Kitabı oku: «Кайдзю-хоррор. Из России с ужасами», sayfa 4

– Вы знаете, что на фото? – продублировал Латынин вопрос.

– Да.

Сафронова и Купчик переглянулись.

– Оно живое? Настоящее?

– Более чем.

– Нам нужны ответы.

Фуми взвесила на ладони стакан, всмотрелась в его грани.

– Вы знаете, что такое «кайдзю»? Видели фильмы студии «Тохо»?

Он покачал головой.

– Кайдзю, в переводе с японского, означает «странный зверь». Есть целые жанры: кайдзю эйга, дайкайдзю. Фильмы про гигантских монстров. Мотра, Гамера, Радон, Годзилла.

– Я знаю Годзиллу, – сказал Латынин.

– Годзилла – это кайдзю. И это не выдумки.

Латынин прошерстил память. Киношный Годзилла спал на дне Тихого океана, его пробудили испытания водородной бомбы. В чёрно-белом фильме с устаревшими спецэффектами он крушил игрушечную железную дорогу. Латынин кашлянул.

– Я знаю, что вы думаете, – сказала Фуми. – Но это правда. Я посвятила жизнь изучению кайдзю. Засекреченные институты работают по всему миру. В США, Норвегии, Китае, в Канаде.

Латынин перевёл на русский и не услышал от капитана наводящих вопросов. Он попросил продолжать.

– Кайдзю появляются приблизительно раз в тридцать лет. Они приходят из ниоткуда и сеют разрушения и смерть. Сотни погибших, десятки сотен. В девяностом году кайдзю стёр с лица земли четыре деревни. Мне было десять, и я была там.

– Я ничего об этом не слышал.

Фуми улыбнулась мрачно.

– Ещё бы. Японское правительство сделало всё, чтобы выдать трагедию за последствия цунами. В шестидесятом это было землетрясение, – она многозначительно закатила глаза. – И в тридцатом. Выживших очевидцев ставят перед выбором. Молчание за деньги или психушка. Мне предложили третий вариант. Работать на спецслужбы. Искать места, где кайдзю появится снова.

– Что вы нашли? – спросила Сафронова, выслушав перевод.

– Не много. Практически ничего о самих кайдзю. Мы догадываемся, что их порождает наша планета. Кто-то говорит, из-за экологии, кто-то – что таким способом Земля борется с перенаселением. Но три последних раза кайдзю выбирали Японию. Не Индию, Индонезию или Китай. И потом. – Фуми наклонилась к столу. – Они приходили всегда. Сколько существует человечество.

– Мы бы слышали! – Сафронова затрясла шевелюрой. – Такое нельзя скрыть!

– Это даже не НЛО, – сказал Миронов. – Не маленькие тарелочки в небе.

– Серьёзно? – Улыбка Фуми стала высокомерной. – Вы полагаете, кто-то поверит в гигантского монстра, а не в землетрясение, выброс газа, лесные пожары и массовое помешательство? По-вашему, спецслужбы не придумают убедительную версию, почему обезлюдел посёлок в заполярье?

По спине Латынина побежали мурашки. Он не желал верить этой женщине, но на улице Юбилейной стояло, подпирая лапами облака, одноглазое чудо-юдо.

– А как же видео? – спросил Купчик.

– Да, – согласилась Фуми. – Сегодня у всех есть гаджеты. А ещё есть приложения, способные создать любого монстра. Скептицизм на службе мирового правительства. Они постараются уничтожить улики, но даже если что-то попадёт в сеть… По интернету гуляет десяток роликов с настоящими кайдзю. Свидетели писали книги, давали интервью. У них есть Ютуб-каналы с сотней подписчиков, где они рассказывают правду. Всем плевать. – Она стукнула дном стакана о столешницу.

– Куда деваются монстры?

– Уходят. Испаряются, забрав как можно больше жертв. Их пребывание на земле может длиться десять часов или сутки. В легенде австралийских аборигенов упоминается бог, который жрал людей шесть лун подряд.

– Хорошо! Но вы говорите не о двух-трёх инцидентах, даже не о десяти. Кто скрывал улики в Средневековье?

– Никто, – Фуми пожала плечами. – Вы разве не читали сказки о драконах?

– Оно не выглядит, как дракон. – Латынин посмотрел опасливо на мобильник капитана.

– Оно всегда разное, – сказала Фуми. – В зависимости от региона оно выглядит и действует сообразно местным верованиям. Греки знали кайдзю в образе титанов, лестригонов и гекатонхейров. Кельты – в обличье фомор и турс. Были библейские нефилимы, левиафаны, славянский Змей Горыныч, куйва у народов крайнего севера. Мой кайдзю походил на варана величиной с атомный крейсер.

«А в Койск, – подумал Латынин, – наведался эскё из фольклора долган».

– Я не понимаю, – сказал он вслух. – Что вы здесь делаете? Что с вашим пальцем?

Фуми пошевелила искалеченной кистью.

– Много лет, – сказала она, – мы с братом занимались кайдзю. В институте и отдельно, сами. На… внеклассных занятиях.

– Втайне от тайной организации?

– Верно, Майк. Институт подходит к кайдзю с научной точки зрения. Мы пробовали мистический подход.

– Это как?

– Религиозные практики. Способы воспрепятствовать рождению кайдзю.

– У вас получилось?

– Нет. Не существует такого способа. Но мы нашли ритуал, с помощью которого можно вызвать кайдзю.

– Зачем? – опешил Латынин. Капитан потребовал перевод.

– Майк, – спокойно проговорила Фуми, – если в своей квартире вы обнаружите тикающую бомбу, часовое устройство, отмеряющее последние секунды, как вы поступите?

– Убегу.

– Но если в квартире будут ваши близкие? Грудные младенцы, которых вы не сможете вынести разом, старушка-мать, инвалид-отец?

Не догадываясь, к чему клонит Фуми, Латынин сказал:

– Я выброшу бомбу в окно.

Она удовлетворённо щёлкнула пальцами.

– Иначе говоря, переместите бомбу в другое место.

Челюсть Латынина отвисла безвольно.

– Вы… это сделали? Вы перенесли монстра в Койск?

– Мы провели ритуал. Чтобы он появился здесь, а не в Японии. Чтобы спасти наших сограждан.

Она не дрогнула, когда ознакомленный с переводом, сержант принялся лупить ботинком в стену.

– Твари! Суки бездушные! А мы не люди? У нас нет детей? Мы – скот, по-вашему?

Капитан молчал, просверливая взглядом линолеум. Сафронова положила руки на погоны Купчика:

– Перестань. Это не поможет.

Сержант выдал неполиткорректный монолог в адрес Азии, но прекратил пинать стену.

– Пусть закончит, – процедил Миронов.

– Я правильно понимаю, – повернулся Латынин к Фуми. – Вы решили, что если он придёт сюда, то не придёт к вам?

– Так и есть. Мы хотели свести потери к минимуму, и выбрали малонаселённый посёлок в глуши.

– Не пустыню Сахару? – Латынин почувствовал, как кулаки сами сжимаются. – Не безлюдные океанские просторы?

– Он не пришёл бы без жертв, – короткий, честный ответ.

– И в чём суть ритуала?

– Не важно. Это будет слишком сложно для вас. Всё случилось не так, как мы планировали.

– А по-моему, – сказала Сафронова презрительно, – именно так.

– Вы планировали сбежать, – утвердительно сказал Латынин.

– Да, – Фуми не отвела взгляд. – Но та тьма, с которой мы играли… она вселилась в Рёхэя. Он обезумел и напал на меня. Откусил палец. Я читала заклинания, истекая кровью, и брат вроде бы пришёл в себя. Но ненадолго. Теперь – он часть кайдзю.

– Бог существует, – вырвалось у Латынина: присказка в устах атеиста.

– Уверена, что нет, – сказала Фуми.

– Спроси эту суку, – произнёс капитан, – знает ли она обратный ритуал.

– Нет такого ритуала, – терпеливо сказала Фуми. – Кайдзю уйдёт, когда насытится.

– Вы говорите о разрушениях, – сказал Миронов. – Но оно просто стоит. У этой Годзиллы паралич.

Захотелось врезать кулаком в белоснежные зубы Фуми и размазать улыбку бессердечной всезнайки по её лицу.

– Оно вас изучает. Оно питается знаниями, поедая мозги. Оно хочет понять, как устроено ваше общество. После оно вас убьёт. – Фуми ухмыльнулась. – Меня тоже.

14.

Ветер на берегу Карского моря задувал внезапно, сопровождаясь снежными вихрями. Атмосферное давление падало, как камень в колодец, и в течение часа скорость ветра могла достигнуть сорока метров в секунду с порывами до восьмидесяти метров. Стихия изолировала Койск от всего мира на несколько суток, а то и на две недели.

Две недели у подножья живой глыбы, дышащей статуи с располовиненной гнусной мордой.

«Перестань, – одёрнул себя Тимур. – Военные уже едут к нам».

Метель размыла грандиозную фигуру среди заброшек. Мысли о колонне бронетранспортёров на зимнике придали сил. Но лучшим источником энергии сейчас была Марина. Худенькая, бледная, с белыми прядями, выбившимися из-под шапки, она цеплялась за Тимура, окольцевала его запястье рукой в варежке.

Она сказала, что не хочет идти домой.

– Но почему? – Тимур так же не желал её отпускать.

– Сложно объяснить. – Опушённые морозцем ресницы затрепетали. Глаза Марины были синими, взрослыми, напуганными. – Дома я не буду его видеть. – Она мотнула головой на холм.

– Но ты говорила…

– Пока я его вижу, я хотя бы знаю, что он там. Что не бродит по городу.

Тимур сглотнул и обнял Марину за плечи. Она прижалась спиной к его груди.

– Какой же он… страшный.

– Уродливый, – сказал Тимур. – Как обезьянья жопа.

Марина невесело хмыкнула.

Толпа рассосалась. Граждане то ли законопослушно разбрелись по квартирам, то ли пошли искать другое место для обзора: к пожарной части, например. Ретировались собаки. У школы коченели на холоде самые стойкие, человек десять. Губка Боб, Лидия Ивановна, задиристый десятиклассник Коля Исаёнков, незнакомые Тимуру женщины средних лет. У машины курил угрюмый сержант Маутин.

– Я когда на него смотрю, – сказала Лидия Ивановна, одна из тринадцати педагогов Койска, – кожу как иголками колет.

– А у меня желудок бурчит, – сказала маленькая пухлая дама в очках.

– Вдруг он радиоактивный? – Губка Боб завинтил крышечку фляги.

– Какие вы наивные, – скривился Исаёнков. Битый час он пытался присоединиться к сети и стать героем интернета. – Спецэффекты не отличите от реальности?

– Твой спецэффект, – сказала дама в очках, – слопал Вересаева.

– Вересаев пропал, – возразила Лидия Ивановна.

– Держи карман шире – пропал! Это мой зять полицию вызвал, там весь бассейн кровью залит. Скажите, сержант.

Люди повернулись к Маутину.

– Ничего не знаю, – буркнул полицейский. – Сказано вам: домой идите.

– Глупые вы, – подала голос худая женщина, доселе бормотавшая себе под нос и не участвовавшая в споре. – Вам явлено – а вы, слепые, не разумеете.

– А ты, значит, разумеешь? – прищурилась Лидия Ивановна.

– Что тут разуметь? Ангел господень спустился с небес.

– Не больно он на ангела похож, – сказала учительница. – Где нимб, Галя, где крылышки?

Аргумент не подействовал на женщину. Она порылась в сумке и вынула толстенькую книжицу.

– Догрешили. Расплатимся. За содомию, за свальный грех…

– Я что-то про тебя не знаю, Галя?

Губка Боб и дама в очках засмеялись.

– Замёрзла? – Тимур помассировал плечи Марины. Никогда прежде они не были так близки физически.

– Погрей меня. – Марина потёрлась о Тимура. Он крепче сцепил руки под её шеей. Положил подбородок на её темечко.

– Какой же он ангел? – процедил Тимур, сверля ненавидящим взором циклопа. – Он огр.

– Кто?

– Великан такой из сказки.

«Эскё», – аукнулся в памяти голос пьяницы Петьки.

– Сержант, – окликнул раскрасневшийся от мороза и спирта Губка Боб. – Вы у нас тут сержант или кто? Поднимитесь туда и проверьте, глюк это или робот.

Маутин зыркнул на холм, мигом побледнев. Представил, бедняга, как карабкается к пятиэтажкам, начинённым сугробами и мусором, к остаткам вездехода и вкопанным в снег цистернам, а исполин всё ближе и ближе, прямо над головой.

– Мы ждём подмогу, – отрезал Маутин.

– Знаменитостями станем, – мечтательно потянулась Лидия Ивановна и подмигнула ученикам. – Телевизионщики набегут, Первый канал, Малахов, Ургант, и этот, лысый, старый.

– Путин прилетит, – подхватил Губка Боб.

– Скорее Медведев, – сказала Лидия Ивановна, и все, кроме женщины с книгой захмыкали. Женщина – Галя – провозгласила, тыча пальцем в текст:

– Там видели мы исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода, и мы были в глазах наших пред ними, как саранча, такими же были мы в глазах их.

«Саранча», – Тимур подумал о том, какими видит людишек великан. В солнечном сплетении запекло.

– Хорош, Галина, – пригрозила кулаком Лидия Ивановна. – Кончай проповедовать. Исполины, ангелы, Дед Мороз…

Ветер подвывал, как легион волков. Дымилась труба котельной. Марина сказала:

– Он шевельнулся.

– Это из-за вьюги так кажется.

– Он открыл рот. – Марина съёжилась в объятиях Тимура.

– Глядите! – закричала женщина в очках.

Теперь они все заметили. Щель в морде огра стала шире. Оголилось нечто вроде вертикальных беззубых дёсен, тошнотворно-розовых. Жёлтый глаз расширился, капюшон из складчатой плоти съехал на… лоб?

Орк опускал руки.

Поза «игрек» сменилась позой, напоминающей подсвечник с двумя рожками. Руки выползали из клубящегося мрака… и расплетались, как жгуты. Каждая состояла из множества более тонких рук… или сухожилий… или щупалец. Десяток? Нет, два, а то и три десятка с каждой стороны.

Галина упала на колени и запричитала. Тимур сильнее притиснул к себе Марину. Маутин снял шапку и прижал к губам.

Великан не двигался, но двигались его фантасмагорические конечности. Они распутывались, выплывая из облаков. Они были длиннее всего великаньего тела, всего, что Тимур мог вообразить, они никак не кончались. Полсотни метров извивающейся гибкой плоти. Километр. Два километра…

Галина билась головой о тротуар. Лидия Ивановна порывисто ухватилась за Губку Боба.

Жгуты расползались над холмом, как щупальца перевёрнутого осьминога, как стропы парашюта. Они заполонили собой небо и могли объять посёлок. Не сходя с места, великан был способен дотянуться до бассейна или столовой полярников, до каждого уголка в Койске.

Тимур увидел уплотнения на кончиках жгутов.

– Уходим! – сказал он.

Сразу три щупальца, переплетаясь в полёте, как мутировавшие воздушные гимнасты, рухнули вниз и припечатали рубероидную крышу в трёхстах метрах от школы. Загрохотало, на глазах ошарашенных людей базовая станция сотовой связи превратилась в груду шлакоблоков. Выкорчеванная антенна рухнула на снег. Отростки разрушили здание так же легко, как если бы оно было картонным. Ветер понёс пыль в лица зевак. Дом связи обеспечивал работу мобильных телефонов, и не только…

Тимур потащил Марину через улицу. Над ними кишели омерзительные нематоды. Сердце бешено колотилось в груди.

Жгут, толщиной с сосновый ствол, упал перед школой. Словно божий перст, ткнул в коленопреклонённую Галю. Периферийным зрением Тимур заметил, как в жгуте открылась… пасть? Визжащая Галя взмыла в небо, схваченная многоруким исполином: выше школы, выше пятиэтажек. Следующий жгут хлопнул по убегающим женщинам: тонны небесного ужаса. Следующий «слизал» трупы и ринулся к сержанту Маутину. Тот не сопротивлялся.

Громадная корона из щупалец расправлялась над циклопом.

Ветер листал Библию, катилась осиротевшая полицейская шапка, темнела фляга в снегу.

Жёлтый глаз гиганта замерцал. Жгуты одновременно устремились к высоткам.

15.

Юля Миронова – мать Марины и супруга капитана полиции – отложила бесполезный телефон. Ни единой чёрточки в углу экрана. На столе ждали ужина рыбник и оленья вырезка. Бубнил холодильник, стекала в раковину тёплая вода. За стеной лаял, не замолкая, той-терьер.

– Где же вы? – прошептала Юля.

Она не верила в реальность великана, о котором судачили соседи, но тревога распирала грудь. Сам факт, что подъездные бабки сплетничают о великанах, вселял безотчётный страх.

– Да заткнись ты! – крикнула Юля. И Тина внезапно заткнулась. Свалилась набок замертво: крошечное сердечко той-терьера не выдержало напряжения.

– Спасибо, – сказала Юля, полагая, что собака в гостиной просто утомилась гавкать. Что-то тёмное мелькнуло за окном…

Стекло лопнуло, и осколки забрызгали Юлю. Нечто гладкое, извивающееся, вторглось в квартиру, схватило женщину и выдернуло из кухни. Замельтешило: белый холодильник, белый пластик оконной рамы, белые снежинки. Юля повисла в метели, в десяти метрах от земли, и увидела свой дом снаружи и своё окно. Холод резал голые икры, ветер рвал волосы. Бесконечное щупальце, оснащённое пастью и зубами, удерживало Юлю в воздухе, а другие щупальца атаковали высотку. Они били прицельно в горящие окна и вынимали жильцов, как маленькая Марина вынимала шоколадные конфеты из рождественского календаря. Выскребали кричащих людей и поднимали в небо.

Юля подставила лицо ледяному ветру, воздела вверх руки. Она не чувствовала боли, и это было странно, учитывая, что обе кисти отсутствовали, предплечья заканчивались обрубками, а щупальце уже принялось за ноги.

Юля Миронова умерла в воздухе. Кровь капала на снег, выжигая красные проталины.

Когда окна взорвались, и щупальце утянуло во тьму Толика Козлова, его жена Катя запудривала синяк. Грохотал телевизор, по «Матч-ТВ» транслировали футбол, и Катя не сразу услышала шум. Но увидев разбитое окно, Толика в трусах, парящего снаружи, ползущего по ковру питона, Катя кинулась бежать. Толик всегда запирал квартиру на четыре замка, и неглупая Катя смекнула, что не успеет справиться с ними. Она ввалилась в ванную, хлопнула дверью, защёлкнула шпингалет. Здесь она частенько пряталась от пьяного мужа, но ни разу не пряталась от удава.

– Оно убило Толика? – Катя посмотрела в зеркало, облизнула губы. – Оно убило Толика!

По телу растеклось тепло. Катя прикрыла веки. Она была счастлива десять секунд, пока дверное полотно не разлетелось в щепки, пока щупальце не вцепилось в череп Кати и не оторвало ей голову.

На холме, над пятиэтажками, глаз циклопа загорелся жёлтым светом. Жгуты растягивались на километры и опоясывали посёлок, оба района, Рыбозавод и Центральный, проникали в дома. Щупальце прошло через квартиру, сожрав пенсионерку, вышибло входную дверь, проползло вниз по семи этажам, выскользнуло из подъезда и нырнуло в соседний магазин. Вопли продавщицы потонули в вое ветра и противоугонных сигнализаций.

По проспекту пробежали человек десять, щупальца лениво следовали за ними, чуть касаясь сугробов. Воспитательница из детского сада «Морозко» упала на снег и сжалась клубочком. Ей часто снилось, что она умеет летать. В тот вечер сны сбылись.

Сержант Богачёв, посланный искать япошку, жал на газ, автомобиль нёсся по обезумевшим улицам. Люди в панике кидались под колёса. Пару раз сержант кого-то сбивал, машина подскакивала на мясе и костях, но Богачёв даже не обернулся.

– Господи, Господи, Господи, – повторял он.

Над зданием главпочтамта болтались люди, словно марионетки на ниточках, только ниточки были живыми… и голодными. В облаках змеились толстые тёмные вены.

Почва ушла из-под колёс, мир накренился в лобовом стекле. Богачёв хлюпнул носом. Щупальца схватили автомобиль и поднимали его в воздух. Выше, выше, выше…

Высосав водителя – как устрицу из раковины – жгуты отшвырнули «УАЗ». Автомобиль грохнулся о фасад здания на уровне пятого этажа и рухнул на тротуар грудой металлолома. Шина, отскочив, сломала позвоночник бегущему мальчишке.

Всё только начиналось.

16.

Они бежали по туннелю, расчищенному снегоуборочными машинами. Полутораметровые сугробы образовывали ущелье. Ветер резал лицо и норовил кристаллизировать лёгкие. Тимур заткнул рот шарфом.

Какое-то время за ними бежал хвостом десятиклассник Коля Исаёнков, но обернувшись у пекарни, Тимур обнаружил позади только гулкую темноту.

– Не могу больше, – сказала Марина, задыхаясь.

– Можешь! – сказал Тимур.

Он держал её за руку и думал, что, если бы не Марина, сам лишился бы сил. Сел бы на снег и разрыдался.

С чёрных небес на дом, где жила Марина, спускались кровожадные лианы, прошивали здание насквозь. Тимуру вспомнились игровые автоматы, краны-хватайки, вынимающие мягкие игрушки из резервуаров. Дом был ловушкой, и Тимур пихнул Марину вправо. Они сменили маршрут.

– Мамочка! – Марина спотыкалась, оглядываясь. – Тина!

«Всё будет хорошо, – заклинал себя Тимур. – Приедет армия, нас эвакуируют!».

«С чего ты взял, – каркнул внутренний голос, – что в других городах не происходит то же самое?».

Тимур представил огра, стоящего на Красной площади.

Метель атаковала Койск. Исполин, не сдвинувшись с места, уничтожал посёлок. Вокруг фонарных мачт кружились гадостные тени.

Тимур и Марина пролезли под законсервированной семиэтажкой. Между сваями насыпало снега, и пришлось разгребать его, чтобы выйти на соседнюю улицу, к «Дому быта» и магазину, где продавали под запись оленину, свежую горбушу и омуль, куриные яйца втридорога и магниты с белыми медведями для туристов. В зарешёченных окнах «Северянки» мелькнул чей-то силуэт.

Тимур поволок безвольную Марину по ступенькам. Заколотил кулаками по металлическим дверям.

«Открыто», – врала вывеска.

– Тимка! – взвизгнула Марина.

Из-за залепленного снегом здания медленно и величественно выплыло щупальце. Словно голова диплодока на длинной шее.

– Помогите! – закричал Тимур.

Свет в окнах погас.

– Сволочи! – Тимур пнул по металлу ногой и встряхнул Марину, испугавшись, что она потеряет сознание. – Сюда!

Он потащил её прочь, в метель. Спустя вечность, уложившуюся в пять минут, они оказались на проспекте Полярников. Тимур нашарил в кармане ключ, выставил перед собой, как волшебную палочку, как защитный амулет. На площади не было ни души.

«Неужели оно убило всех?».

«Сколько времени понадобится едоку с полусотней рук, чтобы нанизать на полсотни вилок пятьсот горошинок?».

Ключ поскрежетал о стальную планку и провалился в замочную скважину. Дверь открылась, впуская. Тимур заперся и клацнул выключателем. Чучело медведя безразлично посмотрело на школьников. Манекен в национальном костюме нганасан выгулял по паркету тень.

– Моя мама… – Марина всхлипнула.

– Тише! – Тимур буравил взглядом дверь. Кожей ощущал, как что-то идёт из метели, по проспекту, по площади… – Пошли!

Он не стал включать в главном зале свет. Лампы в вестибюле хватало, да и за четыре года он наизусть выучил расположение предметов. В полумраке проступали очертания печки-камелька, резных саней, сёдел кочевников. Под стеклом хранились ритуальные кубки, стрелы и луки, черепа бизонов. Стены украшали картинки динозавров, мамонтов, ископаемых носорогов.

Треск дерева застал беглецов возле чума. Макет традиционного тюркского жилища папа Тимура изготовил собственноручно. Конической формы, двухметровый, покрытый нюком, то есть, оленьими шкурами, чум мог приютить двоих подростков. Тимур впихнул Марину в его нутро, юркнул следом и успел сказать: «Молчи!».

Входная дверь распахнулась.

Тимур обнял Марину и прижал ладонь к её губам, запечатав крик. Смотрел в её расширившиеся голубые глаза. Зубы Тимура стучали; он стиснул челюсть и скосил глаза.

Сквозь отверстия в пологе он видел дверной проём. Уголок, посвящённый сталинским лагерям: фотографии, арестантская роба, колючая проволока, список репрессированных и реабилитированных жителей района.

Щупальце бесшумно вползло в зал.

Но оно совсем не походило на щупальце, скорее на рептилию. На огромного удава. Его… туловище?.. было гладким и розовым, как кожа младенца, толщиной с два пожарных гидранта. Уплотнение на конце оказалось мордой. Более тёмное, шишковатое, твёрже камня… способное пробить кирпич и разрушить центр сотовой связи.

«Зажмурься», – мысленно попросил Тимур Марину. Он слышал, как бьётся её сердце. Его собственное сердце самоубийственно прыгало в грудной клетке.

Чудище медленно втекало в музей, растягивалось резиной. Тимур не заметил ни глаз, ни ноздрей. Только пасть. Бронированная голова каймана венчала омерзительно-розовое туловище.

Тимур любил старое кино. Он подумал о пластилиновых спецэффектах Рэя Харрихаузена.

Как подобное может существовать? Пусть даже где-нибудь в загробном мире, в мире мёртвых, как?

Слеза капнула на кисть Тимура. Он посылал Марине телепатические сигналы, увещевал. Снаружи выл ветер.

«Рептилия» остановилась в четырёх метрах от чума.

Из ненадёжного убежища (из ловушки!) Тимур смотрел, не мигая, как «рептилия» раскрыла пасть, набитую острыми зубами. Сотня кинжалов, чтобы рвать плоть и дробить кости. В пасти запросто уместился бы телёнок.

Тимур, хоть и был смертельно напуган, задался вопросом: как оно устроено? Каким образом оно ищет добычу? Внутри щупальца – пищевод? Желудок? Есть ли у него мозг? Это – просто конечность огра или самостоятельное, мыслящее существо? Возможно, исполин – придаток жгутов, а не наоборот?

«Кайман» застыл у модели могильного лабаза селькупов.

Тимур подумал запоздало о пожарном щите в вестибюле. Он мог бы взять топор и проверить на прочность «шею» твари. «Башка» кажется пуленепробиваемой, но «шея»…

В груди Тимура образовалась бездна, и туда обречённо грохнулось его сердце.

Зубчатая пасть повернулась к чуму.

Увидела. Услышала. Почуяла.

Марина замычала в ладонь.

Раздался громкий хлопок.

Розовая плоть в полуметре от бугристой «головы» взорвалась ошмётками шкуры. Жижа цвета клубничного йогурта хлынула на паркет. Чудище взлетело до потолка и шлёпнулось об пол. Стремительно дёрнулось назад… и ушло из музея. Будто фильм (страшный абсурдный фильм) прокрутили в обратную сторону.

За лоскутьями оленьей шкуры возник человек с карабином и походным рюкзаком. Потрясённый Тимур узнал Китайца.

– Дядь Петь!

Тимур убрал руку, а Марина гортанно закричала. Выпустила на волю томившийся внутри ужас.

– Цыц, малая. – Китаец прошагал к стенду. За стеклом лежал шаманский бубен долган. В отверстия, прорезанные по окружности обруча, были нанизаны металлические пластины. В центре кожаной мембраны виднелось изображение двухголовой птицы.

– Как вы нас нашли? – спросил Тимур, не веря, что они пока живы.

– Я не вас искал, – Китаец рубанул прикладом по стеклу. Марина закрыла ладонями уши. – Я это искал. – Китаец отряхнул бубен от осколков и сунул в рюкзак.

17.

Получив от капитана боевое оружие, Купчик (последний сержант в Койске, но он об этом не знал) почувствовал себя лучше. Почувствовал себя настоящим полицейским, а не тем, который только разнимает пьяниц и гоняет по тундре медвежат. Он посмотрел на Сафронову украдкой, подумав, что возраст – не помеха, если люди любят друг друга.

У Сафроновой было родимое пятнышко на шее в форме груши. Купчик решил во чтобы то ни стало проверить, какое оно на вкус.

Капитан передал Латынину ракетницу и щёлкнул затвором Макарова.

«Как в боевиках», – подумал Купчик.

– Держимся вместе, – сказал Миронов.

«Как в боевиках…».

– Вот именно, вместе, – сказала Сафронова. – Я пойду с вами.

– Ольга Анатольевна…

– Я единственный медик в посёлке, не забывайте. Кому-то может понадобиться моя помощь.

Снаружи снова загрохотало. Миронов кивнул.

– Хорошо. Ведьма под замком?

– Так точно, – сказал Купчик.

– С Богом.

Они вышли в приёмную гуськом. Капитан открыл дверь, вторую. Купчик положил руку на напряжённое плечо Сафроновой.

– Ольга Анатольевна… Оля…. Можно я вас Олей буду называть?

– Чего уж тут, – сказала врачиха.

– Вы, Оля, не бойтесь. С вами ничего не случится, обещаю. Я буду рядом. Всегда.

Она посмотрела на сержанта мельком и коротко, дежурно, улыбнулась.

– Я клянусь, – сказал Купчик в спину Сафроновой.

Все четверо выскочили за порог.

На улице Партизанской бесновалась стихия. И что-то ещё. Поперёк дороги стояла брошенная водовозка, кабина распахнута, водитель пропал. Из-за электростанции тянуло едким дымом.

Купчик сбавил шаг.

Это пришло сверху, розовое и извивающееся. Сержант не заметил тела, только бесконечную шею и голову. Зубастая пасть сомкнулась на черепе Латынина. Директор музея задёргался в припадке и выпустил под ноги сигнальную ракету. Ракета запрыгала по снегу, оставляя искрящийся хвост. В красном пламени второй длинношеий монстр схватил Сафронову, выдрал из валенок и унёс в небеса. Капитана накрыла тень, он упал и пополз к машине.

Купчик, хлопая ртом, таращился на валенки Сафроновой. Чудовищам потребовалось полминуты, чтобы расправиться с отрядом. Подвижные канаты шевелились в метели, как водоросли в воде. Купчик попятился в вестибюль РОВД и заперся. Вытер рукавом лицо.

Мысли путались.

Сержант недоверчиво икнул. Поковылял по коридору, шаркая подошвами и озираясь. Ключи выскальзывали на пол из дрожащих рук.

Входная дверь слетела с петель, когда он вошёл в кабинет.

Купчик повернул ключ в замке, постоял, прислонившись лбом к дверному полотну. Вынул пистолет и снял с предохранителя, затем повернулся.

Японская туристка – Фуми – смотрела на него ничего не выражающим взглядом.

– Хау ар ю? – спросил Купчик и трижды выстрелил в голову Фуми. Кровь и мозги забрызгали календарь с милыми мышками в цилиндрах. Фуми завалилась на бок вместе со стулом.

Что-то ткнулось в дверь. Заскрежетали, выгибаясь, ригели.

Сержант Купчик неумело, на всякий пожарный, перекрестился, сунул в рот ствол и спустил курок.

18.

Фигурки выскочили из-за бетонного оголовка вентиляции. Миронов резко свернул к обочине, «УАЗ» занесло, колёса взметнули полотнища снега.

«Господи, пусть это будет Марина».

Это была Марина. И сын Латынина. И Петька Китаец с карабином.

Миронов притиснул к себе дочь, усеял поцелуями ледяные щёки. Как мешок, закинул Марину в салон.

– Давайте быстрее.

– Где мой папа? – Миронов перехватил взгляд Тимура. Тот всё понял без слов.

– Поехали, – сказал Миронов, лязгая дверцами.

Автомобиль вырулил на дорогу. Марина сидела рядом, Китаец и Тимур – сзади. Осиротевший мальчик крепко зажмурился.

«УАЗ» ехал по пустым улицам, в тени мёртвых домов. Вихри скользили по площадкам, словно призраки обживались на новом месте. На мачтах, в световых коконах, роились снежинки.

Марина рассказала сбивчиво, что «небесные змеи» вырастают из великана. Описала, вздрагивая, как щупальца утаскивали людей, как они с Тимуром прятались в музее, и как Китаец подстрелил чудовище и спас им жизнь.

– Спасибо. – Миронов посмотрел в зеркало. Долган, трезвый, задумчивый, кивнул.

– Это эскё, – сказал он, сжимая цевьё винтовки. – Эскё приходили в полярную ночь и убивали всех. Здесь камни нельзя было трогать: аньыбэйэгэркэлиэгэ – великий грех будет. Камни, лёд, всё принадлежало эскё.

– А их, – спросила Марина, оглядываясь на Китайца, – можно убить?

– Только прогнать. Если сильный шаман и добрые духи.

В фильмах про Годзиллу были истребители и танки.

«УАЗ» протарахтел под газопроводом. Миронов погладил дочь по волосам.

– Мы заберём твою маму и уедем.

– Мамы больше нет, – сказала Марина тихо.

– Там никого больше нет, – подтвердил Китаец.

– Я должен проверить.

Показался дом, в котором Мироновы прожили десять лет. Кровожадные лианы исчезли. Впрочем, из-за метели утверждать было сложно. Отсутствие чудовищ и горящие прямоугольники окон внушали фальшивую надежду. Подъехав ближе, Миронов различил, что каждое третье окно выбито. У занесённой снегом песочницы сами по себе раскачивались качели.

Капитан припарковался возле подъезда, достал пистолет.

– Сидите здесь. Петя, за главного.

Китаец мрачно кивнул. Миронов посеменил к крыльцу.

В подъезде царила гробовая тишина. Жильцов защитило бы бомбоубежище, но в Койске не было даже подвалов. Слишком твёрдая почва. Проклятая Богом земля.