Kitabı oku: «Кровь танкистов», sayfa 3

– Так точно, чай, не глухой. Отходим через рембатовцев, прикрываем госпиталь. Тока, как доедем, я сам дэтэшники и сниму, к чему бойцов напрягать. Так что, уже едем?

– Нет, блин, тетю Клаву ждем! – откуда взялась эта самая «тетя Клава», Дмитрий и понятия не имел. Вроде из какой-то давнишней, чуть ли не девяностых годов, телевизионной рекламы. – Давай отползай, примем на броню трехсот… м-мм… раненых, и едем назад. Вряд ли фрицы нам много времени дадут, так что скоро попрут. Или авиаподдержку вызовут, а от «лаптежников» нам, сам понимаешь, не укрыться.

– Слышь, командир, а может, мы им так вломили, что они и не…

– Попрут, вот увидишь, жопой чую, – мрачно ответил Захаров. – А она у меня редко ошибается. И вообще, Иван Батькович, разговорчики! Давай, отъезжай, чтобы нас пригорочек полностью укрыл. А то, не ровен час, еще и…

В этот момент утреннее небо разорвал рокот авиационных моторов, и Дмитрий инстинктивно вжал голову в плечи, готовясь к самому худшему. Если немцы вызвали-таки авиацию – всё, сливай воду, как говорилось в его времени. От пикирующей сверху «штуки» на ровном месте не спасешься, как ни насилуй дизель и ни маневрируй, это он и без боевого опыта Краснова прекрасно понимает. Вот только почему они заходят с востока: просто идут «под солнцем», опасаясь наземной ПВО – которой тут, увы, попросту нет – или…

Оказалось как раз «или», и Захаров облегченно выдохнул, неожиданно поймав себя на мысли, что несколько этих долгих секунд, похоже, и вовсе не дышал. Что ж, и на сей раз повезло.

А над головой проносились распластанные на небесно-голубых плоскостях с красными звездами «Ильюшины». Гораздо выше выли моторами истребители прикрытия, готовясь отогнать немецкие перехватчики, буде они появятся. Вот же как бывает: до усрачки боялся прилета «восемьдесят седьмых»³, а прилетели наши! И с ходу дали фрицам неслабого жару, причем в самом прямом смысле этого слова: зайдя на атаку на высоте в триста-четыреста метров, «горбатые» проштурмовали опушку и ближайшие несколько сотен метров лесной дороги ФАБами и эрэсами, превратив ее в кипящее море огня. Сделав второй заход и окончательно освободившись от смертоносного груза, «Ил-2» прошлись напоследок на бреющем, поливая разгромленную колонну и окрестности огнем бортовых пушек и пулеметов.

Захаров впервые видел атаку штурмовиками наземной цели и весьма впечатлился. Конечно, боевая пара «Ми-24» или «грачей» отработала б не хуже, в Афгане наблюдал пару раз, как вертолеты утюжили НАРами горные склоны, а разок даже стал свидетелем атаки звена «Су-25» на непокорный кишлак, из которого, несмотря на многочисленные зачистки, раз за разом приходили моджахеды, но и только что виденная картина более чем впечатляла. Собственно говоря, никакой опушки больше не существовало. Вообще. И доброго полукилометра невидимой отсюда дороги тоже. Только нечто дымно-пыльное, пронизанное огненными всполохами, фонтанирующее рвущимися в пламени боеприпасами и опадающее на землю клочьями жирного пепла и сорванными ударной волной листьями и ветками. Н-да уж, теперь он, пожалуй, и на самом деле понимает, отчего немцы называли этот штурмовик «чумой» или «мясником»!⁴ А вообще, если честно, то им просто немыслимо повезло, что летуны успели вовремя. На этой войне подобное, увы, не столь уж часто случалось.

Дмитрий проводил взглядом удаляющиеся штурмовики – спасибо, парни, выручили. Теперь уж точно в спину не ударят. Да и командование, коль прислало штурмовики, теперь знает про их непростую ситуацию, следовательно, шансы уцелеть и спасти госпиталь возрастают многократно. Или… или командование и раньше знало о прорыве, дожидаясь, пока немцы начнут покидать лес, где накрыть их оказалось бы не в пример сложнее? Что ж, тоже вполне вероятно. Да и логично, если начистоту. Планировать боевые операции нужно с холодной головой, а не на эмоциях. Впрочем, не ему судить, кто прав, а кто – нет. Он со своим экипажем сделал все возможное. Равно, как и бойцы лейтенанта Алехина…

* * *

– Ну, здоров, танкист! Выжил, значит?

Захаров торопливо обернулся, выбрасывая окурок и вспоминая, откуда ему знаком этот голос. Ох ты ж, да это тот самый смершевец, что допрашивал его в землянке накануне начала немецкого прорыва. Как там бишь его – Луганский вроде? Лейтенант госбезопасности?

– Так точно, товарищ лейтенант государственной… – и осекся, остановленный коротким движением руки особиста.

– Да не тянись ты, Краснов, не тянись. После того, что совершил, ты даже передо мной тянуться особо не обязан. Фрица остановил, а перед этим, помнится, и еще кое-что весьма важное сделал. Знаешь что, лейтенант, а пойдем-ка, пройдемся, поговорим? Так, чтобы без лишних ушей?

– Так точно, – въехав в ситуацию, Дмитрий подбавил в голос неуверенности, – а что…

– Да ничего, – пожал плечами тот. – Во-первых, документы тебе вернуть хочу, а во-вторых, пару вопросов задать. Хотя ты, – Захаров не без труда, но все же выдержал тяжелый взгляд Луганского, – и без них, похоже, прекрасно справился. Причем по собственной инициативе.

Дмитрий резко остановился – подводить капитана-рембатовца он не собирался:

– Товарищ лейтенант государственной безопасности, танки под мое командование…

– Успокойся, Краснов, не дергайся. Я прекрасно знаю, как и что было. И весьма сожалею, что опоздал. Признаю, оставить тебя без документов – полностью моя вина. Но кто ж знал, что они именно в эту ночь сунутся? Я ж то думал, смотаюсь в штаб, потом вернусь… ну да, не стану скрывать, и твою личность заодно проверю…

– И как, проверили… заодно? – Дмитрий, едва ли не против своей воли, начинал потихоньку закипать от тихого и располагающего к себе голоса особиста. Только б не сорваться, ведь он, очень похоже, именно на это и надеется. Блин, и ведь ничего, практически, и не изменилось со временем: когда его пару дней мурыжил батальонный «молчи-молчи» после того памятного рейда в кишлак, первого в его афганской жизни, все примерно так и обстояло. И манера говорить, и взгляды, и многозначительная незавершенность фраз…

– Проверил, – неожиданно сухо закончил особист, словно вдруг полностью потеряв интерес к дальнейшему разговору. Протянул потрепанную на сгибах командирскую книжку:

– Держи, Краснов. И не тушуйся, нормально все будет. И орден на грудь прикрутишь, и… вообще, – судя по всему, никаких комментариев более не полагалось: мол, отвертелся – и радуйся, сопи в две дырки. А вот хренушки!

– А…

Особист остановился, с видимым неудовольствием на лице обернувшись:

– Ну что еще, Василий? Вроде ж все решили?

– Товарищ лейтенант государственной безопасности, мне бы в свою часть попасть, а? И танк забрать, ну, тот, на котором сегодня воевал. Он ведь все одно из ремонта, можно ж куда хошь определить? Опять же, ребята в экипаже нормальные, почти уже сработались. Пособите, а?

Поколебавшись несколько секунд, Луганский хмыкнул, неожиданно широко улыбнувшись:

– Ну, хрен с тобой, заслужил. Собственно говоря, раскрою маленький секрет: меня ведь как раз в вашу бригаду и переводят, так что повезло тебе. Танки и опытные экипажи нам скоро очень даже понадобятся. Да, и вот еще что, едва не забыл: про те документы – молчок, надеюсь, сам понимаешь? Забирать тебя из действующей армии глупо, не тот ты человек, чтобы в тылу сидеть, а в мое ведомство наверняка ж не пойдешь? – Дмитрий осторожно кивнул.

– Вот и я об этом. Так что воюй, бей фрица в хвост и в гриву, у тебя, вроде, неплохо получается. Главное, в ближайшее время в плен не попадайся. Живым, – особист криво ухмыльнулся и, не оглядываясь, потопал прочь.

Кстати, интересно, к чему вообще был весь этот разговор? Документы вернул – это да. А в остальном? «Пару вопросов хочу задать» – а ведь, по сути, и не спросил ничего… неужели все-таки в чем-то подозревает? Или просто хотел посмотреть на реакцию? Ну, кто ж виноват, что ему так везет?! И с той колонной, что они позавчера расхерачили, и с документами этими, и сегодня?

Хотя, если учесть важность портфеля оберста с труднопроизносимой фамилией Штейнтенберг (смотри-ка, вспомнил-таки!), он всяко должен стоять «на контроле» у контрразведки. Как минимум, до июля, когда оные документы наверняка потеряют свою ценность. Да, наверное, в этом все и дело. Опять же, не зря Луганский про плен ввернул – «едва не забыл», ага, прям счас он взял, и поверил! О таком не забывают, особенно лейтенанты НКГБ. Да, похоже, именно в этом все и дело…

– Слышь, командир, – голос подошедшего со спины механика-водителя едва не заставил Захарова подпрыгнуть на месте. Блин, нервы реально расшатались.

– Ну? – обернувшись, десантник вперился недовольным взглядом в чумазую физиономию своего мехвода. – Что случилось, Иван?

– Дак это, а чего «особняк»-то от тебя хотел?..

– Ваня, а давай без…

– Извините, тарщ лейтенант. Виноват. Глупость сморозил, бывает. Да и ваще, я по другому вопросу. Думал, сами с Серегой справимся, так он, как увидел, так сразу рыгать за танк побежал. Бледный стал, бурчит, мол, не пойду – и все тут. А одному несподручно, подмогнуть бы надо.

– Так, Иван, ты вообще о чем? – искренне не понял Захаров. – Что за бред? В чем помочь? И почему рыгать?

– Ну, так это, командир… мы, когда фрица-то давили, одного в ходовую и замотало. Ну, и перекрутило меж катков-то, мы ж после того еще с полкилометра проехали. Чистый фарш. Теперь нужно ломом выковырять, а то нехорошо как-то, не по-людски. Схороним, что осталось, лопата имеется… А Серега, дурак, как увидел, так только блюет да матерится. Совсем, салага, войны не видал. Так как, командир, подмогнешь?

С трудом протолкнув в горло внезапно возникший вязкий комок, Захаров лишь молча кивнул. Да уж, похоже, сегодня ему все-таки придется расширить недавно помянутую копилку острых ощущений.

Бл-лин…

Глава 3

Василий Краснов, недалекое будущее

– …Сонька! – бросившийся к девушке танкист бухнулся на колени, рывком поднял совсем легкое, словно внезапно потерявшее вес тело, приваливая к себе. Торопливо ощупал, до одури боясь коснуться пальцами чего-то липкого, такого знакомого и страшного. Нащупал, увы: правый бок коротенького сарафана уже успел обильно пропитаться кровью. Зарычав от безысходности, рванул оказавшуюся неожиданно податливой ткань, в скупом свете подвешенной над входом лампы осмотрел рану. Крохотное входное отверстие чуть ниже правой груди уже почти не кровило, а выходного, на спине, он так и не нащупал. Неужели пуля осталась внутри? Плохо, ой, плохо, по собственному боевому опыту знает. Так, что еще, ведь бандит садил из автомата чуть ли не в упор? Но, как ни странно, больше ранений он не нашел, лишь сбитые до крови коленки и локоть, да здоровенная ссадина на щеке: видать, неслабо приложилась, падая с крыльца.

Прижав к себе безвольное тело, несколько секунд просто тупо сидел, раскачиваясь из стороны в сторону и бездумно глядя в никуда, затем взял себя в руки: девчонка пока жива! И выживет ли – зависит только от него самого. Перевязать? Наверное, нет, не стоит терять времени, рана практически не кровит. Нужно выбираться отсюда, и как можно скорей. Вряд ли они далеко от города, а там – и больницы, и полковник Геманов, в конце-то концов. Уж Олег Алексеевич точно поможет. Да, вот кстати…

Осторожно опустив девушку на мощенный квадратными цементными плитами двор, Краснов, подобрав выпавший из Сонькиной руки пистолет, двинулся в сторону автомашин. Нужен мобильный.

Пинком перевернул на спину труп первого из бандитов, торопливо обшарил его, однако телефона не нашел. Вот блин, а ведь казалось, будто в этом времени сотовый встречается в кармане даже чаще, чем пачка сигарет. Может, со вторым повезет, с тем, которого он завалил возле багажника? Повезло, в кармане обнаружилась продолговатая коробочка телефона.

А еще бандит оказался живым: несмотря на пробитую в нескольких местах грудь и немаленькую лужу натекшей крови, в темноте кажущуюся абсолютно черной, пытался что-то сказать, кривя в гримасе боли пузырящийся кровавой пеной рот. Не испытывая ровным счетом никаких эмоций – какие, на хер, эмоции, когда в десяти метрах лежит умирающая Соня?! – Краснов забрал мобильный, равнодушно поднял оружие и нажал на спусковой крючок. Пистолет негромко хлопнул, не менее равнодушно выплюнув девятимиллиметровую смерть; стреляная гильза улетела куда-то под днище авто. Вполне нормально, по закону военного времени, разве нет? Разве сейчас этот закон не действует? Еще как действует, ага… Застреленного Сонькой бандита даже и проверять не стал: уж больно четко отпечаталось в памяти вспухшее позади его башки зловещее алое облачко. После подобного не выживают, не раз на войне видал.

Вернувшись к девушке – Соня по-прежнему была без сознания, но дышала ровно – набрал знакомый номер. Полковник ответил на третьем гудке, словно на часах и не было половины четвертого утра, и Краснов вкратце обрисовал ситуацию.

Отреагировал Геманов мгновенно:

– Ни в коем случае не отключай телефон и держи его при себе, сейчас отследим твое местоположение, – в динамике было слышно, как полковник, матерясь под нос, куда-то звонит и отдает короткие распоряжения. – Девушка серьезно ранена?

– Не знаю, но, похоже, да. Пуля вошла справа, ниже сис… э-э… груди, выходного отверстия не нашел.

– Я понял. Лейтенант, ты меня четко слышишь?

– Так точно, – никогда еще Василий так не радовался возможности отвечать по-уставному, без лишних, никому не нужных слов и подробностей.

– Хорошо. Тогда запоминай: оставаться там крайне опасно. Мы выезжаем немедленно, но доберемся до места не раньше чем через час. Это долго, Василий. Вас могут попытаться перехватить как дружки этого твоего Карася, так и заказчики похищения. Вторые – куда как опаснее. Ты машину сможешь вести?

– Постара… так точно, смогу. Наверное.

– Тогда грузи девушку и уезжай оттуда. Прямо сейчас! Только телефон не отключай, хорошо? Если случайно сбросишь вызов, набери меня еще раз. Действуй, танкист!

– Есть! – Краснов запихнул телефон в карман и, подняв девушку на руки, аккуратно уложил на широкое заднее сиденье. Сбегав в дом, закинул в багажник карасевскую сумку и чемодан, захлопнув пробитую пулями крышку. Оружие собирать не стал, ограничившись пистолетом, в обойме которого еще должны были оставаться патроны – не на фронте, чай! Усевшись за руль, захлопнул дверцу, закрывшуюся на удивление мягко, почти бесшумно, и сосредоточился, пытаясь воспользоваться памятью Захарова. И, выругавшись, яростно ударил ладонями по обтянутой каким-то мягким материалом шоферской баранке: память десантника, столько раз выручавшая его сегодня, на сей раз упрямо молчала.

– Ключ зажигания, – раздался с заднего сиденья слабый голос пришедшей в себя девушки. – Справа под рулем должен быть. Поверни…

– Сонечка! Милая…

– Делай, что говорю. Дальше сам вспомнишь. Только ворота сначала открой…

Матеря себя последними словами – кретин, сам должен был догадаться! – Краснов выскочил из машины и распахнул массивные створки. Уселся обратно, повернув воткнутый в гнездо под рулем ключ, один из нескольких, насаженных на серебристое кольцо с каким-то непонятным пластмассовым брелком с парой разноцветных кнопок. Под капотом немедленно зарычал мощный мотор.

– Теперь езжай, Вась. Ты все вспомнишь, ты обязательно справишься. Давай, любимый, долго я не продержусь, очень больно, внутри все горит. Давай, Вася, с Богом…

Мысленно застонав, танкист собрался было снова долбануть по ни в чем не повинному рулю… и неожиданно понял, что следует делать дальше. Или, скорее, не понял, а вспомнил. Ведь все так просто – две педали, газ и тормоз. И ручка переключения скоростей… а, нет, в трофейной машине стояла автоматическая коробка передач, потому и педалей две, а не три. Так, сейчас разберемся…

Несколько раз судорожно дернувшись, машина выкатилась за ворота.

– Молодец, Вась. Я пока посплю немного, хорошо? – прошелестел сзади едва слышимый голос. – Ты, главное, езжай. Не бойся, мне уже почти совсем и не больно. Только спать очень хочется…

Автомобиль, снова дернувшись, застыл на дороге, куда Василий ухитрился вырулить со двора, даже не оцарапав лакированных бортов:

– Сонька, Сонечка, не надо! Не нужно, милая! Говори со мной, говори, слышишь?

– Хорошо… я буду говорить… сколько смогу… ты, главное, езжай… и это, Вась, фары-то включи…

Автомобиль несся по пустому в предутренний час шоссе. Впрочем, «несся» – это так, исключительно с точки зрения новоиспеченного водителя: выжимать больше восьмидесяти километров в час привыкший к совсем иным скоростям танкист просто не решался. Он и так-то старался особенно не глядеть в боковое окно – от мельтешения за стеклом начинала кружиться голова и к горлу подкатывал неприятный, вязкий и тошнотный комок. Соня то ли спала, то ли снова потеряла сознание: когда девушка вдруг замолчала, он остановил машину, выскочил наружу и, распахнув заднюю дверцу, бросился проверять, что с ней. Хоть растормошить ее и не удалось, но дышала Соня ровно, и пульс, пусть и слабый, прощупывался отчетливо. В конце концов Василий решил, что так, возможно, будет даже и лучше. Болевой шок, потеря крови и тяжелейший психологический стресс – жуткий коктейль, бороться с последствиями которого лучше во сне. Лишь бы сердце выдержало. Главное, поскорее добраться до своих… ну, в смысле, встретиться с полковником. Ох, быстрее бы!..

Словно отозвавшись на мысленный позыв, лежащий на правом сиденье мобильный, отключенный еще полчаса назад (у прежнего хозяина телефона попросту закончились на счету деньги, а перезванивать Геманов не стал, видимо, уже не было необходимости) запиликал очередную незнакомую Василию мелодию. Не отрывая взгляда от ветрового стекла – ну, реально ж страшно с такой безумной скоростью-то нестись! – танкист нащупал аппарат и, на миг скосив взгляд, чтоб не перепутать кнопки, принял звонок.

– Лейтенант, мы уже рядом. Через пару минут будет развилка, там пост ГАИ, такая двухэтажная стеклянная будка с буквами сверху, не ошибешься. Увидишь – сразу тормози, но близко не подъезжай, остановишься, где гаишник укажет. Как девушка?

– Жива, – сухо ответил Краснов, бросив взгляд на заднее сиденье. – Нужны врачи. Срочно.

– Все готово, – не менее сухо ответил полковник. – Не психуй. Держи себя в руках, танкист.

– Хорошо, – не сбрасывая вызова, Василий положил телефон обратно на сиденье, высматривая впереди обещанную двухэтажную будку. Ага, вот и она, над крышей горят здоровенные неоновые буквы «ГАИ». Вот только на достаточно широкой развилке, где сходились (или расходились, смотря с какой точки зрения смотреть) три ведущих к районным центрам шоссе, не было ни единой машины, кроме припаркованного под этой самой будкой бело-синего милицейского автомобиля с потушенной мигалкой.

Стоящий у края дороги милиционер лениво отмахнул светящимся полосатым жезлом: тормози, мол. Еще не до конца понимая, что происходит, Краснов послушно сбросил скорость, припарковывая автомобиль у обочины. Согласно памяти Захарова, именно так и положено реагировать на команду регулировщика. Кстати, там, в его времени, регулировщики тоже имелись. Правда, в основном женского полу и без подобных жезлов в руках, зато с двухцветными флажками. Один означал «вперед», второй – «стоп, пропусти колонну».

Ну, и где полковник с обещанными врачами и подмогой?! Ни машин, ни людей, только этот одинокий милиционер, равнодушно помахивающий своей черно-белой палкой. Что вообще происходит?

Шумоизоляция в трофейном авто была просто изумительная, Василий уже успел это оценить, пока ехал. Однако даже она не сумела полностью приглушить визг стираемых об асфальт шин: на пятачок перед ярко освещенной будкой автоинспекторов вырвались сразу два громоздких черных внедорожника – термин пришел в голову мамлея, словно сам собой: снова проявила себя память Дмитрия. Огромные, словно бронеавтомобили, сверкающие лакированными черными боками, с широкими колесами, свирепо рычащие мощными моторами… не авто, а сущие боевые машины, только пулеметов над крышей не хватает. И как это понимать?

Понимать, в принципе, ему и не пришлось, уж больно быстро завертелись последующие события. Сначала вяло отмахивающий светящимся жезлом милиционер вдруг резво рванул в сторону толстенного бетонного отбойника: такой не то, что из пулемета – из танковой пушки не враз прошибешь! Затем из распахнувшихся дверей джипов посыпались затянутые в черное фигурки: один, пять, восемь…

«Наши!» – радостно решил было Краснов, в следующий же миг уловив в происходящем некое несоответствие. Если это те, кого он ждет, то отчего они все с оружием, словно собираются штурмовать его авто? И где медики; где, в конце концов, сам полковник?

В это мгновение на крыше гаишного поста вдруг вспыхнули яркие прожектора, залив пространство мертвенно-белым светом мощных галогеновых ламп. Свирепо рыча дизелем, из-за правого откоса выбрался, с натугой перевалив крутой гребень и качнувшись на амортизаторах всеми своими четырнадцатью тоннами, доселе незаметный с дороги бронетранспортер. Взаправдашний армейский, восьмиколесный, камуфлированный, с приплюснутой круглой башенкой, откуда торчал ствол крупнокалиберного пулемета. Бронемашину Василий узнал сразу – «БТР-80», разумеется! Это еще что такое?!

Выехав на обочину и остановившись, бэтээр довернул башню и неожиданно дал длинную очередь, отнюдь не предупредительную, огненным жгутом хлестнувшую по обоим внедорожникам. Даже сквозь запыленное лобовое стекло Василий видел, как вылетают вынесенные тяжелыми четырнадцатимиллиметровыми пулями стекла и покрывается рваными пробоинами лакированный металл кузовов. Когда крупнокалиберная пуля весом почти в семьдесят грамм попадала в колесо, внедорожник смешно подпрыгивал на месте, тут же оседая на раненый бок. Черные фигурки вмиг плюхнулись на асфальт: по крайней мере, те, кто успел вовремя среагировать – нескольких отшвырнуло в сторону в состоянии, абсолютно несовместимом с жизнью.

«Ну, еще бы, – неожиданно злорадно подумал парень. – У нас подобные патроны только в противотанковых ружьях и использовались, танки жгли, а тут по жестянкам садят, да по людям…»

А со всех сторон уже бежали затянутые в камуфляж бойцы в незнакомых глубоких шлемах с прозрачными щитками-забралами, бронежилетах и с оружием. Пассажиров расстрелянных джипов без особых церемоний швыряли лицом вниз, утыкая в затылки стволы автоматов. Разоружали, отбрасывая оружие в сторону, торопливо обшаривали, выворачивая кармашки «разгрузок» и выдергивая из брюк ремни. С теми, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление, и вовсе не цацкались, в лучшем случае со всей дури угощая ударом приклада между лопаток, в худшем… Василий расслышал четыре выстрела и вовсе не был уверен, что стреляли в воздух. Наконец командовавший бойцами офицер вышел на дорогу и пару раз крутанул над головой раскрытой ладонью. Откуда-то из-за поста ГАИ вывернулось сразу несколько легковых автомашин и яркая, бело-красная карета «Скорой помощи». Ну, наконец-то!

Облегченно выдохнув, танкист распахнул дверцу, выбираясь из комфортного салона навстречу торопливо вышагивавшему по асфальту Геманову. Попытался встать для доклада по стойке «смирно»:

– Товарищ полковник…

– Отставить, все потом, – Олег Алексеевич кивнул вытаскивающим из фургона носилки медикам:

– Да быстрее же, забирайте ее!

И лишь затем повернулся к танкисту:

– Василий, а давай, я тебе потом все объясню? Не время сейчас, да и не место. Ты ж воевал, значит, должен понять: иначе было нельзя. Мы одновременно и вас, и этих уродов вели. Вот и решили совместить, так сказать, приятное с полезным. Понимаешь?

– Понимаю, – угрюмо буркнул танкист. – На живца, типа, ловили? А если б нас того…

– Ну, почти, – Геманов спокойно выдержал его взгляд. – Прости, лейтенант, но извиняться я не намерен. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. И виноватым себя ни в коей мере не чувствую. Хотя бы потому, что твердо знаю: все было под контролем, и вам с Соней ничего не угрожало. Помнишь того гайца… ну, регулировщика, – пояснил он, уловив на лице мамлея гримасу откровенного непонимания, – что вас затормозил?

– Который за каменюку спрятался? – фыркнул Краснов.

– Ага. Вот только за той, как ты выразился, «каменюкой» у него целый арсенал имелся, пулемет с лентой на двести пятьдесят патронов, да пара противотанковых гранатометов. И если б вы оказались в опасности, он бы прикрыл, пусть и ценой своей жизни. Неужели думаешь, что это и на самом деле был сотрудник автоинспекции? Нет, конечно, мой боец, только переодетый. Ну, а в целом? Что такое государственные интересы, ты, надеюсь, еще не забыл? То-то же…

– Извините, – стушевался танкист.

– Да ладно, брось, разве я не понимаю? Нервы у всех не железные, что у тебя, что у меня. Полагаешь, просто было организовать подобную операцию меньше чем за час? А ведь с твоего первого звонка немногим больше времени прошло. Спецназ-то родной по тревоге поднять – это одно, а вот тот же бронетранспортер организовать – совсем даже другое. Но получилось, сам видишь. Вроде бы даже неплохо вышло.

– Так эти… – запоздало догадался Краснов, мимоходом успев еще раз устыдиться собственному поведению.

– Ну, да, это как раз и есть группа захвата нанимателей этого твоего Карася. Точнее, была. Подозреваю, они прекрасно знали о том, куда ты едешь и на чем – как, впрочем, и обо мне. Мобильный определенно стоял на прослушке, вот они и попытались перехватить вас, прежде чем это сделаем мы. А может, и не только в телефоне дело, дом мог быть под наблюдением, или внутри остался кто-то, кто работал не только на Карася, – ты ж весь особняк, полагаю, не осматривал? Главное в том, что и моя, и их операция планировались в жуткой спешке, потому никакой гарантии успеха не было и быть не могло. Просто за мной, как ни крути, стоит государственная машина, а за ними… очень надеюсь, что вскорости я как раз и узнаю, кто стоит за ними. Так что, товарищ младший лейтенант, садись в мой автомобиль, и погнали в город. У меня дел не то, что невпроворот, а выше крыши. А тебе стоит выспаться. За девушку не волнуйся, теперь она в надежных руках, операционная готова, бригада хирургов и реанимационная тоже, сейчас мигом до города домчим, а уж там – как бог на душу положит. Но я отчего-то уверен, что все будет хорошо. Веришь мне?

– Как будто есть выбор, – буркнул Василий. – А можно мне с ней?

– Лейтенант, – голос Геманова закаменел. – Ты хирург? Или реаниматолог? И чем ты поможешь? Будешь ходить по коридору больницы и смолить одну за другой сигареты? Так в больницах ныне курить вовсе запрещено. Сказал же: девушка в надежных руках. А ты нужен мне. Сейчас важна любая мелочь, любой пустяк, который ты заметил, но не придал должного значения. К дому этого бандюка уже выехала оперативная группа, ребята знают, что делать. А мне важно то, что заметил ты. Ясно? Тогда бегом в машину, уезжаем отсюда.

– Так я там это, пострелял немного…

– Не проблема, сказал же, группа выехала. Приберут, если что. Мало ли, какие у бандитов разногласия случаются. Не поделили чего, да и схватились за стволы. Неважно, короче. Это уж точно не твоя проблема.

Вспомнив кое о чем, танкист кивнул в сторону брошенного автомобиля:

– Там, в багажнике, какой-то чемодан и сумка, Карась их с собой тащил, когда из дома драпал. Ну, я и прихватил, вдруг что ценное.

– Ого, а ты, смотрю, парень хваткий. Еще и трофеи приволок. – Геманов отдал одному из своих людей короткое распоряжение. – Молодец. Ступай в тачку.

Коротко кивнув, Краснов поплелся в сторону полковничьей автомашины, успев заметить, как фургон «Скорой помощи», врубив мигалку и сирену, рванул в сторону города. Плюхнулся рядом с водителем, место которого занял сам полковник. На заднем сиденье устроились двое молчаливых парней в полной боевой: камуфляж, каски, бронежилеты, забитые боекомплектами разгрузки и автоматы в руках.

Взревев мотором, явно не штатным, машина выехала на шоссе и поперла к городу со скоростью никак не меньше ста двадцати кэмэ – судорожно сглотнув, Василий торопливо уставился в лобовое стекло. Не хватало только, чтобы полковник заметил, что он боится быстрой езды!

– Товарищ полковник, я…

– Не сейчас, – отрезал Геманов, мазнув по лицу танкиста цепким взглядом. – Когда прибудем на место, тогда и доложишь. Пока одно могу сказать: ты все правильно сделал, молодец. Я и не думал, что сам справишься, да еще и столь быстро, а ты вон как, аж завидно. В спецназ тебе нужно, танкист, не иначе как, – полковник усмехнулся. – Пойдешь под мое начало? Нам такие, как ты, очень нужны.

– Если обратно не вернусь, то пойду, – абсолютно серьезно кивнул Краснов. – Я ж ничего, кроме войны, и не видел. Да и гражданской профессии у меня нет, танкист я. Вот на Соньке женюсь и пойду. Поди, чему и научат…

– Даже так? – смущенно пробормотал тот. – Уже и свадьбу спланировал? Серьезный подход, да… Ладно, ловлю на слове. В бардачке сигареты, хочешь – кури. Скоро приедем, там и поговорим. Все, объявляю режим радиомолчания.