Пожалуйста, только живи!

– Господи, Левка, – выдохнула она. – Тебе-то зачем все это нужно? Почему ты вечно со мной возишься, а?– Ну-ну, не провоцируй меня на лживые признания, – отшутился тот. – Просто ты мне чуть менее отвратительна, чем весь остальной мир. Ну, почти весь.

И сейчас, стоя над гробом, думала, что Левке бы понравилось, как она выглядит. Он бы сказал:– Гретхен, тебе эта траурная канитель очень к лицу. Этакая демоническая вдовушка!Она была уверена, окажись Левка в какой-то безумной фантасмагорической реальности на собственных похоронах, он бы и тут постоянно шутил и смеялся.

Все это ее долбаное робингудство, не подкрепленное нравственными законами, в конце концов оборачивалось только злом. Злом для всех. И в первую очередь для нее самой. За свою жизнь она нарушила десятки общепринятых табу, считая их гнилой мещанской моралью. А что получила в итоге? Полный крах по всем статьям. Все, кому она пыталась этак своеобразно помогать – Аниська, Батон, Санек, Наталья, – либо погибли, либо превратились в омерзительных ей самой подонков. Так, может, с самого начала не стоило себя мнить сверхчеловеком, не подвластным обывательской морали? Может, стоило соблюдать все эти принятые обществом нормы, не высовываться – и всем было бы только лучше?

Левка драматично закатил глаза:– О, ради бога! Не устраивай мировую скорбь. Я, знаешь, где-то даже доволен. Нет, серьезно, ты же знаешь, как я всегда боялся старости – эти омерзительные пигментные пятна, брылы, морщины. Еще лысина, не дай бог! Ты представляешь меня лысым? Омерзительно! Теперь мне ничто это не грозит.Он перевел дыхание. Над верхней губой блестели капельки пота. Рита подхватила его вдруг отяжелевшую руку и уткнулась лицом в мозолистую Левкину ладонь.– К тому же, – продолжал он, машинально поглаживая кончиками пальцев ее висок. – К тому же смерть от СПИДа – это очень поэтично, правда? И я в хорошей компании – Нуреев, Майлз Дэвис…– Фреди Меркьюри, – тихонько подхватила Рита.

Господи, да все это время она живет какой-то фальшивой придуманной жизнью! Прикидывается перед всеми, а главное – перед собой. Делает вид, что она – свободный творческий человек, не желающий связывать себя обязательствами. Этакий вольный стрелок, которому нет нужды продаваться в кабалу, потому что поклонники его творчества сами за ним бегают и согласны сотрудничать на любых условиях. Но ведь это – хрень, жалкая, никого не способная обмануть ложь. Это – как и ее отношения с Маратом – фальшивая, бутафорская свобода. Свобода человека, который только и мечтает, чтобы стать несвободным, мечтает, чтобы с него взяли слово и навесили на шею обязательств. Вот только та сторона не хочет, поэтому приходится улыбаться кровоточащими губами и рассуждать о свободе и независимости как о высшем благе на земле.Чушь! Чушь! Жалкая, съехавшая на затылок маска!

Рита, замерев на месте, смотрела на него, боясь дышать, чтобы не спугнуть это почти забытое беззаботное выражение лица. Он был так похож сейчас на себя прежнего, на мальчишку из бандитского района, умело скрывающего за приблатненными грубоватыми повадками свою удивительную доброту, отзывчивость, преданную и ласковую натуру. Вечно к нему липли все живые существа – кошки, собаки, раненые птицы – заброшенные звереныши, от природы умеющие чувствовать за нелепыми человеческими масками истинную натуру.

– Ясно, – кивнула Ирина Вячеславовна. – Ну что же, Маргарита, я думаю, все ясно. Пока что принять у вас мы ничего не можем, но в сотрудничестве с вами очень заинтересованы. Если когда-нибудь вам удастся написать что-то более светлое, оптимистичное, так сказать. Если, скажем, ваша порноактриса в конце встретит своего принца и счастливо выйдет замуж…Рита хмыкнула, вспомнив почему-то свою старую злоязыкую соседку Эсфирь Леонидовну, и четко произнесла:– Ирина Вячеславовна, идите в жопу!