Kitabı oku: «Абдоминально»

Светлой памяти моей мамы – Елены Михайловны Черных.

Тёплые объятия перед долгим разговором

Спустя месяц, после того как моя мама оказалась в реанимации, я хотела завести отдельный блог, где буду рассказывать историю борьбы за выздоровление в России и делиться опытом в разруливании бюрократических вопросов, с которыми нам пришлось столкнуться на этом нелёгком пути. Опыта накопилось слишком много, а времени на ведение дополнительной страницы в соцсетях было слишком мало, поэтому я решила написать книгу про постановку онкологического диагноза, способного разрушить морально раньше, чем физически.

Всё началось с дневниковых заметок, которые пропитаны горечью, злостью и отчаянием. Потом я поняла, что много таких, как мы с мамой, застигнутых врасплох, запутавшихся и напуганных. С её устного согласия я стала работать над созданием книги про взаимодействие с врачами и принятие ситуации в целом. Не каждый день сталкиваешься с онкозаболеванием. Не каждый день твоему близкому человеку диагностируют четвёртую стадию рака поджелудочной железы и говорят, что его уже пожирают метастазы. Страх стал моим топливом. Сохранить рассудок помогли столько прекрасных, отзывчивых и добрых людей, что захотелось увековечить их вклад. Они протягивали мне руку и одаривали заботой, когда врачи пожимали плечами и отворачивались.

На протяжении всего маминого лечения я держала в голове мысль, что буду жаловаться на халатность. Нам попадались и человечные специалисты, но таких, к сожалению, было недостаточно для спасения. Мне понравились слова Стива Джобса, который, как и моя мама, умер от рака поджелудочной: «Чем старше мы становимся, тем больше мы умнеем и постепенно понимаем, что часы, которые стоят тридцать долларов, и часы, которые стоят триста долларов, показывают одно и то же время». Все мы рождаемся людьми, и хотелось бы умереть ими. Итог у всех одинаков, разница лишь в сроках.

Если бы не моя подруга Марина, я бы сдалась. Она боролась вместе с нами. Марина помогала мне разбираться в нозологиях, когда мы узнали о подозрении на болезнь. Она помогала и после того, как опухоль убила мою маму, а врачи чуть не убили меня своим отношением к пациентам. В итоге я создала свою книгу жалоб.

Тема онкологических заболеваний табуирована, и, оказывается, многие скрывают диагноз от семьи, боясь осуждения, жалости и каких-то других вещей, которые страшат и парализуют. Всё это от неизвестности, но в одиночку бороться практически нереально. Нужны близкие или волонтёры, которые помогут решать хотя бы бюрократические вопросы.

Я написала «Абдоминально», чтобы у онкопациентов и их родственников была книжная Марина, которая поддержит, поборется и скажет доброе или смешное слово, когда потребуется. Хочу, чтобы люди, столкнувшиеся с тяжёлым заболеванием, не чувствовали себя одинокими и не терялись в онкологическом мире.

Я решила рассказать нашу с мамой историю как есть, без прикрас, потому что она сможет поддержать, обнять и подсказать, куда бежать и к кому обращаться в случае подозрения на онкозаболевание. Маршрутизация пациентов в нашей стране действительно запутанная. Я и не знала, что в системе здравоохранения столько нюансов, которые всплывают в неподходящий момент. Надо пройти несколько кругов ада, чтобы добиться направления на сдачу анализов, приём врача, госпитализацию и даже чтобы получить положенные лекарства и группу инвалидности.

У тебя есть я и этот текст, который может ранить и развеселить одновременно. Знаю, тревожно. У меня тоже ладошки потеют, сердце из груди выскакивает и волосы на голове шевелятся. Держи меня за одну руку, а свободной я включу фонарик. Вместе мы сориентируемся во мраке.

Персонажи медицинской части истории являются вымышленными, любые совпадения имён или портретных черт с реальными людьми – случайные.

Июль 2022 года. Вдали от семьи

Я не ездила домой два года. Последний раз была в Новочеркасске в пик пандемии. Мне всегда страшно возвращаться. Больно привыкать к регулярному общению с семьёй, чтобы потом попрощаться. Каждый раз покидая родной город, я боюсь, что кого-то из близких вскоре не увижу. Хочу уделять больше внимания маме, бабушке и брату, но я обзавелась привычками, от которых не могу отказаться. Мне жизненно необходимо оставаться наедине с мыслями, слушать внутренний голос, продумывать новые тексты. Я писательница, и мне требуется время, чтобы творить. Я художница, и мне требуется место, чтобы творить. Я нуждаюсь, чтобы меня хотя бы несколько часов не отвлекали. Когда выплесну чувства на бумагу, могу обмениваться энергией с людьми.

Я приехала в Новочек утром шестнадцатого июля 2020 года на автобусе и сразу словила творческий блок, потому что отвыкла от чрезмерного количества внимания. Мама, бабушка, брат, соседи – все задают вопросы, на которые я не научилась коротко отвечать. Посреди социального шума не слышу себя. Не могу сосредоточиться. Все чего-то от меня хотят. Поговорить, узнать, спросить, а я просто хочу побыть одна, сбежать от переизбытка общения. За пять лет самостоятельного проживания я отвыкла от квартиры, где провела детство и юность. Ежедневные чаепития с бабушкой сейчас кажутся нереальными.

Я сменила место жительства в 2015 году, сразу после окончания универа. В конце августа в подмосковном городке сперва поселился мой парень, а третьего сентября за мной приехал папа из Московской области и отвёз в новый дом. Мой мир разделился на до и после. Я долго готовилась к переезду, но всё случилось слишком быстро, что испугаться не успела. Так, наверное, обычно и бывает. Ждёшь чего-то, предвкушаешь, загадываешь, но рано или поздно час наступает, и ты просто смиряешься.

Я попрощалась со всеми заранее, потому что мы уехали посреди рабочей недели. Папа проспал весь вечер после дороги, а глубокой ночью мы поехали на перегруженной моими вещами машине. Я с тяжёлым сердцем и с волнистым попугаем Тишкой в клетке покидала пропитанные детством и юностью стены. Мой восьмилетний брат Никита спал, и я даже не успела сказать «До скорой встречи», но, может, это и к лучшему, поскольку знала, что скорой наша встреча точно не будет. Казалось, без меня жизнь близких станет другой, неузнаваемой, что однажды они привыкнут к моему отсутствию и что это станет нормой. Я не хотела так. Я думала, что мы с моим парнем несколько лет поработаем в Москве и вернёмся домой, обеспечив себе будущее в регионе, но не понимала, что у меня больше нет дома. Ни в Ростовской области, ни в Московской. Дом образовался внутри.

В день приезда в Новочек, шестнадцатого июля 2020 года, я бросила чемодан у бабушки, а вечером пошла в гости к маме и брату. Мы долго разговаривали и пили свежесваренный кофе. Будто я и не покидала семью. Люди такие же, а в квартире изменился только интерьер после ремонта. День выдался настолько эмоционально изматывающим, что я впервые за долгое время уснула без медитации на ночь.

На следующий день я адаптировалась к обстановке и попыталась послушать лекцию на онлайн-курсе по фантастике. Все термины прошли мимо. Меня постоянно кто-то отвлекал. Потом пыталась выродить идею для рассказа. Бесилась, что ничего не придумывается. Я и не с семьёй, и не с собой в такие моменты.

– А с кем Оля разговаривает? С фанатами? – спросила бабушка шёпотом у Никиты, когда я смотрела вебинар в прямом эфире.

– Ага, автографы виртуальные раздаю, – ответила я размечтавшись. Дальше самиздата мои книги не уходили.

– Ты у нас фанатиком будешь, – сказала она.

– Это кто?

– Тот, кто сочиняет истории.

– Ба, это фантазёр называется, а лучше – фантаст, – поправила я, хотя её версия мне тоже нравится. Я литературный фанатик, который продал душу книжному дьяволу.

Восемнадцатого июля мы ходили с мамой и Никитой в аквапарк. Я не купалась, лежала или болтала ногами в воде и весь день писала синопсис фантастического рассказа про самопознание. Дедлайны по сдаче домашки на курсе сотворили чудеса: я настрочила шесть тысяч знаков. Не мешала даже громкая музыка, а работа над текстом не мешала нам фоткаться и загорать.

Девятнадцатого июля мы с братом весь день отдыхали. Я мечтала не возвращаться на работу в офис. Тупо лежала и втыкала в телефон, а вечером нанизывала текст рассказа на синопсис. Позже мы гуляли по торговому центру «Батон», который построили вместо хлебозавода, где пекли вкуснейшие булочки.

В предпоследний день моего пребывания в Новочеркасске я впервые за десять лет осветлила волосы. Долгое время я была брюнеткой, а то и вовсе красилась в чёрный. Я носила длинную косую чёлку, от которой было сложно отказаться. Меня долго не отпускала субкультура эмо, но с годами я поняла, что моя личность основана не только на любви к рок-музыке и на чёрно-розовой одежде. Сейчас это приятный отголосок из прошлого, который я выражаю через прозу или поэзию.

В следующий раз я приехала домой летом 2022 года. Сначала откладывала поездку из-за пандемии, потом из-за расставания с парнем, с которым рванула работать в Москву и который стал бывшим мужем. Хочется видеть родных почаще, но взрослая жизнь оказалась штукой непредсказуемой. Может, расстояние научит меня дорожить столь редкими, но счастливыми моментами?

В последний день перед отъездом в Новочеркасск я училась кататься на роликах со своим новым молодым человеком Максимом, который обещал присматривать за Тишкой, пока меня не будет. Не знаю, вспомню ли по возвращении, как стоять на роликах, но зато дома я набралась смелости как минимум для того, чтобы снова покрасить волосы в розовый. Надеюсь, максимум прячется в ногах.

Я купила билеты на поезд в мае и распланировала, как проведу семь дней в июле, но всё пошло, как и ожидалось, иначе.

14 июля, четверг

Всегда волнуюсь на новом месте, даже если это новое место – мой старый дом. Вышла из поезда «Москва – Ростов», и через час мы с братом поехали в аквапарк. Я хотела поскорее сбежать из дома, потому что моя любимая бабушка меня не узнала. Ещё несколько месяцев назад мы каждый день говорили по телефону, но со временем она перестала отвечать на звонки.

– Кто эта девочка? Откуда? Где её мама? – спрашивала у Никиты бабушка.

Вечером, когда мы вернулись из аквапарка, я не нашла свой жёлтый чемодан, который оставляла в зале. Бабушка убрала его в другую комнату и забыла. Я перетащила вещи обратно, подумав, что нет смысла раскладывать их в шкаф. Когда она спросила, чей это чемодан, я поняла, что она забывает не только лица людей, но и недавние события. Это меня шокировало. В прошлый мой визит всё было в порядке…

Днём я перебирала старые фотографии. Мои младшие брат и сестра оценили сторис с чёрно-белым снимком наших родителей. Забавно, что сестра рождена от папы, а брат – от мамы. Родители больше двадцати лет в разводе, и я с трёх лет живу с мамой и бабушкой.

– Откуда у тебя столько моих фотографий? – спросила бабуля, с недоверием поглядывая то на меня, то на бумажные снимки.

– Это твои, ба, – ответила я, но она будто не слышала.

Несколько лет назад мы вместе листали альбомы. Раньше я не понимала, почему бабушка плачет, пересматривая кадры из прошлого, а теперь ощущаю, сколько в них воспоминаний. Я разложила фотографии по стопкам: бабушка, дедушка, мама, папа и маленькая я. Полюбовалась и спрятала обратно в коробку.

– Говорят, что фотографии забирают часть души, — сказала бабушка.

– Понятно, почему твои родители так мало фотографировались. Суеверия… — сказала я.

– Нет, потому что фотоаппараты только начали появляться.

– Да, твои альбомы бесценны. Так что ты говорила о душе?

– Фотография забирает часть души не того человека, который на ней изображён, а того, кто на неё смотрит.

Я придумала этот диалог и несколько раз прокрутила его в голове, представляя, что бабушка снова счастлива и что помнит, с кем разговаривает. В молодости она мечтала, чтобы о её жизни написали книгу. Я в юности нарекла себя писательницей, но не планировала рассказывать бабушкину историю. Теперь мне бы хотелось, но я не смогу вытащить из её головы воспоминания. Придётся опираться на свои. В этой поездке я редактирую первую книгу «Моя истерика» спустя десять лет после написания. Она создана в этой квартире, а первый тираж напечатан в новочеркасской типографии «Колорит», мимо которой мы сегодня с братом проходили.

Ночью бабушка активизировалась и стала рассказывать истории про бывшего мужа. Мы слышали их уже миллион раз, но раньше они вызывали море эмоций, а сейчас мне тревожно от того, что она помнит прошлое, но забывает, что делала и говорила час назад. Под утро она предлагала нам покушать и накрывала на стол, а мы пытались абстрагироваться и уснуть. Никита хотел мирно угомонить бабушку, но она не слушала и возмущалась на повышенных тонах, что мы её не любим, хотя она не понимала, кто мы вообще такие и почему захватили её квартиру. Я молча офигевала от происходящего, потому что вечером наплакалась и собралась сбежать отсюда раньше времени.

Бабушка подумала, что я любовница её мужа Мишеньки, моего дедушки, который уснул навсегда двадцать два года назад, едва встретив двухтысячный год. Я винила себя в его смерти и до сих пор помню тот день. Ту боль. Ту потерю. Он пришёл с ночной рабочей смены домой. Бабушка разлила нам по тарелкам окрошку, и мы провели вместе немного времени на кухне. Я не была голодна, поэтому отдала дедуле свою порцию. Через несколько минут окрошки не стало, а через несколько часов не стало дедушки.

Мне было семь, и я не знала, что такое сердечный приступ. Списала всё на отравление по моей вине. Помню, как спросила у бабушки: «А дедушка больше никогда не проснётся? Никогда со мной не заговорит» Она в истерике отрицательно покачала головой, но я не хотела верить в загробный мир. Я хотела, чтобы дедушка открыл глаза и допил остывший чай. Я не хотела молиться за упокой его души по наставлению соседки. Не хотела заглядывать в гроб и ехать на похороны. Чтения молитвы и поездки на кладбище мне всё же не удалось избежать.

Прошло двадцать два года, но дедушка так и не вернулся. Единственное, что осталось, так это фотографии и память о событиях, которые происходили будто вчера. Помню, как мы с дедой сидели дома одни, и он заплетал мне косички, потом что-нибудь ремонтировал, пока я смотрела мультики. Помню, как показывала ему на пальцах стрелки часов, когда он спрашивал, который час. Помню, как ходила с ним в гараж ставить машину и ездила на работу, чтобы отвлекать его от важных дел. Особенно нравилось отправляться в путешествие зимой. Рано утром, когда ещё темно, деда вёз меня на санках по заснеженной дороге, заходил в магазин и покупал бисквитные пирожные с кремовыми цветочками. Я всегда просила бабушку разбудить меня, чтобы поехать с ним, а потом дремала в воображаемой карете под звук его шагов.

В шесть лет я сказала подруге, что беременна (насмотрелась бразильских сериалов), а она рассказала об этом моему дедушке (наверное, не понимала, как ребёнок может завести ребёнка), когда мы вместе шли в подвал за моим четырёхколёсным велосипедом. Деда рассмеялся, но не сказал, что это ложь или бред. Тогда я поняла, что могу доверить ему любую тайну.

В детстве я хотела, чтобы он каждый день забирал меня из школы, но деда успел прийти после уроков всего несколько раз. Бабушка говорит, я бегала за ним, как хвостик. Пусть ненадолго, но он заменил мне отца. Наверное, дедуля сейчас гордился бы мной и никогда не бросил. Я бы делилась с ним своими планами и мечтами. Мы бы веселились и разговаривали обо всём на свете. Жаль, я не узнала его получше.

На протяжении многих лет мне снятся кошмары, но несколько раз дедушка от них спасал. Я лежала во сне в незнакомой комнате, а посторонний шум мешал уснуть. Я долго распутывала наушники, чтобы перебить противные звуки музыкой. Тонкие провода не поддавались. Меня что-то сильно тревожило, и я хотела проснуться, мысленно повторяя: «Очнись уже». Вдруг картинка сменилась на другую. Мой дедушка стоит в коридоре нашей квартиры и улыбается. Я бросилась к нему и крепко обняла, испытав в тот миг бесконечное счастье. Он был в одной из его клетчатых рубашек, любовь к которым я переняла у деды, а не у Курта Кобейна, как многие думают.

– Ты же не видел мои рисунки, подожди! – сказала я и побежала в комнату, чтобы взять папку с работами и показать дедушке. Он всегда интересовался моими увлечениями.

Когда я вернулась в коридор с рисунками, дедушки уже не было. Смена декораций помогла проснуться и забыть о ночном кошмаре. Чудо, не иначе.

В трудные моменты я мысленно обращаюсь к дедушке, рассказываю о достижениях и читаю отрывки из собственных книг. Его глаза василькового цвета светятся радостью. Он молча улыбается. Самый искренний человек из всех, кого я знаю. Он не говорит со мной, но если бы мог, это были бы душевные беседы, которых часто не хватает.

В 2012 году, когда я ещё жила в Новочеркасске и училась на втором курсе универа, случилось интересное совпадение двух праздников: Светлой Пасхи и Дня космонавтики. Пересечение религии и науки. Именно в тот апрель я впервые со дня смерти дедушки поехала на кладбище. Ни мама, ни бабушка никогда не настаивали, чтобы я помогала им с уборкой, и это было их обоюдное соглашение. Они знали, что я морально не готова увидеть чёрно-белое фото на холодном памятнике, что не хочу окунаться в гнетущую атмосферу, от которой станет ещё больнее. Образ дедушки всегда был рядом, поэтому я не хотела видеть его могилу, убеждаться в том, что он никогда не заговорит со мной. Время лечит, но внутреннюю пустоту не заполняет. Сердце всегда будет скорбеть.

В тот день я перешагнула через себя и десятки оградок. Первый поход на кладбище оставил глубокий след. Я вспомнила множество прекрасных моментов, связанных с дедушкой, которые давно стёрлись. Больше не забуду, как ездила с ним и бабушкой на бахчу собирать арбузы и дыни. Помощницей я была ужасной: срывала крошечные плоды, чтобы поиграть ими вместо мячиков, или случайно разбивала созревшие. Прыжки через муравейник казались приключением, о котором знали только я и бесконечные грядки.

Спустя много лет, глядя на могилу дедушки, поняла, что для меня он навсегда останется живым. Символом заботы и чуткости. На велосипеде я так и не научилась кататься. Деда вёл меня за руль, а когда обещал отпустить, я так визжала, что он боялся отойти на шаг. Он видел мой страх и пытался помочь, за что я ему бесконечно благодарна. Мне почти тридцать, и я ни разу не села на двухколёсный велосипед. Так и ездила на детском, пока не выросла. Деда был подушкой безопасности во времена взлётов и падений. В моих мыслях он будет жить вечно, а в истории останется в виде стихотворения «Бабуля с дедой».

Навек запомнила тот день,

Бабуля с дедой были рядом.

Стемнело, потускнела тень,

И я окинула их взглядом.

На ней был летний сарафан,

В руках газета или книга.

Конверт завёрнут в целлофан

С пометкой сбоку «папа Игорь».

Как васильки его глаза,

Большие, синие, как море.

Он, помню, весело сказал:

«Моё ты луковое горе».

В квартире свет нам отключили,

Я испугалась как всегда.

Бабуля с дедой подскочили:

«Зато есть свечи. Не беда!»

Мне подарили новый пазл,

Мы ели с чаем апельсин.

Забыла я о страхе сразу,

За шторой дождик моросил.

Жаль, свечи быстро догорели,

И стёрлись в памяти слова,

Которые сказать хотели

Друг другу ночью в знак родства.

Перед Новым 2021 годом я отправила бабушке открытку с рукописным текстом стихотворения, и она до сих пор хранит её на видном месте. Мама говорит, что тоже каждый раз плачет при перечитывании. В эти строчки заложено одно из самых ярких детских воспоминаний о бабушке с дедушкой. Дедуля мог бы дожить до ста, но в семьдесят (он казался мне гораздо моложе) его не стало. Трагическое событие повлияло на моё отношение к смерти, сформировало страх перед неизбежностью, породило ненависть к мироустройству и невозможности повлиять на увеличение отведённого тебе срока.

Когда я переехала в другой город, на протяжении семи лет звонила бабушке каждый день, чтобы спросить, как у неё дела. Она часто спрашивала, помню ли я дедушку. Меня всегда удивлял этот вопрос, но бабушка объясняла его тем, что я была слишком маленькая, чтобы так сильно привязаться. Мне было семь, но я помню каждую минуту после того, как дедушки не стало. Это худший день в моей жизни. Он принёс ночные кошмары и раннее осознание бренности бытия.

Через несколько лет после ухода дедушки умерла моя прабабушка Агриппина Семёновна. Я снова стала свидетельницей смерти одного из членов нашей семьи. Я была уже постарше, но мрачность события никто не отменял. Я не плакала, но грустила вместе с бабушкой, которая потеряла сначала мужа, потом – мать, а несколькими годами позже – сестру и брата. Тогда я поняла, что чем старше становишься, тем больше похорон тебе придётся посетить.

Когда я думаю о смерти, вспоминаю книгу Ольги Фатеевой «Скоропостижка» и вывод, который сделала после прочтения: в морге все люди равны, независимо от социального статуса и финансового положения. Эта мысль порождает желание радоваться жизни. Желание наслаждаться каждым мгновением, проведённым без проявления агрессии, токсичности и прочего дерьма, которое однажды выльется на секционный стол, поддавшись беспощадному скальпелю.

В детстве, когда я играла с другом в «Черепашек-ниндзя» на приставке, он постоянно побеждал и говорил: «Ты умерла!», снова и снова. Эти слова не сочетались с моей картиной мира. Я так искренне возмущалась, что мальчишка, который младше меня на несколько месяцев, столь нагло высказывается. Это звучало как оскорбление. Умерла! В смысле?

В девять лет мне казалось, что нельзя шутить на тему смерти. Я боялась даже говорить о ней, пусть и в контексте видеоигры. Не хотела признавать гибель персонажа, который по моей ошибке споткнулся и упал в пропасть, попал под пулю врага или сделал ещё что-нибудь, что привело к GAME OVER. Меня это настолько впечатлило, что с тех пор я редко выбираю игры, в которых персонаж может погибнуть.

Тема смерти всегда была для меня табуированной, но однажды утром я получила письмо от писательницы Ольги Брейнингер, которая организовала литературное сообщество, с анонсом предстоящей презентации книги Ольги Фатеевой «Скоропостижка». Название и обложка не нуждались в аннотации. Я не сомневалась ни минуты, что прочитаю этот леденящий душу текст.

История, рассказанная судебным медицинским экспертом, захватила меня с первых строк. Я почувствовала себя ребёнком, который дорос до полки со взрослыми книгами. Первые главы читала с дрожью в теле. Это не триллер и не детектив, но текст впечатлил меня сильнее, чем романы Стивена Кинга. В электричке читать было жутко: сознание рисовало чемоданы со сложенными трупами и силуэты отравленных старушек. Постоянно хотелось бросить чтение, но за три вечера я преодолела сопротивление и дошла до конца. Я облегчённо выдохнула, потому что остальное время будто не дышала. Будто умирала со всеми людьми, о которых рассказывала Ольга.

Я всегда избегала тему смерти и романтизировала её, пытаясь не думать о ней в физическом плане, представляла, что близкие бесконечно будут живы. Мне часто снилось, как бабушка падает с обрыва, и все эти годы вдали от дома я морально готовилась к потере старшей женщины в нашей семье и десятилетнего попугая, потому что они уже пожилые. В моём идеальном мире люди уходят от старости с чистым разумом и здоровым телом, но, как говорит бабушка, «надо же от чего-то умирать».

Привыкнув к стилю повествования в «Скоропостижке», я даже некоторые главы зачитывала подруге вслух. Сумасшедшая? Я слишком долго молчала. Вскоре состоялась онлайн-презентация книги, и Ольга Фатеева вышла в прямой эфир, чтобы поделиться своей историей как в качестве писателя, так и в качестве судмедэксперта. Казалось, что мы знакомы уже лет сто, ведь её голос побывал в моей голове. Здесь была бы уместна шуточка про трепанацию. Если бы не юмор в тексте, меня бы ещё долго преследовали ночные кошмары, которым и так не нужен повод.

Во время презентации я, наверное, ни разу не моргнула (в этом слове можно выделить корень и снова станет не по себе). Вглядывалась в экран и не понимала, как такая хрупкая женщина не боится постоянно сталкиваться с вещами, при виде которых в кино я вскрикиваю и отворачиваюсь. Как? Для меня это останется загадкой.

Мало проживать будни судмедэксперта, чтобы написать захватывающую историю. Важно её рассказать, сохранив атмосферу и в то же время не напугав неподготовленного читателя, такого впечатлительного, как я. Ольге это удалось. Писатели и патологоанатомы похожи. И те и другие вскрывают истории и тела, вторгаясь в тайны человеческих судеб. Она с теплом и уважением пишет о живых и о мёртвых. Теперь я в подробностях знаю, какой путь пройду после смерти. Он мрачен и неизбежен. Как бы я ни мечтала жить бесконечно, все пути ведут в морг. Жутко? Да. Жизненно? Ещё бы. После написания книги «Безвечность» я почти переболела мечтой о бессмертии.

15 июля, пятница

Всё ещё адаптируюсь к дурдому. Не понимаю, где нахожусь, что здесь делаю и зачем приехала. Я даже хотела поменять билет на поезд, но свободные места есть только на вторник. По плану я уезжаю в среду, и один день ничего не изменит.

Максим, мой парень, с которым мы встречаемся уже год, ждёт меня в нашей арендованной квартире и говорит, что от меня зависим. Я оставила с ним Тишку, которая жила в Новочеркасске, а бабушка и не помнит, как моя пернатая подруга грызла её цветы, обои и плинтуса.

– Надо больше спать, чтобы ты побыстрее приехала, – сказал Максим.

– Бабушка меньше спит, чтобы я дольше не уезжала, – ответила я и мысленно продолжила: «И чтобы подольше меня покошмарить».

Я не ежесекундно страдаю. Есть и плюс этого путешествия – воспоминания. Во времена моего детства за нашим домом завелись летучие мыши, и нам с друзьями хотелось их приручить. Мы ходили в место их скопления с мисочкой молока и ждали, когда крылатые вампирёныши к нам прилетят. После ежедневных походов удалось увидеть их вблизи. Закончилось знакомство тем, что одну девочку мышь укусила за палец, пока пила молоко из миски в её руке. После этого случая во дворе стали рассказывать истории о коварных летучих мышах, а я стала бояться. Дома даже днём зашторивала окна, чтобы маленькие кровопийцы случайно ко мне не залетели. Любовь к фильмам ужасов дала о себе знать.

Однажды, во время учёбы в художественной школе, я, как обычно, пошла менять воду в стакане. Повезло, что я была с другом. Если бы не его смех, я бы завизжала от увиденного. В раковине лежало чёрное тельце летучей мыши. Как она вообще там оказалась? Вопрос со звёздочкой. Прилетела попить воды или кто-то из учеников решил её искупать? Крылья были мокрыми, а сама мышь – живой. Мой друг не испугался взять её в руки и отнести на улицу, после того как мышка высохла.

Спустя несколько лет, когда я осталась у мамы, ко мне в комнату ночью через балкон залетела летучая мышь. Я спала, а мама первая её заметила. Она включила свет, чтобы мышь не ориентировалась, и стала гонять её газетой по комнате. Не знаю, что существо от нас хотело, но маме удалось выпроводить его в безлунное небо.

С двенадцати лет я жила с бабушкой, потому что мама переехала в однокомнатную квартиру моей умершей прабабушки, а я запротестовала и осталась в привычной обстановке. Это отразилось на наших отношениях. На какой-то период мы с мамой отдалились, но ближе к моему выпускному классу забыли давние разногласия и обиды. Сейчас запросто можем поговорить по душам. Сегодня мама приходила к нам с бабушкой. Мы пообедали, а потом пошли с Никитой гулять по району и срывать оставшуюся тютину¹, что растёт за гаражами.

16 июля, суббота

Свой летний отпуск я ждала ещё и ради встречи в Ростове с Наташей Веремеенко, бывшей одногруппницей, подругой и сестрой по разуму, которую не видела четыре года. Мы познакомились двенадцать лет назад, вместе учились пять лет на менеджера по персоналу, обсуждали фильмы и книги, вели сообщество на тему мистики в «ВК»² и писали рассказы. Наши редкие встречи наполнены теплотой, смехом и взаимопониманием.

Мы долго ходили по книжному магазину, чтобы выбрать ту самую историю на память. Сколько мы знакомы, столько и дарим друг другу книги. Мы пересмотрели все полки с фантастикой, графическими романами, детективами, поэзией и современной прозой. Я читаю практически все жанры, но предпочитаю антиутопии. Если покупаю бумажные книги в коллекцию, то иллюстрированные. Когда увидела сказку «Дева и веретено» Нила Геймана с рисунками Криса Ридделла, поняла, что я нашла подходящий экземпляр. Нил и Крис для меня почти как Тим Бёртон с Джонни Деппом, только в мире литературы. С первых страниц влюбилась в сказку про Белоснежку, вызволившую из плена Спящую красавицу, которая оказалась не той, кем её традиционно представляют. Я привезла Наташе бумажный экземпляр своего рассказа «Ковид – Мир 2:0 2:0». Так мы в очередной раз обменялись книжками.

Весь день мы гуляли, пили кофе и, как ни странно, обсуждали политику. Мой вечер продолжился с братом за игрой в «Монополию». В детстве я сама с собой рубилась в настолку «Большой бизнес». Никита поделился, что делал так же, потому что, когда он стал постарше, я уже переехала в Москву, а друзей у него, как и у меня, было не очень много.

До пяти утра бабушка предлагала нам с несовершеннолетним братом налить пять капель, выпить и закусить вместе с ней. Давно я так не злилась. Снимала происходящее на видео для потомков, чтобы они понимали, в кого родились странненькими. Если вообще родились, потому что я пока не планирую заводить детей. Бабуля забыла, кто я такая, зато перестала спрашивать: «Олечка, когда у тебя будет ляля?»

17 июля, воскресенье

Утром бабушка зациклилась на трёх новых вопросах: «Где дети? Где деньги? Где Лена?» Кидалась на нас с Никитой с кулаками (не осознавая, что её дочь Лена – это наша мама), тарабанила в дверь и хотела выйти из дома, чтобы искать пропажу. Мы сбежали от неё к тёте (она же моя крёстная и мамина родная сестра). Мы не общались два года из-за их ссоры с мамой. Сейчас я вижу в ней бабушку, только на двадцать лет моложе. Я помню бабулю такой, а мой брат – нет, но у него есть возможность познакомиться с бабушкиной шестидесятичетырёхлетней версией. Скоро и мама достигнет пенсионного возраста, а потом и я…

Домой мы вернулись около девяти часов вечера. Во дворе сидели наши соседки – мать и дочь. Интересные женщины и наверняка с не менее интересными судьбами, чем у женщин из моей семьи.

– Ваша бабуля часа два назад вышла из подъезда и направилась в сторону дома Лены, – сказала старшая соседка.