Kitabı oku: «Красивая женщина и климакс», sayfa 4

Глава 4

– Пошли, пошли! Я давно хотела сделать этот обряд, но с ребенком мне неудобно было тащиться туда! – распустив завитые пушистые светлые волосы, Ариночка под руку вела Свету на кладбище. Девочка во все глаза смотрела на местную природу, на голубой Байкал. Они шли через степь, чуть поодаль от лесной кромки хвойного леса. Под ногами то и дело появлялись песчаные участки, и они буксовали. Ветер трепал им волосы, и девушки жалели, что не забрали их в хвосты, а оставили распущенными. Света была выше Арины на полголовы и выглядела гораздо стройнее и привлекательней. Это ее удивляло. Она привыкла смотреть на старшую сестру, как на идеал, и была поражена, увидев ее, потерявшую прежнее изящество, фигуру. Арина поправилась, ее тонкая прежде талия бесследно исчезла, низ живота стал заметно выпирать вперед, круглая красивая грудь, сдулась, опустилась и стала походить на спущенные воздушные шарики, на бедрах появился целлюлит, а ранее прелестное личико округлилось, стало большим, щекастым. Неожиданно для себя Света вдруг стала предметом зависти для сестры. Ариночка, увидев ее круглую, упругую попу в шортах, вспомнила, что и она когда-то поражала всех красотой своих ягодиц. Ей немедленно тоже захотелось пощеголять в коротеньких шортиках. Однако в ее гардеробе не оказалось никаких шорт, и тогда она обрезала свои старые джинсы. И теперь они шли на кладбище обе в джинсовых шортах. На Свете был еще и короткий топик, открывающий ее девичий плоский живот, а Арина, не желая отставать от нее, тоже оголила свой выпирающий животик, завязав блузку узлом под грудью. Они шли рядом, и Света чувствовала, что сестра завидует ей. Ей! Разве могла она когда-нибудь даже подумать о таком? Никогда! Но сейчас Света чувствовала свое превосходство. Они вместе с Акмарал уже почти год три раза в неделю ходили в спортивный комплекс и занимались там на тренажерах. И теперь Света прекрасно видела, как ей пошли на пользу эти занятия. Ее ноги, руки, живот, спина – все было сильным, упругим, рельефным. Мама боялась, что она испортит свою фигуру на тренажерах, но ничего подобного! Света шла возле потерявшей форму сестры, и с удивлением замечала, что у той трясутся целлюлитные ляжки при ходьбе, что руки у нее располнели, а живот вообще неприлично вываливается складкой из шорт. Не надо было ей так одеваться…

– Мама сказала, что ты на тренажерах занимаешься, – с завистью разглядывая фигуру двоюродной сестры, сказала Арина.

– Занимаюсь, – Света с воодушевлением смотрела по сторонам и не могла налюбоваться на местную природу. Степные просторы, огромное небо над головой, обширная гладь озера, выступающая из воды скала… Ее не оставляло ощущение пространства и широты. Вот бы здесь остаться навсегда! Они шли по грунтовой дороге, и над ними возвышалось огромное фантастическое небо с облаками. Как красиво! Пока они ехали по Иркутску, и она разглядывала город из окна автобуса, то чувствовала какой-то мертвый интерес ко всему, но сейчас ее душа будто ожила, наполнилась жизнью. А еще она чувствовала себя в полной безопасности. Родители были от нее далеко, а тетю Лару, несмотря на ее неприязнь, Света совершенно не боялась. Пусть себе выпускает колючки, если уж ее так распирает. Девочка уже поняла, что для тетки нет ничего хуже, когда ее игнорируют, не замечают, и пользовалась игнором, как броней. Она прекрасно видела, как Лара теряется, когда на нее не обращают внимания, как умолкает, начинается злиться, но ничего поделать не может и буквально захлебывается собственной злостью. Вот и пусть!

– Я тоже упражнения стараюсь делать, – Арина то и дело поглядывала на неожиданно расцветшую сестру. – Мне бы еще похудеть…

Девушка никак не могла примириться, что ее невзрачная, обычная сестренка неожиданно стала такой красивой. Ей это казалось противоестественным, на ее месте должна быть она, Арина. Это она всегда притягивала к себе взоры! И мама у нее такая же! Сестра как будто занимала сейчас ее собственное место, как будто она нагло спихнула в сторону законную представительницу красоты. Но этого просто не должно быть! Кто такая Света? Она всегда была тихой и незаметной. В ней никогда не было ни обращающей на себя внимания бойкости, ни артистизма. Молчаливая, сторонящаяся всех, равнодушная до радостей жизни… Но вот теперь она идет рядом, словно холодная мраморная статуя, смотрит по сторонам, будто ей открыто что-то невидимое, и даже не прислушивается к тому, что говорит ей старшая сестра.

Света же прекрасно понимала, что творится в душе Арины и про себя постоянно усмехалась. Она с презрением думала и о тете Ларе, и о сестре. Тоже мне, нашлись уповательницы на плоть! Больно же это упование треснуло вас! Две пустышки! Если бы у вас было хоть что-то за душой, то вы не завидовали бы сейчас временной красоте, а наслаждались бы собственной глубиной…

Девушки пришли на кладбище, прошли немного среди могил, и Арина вынула из сумочки фотографию своего мужа Вани.

– Я прочитала, что чтобы муж всегда любил только тебя, надо провести этот обряд. Нужно закопать его фотографию на кладбище, а потом на это место пописать, – Арина детским совочком раскопала ямку в песчаной почве, положила туда Ванькину фотографию и закопала ее. – Смотри по сторонам, чтоб никого не было! – собираясь пописать на место, где была фотка, попросила девушка.

Света послушно отвернулась и стала глядеть по сторонам. Вокруг не было ни души. Огромное небо над кладбищем с плавно плывущими облаками было грандиозно в своем бесстрастии и умиротворяло.

– Ну все, пошли обратно! – довольная проделанным обрядом Арина потянула Свету с кладбища. – Надеюсь, это поможет, и Ванька всегда будет любить только меня, и ни на кого больше не посмотрит. А то мало ли… Он сейчас в командировке…

Лара в это время находилась в доме. Машенька мирно спала, а женщина хлопотала на кухне, не переставая ворчать на собственную дочь. Вот грязнуля! Кругом все запущено! Холодильник пустой, ребенок худющий. Она вообще кормит Машеньку? Убирается?

Пока тесто подходило, Лара успела подмести и вымыть пол, потом наделала пирожков с рыбой и теперь поджаривала их на сковороде. Из-за смены климата у нее разболелась голова, лицо отекло, хотя, возможно, это не из-за климата, а из-за приближающейся менструации. Ларе было неприятно, что она выглядит такой усталой и отечной. Ее молоденькая двадцатитрехлетняя дочка и шестнадцатилетняя племянница казались ей свеженькими маргаритками, а она возле них самой себе виделась шикарной, но увядающей розой. Если бы еще голова не болела, и усталости бы этой не было, и еще бы чувствовать себя бодрой… Как же она устала… Устала…

Нажарив пирожков, женщина заглянула в детскую. Машенька уже проснулась, и, увидев бабушку, рассмеялась.

– Лара! Лара! – ребенок называл ее по имени. И пусть. Лара считала, что в ее возрасте, да при ее внешности еще рано становится бабушкой.

– Машенька! Моя девочка проснулась! – расцвела женщина, забыв мгновенно и о своей головной боли, и об усталости. – А бабушка тебе пирожков нажарила!

– Ура-ра! – ловко произнося букву «р», обрадовался ребенок.

– Да ты ж моя красавица! Кто у нас красавица?

– Мася!

– Правильно! – Лара вместе с внучкой на руках подошла к зеркалу и взглянула на розовощекое личико внучки и на свое несколько усталое, но довольно миловидное, несмотря на отечность лицо. Светлые волосы ее были забраны высоко на затылке яркой с оранжевыми перьями заколкой, и эта прическа очень шла ей.

«Даже при плохом самочувствии, даже с этими отеками и без косметики я все равно ничего!» – удовлетворенно подумала она.

Ее душу осветила надежда, что, может быть, еще не поздно, и она все же найдет любовь всей жизни, может быть, хоть на склоне лет, она дождется той долгожданной Встречи, которую ждет всю свою сознательную жизнь…

– Лара! Кусать! Хотю кусать!

– Ах ты, батюшки! Маленький птенчик кушать хочет! Пошли скорей! Бабушка сейчас тебя покормит! Сейчас, сейчас! А потом, как мама со Светой придут, мы пойдем в бухту, будем плавать, загорать! Ой, как нам будет хорошо!

– Хаясе!

– Да, да, хорошо! Солнышко, ветерок, песочек!

В это время вернулись Арина со Светой.

– Ой, как пахнет! – вдохнула в себя запах пирожков Арина. – Это пирожками? О, точно!

– Мойте руки и за стол! – скомандовала Лара, и, увидев бесстрастное лицо племянницы из-за плеча дочки, почувствовала что-то неприятное в душе. Ариночка, Машенька, сама Лара – все они были одной семьей, у всех у них был живой, эмоциональный характер, и Светочка со своей флегматичной сдержанностью постоянно раздражала ее. Как будто девчонка не умеет ни чувствовать, ни выражать эмоций, как будто ее душа холодная, как рыба…

– Ты смотри, мамке не проболтайся про кладбище! – шепотом попросила Арина Свету. – Она ж не поймет ничего и вообще подумает, что мы с тобой рехнулись!

– Почему мы? – хмыкнула Света. – Это же ты проводила обряд – я только сопровождала тебя!

– Да что ты! Умная! Просто молчи и все!

– Да ладно, ладно! Я поняла.

Наевшись пирожков, все отправились в ближайшую бухту. Шли через степь по грунтовой дороге. Лара фигурировала впереди с коляской и, не умолкая ни на минуту, постоянно говорила с Машенькой.

– Ав! Ав! – показала девочка в степь, где гулял мужик с большим псом.

– Да, это собачка! Бобик! Видишь, как он лапку поднимает?

– Пи-пи!

– Да, да! Все Бобики так делают! – Лара даже остановила коляску и прошлась перед Машенькой, показывая, как Бобики поднимают заднюю лапку, чтобы сделать пи-пи. – Вот так они делают! Вот так!

Ее легкая юбка развевалась на ветру, и Лара не обращала внимания, что она немного задирается, когда она поднимала совершенно по-собачьи ногу.

– Мамка в своем репертуаре! – заявила Арина Свете. – Смотри, смотри, что она делает! Мужик с собакой обалдевает!

Света рассмеялась. Лара действительно очень смешно изображала писающего кобеля.

– Как коряга! – покачала головой Арина. – Меня всегда поражала ее способность вести себя, как дура. Я бы никогда не устроила такую клоунаду. А даже если бы и устроила, то обо мне бы все подумали, что я спятила, а маманька почему-то нормально смотрится в любой ситуации.

– Артистка. Бабушка постоянно говорит, что в ней погибла великая актриса.

– Да, я бы тоже не отказалась стать актрисой, но я не такая смелая, как она. И мне не нравится быть смешной.

– Тебе бы подошла роль романтичной красавицы, в которую влюбился бы главный герой, – пошутила Света, но Арина ее слова восприняла всерьез.

– Да? Ты так считаешь? А вообще-то я смогла бы сыграть такую роль, тем более что в жизни у меня таких сюжетов было очень много. Например, когда мне было шестнадцать лет, в меня влюбился одноклассник. Может, ты помнишь его? Хотя, ты тогда маленькая еще была…

– Ну и что! Я всех твоих одноклассников помню.

– Да ладно!

– Брусилова помню, Уварова, Полянского, Наташку, такую грудастую помню, еще какой-то Дима у вас был из старого квартала…

– Вот! Вот этот Дима и влюбился в меня! Но как ты всех запомнила? Тебе же всего десять лет было, когда я школу окончила.

– Запомнила. Ты тогда как раз переехала к тете Ларе жить и пошла в мою школу. Подруг у тебя какое-то время не было, и ты со мной постоянно гуляла? Я скрашивала твое одиночество. А ты мне про своих женихов рассказывала.

– Ну да, помню! Ты такая миленькая была, и я обнимала тебя, целовала, а ты стояла, как бревно…

Свете неприятно было, что ее сравнивают с бревном, но со стороны, наверное, так все и выглядело. Хотя нет. Она прекрасно помнила, как спокойно гуляла с Акмарал и другими девчонками, и вдруг, к ней, с какой-то сладострастной улыбкой подлетала моднявая, надушенная Арина, хватала ее, целовала, обнимала и все это у ошарашенных девчонок на глазах и при этом, почему-то сюсюкая, будто она совсем маленькая, повторяла: «Светочка! Сестренка моя дорогая! Какая ты лапочка в этих шортиках! Какие у тебя косички! Ах ты моя мисипусечка!»

Света тоже обожала Арину, но поведение сестры при девчонках смущало ее. В девять лет она считала себя вполне взрослой, и сюсюканья Арины вгоняли ее в ступор, и она действительно стояла, как бревно. Если бы все это происходило наедине, то ладно, ничего такого, но при приятельницах такие бурные сцены казались Свете настоящим позором. Она даже потом стала прятаться от своей обожаемой и любимой сестрицы, чтобы избежать ее бурного тисканья и сюсюканья. Эмоциональная Арина воспринимала поведение сестры, как холодность, и, так же, как и Лара считала Свету несколько бесчувственной.

А Света со своей стороны, хоть и любила Лару и особенно Арину, однако считала их особами хоть и красивыми, но глуповатыми и психически неуравновешенными. Такую позицию ей сначала внушила ее мама, а потом она и сама стала так считать.

А тогда, когда ей было девять лет, ей приходилось часто быть в обществе еще не освоившейся на новом месте Арины. Именно тогда Света очень много узнала от сестры о ее одноклассниках и одноклассницах. В Арину тогда влюбился красивый Дима, но девушка почему-то отвергала симпатичного и умного парня. Потом она не раз удивлялась, почему же она бросила такого мальчика, почему не воспринимала его?

– Он мне стихи посвящал! Представляешь? Такие красивые стихи! Ходил за мной, как тень. Но за мной тогда многие бегали, и я как-то не очень дорожила парнями. Мне же было всего шестнадцать! Что я там могла понимать? Я была такой, как ты сейчас. Кстати, ты такая классная стала! Фигура, ноги, руки… С твоей внешностью ты никогда одна не останешься. Признавайся, за тобой тоже парни бегают?

Света посмотрела на Арину, и ей захотелось вдруг плакать. Она слишком ранена для любви… Слишком запугана и скована ужасом, чтобы вертеть хвостом, флиртовать, встречаться, и вообще жить…

Арина восприняла молчание сестры, как проявление холодности ее характера и подумала, что будь у нее сейчас такая фигура, как у Светы, то она бы уж…

На пляже уже были отдыхающие. Дети с визгом резвились в воде. Взрослые чинно загорали на берегу. Как же тут хорошо! Просто прекрасно! Лара расстелила покрывало, все разделись, и Света с Ариной сразу же поспешили в воду. Арина в восторге хохотала, а Света сдержано смеялась. Лара, немного понаблюдав за ними, предалась своим мыслям. Сейчас, в поле, при виде мужчины с собакой на нее нахлынули воспоминания десятилетней давности. Ей было тогда тридцать пять лет. Какая она была еще молодая! Правда тогда ей так не казалось… Она встретила Сергея в парке. Он гулял с овчаркой, и его пес, разыгравшись, чуть не сбил ее с ног. Сергей кинулся извиняться, наделал ей кучу комплиментов, а она, едва отойдя от испуга, сразу же попала под его обаяние, заметив, что он очень даже симпатичный мужчина. У них начался бурный роман. Все происходило очень стремительно. Сергей завалил ее цветами и конфетами, ювелирными украшениями, клялся в любви. Она была свободна и думала, что наконец-то встретила мужчину мечты, но потом выяснилось, что Сережа женат. Это стало для нее настоящим ударом. Чужой муж… Какая гадость! Она рассталась с ним, но долго пребывать в депрессии было не в ее духе. Она слишком любила жизнь, чтобы предаваться унынию. Лара и тогда и сейчас считала, что все ее многочисленные романы возникали только потому, что она не смогла встретить одного единственного мужчину, потому что, несмотря на свой легкий, даже легкомысленный нрав, ей все-таки всегда хотелось найти только одного человека и прожить с ним долгие годы, всю жизнь. Но в последнее время она стала сомневаться в своей способности вообще создавать нормальные отношения. Во-первых, она почему-то в мужья выбирала себе каких-то слабых, не приспособленных мужчин. Все они вначале подавали большие надежды, а на деле всегда оказывалось, что зарабатывать они не в состоянии и их приходилось содержать. А во-вторых, она сама слишком артистична для брака, и ей постоянно хотелось и сейчас хочется чувствовать на себе внимание любимого мужчины. Двадцать четыре часа в сутки мужчина должен на нее смотреть, восторгаться, реагировать на каждое ее действие, замечать малейшее изменение ее настроения, улавливать интонации ее голоса. Причем, все это он должен хотеть сам, чтобы ей не приходилось постоянно торкать его: «Смотри! Смотри!». В общем, мужчина должен быть одержим ею. Именно этого ей хочется, и именно от такого отношения к себе она бы цвела, пахла и никогда бы не старилась. Но разве такие мужчины бывают на свете?

Из воды вышли Ариночка со Светой. Точеная фигура племянницы, как будто была примером идеальной женщины. На ее фоне Аринины телесные недостатки сильнее бросались в глаза. Дочка во время беременности набрала восемнадцать килограммов, и теперь никак не могла обрести прежнюю форму. А какая она была! Лара всегда гордилась своей дочерью, любила наряжать ее. Все просто шеи сворачивали, когда они вдвоем нарядные и красивые шли по улице. Люди буквально спрашивали друг у друга: «Откуда такие красивые берутся?» А сейчас все сворачивают шеи на племянницу. Вон как утихли те парни в сторонке… Так и пожирают глазами эту девчонку.

Лара снова почувствовала неприязнь к Свете. Ее даже передернуло… Нет, зря она взяла с собой эту холодную неэмоциональную девочку. Что толку от ее красоты, если она сама вся такая бесчувственная, неживая. Ариночка и смеется, и шутит, и что-то рассказывает постоянно, а от этой не дождешься ни одной эмоции, а если и дождешься, то, какое это все убожество! Кажется, что девчонка совсем не умеет радоваться жизни… Но тут Лара снова вспомнила, как в самом начале пути они вдвоем со Светой бурно ликовали, глядя на проезжаемые красоты. Племянница была очень воодушевлена, и очень радовалась всему увиденному, это потом она сникла… Лара снова почувствовала укол совести, но этот укол не наполнил ее состраданием к Свете, а еще больше раздражил ее. Зря она взяла с собой эту девчонку! Ой, зря!

А Света, ничего не подозревая, шла вместе с Ариной и чувствовала голод. Ей здесь постоянно хотелось есть. Дома она ела в два раза больше, а тут ей казалось, что она объест всю семью, если будет лопать от души, и потому вылезала из-за стола полуголодная. Даже вкусные Ларины пирожки, которые ей так понравились, она съела всего две штуки, потому что их было мало. Мама дома, если пекла, так пекла! Сразу несколько противней запекала, и потом все ели ее пирожки целую неделю. Тетя Арина пожарила всего двенадцать пирожков. Двенадцать! Каждому по четыре, и это если маленькую Машу не считать. Только дразнить таким количеством… Света даже стала подумывать о том, что ей непременно нужно будет под каким-то предлогом отлучиться из дома, чтобы сбегать в магазин, купить там хоть батон с кефиром и где-нибудь в укромном месте у леса наесться до отвала.

Лара вместе с внучкой отправилась к воде, и стала учить ребенка делать из песка башенки. Света с Ариной остались лежать на покрывале. Арина читала книгу, а Света глядела на живописный берег озера. Песок вокруг лежал красивыми дюнами, напоминающими застывшие волны. «Опять придется нам с Ариной тащить коляску с Машей на руках до дороги» – подумала она.

– Слушай, тут такое написано! – вдруг воскликнула Арина. – Девчонка в пятнадцать лет пришла к священнику и стала исповедоваться ему в том, что занималась мастурбацией, а он стал подробности у нее выпытывать! «А как ты это делала? Пальцем? Нет? Ах, все-таки пальцем! А как!» – девчонка расплакалась и убежала. Потом она к другому священнику пришла. «Ничего страшного! – успокоил ее старенький батюшка. – Слишком не заостряй на этом внимание, и как только почувствуешь смущение, то бери прыгалку, и прыгай».

Арина захохотала на всю округу, хитро посматривая на сестру, а отсмеявшись, снова уткнулась в книгу, покачивая от переполняющих ее эмоций светлой головой.

«Какая она дура!» – в какой уж раз подумала о сестре Света.

Взявшая на себя обязанность кухарки, Лара так и продолжала готовить все маленькими порциями. Но за два дня до отъезда она вдруг сварила большую кастрюлю борща, и Света впервые за все время пребывания здесь, наконец-то наелась. Тетка налила ей полную тарелку, положила туда кусок мяса. Жадно, словно не ела вообще ничего со дня приезда, Света съела свою порцию с четырьмя кусками хлеба и почувствовала сытость. Ариночка тоже ела с жадностью, и даже маленькая Машенька съела целую тарелку. Лара была довольна. Все нахваливали ее борщ, все уписывали его за обе щеки. Да и сама она наконец-то отвела душу, наевшись досыта. До нее дошло, что на большую семью надо готовить целыми кастрюлями и тазами. Причем, почти каждый день. Ей стало жалко Ариночку. Такая молоденькая, а на ней уже ребенок, муж. Вот вернется Ваня из командировки и тогда бедной девочке придется часами стоять у плиты, чтобы накормить его.

– А я не заморачиваюсь! – весело откликнулась Ариночка, на Ларины сетования. – Главное, чтоб в холодильнике были щи или суп, ну и какое-нибудь второе, и обязательно колбаса и сыр для бутербродов. И все! Я нисколько не переживаю на этот счет!

– Ах ты моя хорошая! Настоящая хозяйка! – поглаживая дочь по выступающему животу, нахваливала ее Лара. – Такая молоденькая, а все у тебя как надо!

– В прошлый раз все было точно так же! Ты приехала и сначала ругала меня за то, что я плохая хозяйка! Кидалась готовить, наводить порядок, а перед отъездом вдруг понимала, что все у меня хорошо! Дежавю какое-то!

– Дежавю, это когда тебе кажется что-то знакомым, но ты не можешь вспомнить, когда с тобой это было, – возразила Света. – Поэтому у тебя не дежавю, а просто повторение ситуации.

– Ой, хватит! – раздраженно махнула на нее Лара. – И так все понятно.

Она заметила, что Света сразу сникла, и ее раздражение на племянницу еще больше возросло. Все-таки зря она взяла с собой эту девчонку. Ой, зря! Только настроение от нее портится…

На обратном пути в поезде, Света, чтобы как можно меньше соприкасаться с постоянно раздраженной теткой, забивалась на свою верхнюю полку и притворялась, что спит. Лара видела, что та украдкой то читает, то просто глядит в окно, и не трогала ее. Женщине казалось, что как только она обратится к племяннице, то не удержится и скажет ей какую-то гадость, и потому предпочла игнорировать девчонку. Лежит она и пусть себе лежит на своей полке. И Бог с ней. Ларе было с кем поговорить. По крайней мере, первое время. Их соседями в купе оказались муж с женой примерно сорокалетнего возраста, и Лара, включив весь свой артистизм, неумолчно болтала с ними. Сначала они весело откликались на ее призыв поговорить, но потом постоянная говорильня утомила их, и они перестали реагировать на Лару. Без эмоциональной подпитки, без внимания к себе, Лара почувствовала себя плохо. Она пыталась любоваться проезжаемыми видами из окна, пыталась читать книгу, но все это быстро надоедало ей. Какие книги? Какие пейзажи? В книги надо вникать, пейзажами надо любоваться, но ей хотелось не вникать в чужие мысли и не любоваться чем-то вне себя, а самой быть для других источником, в который нужно вникать и которым нужно любоваться. Ей самой есть что показать, есть чем поделиться. В ней столько всего!

Из-за невозможности выплескивать из себя энергию и взамен получать эмоциональную подпитку, Ларе всегда становилось не по себе. В такие моменты она чувствовала себя переполненной и опустошенной одновременно. Если бы еще она была совсем одна, как, например, дома, то с этим еще можно было справиться. В квартире у себя она могла затеять уборку, перемыть окна, сделать ремонт, или просто поваляться перед телевизором, но если рядом были люди, то они действовали на нее раздражающе. И сейчас, в поезде, соседи в купе, равнодушно валяющаяся племянница – все они, потенциальные для нее зрители, как будто бы пребывали в эмоциональной отключке. Лара стреляла глазами по равнодушным лицам пассажиров, и ей казалось, что она превратилась в человека-невидимку, которого никто не видит и не замечает. Не выдерживая вакуума, она поднималась, шла в тамбур, стояла там у окна, стреляя на всех проходивших мимо нее глазами, заговаривала с проводницей, заговаривала с пассажирами, и, если ни у кого не было охоты общаться с ней, она возвращалась на свое место и пыталась забыться сном. Она косилась на постоянно лежащую Свету и недоумевала, что та, такая молодая девчонка, постоянно лежит на месте и не желает поразмяться.

Света же, исподтишка наблюдающая за теткой, чувствовала исходящее от нее раздражение. Тетю Лару будто что-то крутило изнутри, будто все в ней было не на месте, будто что-то рвалось из нее во вне и, не имея возможности выйти, обжигало ее. Девочка старалась не обращать внимания на тетку, не смотреть в ее сторону, чтобы не чувствовать жуткое напряжение этого человека. Но если она нечаянно все-таки взглядывала на Лару, то ее словно било током, и она поскорее отводила глаза. Света почти ничего не ела и не пила, редко ходила в туалет, лишь бы не соприкасаться с ужасающей энергетикой Лары. Во время остановок поезда, когда можно было выйти и прогуляться, она отказывалась выходить. Лара раздраженно ворчала на нее, иногда насильно тащила ее вон из вагона, но Света упорно отказывалась выходить и продолжала лежать. Тогда Лара шла прогуляться одна. Но как только она выходила, Света тут же спрыгивала с полки и пулей неслась на улицу, где находила глазами ярко наряженную Лару, и бежала от нее в противоположную сторону. Она изо всех сил носилась по перрону и вокзалу, а потом бежала обратно к своему вагону, занимала место на своей полке и затихала, довольная тем, что ей удалось поразмяться и при этом избежать общества «свихнутой тетки».

«Как хорошо, что она не моя мать, – то и дело думала девчонка. – С ней же вообще невозможно жить! Даже ее Арина не очень-то ладила с ней, когда они жили вместе. А мужья? Как они выдерживали ее? Понятно, почему она одна. От нее либо сбежать хочется, либо она сама тебя отторгает, и хочешь не хочешь – она вытолкнет тебя из своего окружения».

Но и о собственной матери Света думала, что и с ней тоже тяжело жить… В отличие от Лары, Тоня была более уравновешенной, хотя и ее изнутри как будто что-то постоянно мучило. Это что-то делало Светину мать беспокойной, как будто все вокруг не устраивает ее. Муж не устраивает, квартира не устраивает, работа, еда, сериалы – во всем она находила что-то отталкивающее. Света знала, что даже в ней, ее дочери, Тоня находила изъяны. Девочка понимала, что мать не все принимает в ней, и это материнское неприятие больно ударяло ее. Вернее, сама Света больно ударялась о материнское неприятие. Сама же мать ждала от Светы понимания к себе, к своим проблемам, и, находя все это в дочери, была благодарна ей, но при этом не воспринимала проблем самой Светы. А проблемы были, и девчонке сейчас совсем не хотелось возвращаться домой. Она лежала на верхней полке, чуть покачиваясь в такт движению поезда, смотрела в окно на мелькающие поля и перелески и думала о том, что мать, тетя Лара и тетя Ариадна какие-то странные. Может, на них троих кто-то порчу навел? Почему они такие не такие? Старшая из них, тетя Ариадна, как будто пребывает в каком-то тихом восторге от всей жизни и во всем находит что-то удивительное. Это хорошо. Это очень хорошо, но почему же тогда она производит впечатление какого-то раненного хрупкого, закомплексованного человека, который словно улитка постоянно уползает в панцирь своего одиночества? Семьи у нее нет, живет всю жизнь с матерью… Ни счастья, ни любви… Тетя Лара совсем другая. В ней никогда не было ни душевной хрупкости, ни закомплексованности. Она похожа на дикую кошечку, в мягких подушечках лапок которой скрыты острые когти. Она не прячется словно улитка, а нападает, но при этом и она несчастна и одинока. А мать всегда напоминала Свете какую-то расползшуюся студенистую медузу, нуждающуюся в опоре, но при этом имеющую многочисленные длинные, словно у осьминога щупальца с клешнями на концах. Ее жалко и хочется как-то помочь, но в то же время хочется и увернуться от ее цепко хватающих настойчивых клешней. Мать единственная из сестер прожила всю жизнь с мужем, причем с одним и тем же, но, как и сестры, так и не познала ни счастья, ни любви. Интересно, а они с Ариной будут счастливы? Или же и они по наследству получат эту бесконечную неустроенность? А ее подруга Акмарал? У нее тоже пьющий отец и издерганная, вечно усталая мать. Станет ли она, выросшая в такой семье, когда-нибудь счастлива?

Почему-то Света была уверена, что Акмарал сможет быть счастливой. У нее, в отличие от самой Светы, был какой-то стержень внутри, сила. У Светы такого стержня не было. Она многое понимала, но ей часто не хватало душевной силы. Акмарал привлекала ее именно своей внутренней мощью.