«Страх. Книга первая. И небеса пронзит комета» kitabından alıntılar, sayfa 3

Мне смешно: агитировать за отказ от курения между затяжками – это очень, конечно, логично.

Детям жалко комету. Да, они умеют сострадать даже далекой бездушной глыбе льда, и это их основное отличие от нас, взрослых.

Я люблю заниматься с младшими. Не потому, что давать материал в упрощенной форме легче, совсем нет. Потому, что только они – настоящие дети. Еще не испорченные, искренние, доверчивые, непосредственные. Не испачканные, не изуродованные подлостью и жестокостью окружающего мира. Или хотя бы почти не испачканные.

– Чушь, конечно, на постном масле, но следить за тем, как идут дела у коллег, тем более у конкурентов, необходимо.

Не та собака страшна, что лает, а та, что молчит, –

(«если Феликс чего-то не знает, значит, этого вовсе не существует»),

Мелкая рябь – и все, вода уже успокоилась.

тала головой, вцепилась в мою руку, подняв ее чуть не к самому лицу, словно хотела поцеловать

странная любовь. Наши скандалы уже проели мне всю печень, но в то же время меня искренне раздражают «дружеские» советы: мол, сколько можно быть мальчиком для битья, плюнь ты на эту ехидну, мало ли баб на свете. Мало. Строго говоря, одна. Ника для меня – единственная. И я страшно, почти панически боюсь ее потерять. Парадокс, да? Человеческие отношения вообще нередко строятся самым причудливым образом. Моя любовь к Нике похожа скорее на средневековый «приворот», на колдовство. Но знаете, в чем фокус? Если бы мне предложили «отворот», я бы отказался без малейших раздумий. Мне нужна Ника, и нужна эта любовь. Уж какая есть. К  тому же… Случаются – пусть редко – и ласковые слова, и нежные прикосновения, и взгляды. И это такое сказочное блаженство, что за него я готов простить Нике все ее грубости, всю ее взбалмошность и, если называть вещи своими именами, злобность.

Считать себя значимой персоной, будучи в действительности никем, – опаснейшая из иллюзий.