Kitabı oku: «Слёзы ветра», sayfa 6

– Это, безусловно, очень лестно, – сказал Дормедонт Александрович, поднимая глаза к надписи, – но, право же, не стоило.

– Мне так будет спокойнее, – уверенно сама себе кивнула Ксюша. – Но, по правде говоря, я не ожидала, что Ваши портреты оживают, иначе я бы поостереглась.

– Дело не столько во мне, – возразил Дормедонт Александрович, – сколько в том, кто рисовал портрет, даже скорее в том, с каким чувством он его рисовал…

Ксюша почувствовала, как краснеет под взглядом графа.

– Всегда с таким чувством рисую, но раньше мои рисунки не оживали, – буркнула она.

– Я не знал, что Вы художник, – улыбнулся Дормедонт Александрович. – Иначе, возможно, я бы попросил Вас нарисовать что-нибудь для меня.

– Я архитектор, – возразила девушка.

– Ксюша, – слабым голосом спросил Даша со стола, – кто это?

– Дормедонт Александрович Храповицкий, к вашим услугам, – граф на рисунке поклонился со старомодной элегантностью.

– Тот самый, из соседней могилы? – простонала Даша, слезая со стола. – Я бы могла догадаться.

Дормедонт Александрович приятно улыбнулся.

– Если Вы не возражаете, я задержусь на этом рисунке – это вносит в мою жизнь приятное разнообразие.

– Вряд ли у меня есть право выгонять Вас отсюда, – вздохнула Ксюша.

– Могу я попросить Вас нарисовать кресло?

– Полагаю, что кровать Вам тоже понадобится.

– Кушетки будет вполне достаточно.

***

Впервые за многие, многие годы Дормедонт Александрович проснулся от того, что солнце светило в открытые окна. Он встал, потянулся и подошел к границе рисунка. Возле кресла был нарисован столик с завтраком. А за границей картины, возле настоящего окна, освещенная настоящим солнцем Ксюша хлопотала у плиты.

Они перекинулись парой слов и решили завтракать во дворе, куда девушка перенесла планшет с рисунком. Скоро к ним присоединилась Даша. Вид у неё был взлохмаченный и невыспавшийся. Она покосилась на рисунок, где Дормедонт Александрович пил кофе в своем кресле, и села как можно дальше от него.

– Я много думала этой ночью, – сказала Даша. – Думаю, я кругом неправа. Я хочу попросить прощения у Ричарда.

– Превосходная мысль, – одобрил Дормедонт Александрович. – Когда я видел его вчера вечером, он был сам не свой.

– Что, ещё более сам не свой, чем обычно? – уточнила Ксюша.

Граф обдумал её слова:

– Скорее, по-другому, – сказал он.

– Но где мне искать его теперь? – страдальчески вздохнула Даша.

– Ну, – Дормедонт Александрович поставил на столик чашку, – в это время суток найти его совсем не сложно – он может быть только в двух местах. И я даже знаю, в каком именно из них.

– А поточнее? – спросила Ксюша, убирая со стола грязную посуду.

– В склепе под усадьбой, где вы с Маном давеча меня закапывали.

***

Ксюша наблюдала, как Даша рыдает в объятьях Ричарда возле каменного саркофага с откинутой крышкой, затем перевела взгляд на скульптуру отчаявшейся женщины и подумала, что часто видела её в своих кошмарах. Если верить её снам, то именно за ней есть проход.

Она снова посмотрела на влюблённых, которые, судя по всему, и думать о ней забыли, и подошла к скульптуре. «Опасно туда лезть, – подумалось ей. – Чего стоит одно только приключение в монастыре».

Тут что-то обожгло ей бок. Она сунула руку в карман куртки и достала оттуда белое перо с кремовыми подпалинами, которое светилось так, словно принадлежало жар-птице. Ксюша дотронулась им до статуи, и та беззвучно отъехала в сторону. Там и в самом деле оказался проход, точно такой же, как она много раз видела во сне.

Пробираться по проходу было не слишком приятно, но и не слишком сложно – перо давало достаточно света. Тот был весьма длинный, и она уже успела потерять счёт времени, когда, наконец, оказалась в небольшой камере, размерами и формами напоминающей часовню на холме над морем.

«А ведь это вполне возможно, – подумалось Ксюше. – Вполне возможно, что я сейчас прямо под той самой часовней».

Она подняла перо над головой, чтобы получше рассмотреть помещение. У стен ровно, так же, как саркофаги в часовне, располагалось два каменных возвышения. А на них… Ксюша поспешно отвернулась, борясь с подступившим приступом тошноты. То, что лежало на каменных столах, судя по платьям и волосам, когда-то, но уже довольно давно, было двумя женщинами.

В этот момент каменная плита в потолке у Ксюши над головой со скрежетом отодвинулась, и в образовавшееся отверстие спрыгнул Дормедонт Александрович во плоти.

– Что Вы здесь делаете? – спросил он. – Во всей округе вряд ли найдется место более опасное.

– Даже монастырь?

– Даже монастырь.

– Вероятно, Вы правы, но у меня есть талисман, – она помахала пером перед носом графа. – Перо хранителя – оно неплохо действует.

– Я и не думал, что Вы так сошлись с Эммануилом, что он позволяет Вам выдирать перья их своих крыльев.

– Я и не выдирала – я нашла его на улице.

– Зачем Вы здесь? – голос графа звучал уже менее напряжённо.

– Я часто видела во сне это место, – сказала Ксюша. – Я хочу понять, почему.

– Ну и как, поняли?

– Почти.

Ксюша подошла к тем останкам, что казались ей более родными, если можно так выразиться. Из груди женщины, в том месте, где когда-то было сердце, торчал костяной нож, испещрённый странными символами.

– Отлично, – пробормотала Ксюша и взялась за рукоять ножа. – Кажется, знаю.

Она в последний раз взглянула на графа и выдернула нож. Останки девушки рассыпались в пыль и Дормедонт Александрович вместе с ними.

Над головой у Ксюши раздался жуткий треск, и она едва успела отскочить, когда левая половина потолка обрушилась.

Девушка обернулась ко вторым останкам. «Это проклятие, оно ведь держит не только стражей, но и Дашу тоже… Она не может рисковать и идти за подругой назад по тоннелю…» – метались в Ксюшиной голове обрывки мыслей.

Она взялась за рукоять второго кинжала и выдернула его. Как и в первый раз, останки рассыпались в прах.

На этот раз Ксюша не стала дожидаться и выскочила в тоннель, ещё до того как раздался треск. Она бежала изо всех сил, а тоннель рушился у неё за спиной, пожалуй, слишком быстро, чтоб она могла убежать. Возможно, поэтому Ксюша почти не испугалась, когда прямо перед её носом обрушился потолок.

«Что ж, – подумала она, – зато теперь они свободны».