Kitabı oku: «Последняя битва», sayfa 4
Дома меня ждали вернувшаяся из-за кромки любимая жёнушка, ползающий по полу Славка и оба «приёмных сына» Сашка и Ванька.
– Сегодня закончила схему коррекции климата Онекотана, – проговорила Лара, отставляя чашку с чаем.– Сейчас там для начала включен стандартный режим. Я же рассматривала три варианта: устранение крайних проявлений, умеренная постоянная коррекция, кардинальная перемена климата на субтропический. И, как ни странно, наилучшим оказался третий вариант. Будем менять климат на сицилийский: 2500 солнечных часов в год, средние температуры зимой +10+14, летом +26+30. Вода зимой +10+12, летом +22+26. Немаловажно, что остров окажется барьером на путях циклонов, которые станут соскальзывать в океан. С вулканами, насколько я знаю, разберутся наши энергетики. Если использовать данные по отбору энергии электростанциями, то вулканы должны «остыть» на 10-20%, что даёт гарантию отсутствия извержений в любой форме. Трясти, естественно, немного будет, но и по этому поводу уже есть кое-какие соображения.
– Ты у меня умница и красавица, – я чмокнул Лару в маковку.
– Это что же получается, скоро мы на курорте жить будем? – поинтересовался Сашка, проглатывая бутерброд.
– Да, Саня, на самом лучшем и самом безопасном в мире курорте. И жить будем долго и счастливо, – подмигнул я ему.
– Ну, это совсем иное дело, а то воевать уже порядком поднадоело.
– Кто бы спорил, – вздохнул я, – ничего хорошего в войне нет и быть не может. Но это не наш выбор, и беда наша в том, что здесь и спрятаться толком некуда, и примером тому наше Лукоморье. Весь мир словно с ума сошёл, толкаясь локтями в поисках мнимого благополучия. И конца этому не видать. Поэтому мы и уйдём подальше от этой грызни и несправедливости.
– И всё-таки интересно, как на этом острове будет всё устроено? – мечтательно проговорил Ванька, глядя на мерцающие огоньки города за окном.
– Вот вернёмся из экспедиции и сразу в Эдем. Тогда всё и увидишь собственными глазами. А теперь все марш в постели. Завтра последний день перед выходом.
Я лежал в ночи с открытыми глазами и думал. Послезавтра начинается операция, и я уйду за кромку с первой группой, а здесь жуткий объём работы ляжет на Александра, на Артемьева, да и на всех остальных. За десять дней им предстоит переправить невероятный объём груза, тысячи людей и зачистить все хвосты. Нельзя оставлять ни крошки информации о наших разработках и технологиях. Конечно, останутся причастные к нашим работам люди, но среди них в основном исполнители второго эшелона. Многого они не знают, вернее, толком не знают ничего. Особой проблемой была незаметность эвакуации и убеждённость переселенцев. Для остающихся в Лукоморье их решение не будет означать какое-либо ущемление в правах или работе. Правда, работу им всё равно придётся искать, поскольку 80% сотрудников Центра, 60% служащих базы, 60% работников производства и социальной сферы уйдут в Эдем, а здесь освободившиеся рабочие места и жильё займут военные.
В крайний день, помимо уточнения задач, повторения легенды, подгонки одежды и снаряжения, мне пришлось пообщаться с неразлучными Филом и Мелитой. Они неплохо спелись и теперь были заняты междусобойчиком.
– Фил?
«Да, Павел».
– Завтра идём за кромку.
«Я в курсе. Сходим, чего не сходить. Разомнём старые кости».
– Это ты на чьи кости намекаешь?
«Не на свои же. Где я тебе их возьму?»
– М-м-м, тоже мне нашёл старика.
«А что разве нет? Ещё многого нельзя, но уже мало что хочется. Кстати, на той стороне нам может серьёзно подсобить Мелита».
– В каком смысле? Она же сетевой планетарный инком и остаётся здесь со своей сетью.
«Всё верно, но терминал, то бишь Коловрат будет висеть у тебя на шее, а в те времена она была вполне работоспособна. Хотя и сейчас вполне себе ничего. Да…».
– И, позволь спросить, как она нас узнает?
«Не узнает, так познакомимся. Кстати, она дала мне парочку паролей для опознавания. Так что не боись, командир. В случае чего, будет нам поддержка».
– Дела-а-а. Всё чудесатее и чудесатее. А у тебя самого-то силёнок хватит, или все оставил в сетях Мелиты?
«А вот хамить совсем не обязательно. Мелита хорошая девочка. Мне понравилась».
– А, я что, я ничего. Понравилась и славно. Спокойной ночи, Фил, до завтра.
В день отправки первой команды мы стояли в павильоне похожие толи на банду басмачей, то ли на заблудившихся в городе бедуинов, толи на вооружённых антиквариатом террористов. Через несколько минут портал отправит нас в древний Ямхад, вернее в его столичный город Халпу, а ещё точнее – в его пригороды. Время мы выбрали раннее, чтобы оглядеться на месте. По громкой связи раздался голос оператора:
– Открытие портала через 120 секунд. Координаты 36 градусов 12 минут 90 секунд северной широты и 37 градусов 8 минут 51 секунда восточной долготы. Высота над уровнем моря 381 метр. 1750 год до новой эры 23 марта 5 часов утра. Отсчёт пошёл…
Глава 2
В нижнем зале для богослужений храма Астарты неровно мерцали напольные светильники, бросающие на стены вертлявые тени. В тёмных углах фрески священных грифов, украшенные черепами почётных горожан, будто шевелились и пытались сойти со стен.
Вкруг сидели семеро в тёмно-красных одеждах. Распахнутые спереди бордовые плащи открывали чёрные перевязи крест-накрест, а длинные чёрные перчатки по локоть скрывали руки. Сочетание красного и чёрного в полумраке смотрелось жутковато. Глубокие капюшоны наполовину скрывали лица, позволяя разглядеть лишь усы и длинные ухоженные бороды. Гулко звучащие голоса отражались от стен и исчезали под сводом.
– Не кажется ли вам, атта исшаку, что вожди Амнатума слишком глубоко сунули носы в наши дела и интересы? – угрюмо проговорил низкий голос.
– Не только кажется, но я в этом уверен, – шевельнулась сидящая ближе к выходу фигура, – царь Хаммурапи перешёл все границы дозволенного.
– Кто-то может поведать о сем недостойном патриархе?
– Раббани Озер, с вашего позволения, – прокашлялся третий, – Каббала поведала о многом. Его стихия – земля, цвет – рыжий, металл – серебро, дерево – кипарис, цифра – семь, еда – рыба, камень – берилл, животное – кабан, покровительствует Утренняя Звезда. Он родился в месяц барана и его лучшие дни в четверти четвёртый и пятый. Хаммурапи любят, потому что щедр и добр к слабым, общителен, но любит власть. Его страсти заставляют всегда идти до конца, и при этом он готов к переменам и стремится к познанию. Его нередко подводит азарт, который в сочетании с бойцовским характером часто приводит к конфликтам. Другая известная слабость – женщины, которые его приятно расслабляют. И, к нашему сожалению, здоровья ему намерено на сотню лет.
– Да, уж, точно «к сожалению», – в голосе прозвучала мрачная озабоченность. – Значит, надо помочь ему встретиться с предками. Что скажете о его деяниях?
– Вина Хаммурапи в том, – проговорил четвёртый высоким голосом, – что он отбросил заветы нашего общего предка Сима сына Ноя и заветы владык Аккада, издревле повелевавшими здешними землями и народами. Этот выскочка, придя к власти, присвоил всю крупную торговлю, и в этом его второй грех перед нами. Теперь ходовые товары в Вавилонии проходят только через царских купцов-тамкаров. Более того, эти безродные нищеброды перехватили у нас дачу денег в рост. Теперь по всем странам шныряют их приказчики-шамалы, взыскивающие серебро и золото с наших бывших клиентов. Небывало возвысились вавилонские граждане-авилы, которым новый царский кодекс даровал огромные права. К тому же хитрый Хаммурапи прикормил лучших воинов. Мало того, что заслуженные бойцы-реды получили немалые земельные наделы и скот, но и низкородные баиры-лучники тоже теперь сидят на своей земле и готовы таскать царя на руках. В Вавилонии нам больше места нет.
– Нам всегда и везде будет место, – подал голос пятый, – древний закон: «око за око, зуб за зуб» никто не отменял. Мы будем судить Хаммурапи.
– Его дни сочтены, – глухо проговорил шестой, пошевелившись под красным плащём, – но, атта исшаку, разумно ли оставлять без присмотра и распускать лучшее в мире вавилонское войско. Большинство воинов родом из Заречья и одного с нами племени. Наши мудрые предки одобрили бы использование этой дармовой и отлично вооружённой силы.
– Согласен, – раздался бас первого, – во имя богов наших: Баала, Астарты, Хадада и Сутеха призываю вас устранить Хаммурапи из мира живых и взять его войско в наши руки. Исшаку, сегодня же вопроси господа Сутеха, пусть назначит сроки. На том и порешим.
– Царь умер!! – на рассвете третьего дня весеннего месяца нисану разнёсся вопль, выбрасывая жителей Вавилона из постелей и выгоняя на узкие улочки. В утренних сумерках мелькали огни, бегали люди, и вскоре весь город стал походить на огромный разворошённый муравейник.
Состоятельные общинники – авилы и свободные бедняки – мушкены сначала толпились на перекрёстках, потом потянулись в центр города. Отдельные группы людей, как маленькие ручьи в реку, вливались в огромную толпу, текущую по главной улице Айя-Шайбур к царскому дворцу. Широченная, выложенная метровыми квадратными плитами розового известняка улица не смогла вместить людской поток, который начал просачиваться по параллельным улицам. Людское море волновалось около царского дворца, расположенного напротив видной со всех сторон вавилонской башни Этеменанки. Отступившие к воротам царские стражи едва сдерживали щитами напор толпы, которая уже превратилась в большое дикое существо.
Из-за оглушающего гула люди не сразу услышали громкий голос жреца, вещающего с высокой стены:
– Жители Великого Города Божьих Врат слушайте! Прошлой ночью упокоился вечным сном энси и первый слуга светлого Мардука величайший лугаль всех времён славный Хаммурапи сын Субиабума. Ныне он стоит у небесного трона господа Энлиля. Сын и наследник усопшего Шамашилан скорбит, принимая бремя власти. Скорбите и радуйтесь жители Баб-Илу. Боги назвали время погребения великого энси и лугаля Хаммурапи – на второй день полной луны в родовом склепе дворца.
Все жители Вавилона от визиря-абараку и придворных вельмож до последнего пастуха-накида и разбойников в трущобах квартала смесительниц наморщили лбы и удручённо вздохнули, предчувствуя большие и грозные перемены.
– Верно говорю, третьего дня в столице помер царь Хаммурапи, – у городских ворот Халпы двое стражников, сдвинув шлемы на затылок и прислонив к ногам щиты внимательно слушали третьего, – в Баб-Илу все передрались. Наследник двинул на город южную армию. Кто там за кого не поймёшь. Упаси боги, навстречу наследнику кто-нибудь двинет северное зареченское войско. Вот уж крови то прольётся!
– Не того опасаешься, Диней, – донёсся хриплый голос того, кто постарше, – вот, если воеводы, да сотники войско бросят, и оно разбредётся по всему Заречью, вот тогда прячься подальше да поглубже. Вся страна кровью умоется. Эти вояки, которые могут только убивать и лакать финиковое пиво, боялись только царя, а его уж и нет.
– Истинно говоришь, вот и мучаю теперь дурную голову, что делать, – проворчал высокий стражник, – бросил бы всё, да сбежал к хеттам, только клятва, пуще оков держит, да серебро, что давеча десятник принёс. Коль изловят, за дезертирство руки и ноги отрубят.
Мы всей командой сидели, привалившись к одной из повозок, скопившихся у закрытых ворот и слушали болтовню стражей. По непонятным причинам ворота всё ещё оставались закрытыми, хотя разгоревшееся солнце намекало, что утро уверенно переходит в день. Ничего не понимающие люди собирались кучками по обочинам дороги, судачили о том, о сём, а заодно перетирали последние сплетни и новости.
– Не знаю, как вы, – проворчал Стерх, – а мне после нашего Лукоморья здесь уже жарковато. На дворе март, а я невыносимо запарился в этих шерстяных балахонах. Уф-ф.
Он распахнул одежду и помахал полами, проветривая. Я вздохнул и ослабил пояс, поскольку и сам едва терпел жару. Ещё утро, а по моим прикидкам воздух уже прогрелся градусов до 25 по Цельсию. И за каким шайтаном туземцы носят на себе эту кучу барахла: льняной хитон, сверху шерстяной, да ещё обязательный короткий плащ, да тюрбан на войлочной шапке.
– Привычка, однако, надобна, – глубокомысленно проговорил Лунь, запахивая одежду поглубже. – По мне, так в самый раз, погода – чистый бархат.
Вынырнувший из-за повозок Новик опустился перед нами на колено, бросая взгляды по сторонам. С полчаса как я отправил его пробежаться вокруг, присмотреться, послушать, что болтают. Как ни странно, из всей команды он лучше всех освоил аккадо-вавилонскую речь, значит, ему и слушать.
– Короче, так, – он сдвинул на затылок круглую шапку и поскрёб макушку, – много чего говорят. В основном о торговле и товарах. Опасаются, что цены подскочат из-за смуты в Вавилонии, мол, бывало и раньше такое. Многие боятся появления в Заречье вавилонских наёмников, беспорядков и погромов. В целом всё происходит так, как рассказывал профессор Луцкий.
– Значит, так, голуби мои озорные, – перебил я брата, – с этого момента прекращаем всякое упоминание Лукоморья, ссылок на профессоров, всякие словечки и выходки из будущего. Говорить только по-здешнему, даже, если мы наедине. Напоминаю, мы всего-навсего бродячие наёмники с севера, прошедшие огни и воды и десятки войн. На все каверзные острые вопросы давать тупые безопасные ответы. Всем понятно?
Все мотнули головами, расселись удобнее и примолкли, а я припомнил, как мы здесь объявились.
Нам несказанно повезло, что портал открылся на склоне пустынного оврага, вернее, каменистого обрыва, от которого тянулась вдаль сухая равнина, покрытая куртинками жёсткой травы. На бескрайнем безмолвном пространстве слабый ветерок изредка взвихривал облачка мелкой пыли. Вокруг не было видно ни единой живой души, а, с другой стороны, с чего им быть в этой полупустыне в пять часов утра.
Оставив команду на месте, я решил осмотреться в окрестностях, чтобы с хода не угодить впросак. И чуйка меня не подвела. Сразу за бугром открылся вид на большой окружённый зеленью город. Подробно его рассмотреть не позволяли расстояние, предрассветные сумерки и расположенный от меня в сотне метров стан торговцев, или кочевников, или беженцев, кто их разберёт, коль все одеты на один манер. Тем более что там началось движение, кто-то возился с костром и хворостом, кто-то что-то перетаскивал, кто-то кашеварил, а кто-то обихаживал верблюдов и ишаков.
Глядя на вид здешних людей, я покачал головой, сокрушённо цокнул языком и похвалил себя за предусмотрительность. Наша одежда недопустимо вызывающе отличалась от местной примерно так, как сценический костюм Киркорова от одежды обычного горожанина. Представьте на минуту, что вы в крашеных перьях и стразах идёте по улице. Представили? А мы сейчас чуть не сделали это. Я осторожно отполз и вернулся к своим.
– Братцы, у нас проблема, – и я вкратце изложил суть попадалова с одёжкой.
Почесав макушки, решили изо всей одежды выбрать самые грубые и простецкие вещи, вывалять их в пыли, облачить меня и отрядить на добычу приличествующей моменту одежды. Деваться некуда, я переоделся, брякнул серебром в кошеле и потащился в стойбище исправлять просчёт стилистов.
По древнему симитскому обычаю глава рода всегда ставил свой шатёр с краю на самом опасном направлении. Прикинув это самое направление, я направился к сооружению из грубой холстины, войлока и шкур, у входа которого были воткнуты в землю пять копий. На мой громкий кашель обитатели шатра отреагировали быстрым разговором, и из завешенного шкурой входа выбрался худощавый, но мосластый мужик с окладистой бородой и ярыми глазами.
– Мир тебе и твоему роду, уважаемый атта, – я слегка склонил голову, – пусть преумножатся твои стада и будут здоровы потомки. Живи долго.
– Мир и тебе, путник, – прокашлялся старик и поиграл бровями, – что привело чужестранца к моему шатру?
– Беда у меня, атта, – я сделал скорбное лицо, – нас ограбили разбойники, не оставив ни куска тряпки. Мне чудом удалось спастись и серебро уберечь, а вот восемь моих родичей остались почти нагими. Хочу одежду купить для них и кое-что из вещей, расплачусь серебром.
– Восемь одежд для мужей – то не мало… – он нацепил на лицо задумчивое выражение, но из-под кустистых бровей проблёскивал хитрый оценивающий взгляд. Ну, что ж, поиграем в твою игру.
– Жаль нести серебро в соседний стан, да видно придётся, – и я повернулся, делая вид, что ухожу.
– Постой, добрый путник, я кое-что придумал. Зачем ноги мучить, посиди у шатра, выпей козьего молока, отдохни, а я скоро вернусь.
Я про себя усмехнулся. Давай, давай, дед, пошуруй у родичей по закромам, я подожду. Не прошло и получаса, как четверо молодых парней приволокли ворох одежды, не новой, но крепкой и чистой, а главное без насекомых, что я тщательно проверил. Чуток для порядка поторговавшись, я отдал 8 сиклей за всё. Так что идентичная местная одёжка обошлась нам всего в 68 граммов серебра. Проворные шустрые парни всё барахлишко плотно увязали в тюк, и я, кряхтя и матерясь, поволок немалую ношу к нашей стоянке.
Переодевшись, по виду мы полностью слились с местными. Вот теперь можно и в люди выходить. Прежнюю одёжку мы прикопали на склоне. Из снаряжения у нас, естественно, осталось личное оружие: композитные луки со стрелами, мечи из модифицированной чёрной бронзы, боевые ножи и короткие копья. А также широкие боевые пояса, упакованные в перекидные сумы медицинские комплекты с препаратами в основном желудочно-кишечного свойства, кошели с серебром по сотне сиклей на нос, часы и компасы, запрятанные в бронзовых наручах. Помимо этого, ещё в Лукоморье Ополь напялил на меня, Ставра и Черчилля шейные гривны с мощными видеокамерами и запихнул в наши котомки по сотне флешек. В новом облике мы теперь в точности смахивали на бродячих наёмников из-за Евфрата.
До города мы добрались уже после восхода солнца и незаметно влились в толпу у ворот, растворившись в мешанине повозок, ослов, верблюдов и галдящих туземцев. И вот мы сидим в тенёчке за чужой повозкой, дожидаясь случая.
– Эй, бродяги, а, ну, отойдите от моей повозки! – раздался визгливый голос, и мы не сразу поняли, что имеют ввиду нас. – Отойдите, иначе стражу позову! – продолжал истошно блажить мужичок «метр с кепкой» в полосатом хитоне, выгоревшей чалме непонятного цвета и серо-коричневом плаще. Его чалма сползла на левое ухо, и он грозно топорщил бородку.
– Уважаемый, ты чего разорался? – я сразу решил поставить придурка на место. Наёмники мы, в конце концов, или погулять вышли? – Сидим в тенёчке, никого не трогаем. В чём дело?
– Это моя повозка, и я тут решаю, кому сидеть возле неё, кому нет.
Вокруг стала собираться толпа, громко обсуждая происшествие. Понятно, им хоть какое-то развлечение.
– Ах, ты, паскудник, – я не успел удержать Ставра и махнул рукой, будь, что будет, – ты на кого свой поганый рот открыл? На воинов-ветеранов? Да, я тебя сейчас вместо ослов в телегу запрягу!
Осознав размер угрозы, мужичок побледнел и шмыгнул в толпу, скрывшись от беды и греха.
Однако на шум от ворот сюда уже двинулись стражники. Четверо с оружием. Вот и реальный повод легализоваться.
– Ну-ка все разошлись, ишачьи выкидыши! – заорал чернявый бородач в обшитом медью кожаном шлеме, с широкими кожаными ремнями крест-накрест через грудь, скреплёнными посредине большой круглой бляхой. На широком боевом поясе висели шипастая дубинка и короткий меч. Стоящие за ним трое стражников набычились, удерживая прямые обтянутые кожей щиты и копья. Свирепые хлопцы.
– Кто такие? – глядя сквозь нас, грозно вылупился и надул щёки десятник.
– Мы то воины великого энси, после войны с эламитами идём на родину, а вот кто ты такой, что нам вопросы задаёшь? – я решил сыграть на обострение.
– Что-о-о! Как смеешь ты, мне! Десятнику стражи! Так отвечать? – взревел бородач, хватаясь за меч.
– Слушай ты, десятник тряпочный, пасть свою закрой и говори спокойно. Мы никому не давали повода с нами так обращаться. А, если лично тебе что-то не нравится, то скажи, не бойся. Сегодня мы добрые, убивать не будем, только задницу надерём, – я подмигнул мужикам, и они дружно заржали.
– Да, я… вас… в пыль… сотру! – хрипел десятник, пытаясь вытянуть упрямый меч из ножен. За ним неуверенно топтались копейщики, слегка подрастерявшие грозный вид. – Взять их! – Махнул он рукой, оставив попытку вытянуть приржавевший клинок. По команде копейщики шевельнулись и тут же сделали пару шагов назад, разглядев восемь поднявшихся на ноги огромных по местным меркам вооружённых мужиков, на голову возвышающихся над толпой.
– Слышь ты, жертва обжорства, – спокойно проговорил я, – ты хоть знаешь с какого конца за меч браться? А как кровь в бою льётся видел? А мы в крови по колено стояли и выжили. Лучше уйди по-хорошему.
– Всё равно в город не пройдёте. Не пущу! – неожиданно взвизгнул десятник.
– Пустишь, куда ты денешься. Прикажут, и пустишь, – нажал я на психику. – И ответишь, почему вы в воротах столпотворение устроили? Почему людей задерживаете? Начальник знает о вашем самоуправстве? Был приказ городского совета старейшин или лугаля о закрытии города?
С руганью и бранью расталкивая толпу, свирепые стражники, опасливо оглядываясь, поспешно отступили к воротам, где топтались остальные караульные дежурного десятка. Плюгавый хозяин повозки потрусил за ними следом.
Через пять минут ворота широко распахнулись, и стража начала пропускать в город пеших и повозных. Посидев в тенёчке ещё с час, мы в числе последних направились к воротам. Но, едва приблизились, как в проходе появилась жидкая стенка из щитов и копий стражников во главе с бородатым десятником.
– Придётся кое-кому холку намылить, – вздохнул Ворон.
– Тогда лучше сразу разворачиваться и топать прямиком в пустыню, – проворчал Лунь, – ибо будут тут нас прессовать всем городом не по-детски. А нам это надо?
– Стоп, братцы, – встрял я, – разберусь сам, вы держитесь позади и не встревайте.
«Фил». «Слушаю, командир». «Поставь защиту в паре метров от моего туловища. Пассивненькую такую защиту. Пусть лоб расшибут, и не дай боже пострадают». «Сделаю. Что-то ещё?». «Пусть после каждого их удара в защиту у них в головах гудит словно колокол на пасху». «Есть. Что-то ещё? Если нет, то иди, разбирайся с местными вояками».
Не доходя пяток метров до ворот, я остановился, разглядывая набычившихся стражников:
– Почему путь закрыли?
– Вам в город хода нет, – оскалился десятник.
– Это кто же так решил?
– Здесь я решаю, и вам не пройти.
– А, если пройду, то что?
– Копья под рёбра, вот что, – прорычал обиженный гордец.
– Ну, тогда я пошёл, – и шагнул им навстречу.
– Взять его! – истерично завопил десятник и храбро отступил за стенку щитов.
Весьма нерешительно стражники взяли меня в полукольцо и нацелили бронзовые наконечники. Желая их подбодрить, я показал им обе пустые ладони. Четверо из них расхрабрились, ткнули копьями и тут же схватились за головы, побросав и щиты, и оружие. Ничего не понимающие остальные стражи с криком бросились на меня, и тут же, отлетев как кегли, тоже схватились за головы. Перепуганный до смерти десятник дико заорал:
– Тревога!! Нападение!! Закрыть ворота!!
– Кому закрывать то, болезный? Вон они все на земле отдыхают, – проговорил я, приближаясь к крикуну.
– Что тут происходит? – на гнедом коне в сопровождении пары пеших воинов к воротам подъехал благородный господин в шикарной синей тунике, красном хитоне и белой чалме. Унизанные перстнями пальцы и золотая пектораль говорили о высоком положении в здешнем обществе, а острые опасные глаза – о серьёзном противнике.
– Вот они… оскорбили… потом этот попытался ворваться…, – залепетал десятник.
– О ком ты говоришь? Я пока вижу одного человека без оружия и брони.
– Это он… моих воинов… на землю… – продолжил нести пургу привратник.
– Да, ты, десятник, совсем разум потерял. Что за глупость ты несёшь? Пошёл вон! – разозлившийся всадник пнул придурка ногой в богатой расшитой узорами туфле, и опозоренный вояка смиренно слинял. – А ты, путник, подойди. Кто ты, и что тут произошло? – он пристально вглядывался в меня.
– Мир тебе, абараку. Мы странствующие воины из Баб-Илу. Наш наем закончился после войны с Эламом. Великий энси Хаммурапи за заслуги даровал нам почёт воинов-редов. Однако служба вышла, и мы решили вернуться на родину за Диял-реку. Продали свои наделы и скот и тронулись в путь. И вот только здесь узнали о смерти нашего благодетеля, великого энси Хаммурапи. Возвращаться в Баб-Илу сейчас нет резона, решили попытать счастья в Халпе. Однако этот десятник возомнил себя хозяином города и запретил нам проход.
– Он будет наказан за самовольство и… трусость, – проговорил всадник. – А что вы за воины, где сражались?
– Служили мы в Баб-Илу два срока, есть среди нас и сотник, и реды, и знатные баиры. Сражений наших не сосчитать, но во всех мы побеждали и выжили, коль здесь перед тобой стоим. Врагов не считали, и по пути в Нижний мир нам не будет стыдно перед богами и предками.
– И сколько же вас в Халпу пришло?
– Нас восемь, и мы готовы здесь послужить, ибо сказано: умный продаёт, что умеет, а глупец, что имеет.
– Я визирь Ибкабтум, и слово моё при дворе лугаля Ярим-лима весомо. Я беру вас в городскую стражу, но сначала пройдёте испытание. Тебя я услышал, и теперь хочу увидеть.
– Всех порознь, или сразу?
– Я выберу. Ступайте за мной.
За воротами открылась внутренняя часть города. Я удивился толщине стен, метров шесть не меньше. Другой особенностью крепости было значительное число боевых башен через каждые 30 метров, что при высоте стен в десяток метров – очень много. Да, серьёзный город, такой с наскока не взять. От ворот внутрь уходила широкая улица, мощённая тёсаным камнем, отполированным ногами и колёсами до блеска. Странно было видеть выходящие на улицу высокие глухие стены домов с низкими и широкими калитками входов. Ни окон, ни просветов. Идёшь, как по ущелью. Через каждые полста метров в стороны отходили переулки, один из которых вёл к торговой площади, другие через сотню метров заканчивались тупиками, в которых стояли какие-то алтари.
Насколько я знал, квадратный в плане город имел четверо ворот, а отходящие от них главные улицы вели к цитадели. Внутренняя крепость впечатляла ещё больше. За отделанным кирпичом рвом поднимались 15-метровые отделанные глазурованным синим и зелёным кирпичом стены с оранжевым орнаментом, с зубцами поверху и угловатыми башнями по периметру. За стенами возвышались какие-то здания, и виднелось сооружение, похожее на ступенчатую пирамиду. Вспомнив, что все крупные города Двуречья и Заречья, так или иначе, копировали Вавилон, я понял, что это не пирамида, а местная башня-зиккурат.
В воротах цитадели стояли неплохо по здешним меркам вооружённые воины, которые по знаку визиря нас беспрепятственно пропустили. Воротная башня поражала размерами, глубиной и качеством изразцовой отделки поверхностей. Но за ней начиналась настоящая роскошь.
Царские дворы представляли собой квадратные площадки примерно 30 на 30 метров, плотно окружённые строениями. Первый двор занимала дворцовая стража. Во втором дворе жил визирь Иркабтум, он же управляющий дворцом. Третий самый большой двор находился в центре. К нему примыкал тронный зал – длинное подпираемое колоннами помещение, соединённое с двором тремя арочными проходами. В том же дворе обитал казначей, и находилась сокровищница. Четвёртый двор был личными покоями царя или по-вавилонски – лугаля. Пятый – царицы. Все сооружения отличались добротностью и высочайшим качеством исполнения.
Проходя по улицам и попав в цитадель, я не мог избавиться от мысли: что, если этот не самый большой город Вавилонской империи выглядит так роскошно, то каков же сам Вавилон. Моё представление о диком прошлом человечества буквально на глазах рассыпалось в прах. Потом появилась другая мысль: кем же надо было быть, чтобы уничтожить такой мир?
По приказу визиря нас доставили в первый двор. Иркабтум легко спрыгнул с коня, жестом велел воинам остаться, сам исчез в одном из помещений. Конюхи увели лошадь, а стражи встали неподалёку, не спуская с нас глаз.
Их снаряжение и оружие заметно отличалось качеством и пригодностью: одинаковые кожаные кирасы с нагрудниками из плотно нашитых бронзовых блях, кожаные фартуки, с такими же бронзовыми накладками, наручи до локтей и поножи до колен, конические металлические шлемы с назатыльниками из конского волоса, длинные мечи, клевцы, круглые окованные бронзой щиты. К сёдлам приторочены копья. Все царские стражники имели относительно высокий рост, крепкие тела, ухоженные бороды и уверенные выражения лиц.
Коротко между собой переговорив, мы сошлись во мнении, что пока всё идёт как надо, лучше и не придумаешь. Визирь вернулся в сопровождении двух людей. Один явно был воинским начальником, поскольку его кираса и шлем имели отделку золотом. Другой спутник визиря – парень лет семнадцати-восемнадцати, богато одетый по здешней моде. Они уселись чуть в сторонке в тени галереи. Первым заговорил визирь:
– Есть ли среди вас стрелки-баиры? Отойдите в сторону.
Сфера, Стерх, Черчилль и Ворон отошли к стене.
– Стало быть, вы четверо – бойцы-реды?
– Да, это так, – ответил я, поправляя хитон и пояс.
– Вот ты, – визирь указал на Ставра, – сразись на мечах с моим воином.
Ставр усмехнулся, кивнул головой, сбросил плащ, верхний хитон и чалму, оставшись в лёгкой тунике. Когда он вытянул из ножен меч из чёрной бронзы, воины непроизвольно зацокали языками и переглянулись. От группы воинов отделился мощный боец одного с нами роста, но весьма плечистый и с толстой шеей атлета.
– Каковы правила поединка, – спокойно спросил Ставр, разминая кисти руки.
– Сегодня смерть неуместна, поэтому до первой крови. Однако, где твой щит, ред?
– Зачем мне щит, абараку, когда есть крепкий кинжал, – ухмыльнулся Ставр.
– Обоерукий… обоерукий, – прошелестело по ряду воинов визиря. Вышедший на поединок здоровяк слегка нахмурился, подумал и, отложив щит, тоже вытянул кинжал. Ставр уважительно ему кивнул.
Оба бойца с минуту походили кругами и начали. Бедный вояка не знал, что ему не повезло встретиться с самим Ставром. Сначала два молниеносных обмена ударами за несколько секунд. Потом немного походили по кругу, ещё пара звонких ударов и Ставр, улыбаясь, задвинул клинки в ножны. Показав противнику пустые руки, он приглашающе ему махнул. Боец слегка притормозил, оскалился и бросился на противника. Ставр изящно ушёл с линии атаки, пропустил вооружённую руку мимо, прихватил её и резко крутанул корпусом, одновременно подбив опорную ногу. Ямхадец, совершив в воздухе кульбит, рухнул на спину, и из его носа потекла струйка крови. Я мысленно зааплодировал. Визирь поднял руку. Бой закончен. Ставр подошёл к поверженному бойцу и протянул руку, тот чуток подумал и потянул свою в ответ, приняв помощь.
