Kitabı oku: «Не гневи морского бога», sayfa 5

Глава 6

Черт, черт, черт! Василий Лысенко давно при делах на Северодвинской «Звездочке». Генка так вообще уже месяц, как в морях, на своем родном «железе». А он, лейтенант Вилков, попал, как… Экипаж, твою… Одно название. И воспоминания о былых заслугах. А кто их видел? Он, например, не успел, не удостоился.

Рвущийся в бой молодой офицер к окончанию второго месяца своей «корабельной» службы и ногой не ступил на борт субмарины, ни разу не спустился в прочный корпус, а море видел только из окна береговой казармы! Зато, как здорово он теперь разбирался в тончайших нюансах гарнизонной караульной и патрульной служб; как элегантно научился носить белый халат и колпак дежурного по береговому комбинату питания; каким стал специалистом в строительных материалах, бетонных растворах и цементных смесях! Что уж говорить о виртуозном командовании дюжиной матросов при рытье котлованов и траншей, подметании строевого плаца, чистки газонов в жилом городке или посадке чахлых саженцев в зоне строгого режима.

Спокойно! Долой негатив. Пусть, хоть по бумагам, но лейтенант Вилков числится в штатном составе действующего экипажа. Вот только экипаж – «второй», а штат – «дополнительный». Ну и что? Ведь заверили же его в отделе кадров, что «практика наличия двух экипажей на одной подводной лодке прекрасно себя оправдала». А дополнительные штаты – это вообще «главный резерв командования», который позволяет в любой момент назначить на экстренно освободившееся место не «зелёного» лейтенанта-выпускника, а уже подготовленного к ответственной службе офицера! И случится это вот-вот, через пару месяцев. Надо только переждать, перетерпеть, пере…

Вилков с трудом протиснулся в малюсенькую каморку с табличкой на двери «Дежурный по комбинату питания», стянул с плеч перепачканный за сутки белый халат и плюхнулся на жесткий деревянный топчан. Сейчас придет его сменщик и можно будет пойти в казарму, выспаться. Он действительно очень устал от этой сумасшедшей нервотрепки: скандалов из-за гнилой картошки и капусты, из-за постоянной грязи в варочном цеху, из-за того, что на продскладе можно получить только два ящика сгущенки, а вместо еще двух – полмешка темного, слипшегося сахарного песка; из-за того, что один из «сгущенных» ящиков бесследно растворился на пути к двум котлам с готовящимся какао…

– Товарищ лейтенант! – Скрипучая дверь в каморку без стука распахнулась. – Вас командир срочно вызывает. – На пороге застыл молоденький матросик с повязкой «Дневальный» на руке. Он не был в составе камбузного наряда, а прибежал из казармы.

В другое время Денис бы встрепенулся, засуетился, но сейчас лишь устало кивнул:

– Хорошо. Доложи: как только сменюсь, приду. – И резко махнул рукой, заметив, что матрос собирается что-то возразить. – Топай!

Зачем это он мог понадобиться командиру своей подводной лодки? За все непродолжительное время службы Вилков лишь один раз говорил с командиром части лично: когда представлялся ему по случаю назначения на должность. В дальнейшем вполне достаточно было других, более низких и близких начальников, чтобы приказывать, распоряжаться, разносить и выговаривать.

Денис быстренько припомнил события последних суток. Определенно, ничего «криминального», достойного высокого внимания САМОГО, он не совершил. Впрочем, неисповедимы пути твои… Все равно, после смены в казарму возвращаться, нечего заморачиваться. Хотя… А вдруг что-то с его назначением?! Тогда было бы как раз логично, что именно командир корабля сообщит ему эту новость.

В казарме Вилков сначала все-таки заскочил в каюту, где располагались младшие офицеры. Там штурманенок с торпедистом играли в шахматы, а двое управленцев валялись на своих панцирных койках. Мгновенный опрос местного населения никак не прояснил ситуацию: никаких известий до лейтенантов не долетало, они даже не подозревали, что в столь позднее время командир еще не убыл, как обычно, домой. Дэн слегка расстроился, распрощавшись с радужными, но непродолжительными иллюзиями, и устало поплелся в командирскую каюту.

В дверь он постучал негромко и деловито, а порог переступил уже «бравым воякой», отпечатал два положенных строевых шага от порога и резко вскинул правую ладонь к виску:

– Товарищ капитан 1-го ранга, лейтенант Вилков по вашему приказанию прибыл!

За начальственным столом, спиной к двум большим окнам, выходящим прямо на сопки, и лицом к двери сидел командир их части. Если фамилия Воеводин происходила от славянского слова «воевода», то внешний облик капитана 1-го ранга поразительно точно соответствовал представлениям Вилкова о старорусских начальниках княжеской дружины или управителях целых провинций.

Владимир Иванович был высок ростом, грузен и большеголов. Кустистые брови нависали над глубокими глазными впадинами и едва не сходились на переносице. Нос и подбородок выглядели грубыми, мощными и наспех сотворенными несколькими ударами топора. Широкие покатые плечи переходили в огромные ручищи с пальцами-сардельками, покрытыми до самых ногтей рыжеватыми волосами. Сейчас командир был в одной желтой форменной рубашке с расстегнутым воротом, из которого обильно торчала такая же рыжая густая поросль. Дэну он казался безнадежно старым, хотя лишь недавно отметил свое 38-летие.

Воеводин оторвал взгляд от лежащих перед ним бумаг и глянул на вошедшего:

– Ждать себя заставляешь, лейтенант. – Голос капитана 1-го ранга был под стать его фигуре, грубый, с хрипотцой.

Фраза не была вопросительной, а оправдываться в чем-то Вилков не хотел. Поэтому он просто промолчал, застыв, не шевелясь, посреди каюты.

– Ладно, проходи. – Дэн приблизился к столу на два шага. – Разговор у нас совсем о другом будет. Ты, лейтенант, служить хочешь?

Это был уже вопрос, прямой и дурной. «А я что, по-вашему, делаю?»

– Так точно!

Командир сосредоточенно покивал:

– Ну да, ну да… Твой механик хорошо о тебе отзывается.

«Да я из-за этих чертовых внешних нарядов и с ним-то практически не вижусь. О специальности даже говорить не приходится. Невозможно же матчасть изучать “на кошечках”!»

Капитан 1-го ранга, казалось, услышал мысли Дениса.

– Правда, об освоении техники говорить пока не приходится…

«Ничего себе “пока”! Два месяца псу под хвост».

– …но, с дисциплиной у тебя все в порядке. Исполнительный, аккуратный. Замполит тоже не жалуется…

«Ага, еще один: два контакта за два месяца. Провел политинформацию для матросов и выпустил “Боевой листок” ко дню рождения части».

– …Такие офицеры нам нужны.

Вилков насторожился: разговор явно сворачивал в сторону его служебных перспектив.

– Ты, лейтенант, у нас единственный числишься на дополнительном штате. – Воеводин перебрал несколько лежащих перед ним бумажек, остановился на одной и удовлетворенно хмыкнул. – Но я думаю, что в самое ближайшее время можно будет назначить тебя на должность командира нашей электротехнической группы.

Это была штатная должность выпускника 2-го факультета Дзержинки лейтенанта-инженера Вилкова! Но как же быть с…

– Ты капитана Онищенко знаешь?

От охватившего его волнения Дэн смог только утвердительно кивнуть, хотя ни разу с этим офицером не встречался. Что с того? Ведь командир спросил: «знаешь?», а не «видел?». А Вилков знал, что должность командира ЭТГ на их экипаже занимает капитан-лейтенант Виктор Онищенко, который уже третий месяц бороздит просторы Мирового океана на дружеской субмарине.

– Хотя, вряд ли: его прикомандировали к экипажу Полосухина уже месяца три назад. Ну, неважно. Я сегодня в штабе дивизии узнал, что на Онищенко пришел приказ о назначении командиром 2-го дивизиона на 218-ю. То есть место для тебя освободилось.

Мысли лихорадочно метались в голове Дэна:

«Освободилось… Это еще не значит, что назначен. Хотя других соискателей на горизонте не наблюдается. Ну и что? В том же штабе дивизии запросто подсунут любого “левого”. А зачем же тогда наш Воевода вообще этот вопрос поднял? Мог бы известить меня, когда все окончательно решится».

– Я написал рапорт комдиву о твоем назначении. Думаю, никаких вопросов не возникнет. Понятно, что не сегодня и не завтра все решится. Лодка Полосухина лишь через десять дней в базу возвращается. И только тогда перевод Онищенко и твое назначение можно будет оформить официально, приказом.

«Ха! Десять дней. Да я уже третий месяц жду. Что такое 10 дней?! Воевода, дай я тебя поцелую!»

– Ну вот, с первым вопросом мы закончили. Да ты, Денис, проходи, присаживайся. – Капитан 1-го ранга кивнул своей большой головой на стоящий неподалеку от его письменного стола стул.

«Та-а-ак, – что-то неприятно засосало в желудке. – “Денис” – это уже переходит все границы!»

На ватных ногах Вилков приблизился к стулу и плюхнулся на него.

«Неужели, расстреляют или повесят? А всего-то килограмма три-четыре, ну, максимум, пять, отборного мяса. Так для своих же! Даром, что ли, кручусь, как бобик, дежурным по береговому комбинату питания?! Сейчас вон с лейтенантами сварим в чайнике и закусим. Ну, еще чуть-чуть сгущенки. 10 баночек. Селедочек пару штук. Да, я ж по совести, не ящиками хапал. Так, на пропитание. Ах да, еще пачка кофе и балычок… А шоколад не брал! Попробовал только. Не люблю я его, для Сереги плиточку притащил. Сладкоежка!»

– Есть у меня к тебе одно поручение…

«Кого “замочить” надо? Я готов!»

– Понимаешь, приказать тебе я не имею права, – стул опять жалобно заскрипел, – но попросить…

«Час от часу не легче! Так это Воевода что-то хочет из-под меня?! Пора отважиться на харакири».

– Видишь ли…

«Да ни хрена я не вижу! Черт, все мысли путаются, не томи!»

– Это касается моего личного, семейного благополучия. – Командир крепко потер пальцами-сардельками свой «топорный» подбородок и, похоже, решился: – Надо мою семью отправить на Большую землю.

«Ну, слава богу, что дело не в комбинате питания!»

– А тут Североморск решил устроить корабельно-штабные учения. И я никак не могу вырваться даже на несколько дней. Поэтому и… прошу тебя, лейтенант, помочь мне.

«Ого-го! Да я по ходу дʼАртаньян, и от меня зависит благополучие венценосной особы! Где подвески?»

– Дело в том, что моя жена сейчас на 7-м месяце беременности. Сам понимаешь: рожать в Гаджиево – это страшнее, чем петь «Интернационал» в Освенциме. А лететь на самолете жена панически боится. Да и нельзя в её положении. Из моих сыновей пока еще плохие помощники – всего-то 4 и 7 лет – за ними самими глаз да глаз нужен. Как тут справиться в пути с такой ордой?! В общем, надо без малейших проблем доставить мою семью в Ленинград!

Сформулировав основную мысль, капитан 1-го ранга облегченно откинулся на жиденькую спинку стула:

– Я знаю, что ты сам питерский. Смотри, как удачно получается: через пару дней – суббота и воскресенье, а потом 7 и 8 ноября, еще два дня – и снова выходные. Да это, практически, 10 суток отпуска с выездом на родину. Отдохнешь, развеешься, мать-старушку навестишь, с женой пообщаешься.

Мозг Дэна работал со скоростью большого компьютера.

«До Любаши в Москве всего час лёту. Позвоню ей сегодня же… Товарищ командир, ты меня не просто реанимировал, ты… блин, мать…»

– Товарищ командир, да я их всех, как собственные яйца… Фаберже в Питер доставлю!

– Ну-ну, вот и отлично. Я и сам немного подсуетился: машину от дивизии на послезавтра выбил. В Мурманске на вокзале не стой в билетные кассы. Иди сразу в военно-транспортную комендатуру, спроси старшего лейтенанта Авраменко, запомнил? Скажешь, что от меня и передашь маленький презент. Он подсуетится с билетами, и дальше на скорой «Арктике» поедете со всеми удобствами. Ясно?

– Так точно!

– Ну вот, значит, завтра с утра заскочишь ко мне домой. Ну, утрясти там всякие вопросы с женой. И послезавтра – в путь. Смотри, чтоб ни единый волосок…

– Да, я…

– Раздавлю!

Воеводин нахмурил брови, отчего его лицо приняло уж вовсе угрожающее выражение:

– Как… Фаберже… В общем! И по прибытии мне сразу позвонишь, ясно?!

– Так точно!

Воеводин окончательно расслабился:

– Ну, лейтенант, жду завтра, в 8.30 у себя дома. Да, чуть не забыл. – Командир выдвинул письменный ящик стола и достал оттуда чистый лист бумаги. – Чтобы соблюсти все формальности, напиши рапорт на мое имя с просьбой о предоставлении тебе краткосрочного отпуска с выездом на родину, ну, скажем, по семейным обстоятельствам. – Воеводин протянул Денису шариковую ручку. – Так, молодец, то что надо. – Он убрал бумагу в ящик. – Теперь беги, Вилков: там ведь лейтенанты уже слюни по столу размазывают, как бы ни померли с голодухи.

Капитан 1-го ранга небрежно махнул волосатой ладонью и низко склонился над ворохом бумаг на столе.

Денис пулей вылетел из командирской каюты.

– Эх, меня бы кто-нибудь так отпустил!

– Да, тебе только грехи можно отпустить.

– Какие такие грехи?

– Да, что корабельное шило тут хлещешь и закусываешь ворованным с камбуза мясом!

– А ты уже назакусывался, да?! Кофею попить захотелось? Снова ворованного? Денис о нас же заботится! Ты вон после своего дежурства мешок куда-то втихаря упер. Загнал небось? Да сиди ты! – Валентин Зверев, капитан-лейтенант, командир группы БЧ-5, сильно толкнул ладонью в грудь щуплого старлея, пытавшегося подняться с продавленной койки. – Ну, не загнал, так на историческую родину посылкой отправил. Эх, Петро, Петро, вот смотрю я на тебя… – Зверев пристальным взглядом окинул тщедушную фигуру товарища от стоптанных форменных ботинок до торчащих на макушке коротких темных волос, – куда только подевалась вся героическая стать твоих запорожских предков? А какие люди были, какие письма турецкому султану писали!

– Ты наших славных героев не трожь!

– Да молчу я, молчу. Лучше оправдай-ка в очередной раз свою «говорящую» фамилию. – Старлея звали Петром Тарасовичем Наливайко. – А то вон Вилков уже на стуле от нетерпения подпрыгивает. Небось на ночь глядя, собрался в городок бежать, на почту. Звонить любимой жене-балерине.

– Да, пианистка она, пи-а-нист-ка!

– Так нам, татарам, один хрен. Лишь бы человек хороший был.

– Ты, Валёк, к нашей Великой орде не примазывайся! – Это подал голос еще один участник «каютного междусобойчика» – капитан-лейтенант Хайруллин, командир торпедной боевой части. – Мы ведь и данью можем обложить. Опять лет на триста.

– О! Уж чего-чего, а обложить ты можешь. Все гнусные матерные ругательства к нам от татаро-монголов пришли. Русские, кроме «жопы», и не знали-то ничего.

– Так это потому, что завсегда в ней и прибывали!

– Мужики, кончай базар! Налито уже, остынет ведь. Хотя замечу: Ирек, ты не прав. Кабы ваш Мамай-Батый заглянул чуть севернее, он бы сразу понял, что «жопа» – это не Новгород Великий, а Архангельск.

– Не, на север нам нельзя было. Там даже кони дохли. И скакать не на чем, и жрать нечего.

– Значит, так, захватчик древний, поставь стакан на место: в нем не твой любимый кумыс. И ручонки от мяса подальше: это же свинина, черт побери! Все твои Чингисханы в гробу перевернутся.

– Ладно-ладно, дедушки простят. – Хайруллин быстро осушил граненую емкость, отгрыз приличный кусок мяса и очень миролюбиво сказал: – А вот хохлов мы все-таки поимели.

Наливайко опять попытался вскочить с койки, но снова был остановлен тяжелой ладонью Зверева:

– Угомонись, Петро. Не тебя же поимели. Хотя… – Валентин посмотрел сначала на возмущенного старлея, потом на вальяжно откинувшегося на стуле Хайруллина, – чем-то вы определенно похожи…

– Эй, русский, не кощунствуй!

– Вот так всегда: чуть чего – сразу к русским апеллировать. Только учти, на всякого Челубея у нас свой Пересвет найдется.

– Ха! Там ничья была.

– А вот Иван Грозный твою Казань безо всякой ничьей взял.

– Ну ладно, мужики. – Денис Вилков надел фуражку и направился к двери. – Вы тут воюйте хоть до утра, а мы, евреи, в сторонке подождем.

– Эх, брат, не ожидал от тебя такой генеалогии. Врешь ты всё! Нет у тебя в роду ни одного Моисея. Иначе не хлестал бы шило в этом клоповнике.

Дверь за Денисом захлопнулась. Валя Зверев плеснул спиртное в свой стакан, задумчиво покачал головой и изрек:

– Евреи всегда были предателями! Но наш Дэнчик не такой. Друзья, – он повертел в пальцах большой кинжал с красивой наборной рукоятью, которым только что резали свежесваренное мясо, – может, нам устроить коллективное обрезание? А потом хором попросить израильское гражданство.

– Не-а. Туда наша подводная красавица просто не пройдет. А без неё какая ж это жизнь!

Четыре офицера согласно покивали головами и с удовольствием выпили.

– Алло! Алло!

– Кто это? Очень плохо слышно.

«Когда здесь по-другому было?»

– Это Денис! Я из Гаджиево звоню. Любаша?!

– А-а-а, Денис. А Любочки дома нет. Это Елена Гавриловна.

«Любимая теща!»

– Как нет?! Она у бабушки?

– Ой, Денис, у нас новости! Любочку пригласили на гастроли за границу! В Германию. А сейчас она на репетиции в филармонии.

– Елена Гавриловна, так ведь поздно уже, двенадцатый час!

– Они сейчас репетируют не индивидуально, а в составе всего оркестра. Это уже генеральные прогоны! Но помещение освобождается только после окончания всех репертуарных программ, примерно в 22.30. Вот и приходится беднягам чуть не до утра…

– …как до дома-то… добираться потом?!

– Ой, Денис, звук временами пропадает! Ты не волнуйся: у кого нет своих автомашин, те такси заказывают. Прямо до подъезда. А филармония оплачивает!

«Черт, с такой связью я самое главное не успею сообщить!»

– Елена Гавриловна! Передайте Любе, что я… в Москве… на праздники!

– Что-что?!

– Седь-мо-го ноября… приед…!

– Да-да! Именно 7 ноября! Утром Любочка улетает, а уже вечером первый концерт в Берлинской государственной опере. Это великий театр! Такая честь!

– Какая еще на х… честь?! Повторяю: я буду… оскве… 7 нояб…

– Ничего не разобрать! Но ты не волнуйся, мы с папой её проводим до самого самолета. Отдыхай у себя на Севере спокойно.

«Отдыхай?! Что происходит? Любаша, Берлин, 7 ноября… – Вилкову просто не хотелось верить в такие фатальные совпадения, но… – Нокаут!»

– …здравляем тебя с наст…ающими…

– Елена Гавриловна! Завтра… телеграмма… все подробно…

– Пи-пи-пи… Ваше время истекло.

Денис медленно опустил раскаленную телефонную трубку на корявый рычаг и задумчиво вышел из переговорной будки. Он уже знал по опыту, что спорить с оператором или просить дополнительных минут разговора на местной почте было абсолютно бессмысленно. Дэн задумчиво направился к выходу, но в дверях остановился, резко развернулся и решительным шагом направился к окошку оператора связи.

– Девушка, примите телеграмму!

– Вам срочную?

– Обычной вполне достаточно.

Так. Он все правильно рассчитал: послезавтра – день отъезда, потом полтора суток в поезде до Питера, еще несколько часов, чтобы доставить командирскую семью до дома и помочь разместиться. Это будет середина дня 6 ноября. На такси – и в аэропорт! А оттуда первой вечерней «лошадью» в Москву. И к полуночи – триумфальное явление в квартире Яровых.

«Гладко было на бумаге…»

А если на эту «лошадь» нет билетов? Или знакомый командира из железнодорожной комендатуры в Мурманске сумеет посадить их на какой-то другой, более поздний поезд? Да мало ли что ещё.

Ну, их, эти сомнения, в задницу! Будем решать проблемы по мере поступления. Сейчас спокойно возвращаемся в казарму, принимаем граммов двести «снотворного» и спать, спать, спать.

Вилков почувствовал, как чертовски устал за последние сутки, а завтра с утра на рандеву с Воеводинской семьей он должен быть, как огурчик. Ха, впереди еще час, два, три… просто уйма времени! Хватит не только на «снотворное», но и на полноценную дискуссию с уважаемыми коллегами, которые конечно же только-только подбираются к апофеозу своего высоконаучного межнационального спора под несравненный аромат халявного кофе и свежеприготовленного в электрическом чайнике мяса. Еще и в шахматы сыграем!

Денис встряхнулся, засунул мрачные мысли… куда им и полагается, и, негромко насвистывая что-то веселое и бравурное, резвым маршевым шагом устремился на неизбежную встречу с прекрасным.

Глава 7

Вот что значит правильный расчет!

Машина от дивизии пришла вовремя, старший лейтенант Авраменко из Мурманской железнодорожной комендатуры не подвел: предоставил СВ по брони на ближайший поезд. И дети у Воеводина оказались вполне адекватными. Тут, конечно, главную роль сыграла его жена. Свою семью она держала в ежовых рукавицах. Включая и её номинального главу. Хотя, пожалуй, именно на мужа-командира и была направлена вся её бьющая через край энергия. А он, большой, сильный, решительный безропотно терпел все её выпендрёжи. И дело было даже не в беременности. Просто этой спутнице командирской жизни надо было родиться пару тысяч лет назад и по праву носить имя Зены – Королевы воинов.

Её слово было первым, вторым и последним. Мужское подавляющее большинство семьи подчинялось безропотно и даже с удовольствием. Странно, что при этом с первых же минут встречи к Дэну она отнеслась очень уважительно, негласно признав его мужской приоритет и право командовать всем, всегда и везде! По крайней мере на время совместной дороги. Не стоит даже говорить, что сыновья, наблюдая такое поведение своей строгой матери, «безмолвствовали и не роптали». Казалось, даже очередной отпрыск в её чреве вытянулся по стойке «смирно», и так провел все двое суток, чтобы не досаждать… упаси Боже!

В пути вместо приказов и капризов, к которым уже приготовился Вилков, было лишь абсолютное и безмолвное принятие всех тягот и лишений дорожной кутерьмы. Мало того, любое перемещение этого маленького «командирского отряда», то ли еще в Мурманске или в поезде до Питера, предварялось очень вежливым обращением именно к нему:

«Простите, пожалуйста, можно ли на полторы минуты отойти в буфет за кофе? А какой вы предпочитаете?»

«Не возражаете, если на пару минут мы выйдем на остановке подышать свежим воздухом?»

«Простите еще раз за нескромный вопрос: можно в туалет?»

Фантастика!

Единственное, с чем намучился Вилков в дороге, был многочисленный багаж командирской фамилии, хотя и жена, и оба сына помогали ему на пределе своих физических возможностей. При такой бесподобной организации им удалось окончательно разместиться в ленинградской квартире на Васильевском острове уже до середины дня 6 ноября.

Намучившиеся в дороге дети сладко уснули прямо на диване в гостиной, а Дэн, отказавшись от любезно предложенного ему чая, тут же засобирался в аэропорт.

– Да-да, понимаю, в самолете покормят. – «Железная леди» проводила его до порога. – Успеете? Я такси вызвала. Вы все отлично сделали. Видите, как сладко мальчишки спят?! Вы им понравились, уж я-то знаю. Мужу я сама позвоню. Да нет же, ругаться не будет. Бегите!

Постойте, Денис!! Если у Вас случатся какие-то… затруднения, непонятки… И в службе, и в жизни… Позвоните мне. Договорились? До свидания.

И уже в захлопнувшуюся за Вилковым дверь она тихо прошептала:

– Прощайте! Даст бог, мы никогда больше не встретимся.

…………………………………………………………………………………………..

– Дз-з-з-з, дз-з-з-з… Любашенька! Да, пусть валяются, я тысячу новых роз куплю для тебя… Любимая!

– А, здравствуйте, Михаил Борисович, здравствуйте.

– Очень рад видеть вас, Елена Гавриловна…

– Бабушка?! И вы здесь? Так, значит, ваша «однушка» свободна?!

– И ничего я тебя не тащу! Такси уже подъехало. Как «куда?» Конечно, в бабушкину квартиру!

– Потом, потом вещи, наряды, документы… потом!

– Милая, ты знаешь, что такое 8 часов?! Это целый мир, вселенная, это сто пятьдесят жизней. Это ма-а-а-ленькое мгновение…

– Эй, шеф, распахни для нас двери!

– Вперед!

– А вазу тоже мы уронили? Плевать, я новую куплю. Какой-какой век? Ах, XIX… Значит, склею. Убери это проклятое бабушкино одеяло! Что значит «отпусти»? Я же вижу, что тебе нравится! Как это «не смотреть?» Вот… вот… и еще так… А, при чем здесь твои пятки? Ах, вот та-а-ак… О, я и не знал! Тогда, ещё!!

– Сколько-сколько времени?! Не может быть! Точно. Сто пятьдесят жизней оказались такими короткими! Спокойно, не суетись, всё успеем. Я сказал! Не снимай трубку, это наверняка твои родители. Только зря время потеряем на ненужные объяснения. Пусть думают, что мы уже в пути.

– Черт! Похоже, что действительно не успеваем. Без паники! Шеф, прямая дорога в Домодедово. Да, заплачу, не волнуйся! А пока вот здесь стоп! Позвоню по таксофону твоим родителям…

– Михаил Борисович? Отлично, что это вы подняли трубку! Возьмите, пожалуйста, все вещи Любаши. И документы, конечно. У нее все собрано, в её комнате. Германия ждать не будет! И быстро в аэропорт, мы там вас встретим. Замечательно! Погнали, шеф! Штрафы тоже оплачиваю.

– Видишь, родная, как все прекрасно получилось! Спокойно, девушки, спокойно!! Подумаешь, 20 минут! Вот и подали бы трап прямо к кассе! Да бежит уже, бежит…

– Любушка, родная… Как только вернешься, сразу вызови меня на переговоры! Люблю… Уже скучаю… Милая! Э-э-эх…

…………………………………………………………………

На обратном пути Вилков заскочил почти на полтора суток в родной Ленинград, и все это время полностью посвятил маме. Они даже сходили в кинотеатр и посидели в кафе! А уж нескончаемые разговоры продолжались далеко-далеко за полночь.

Мама постарела. В ее коротко стриженных волосах прибавилось седины, но лучистый взгляд, постоянно обращенный к совсем уже взрослому сыну, оставался по-прежнему молодым и счастливым. Вот только со здоровьем все было вовсе не так замечательно, как она пыталась представить в своих максимально коротких и неохотных пояснениях. Похоже, неизбежной была скорая операция на щитовидной железе. А потом и почки, и сердце…

Денис категорически настаивал, чтобы она прошла полное обследование в стационарных условиях Военно-медицинской академии, а не бегать, понимаешь, вечерами после работы по затюканным, раздраженным и уставшим врачам районной поликлиники. Там даже сдача элементарных анализов затягивалась на месяцы!

Дэн был так горяч и убедителен в своих доводах, что его несговорчивая в плане поправки собственного здоровья мать практически не возражала. А, может, ей просто было очень приятно, что такой взрослый и самостоятельный сын-офицер теперь заботится о ней. Или, во что Вилкову уж совсем не хотелось верить, дела с ее здоровьем обстояли действительно плохо.

Мама, конечно, провожала его на Московский вокзал к поезду. Она прекрасно держалась до самого последнего момента, шутила, смеялась… И лишь, когда по трансляции невнятно объявили об отправлении поезда, а её Денечка собрался шагнуть в тамбур, стремительно прижалась к его боку, обхватила руками широкие плечи и уткнулась лицом в жесткое сукно шинели.

– Ну-ну, мамулечка! Что ты?! Все же ведь нормально. – Он бережно гладил её выбившиеся из-под платка волосы. – Не скучай, родная. Лечись обязательно. – Он чмокнул её в лоб и прыгнул на подножку тронувшегося состава. – Смотри, нам с Любашей нужна здоровая бабушка!

Потом Дэн, высунувшись из дверного проема вагона, еще долго смотрел на маленькую хрупкую фигурку с поднятой вверх рукой, стоящую на самом краю перрона.

Наконец он позволил окончательно разозленной проводнице закрыть тяжелую входную дверь и направился в свое купе. Почти все полтора суток дороги до Мурманска он проспал.

…………………………………………………………………

Родное Гаджиево встретило Дениса мокрым снегопадом и сильным порывистым ветром. От таких капризов местной переменчивой погоды шинель была ненадежной защитой. Что уж говорить о великолепной черной фуражке, сшитой на заказ! Она промокла насквозь, и только козырек, глубоко надвинутый на лицо, защищал глаза от бьющих со всех сторон заледеневших капель воды, которые язык не поворачивался назвать снежинками.

Так что к дверям казармы он подошел похожим на снеговика, только что прошедшего качественную автомойку. Ничего-ничего, впереди ожидало тепло уютной каюты, крепкий горячий чай и – о, Боже – сухие простыни! Странно только, что у тумбочки напротив входа, где неотлучно должен был находиться матрос-дневальный, никого не было.

«Небось отошел в дальний конец кубрика, чтобы через полуприкрытую дверь “ленинской комнаты” одним глазком глянуть в телевизор. Знает, что после 9 часов вечера мало, кто из посторонних посещает казарму. А я оказался неплановым гостем!»

Каким таким, к черту, «гостем»?! Дом это родной! И пока единственный.

Плевать на эти мелкие нарушения! Скорее вперед, к вожделенному теплу и благодатной сухости. Вилков широкими шагами, разбрасывая во все стороны крупные капли воды и оставляя на полу четкие отпечатки промокших насквозь ботинок, устремился по коридору в сторону офицерских кают.

Удивительно, но в каюте оказалось тихо и темно. Постой-постой, койки-то все «голые»! Ни постельного белья, ни матрасов. А в боковом шкафу лишь одиноко болталась сломанная деревянная вешалка. Вилков отступил обратно в коридор, недоуменно огляделся и тут заметил узкую полоску света из-под двери в соседнюю каюту. С внезапно охватившим его тревожным волнением он медленно потянул за металлическую рукоять…

Слава богу! Вот тут все было родным, узнаваемым, привычным и успокаивающим. Небольшое помещение ярко освещалось низко висящей на электрическом шнуре 150-ваттной лампочкой без абажура. Прямо под ней стоял квадратный деревянный стол, застеленный клеенкой, на котором в таком замечательном беспорядке громоздились несколько вскрытых консервных банок, нарезанный толстенными ломтями «кирпич» черного хлеба и практически подчистую обглоданный скелет селедки. В большой стеклянной банке тоскливо плавал в рассоле одинокий скукоженный огурец. Довершали натюрморт два граненых стакана и две бутылки с этикетками армянского 5-летнего коньяка, в разной степени заполненные прозрачной жидкостью.

В каюте было жарко от работающего на полную мощность электрического обогревателя. Поэтому двое мужчин сидели за столом друг напротив друга в одних тельняшках и легких спортивных штанах. Один был Валя Зверев, управленец с Денисового экипажа. Второго Вилков не знал.

– О-о-о! Дэн! – заорал Валентин и бестолково замахал руками. Стало понятно, что он уже изрядно навеселе. – Раздевайся быстро и к нам за стол!

Денис опасливо оглянулся на распахнутую дверь каюты:

– Валя, ты своими воплями все начальство в казарме переполошишь.

Физиономия Зверева расплылась в широченной улыбке:

– Начальство?! Ау! – Ёрничая, каплей засунул голову под стол. – Где ты? Здесь, лейтенант, только одно начальство – я. И потому приказываю: раздеться и к барьеру!

Он выбрался из-под стола и потянулся к одной из коньячных бутылок.

Вилков решил не спорить и не зацикливаться на разбирательствах: все само прояснится. А промокшие шинель, ботинки и даже брюки следовало скинуть немедленно. Когда, раздевшись до тельняшки и трусов, Дэн подсел к столу, стаканы были уже наполнены.

– Тост! – Валентин встал. – Я пью за тех… о, черт, забыл, как это в стихах…