следов наводило на мысль, что ей кто-то помог, но кто это мог быть, для него оставалось загадкой. Мишель подозревал, что девушка жива, а значит, он просто обязан найти ее, несмотря ни на что. Тайна его семьи не должна покинуть стены замка.
