Kitabı oku: «М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты», sayfa 10

В 1837 году Петр Семенович впадает в немилость у императора.

Причина неясна.

Примерно с 1839 года Верзилин находится в отдалении от семьи, и семья, надо отметить, вполне весело проводит время без него.

Суммируем.

Если Эмилия имела связь с Барятинским, это должно было повлечь за собой некое осуждение в семье.

Если осуждения не было и Эмилии помогли даже куда-то деть последствия, значит, семья (в первую очередь мать) ее понимала, оправдывала и действовала заодно.

Что-то произошло у Петра Семеновича Верзилина в 1837 году. (Заметим, что М.Ю. Лермонтов положил в основу «Героя нашего времени» события 1837 года.)

Эмилия – падчерица Петра Семеновича.

И Надежда, и Эмилия вышли замуж, как только Мария Ивановна и Петр Семенович умерли (в 1848 и 1849 году соответственно): Надежда в год смерти отца, Эмилия – в 1851-м.

Складывается ощущение, что что-то произошло в доме Верзилиных в 1837 году, после чего и Петр Семенович, и Мария Ивановна чувствовали вину перед Эмилией; причем об этом знали все члены семьи. Гигантские усилия Мария Ивановна направляла на устроение личной жизни дочерей: молодые потенциальные женихи принимались радушно и «все жили по годам, со своими слугами, на их хлебах и в их помещении, а о плате никогда никакой речи не было»²²⁴.

Эмилия при этом ни в чем не знала отказа и, не стесняясь, флиртовала со многими мужчинами:

Некто Вейтбрехт в письме из Пятигорска к А.Я. Булгакову, датированном 2 июня (год не указан, но, по косвенным данным, – 1839. – В. З.), описывает бал в пятигорской ресторации, уделяя довольно много внимания Эмилии Александровне: «Вчера здесь был 1-й бал за деньги… Дамы здешние и приезжие съехались в 9 часов четным числом – их было 10 штук – старых и юных, так что едва составиться могла французская кадриль, в коей женский пол – 1-я кавказская роза – дочь наказного атамана Верзилина, довольно хорошо образованная, кажется, в Харькове в пансионе. Получает корсеты и прочие туалетные вещи из Москвы – стройна, хорошо танцует и есть единственный камень преткновения всех гвардейских шалунов, присланных сюда на исправление.

Они находятся в необходимости в нее влюбиться. Многие за нее сватались, многие от нее искали в отчаянии неприятельской пули и, оную встречая, умирали. Я с нею познакомился, часто изрядно помучиваем, но прелести ее скользят по моему сердцу» [7, № 2274, лл. 148-150].

Если, как видно из приведенных строк, и в 1839 году Эмилия Александровна вовсю кокетничала и флиртовала, то можно вполне доверять Чилаеву и Мартьянову, которые говорят о ее поведении летом 1841 года как об интриге²²⁵.

О незавидной репутации Эмилии свидетельствовали Я.И. Костенецкий, А.И. Арнольди, В.И. Чиляев, В.С. Толстой, В.А. Инсарский, А.И. Васильчиков и другие.

В воспоминаниях Е.А. Шан-Гирей приводится интересное предание, случившееся где-то в 1830-х годах и связанное с Марией Ивановной (жаль, что без конкретных дат):

Бабушка Верзилина была очень воспитанная, корректная, серьезная, спокойная, с внимательным мягким обращением ко всем. Весь дом держала в порядке. Раз она была на дворе, вдруг в ворота вошла женщина с ребенком на руках, прямо подошла к ней, положила ребенка к ея ногам и сказала: «Я слышала, что ты добрая, хорошая, спаси моего ребенка», – и рассказала, что в отдаленной станице чума и вся ея семья умерла, осталась только она и пешком пришла за несколько верст. Ей сделалось дурно, бабушка распорядилась отвезти ее в больницу. Приказала тотчас – же все, что было на ребенке, сжечь, выкупать его, обернуть во все чистое. Когда бабушке сказали, что надо его отдать в приют, то она сказала, что его мать поручила его ей, и что она будет беречь мальчика сама, и что он будет жить в ея доме, и что она никому его не отдаст.

Потом его мать умерла в больнице²²⁶.

Таким образом, есть интересный факт, который перед нами, – Мария Ивановна в 1830-х годах (пофантазируем, что в конце 30-х) берет под свою опеку почти новорожденного ребенка. Красивая история, жаль, что продолжение неизвестно.

Предоставляем читателям возможность фантазировать дальше самим.

Про то, что могло послужить причиной брака Эмилии с А.П. Шан-Гиреем, уже говорили. Дополним штрихами: с 1870-х годов Аким Павлович находился в связи с работой в удалении от семьи, где и умер. О сыне Шан-Гиреев – Акиме Акимовиче – практически ничего не известно. Есть скупые сведения о том, что

…настоящее имя его Арим, а его супруга Дорохова была казачкой. Подробную информацию об Акиме Шан Гирее-младшем дает в своей книге ныне покойный ученый историк Али Алиев, который указывает, что этот последний был убит в 1913 году армянами в Иреване. В книге отмечается, что «Шенгилей-канал» строился с 1870-го по 1896-й год. После смерти Акима Шан Гирея-старшего в 1883 году строительство канала Шенгилей продолжил его сын, инженер Аким (Арим) Шан Гирей-младший, причем основные проекты были разработаны и начаты отцом. Помимо этого, А. Шан Гирей-старший по просьбе упоминавшегося выше Калбалы хана приступил к восстановлению озера-водохранилища Ганлыгель (Канглы-гель), которое было построено еще в 1747 году нахчыванским Гейдаргулу ханом с целью орошения засушливых низменных территорий, и закончил работы в 1865 году. <…> Аким Шан Гирей-младший занимался в Шарурском округе также садоводством. В своей статье «Садоводство, виноградство, бахчеводство и другие отрасли сельского хозяйства в Шарурдаралагезском округе», опубликованной 20 августа 1901 года в Петербурге, он описывает выращиваемые на этой земле различные сорта персиков и абрикосов, указывал на необходимость развития садоводства в Шарурском округе²²⁷.

Странно, что Евгения Акимовна не рассказывала о своем брате. И это притом что она посвятила полжизни биографии и творчеству М.Ю. Лермонтова, популяризируя роль своей семьи и матери, в частности.

Дирижер императорского театра Петр Андреевич Щуровский и П.А. Висковатов в сороковую годовщину со дня смерти М.Ю. Лермонтова приехали в Пятигорск.

Случилось, что встретили Эмилию Шан-Гирей. Висковатов узнал ее, так как уже бывал в Пятигорске, собирая сведения о поэте. Эмилия тоже узнала его, погрозив пальчиком:

– Вам, именно вам, следовало бы увидеть наше торжество 15 июля. Как прекрасно было все организовано! В траурном шествии дамы несли венки, 27 депутаций и от каждой – венок. Самые красивые были от гвардейских офицеров. Были депутаты из Петербурга, от Николаевского кавалерийского училища. Его начальник, полковник Бильдерлинг, прислал телеграмму… А туалеты дам!.. Знаете, это ведь, собственно, и не праздник был, а ну… вроде общественной панихиды. Мы посовещались: строго, но чтобы – элегантно. Я глядеть не могла без слез на гирлянды и фонарики иллюминации: все представлялся мне наш молодой бал в этом гроте, последний Мишеля бал… За сорок лет со дня смерти такой истинно народный праздник впервые!

Щуровский не выдержал:

– Сорок лет молчали, будто не было у нас Лермонтова.

Вмешался спутник Эмили, Хастатов:

– Помилуйте, как молчали?! Вот уж десять лет собирают в Пятигорске, именно в Пятигорске, деньги… народные деньги на памятник Лермонтову.

– В отчетах пишут, что 15 июля сумма сбора достигла 22 тысяч, – сказал Висковатов Щуровскому.

– За 10 лет – 20 тысяч Лермонтову! Не маловато ли?

Это была дерзость, Эмилия скосила глаза на Щуровского, пробормотав, что в ее киоске сумма была наивысшей: у современницы поэта, а нынче и у родственницы его, покупали особенно охотно. Щуровскому эта еще крепкая старая дама становилась омерзительной. Он неотрывно наблюдал за ней.

– В вашем доме, сударыня, слышал я, и состоялся роковой вызов, – сказал он.

– У нас, как же, у нас, – защебетала старушка. – Я уже в печати об этом рассказывала.

– Вы ничего о предстоящей дуэли не знали? – спросил Висковатов.

Эмилия «не услышала» его вопроса²²⁸.

В который раз вернемся к балу В.С. Голицына. Одни говорят, что он состоялся на следующий день после назначенного²²⁹, другие – 17 июля, некоторые исследователи полагают, что бал состоялся 18 июля²³⁰. Еще раз поразмышляем. Бал должен был начаться в шесть часов в Казенном саду, под открытым небом, но не начался вовремя по случаю грозы. Время шло, непогода не прекращалась, фейерверк в дождь сотворить затруднительно, и именно поэтому бал (на который потрачено много денег, заметим) перенесли. Вероятно, на следующий день: иначе от еды и от украшений ничего бы не осталось. Бал не мог быть в день похорон: это было бы уж слишком не соответствующим к обстоятельствам. Если же делать бал на следующий день после похорон – для Голицына это то же самое, что давать второй бал, неся большие траты. Поэтому бал был перенесен из-за грозы, скорее всего, на 16 июля, и его не стали отменять из-за смерти Лермонтова. Этот момент можно учесть в рассуждениях об отношении В.С. Голицына к Лермонтову.

А.И. Арнольди вспоминает:

…бал Голицына не удался, так как его не посетили как все близкие товарищи покойного поэта, так и представительницы лучшего дамского общества, его знакомые²³¹.

А вот Эмилия Верзилина, как говорят ее «недоброжелатели», плясала на том балу. И она, поправляя Арнольди в дате, на которую был перенесен бал, ничего не сказала более. А могла бы.

«Секундант» А.И. Васильчиков, находясь в Кисловодске на водах и одновременно под следствием по делу Лермонтова, в письме к Ю.К. Арсеньеву, где крайне сухо сообщил факт дуэли, написал: «Эмилия все так же и хороша и дурна»²³². Принимая во внимание факты и фантазии, можно было бы добавить: «несчастна».

И если Мартынов каждый год 15 июля, по разным источникам, или напивался, или молился (скорее всего, и то, и другое), то Эмилия Александровна на склоне лет стала рьяно заниматься благотворительностью…

Причина убийства. Предполагаемые заказчики

Но причина? Причина, по которой Эмилия могла намеренно выстрелить почти в упор в Лермонтова из пистолета?

Личной причины ненавидеть Михаила Юрьевича у Эмилии не было, хоть она и пыталась усиленно приписать поэту отвратительные качества характера. Легенда об ужасном характере Лермонтова, созданная Эмилией и подхваченная Мартыновым и Васильчиковым, а после и многими «вспоминальщиками», была частью сценария «дуэли».

Убийство было заказное и имело целью дискредитацию М.Ю. Лермонтова.

Чтобы понять причины убийства поэта, надо вернуться в 1837 год, к убийству Пушкина.

Для начала проведем некоторые параллели жизни Пушкина и Лермонтова.

Во-первых, у них были десятки общих знакомых.

Во-вторых, и Пушкин, и Лермонтов находились под неусыпным надзором III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

В-третьих, оба были с некоей «миссией» на Кавказе. О том, что первая ссылка Лермонтова на Кавказ была похожа на «спецзадание» и что Лермонтов из рук в руки передавал документы важнейшим лицам, уже говорили. Думается, и Пушкину было позволено ехать на Кавказ взамен за некоторые услуги.

Надзор за поэтами активно осуществлялся и вдали от столицы:

Обнаруженные нами в московских архивохранилищах секретные дела главноначальствующего на Кавказе 30-х годов наглядно рисуют методы усиленной «проверки», применявшиеся к поднадзорным на Кавказе. Это была разветвленная система слежки, неусыпного «надзора» за ненадежными. И она была глубоко внедрена в Нижегородском драгунском полку, расположившемся в Кахетии, в «тихом» местечке Карагач. Полк, большая часть офицеров которого принадлежала к наиболее известным фамилиям Грузии и России, играл роль гвардии на Кавказе. И постепенно в полк стали специально посылать подозреваемых в вольнодумстве. Достаточно упомянуть, что в него были переведены из гвардии Оболенский, Лермонтов, Одоевский, Семичев, Оржицкий, а также высланные польские магнаты и другие подозрительные лица²³³.

Странно (и это в-четвертых), что канцелярия Его Императорского Величества иногда извещалась о передвижениях Пушкина и Лермонтова с опозданием.

В-пятых: ни Пушкин, ни Лермонтов никогда не покидали пределов Российской империи.

В-шестых: окружение Пушкина спровоцировало его на дуэль с приемным сыном нидерландского посла, Лермонтова же – с сыном французского посла.

Седьмое. Пушкин и Лермонтов состояли в неких обществах.

Восьмое. Величайшие способности к литературному творчеству.

Девятое. Не смеем утверждать, но предполагаем еще одну особенность – шифровка текстов. Иносказание – один из ведущих приемов гениальных писателей.

Итак. Обозначенные параллели наводят на мысль о том, что и Пушкин, и Лермонтов являлись… сотрудниками III отделения, которых пытались использовать на «передовой», но, поняв их нежелание принимать навязанную игру, устранили.

Кстати, при написании работы встретился интересный факт: так, Пушкин, проезжая по Военно-Грузинской дороге, останавливался не в обычном для путников ночлеге, а заезжал ночевать к Борису Гавриловичу Чиляеву – управляющему горскими народами. У Чиляева останавливался также дипломат А.С. Грибоедов. Не является ли Б.Г. Чиляев (у которого, кстати, еще было четверо или пятеро братьев) каким-либо родственником тому В.И. Чиляеву, в доме которого находился в Пятигорске Лермонтов?

По поводу А.С. Пушкина версия о том, что он являлся сотрудником III отделения, более чем вероятна. Так, А. Клепов, анализируя переписку Пушкина, сообщает, что…

Пушкин писал А.Х. Бенкендорфу 54 раза, А.Х. Бенкендорф поэту – 36 раз. По количеству писем, написанных А. Пушкиным, А.Х. Бенкедорф стоит на третьем месте после писем к Наталье Гончаровой и Вяземскому. Эти письма очень напоминают взаимоотношение начальника и подчиненного. С самого начала службы А.С. Пушкина А.Х. Бенкердорф получал много официальных документов, связанных со службой А. Пушкина, том числе и финансовые, и разрешения на отпуск. Значит, окончательное решение вопросов о деятельности А. Пушкина на государственной службе зависело непосредственно от А.Х. Бенкендорфа, а не от Нессельроде, начальника А.С. Пушкина в Коллегии иностранных дел. Более того, по указанию Николая I А.Х. Бенкендорф курировал каждую литературную работу А. Пушкина, готовившуюся к публикации. Несомненно, перед таким просмотром работ А. Пушкина кто-то из сотрудников III Отделения предварительно досконально изучал их и писал на них рецензию. А.Х. Бенкендорф не очень любил литературу, но служебные обязанности для него были превыше всего, и он внимательно читал каждое произведение А. Пушкина. О некоторых он даже лестно отзывался, например, о «Графе Нулине» и «Борисе Годунове». Таким образом, можно сказать, что III отделение занималось рецензированием работ А.С. Пушкина, чтобы в них нашли отражение политические установки, которые необходимо было донести до русского общества. Это был способ формирования политического мировоззрения в России, которые могло противостоять западной идеологии²³⁴.

Бенкендорф, как известно, не оставался в стороне и от жизни и творчества Лермонтова. О том, что убийство и Пушкина, и Лермонтова – дело масштабной организации, писали многие. Пушкин был информирован о тонкостях организации посвященных, однако не только не стал единомышленником, но и ступил на стезю сопротивления. Так сложилось, что Лермонтов попал в точно такое же положение, буквально заняв место Пушкина.

Поэтому враги Пушкина стали врагами Лермонтова.

Пытаясь понять причины дуэли А.С. Пушкина, с целью сохранить для потомков историю князь Петр Андреевич Вяземский собирал документы, могущие пролить свет на произошедшие события.

…в 1928 году пушкинист Б.В. Казанский заметил, что Вяземскому между 5 и 9 февраля «сделались известны какие-то обстоятельства, которые изменили его взгляд на пушкинскую историю. Эти обстоятельства так и не были им раскрыты». <…> Если 5 и 6 февраля Вяземский обвиняет в гибели Пушкина анонимные письма, сплетни и городскую молву, то после 9 февраля тон Вяземского становится все более таинственным, пока в письме к Эмилии Карловне Мусиной-Пушкиной от 16 февраля не появляется совершенно новый и, казалось бы, не поддающийся объяснению мотив…²³⁵

Так, в письме от 10 февраля 1837 года Вяземский пишет:

Адские сети, адские козни были устроены против Пушкина и его жены. Раскроет ли время их вполне или нет, неизвестно…²³⁶

Чуть позже в одном из писем Вяземский возлагает вину за дуэль на неких красных, красного человека, красное море, против которого он бессилен. С.Б. Ласкин размышляет:

В 1962 году в статье «Вокруг гибели Пушкина» Э. Герштейн обратила внимание на «красных», в целом повторив мнение Бартенева: «Партией „красных“, – писала она, – в узком светском кружке, к которому принадлежал и Вяземский и его корреспондентка Э.К. Мусина-Пушкина, назывались по цвету их парадной формы офицеры кавалергардского полка».

И ниже: «Под „красными“ Вяземский подразумевал не весь кавалергардский полк, а только избранный кружок его офицеров».

Герштейн перечисляет «красных»: это А. Трубецкой, А. Куракин, А. Бетанкур, П. Урусов, Г. Скарятин. <…> …из всех перечисленных Э. Герштейн «красных» все же остается единственный «прекрасный», «очень красный», «самый что ни на есть красный» или «наикраснейший» – это князь Александр Васильевич Трубецкой, кавалергард, штаб-ротмистр.

Выходит, что именно о нем и писал П.А. Вяземский в своем трагическом письме от 16 февраля 1837 года: «На этом красном… столько же черных пятен, сколько и крови». <…>

«Мать красных, или Красное море» и есть Софья Андреевна Трубецкая, «покровительница» целого «моря» «красных» детей²³⁷.

Мария Васильевна Трубецкая в январе 1839 года выходит замуж за дядю Лермонтова Алексея Григорьевича Столыпина, и в свершении этого брака непосредственное участие принимала венценосная семья. На свадьбе среди приглашенных был Лермонтов. Упоминая о том, что опального поэта позвали на церемонию, Э.Г. Герштейн полагала, что таким способом «Лермонтова хотели приручить»²³⁸.

С.Б. Ласкин пишет:

Значительно позднее того 1839 года Петр Долгоруков называет Марию Васильевну Столыпину (урожд. Трубецкая) женщиной «замечательной красоты, ума бойкого и ловкого, искусною пройдохою и притом весьма распутною, находившейся в связи в одно и то же время и с цесаревичем, и с Барятинским»²³⁹.

Есть более резкое мнение Н.Н. Рекиян:

Князь Александр Иванович Барятинский с 1836 года состоял при Цесаревиче Александре Николаевиче, а в 1839 году стал его адъютантом. Барятинский вёл весьма разгульный образ жизни, и его имя одно время даже связывали с именем Великой княжны Марии Николаевны. Князь быстро стал близким другом и доверенным лицом Цесаревича, настолько близким, что они совместно развлекались с Марией Васильевной Столыпиной, женой флигель-адъютанта Алексея Григорьевича Столыпина. Само собой разумеется, что князь мог вступать в связь с госпожой Столыпиной только с ведома и одобрения Цесаревича²⁴⁰.

Таким образом, сделаем вывод: Барятинские, как и Трубецкие, принадлежали к партии «красных». Т.А. Щербакова продолжает «цепочку»:

…не только двусмысленное положение дяди из-за брака с Марией Трубецкой угнетает Лермонтова. По ассоциации с историей Александра Сергеевича Пушкина в 1836 году, он ожидает и для себя теперь чего-то вроде «диплома рогоносца». Основание опасаться есть.

Через несколько месяцев он «получает» то, чего ожидал – еще один ощутимый моральный удар – от дочери царя Марии Николаевны, которая заказала Соллогубу повесть «Большой свет» – злую карикатуру на Лермонтова, где пущена в ход и эта злая сплетня о его отношениях с дядей. Соллогуб ретиво кинулся исполнять поручение великой княгини, и к ее свадьбе с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским летом 1839 года повесть уже готова и ее читают в Петербурге и в Москве пока что в списках. Но она готовится к изданию. Усугубляют и делают пугающим оскорбление поэта те факты, что в это время Алексей Григорьевич Столыпин назначается адъютантом к мужу Марии Николаевны, а автор повести «Большой свет» – тот самый граф Соллогуб, который принес в ноябре 1836 года запечатанный в конверт «диплом рогоносца» на квартиру Пушкину.

Как видим, и сценарий тот же, и исполнители – те же!²⁴¹

Александр Васильевич Трубецкой был не только поклонником Дантеса, но и фаворитом императрицы Александры Федоровны (называла она его ласково «Бархат» за красивые глаза). Фавориты нужны были императрице не только для развлечений, но и для выполнения услуг, сопряженных с риском войти в историю. А.В. Трубецкой в 1834 году посватался к сестре А.И. Барятинского – Леонилле Ивановне, но получил отказ. Тогда Трубецкой завел роман с балериной. Раздражение императрицы перешло на младшего брата А.И. Трубецкого – Сергея Васильевича, которого насильно обвенчали с фрейлиной Николая I – Екатериной Петровной Мусиной-Пушкиной. Жизнь молодых не заладилась, и в 1839 году С.В. Трубецкого сослали на Кавказ.

Был ли С. Трубецкой единомышленником старшего брата, разделял ли его любовь к Дантесу, к роду Барятинских? Вряд ли. Сергей Трубецкой принимал участие бок о бок вместе с Лермонтовым в сражении на речке Валерик, где получил ранение в шею. Он, как и Лермонтов, был вычеркнут из наградного списка. Поэт, вспоминая сражение и описывая его Ю.Ф. Самарину, чуть не заплакал, когда описывал ранение Трубецкого²⁴². Пожалуй, Сергей Васильевич Трубецкой – единственный, кто сохранял среди красных нейтралитет.

Иначе обстояло дело с семейством Барятинских. Эти братья действовали заодно, и Лермонтов, получалось, встречался с ними систематически.

У них были личные причины ненавидеть Лермонтова. С Александром Барятинским поэт учился и увековечил его недостойный образ поведения в юнкерских поэмах. Братья Барятинские посещали вечера у братьев Трубецких, и Г.Г. Гагарин свидетельствовал, что уже тогда между Лермонтовым и Барятинским были разногласия (например, случай с горячей лампой, которую Александр Барятинский взял голыми руками). Уже приводилось письмо Барятинского Дантесу, и Лермонтов, безусловно, знал об их отношениях друг к другу… Со временем противостояние обострилось, так как поведение А. Барятинского оставалось прежним. Что чувствовал Лермонтов на свадьбе дяди Алексея Григорьевича, зная, на ком того насильно женят? Разногласия Лермонтова и Барятинского касались и политического плана.

М.Г. Ашукина-Зенгер характеризует отношения Лермонтова и А. Барятинского:

… расхождение их было глубоко принципиальным²⁴³.

В 1840 году А. Барятинский и Лермонтов – однополчане.

Вес их в обществе, однако, различен. Карьера Барятинского в значительной мере связана с его близостью ко двору. Лермонтов с большой последовательностью от придворных кругов отдаляется. Направленный против него пасквиль (повесть Соллогуба «Большой свет»), заказанный дочерью Николая I, уже появился в печати.

У Лермонтова позади ссылка, он автор «Думы» и «Героя нашего времени», он входит в оппозиционную группу «шестнадцати». <…> Барятинский тоже значительно вырос. В свите наследника он совершил в 1838 и 1839 гг. длительную поездку по Европе; он вернулся оттуда с расширенным общественно-политическим кругозором. За границей он слушал лекции выдающихся представителей западноевропейской академической науки, вступил в личное общение с видными французскими и английскими деятелями консервативного лагеря. Возвратившись с твердым намерением содействовать укреплению международного авторитета Российской империи, Барятинский посвящает себя служению интересам царизма. <…> Его политическое честолюбие толкает его попробовать свои силы на Кавказе, который должен быть присоединен к России. На какое-то краткое время сфера интересов Лермонтова и Барятинского совпала. Интересы обоих привлекает проблема взаимоотношений России и Востока. <…> Однако Лермонтов и Барятинский, диаметрально противоположно разрешившие свое отношение к политическому режиму в стране, на всем протяжении своей жизни по-разному разрешают и тревожащие их теперь вопросы – проблему Востока, задачу присоединения Кавказа, наконец, вопрос своего личного участия в войне. <…>

К участи горских народов поэт питает братское сочувствие и неизменно восхищается их стойкостью в борьбе. Лермонтову, несомненно, ясна историческая необходимость присоединения Кавказа к России; но мыслит он этот акт как дружеское слияние двух культур. <…>

Иными были ощущения Барятинского в бою, иными и точки зрения его…²⁴⁴

Л.Н. Толстой в рассказе «Набег» изобразил Барятинского, которого он воочию видел в бою. Это безжалостная машина для убийства с наслаждением.

Владимир Барятинский был единомышленником старшего брата, был в курсе всех его дел и помогал ему: карьеры их стремительно шли в гору. В. Барятинский точно был в Пятигорске в то же время, что и Лермонтов, что и Э. Верзилина в 1837 и в 1841 году (о 1841 годе пишут Л.Н. и Е.Б. Польские со ссылкой на М.Г. Ашукину)²⁴⁵.

Лермонтов не мог не знать об отношениях (которые, вероятнее всего, имели место) Эмилии с В. Барятинским. И не мог поэт ухаживать за ней, даже в память о якобы имевшей место детской любви к Верзилиной. Лермонтов в принципе был осторожен в отношениях с женщинами, зная, что враги могут скомпрометировать и его, и его женщину в любой момент.

А если предположить дикую теорию: Эмилия (с согласия и поддержки матери) являлась одним из главных людей князей Барятинских и исполняла их щекотливые поручения? Барятинские стояли на таких верхах политики, были столь богаты, что странно было бы думать, что они не состояли в некотором… братстве с единомышленниками. Портрета матери Эмилии – Марии Ивановны – не представляется возможности представить, а вот Эмилия в 1841 году, как следует из вышеизложенных фактов, далеко не невинная девочка (здесь не имеется в виду физическая сторона дела). Эмилия вполне может участвовать в политических играх. А если допустить, что Лермонтов ранее был с ними заодно (о чем позволяет судить его участие в тайных заседаниях у Трубецких, а потом и в кружке шестнадцати, где, по-видимому, произошел «раскол»), то Лермонтов должен восприниматься к 1841 году в братстве как отверженный, как предатель.

Можно дополнить, что, к примеру, юрист Н. Кофырин, свободный от догм, ссылаясь на труды ученых не литературоведов (таких, как В.А. Ефимов, В.С. Белых), приходит к выводу, что причины убийства Пушкина (а мы проводим параллель между убийством Пушкина и Лермонтова) кроются в заговоре против него тех масонов, которые… как бы сказать… не придерживались исключительно правильной половой ориентации²⁴⁶. (Собственно, не секрет, какого рода сношениями не брезговали Дантес и его друзья, среди которых А.И. Барятинский).

Итак, Лермонтов стал известен и опасен, так как осмеливался описывать в своих произведениях то, о чем должно молчать, и неизвестно, чего бы еще написал…

А что если Барятинские переводили деньги Эмилии за исполнение их заказов? И, скорее, даже не ей, а доверенному лицу ее матери? Семейство Верзилиных – одно из виднейших в Пятигорске, а Пятигорск – центр лечения и развлечения, в который хоть раз в год попадает почти каждый военный. Почему Эмилия не может быть «засланным казачком»? Потому что женщина? Разве история не знает примеров, когда то, что не под силу воинам, легко проделывала женщина? И, возможно, женщины семейства Верзилиных получали за свои услуги достаточно денег, раз не отступили от задания и тогда, когда пришлось делать все своими руками. А может, в курсе дел был и глава семейства Петр Семенович Верзилин? И кто знает, до каких дел он мог дойти не только в Ошмянах, но и в своей семье…

Какую личную обиду мог нанести Эмилии Лермонтов? Да никакой. Сразу отметаем пошлые эпиграммы, почему-то ему приписанные. Даже в истории с Сушковой в анонимном письме он унижал себя, а не ее. Никогда Лермонтов – при его образовании, чуткости и чувстве справедливости – не позволил бы упрекнуть любую женщину в неподобающих связях, и тем более намекать на какие-то меры, которые она якобы использовала, чтобы избавиться от следствия беременности. Касательно шутки поэта о кинжале, которым удобно резать младенцев: даже если и сказал нечто подобное Лермонтов, то следует понимать это в том смысле, что для военачальника все подчиненные – дети, в том числе и офицеры, разгуливающие по Пятигорску и подпадающие под чары Эмилии (это объяснение встретилось у кого-то из исследователей. Прошу прощения, не помню у кого. – О.В.).

Но намеки на нечто другое, не личного характера, Лермонтов делать мог. И сделал их в «Герое нашего времени». Эмилия отрицала не только знакомство с Лермонтовым до 1841 года, но и любые ассоциации ее с княжной Мери, что тоже подозрительно. Действительно, Мери у Лермонтова – собирательный образ, как и все в этом романе. Но, тем не менее, сразу настораживает описание внешности Мери:

…закрытое платье gris de perles, легкая шелковая косынка вилась вокруг ее гибкой шеи. Ботинки couleur puce стягивали у щиколотки ее сухощавую ножку так мило, что даже не посвященный в таинства красоты непременно бы ахнул, хотя от удивления²⁴⁷.

Ботинки красно-бурого цвета. То есть ноги в цвете… крови, что ли? «Непосвященный» ахнул бы от удивления? Уж не красная ли тематика? Далее диалог Печорина с Грушницким:

Эта княжна Мери прехорошенькая, – сказал я ему. – У нее такие бархатные глаза – именно бархатные: я тебе советую присвоить это выражение, говоря об ее глазах; нижние и верхние ресницы так длинны, что лучи солнца не отражаются в ее зрачках. Я люблю эти глаза без блеска: они так мягки, они будто бы тебя гладят… Впрочем, кажется, в ее лице только и есть хорошего… А что, у нее зубы белы? Это очень важно! жаль, что она не улыбнулась на твою пышную фразу.

– Ты говоришь о хорошенькой женщине, как об английской лошади, – сказал Грушницкий с негодованием²⁴⁸.

Сначала о лошади. Известно, что Барятинские были помешаны на лошадях, а старший, Александр, заказывал писать их портреты. Далее. Акцент на слове «бархатный» несомненен. Трубецкой, имевший теснейшие отношения с императрицей, звался, как помним, «Бархат» за красивые глаза. Возможно, здесь также намек на «Бархатную книгу», куда вписаны знатнейшие семейства, ведущие свой род от царских кровей. Последнее переиздание книги было осуществлено Н.И. Новиковым в 1787 году, известным деятелем франкмасонства с углублением в розенкрейцерство… А теперь вспомним символ розенкрейцеров и красивое прозвище Эмилии Верзилиной…И как-то так получилось, что около Лермонтова 15 июля 1841 года оказались те, кто так или иначе связан.

А более всех – Мартынов. В.Г. Бондаренко утверждает:

…есть много точных документов о тесной связи Мартыновых с масонами. Отец убийцы – Соломон Михайлович Мартынов родился в октябре 1774 года в селе Липяги Пензенской губернии в семье богатого помещика, владеющего доброй тысячей душ крестьян и немалыми землями. Был дружен с масонами С.И. Гамалеем, А.Ф. Лабзиным и самим Н.И. Новиковым. С последним даже был в родстве. Сестра Соломона Мартынова Дарья Михайловна была замужем за родственником одного из главных масонов России – Н.И. Новиковым. Сын ее – штабс-капитан М.Н. Новиков известен и как декабрист, и как самый ревностный масон. Да и сам Соломон Мартынов считался большим любителем книжной масонской премудрости, всяческой мистики и оккультных наук. Хаживали к нему и местные литераторы, связанные с масонами. О происхождении имени Соломон в роду Мартыновых тоже существует своя версия. <…>