Kitabı oku: «Очарованная тьмой»
ОТ АВТОРА
Дорогие читатели!
Рада видеть вас на страницах книги «Очарованная тьмой». Это не первое мое произведение, но я волнуюсь каждый раз, когда представляю свою историю публике. Надеюсь, ваше знакомство с книгой будет приятным и оставит лишь положительные впечатления.
Но все же не могу не предупредить: хоть книга будет наполнена любовью и страстью, история не обошлась и без кровавых пятен. В одной из глав вы встретите недетализированные сцены жестокости, поэтому впечатлительным читателям рекомендую быть осторожными. Также в произведении будет «стекло», моменты, о которые вы можете эмоционально порезаться. Но это и к лучшему, правда? Ведь финал исцелит эти раны.
Я упомянула страсть… Да-да, она будет! Вы встретите много чувственных и проникновенных моментов, которые не оставят вас равнодушными.
А теперь – приятного знакомства с книгой!
Ваша Ольга Кобцева
ПРОЛОГ
Сказка – ложь? Я знаю точно,
Хоть другим и невдомек:
Тут Кощей, русалки ночью
И Ягиня между строк.
Морок, дух угрюмой стужи,
Гнаться будет за тобой.
Тьма иль свет ему твой нужен?
Не спастись в глуши лесной.
Да и в городе нечисто,
Люди – зло. Купец и сын
Так хотят, чтоб все забылось,
Превратилось в серый дым.
Пусть любовь то зло исправит.
Встреча их предрешена:
Девы, что отмстить решает,
И юнца. Так манит Тьма!
Но не жди любви покорной:
Будет тут такой урок.
Она будет дерзкой, вздорной.
Хочешь? Чтению отмерим срок.
В маленькой уютной избе горела свеча. Солнце давно укрылось за горизонтом, на лес опустилась тьма, но дрема обошла стороной дом Мокоши. Денно и нощно богиня плела судьбы, нить за нитью создавая узоры человеческих жизней. Пальцы сами собой крутили веретено, а богиня в задумчивости глядела в окно, занавешенное полотном ночи.
Белая кудель подходила к концу, пора было брать новую. Мокошь потянулась к корзине, где хранились мотки шерсти, и нашла там последнюю – черную. Богиня цокнула языком. Не дело добавлять тьму в чью-то жизнь, но глаза слипались, хотелось поскорее закончить работу, последнюю на сегодня, потому Мокошь со вздохом вытащила из корзины черную кудель и принялась вытягивать нить.
Так в одной жизни сплелись тьма и свет. Позволительно ли было соединять их? Для богини позволительно что угодно, и все же острые зубки совести где-то глубоко внутри грызли Мокошь, потому она продолжала следить за той нитью жизни. Та много раз обрывалась, будто намекая богине, что стоит отложить работу и поискать белую кудель. Тяжело же будет человеку, над чьей судьбой работала в тот вечер Мокошь!
Любопытство снедало богиню. Кто тот человек – мужчина или женщина? Какой путь ему предстоит? Склонится ли он на сторону тьмы или останется верен свету? В конце концов Мокошь не удержалась. Она хитро улыбнулась и, прикрыв глаза, взялась за нить. Образы в голове расплывались, не желая сливаться в единую картину, и богиня долго не могла сосредоточиться. А потом охнула, увидев, как надругалась над жизнью одной девушки.
***
Ее звали Радислава.
Девочка лежала на траве. Вечер перетекал в ночь, и небо покрылось оранжевыми всполохами заката. Заката ли? Мокошь присмотрелась внимательнее. Нет, не закат. То был пожар – горел дом на отшибе небольшой деревни. Сарафан девочки замарался кровью. Тонкая алая струйка сбегала изо рта, когда Рада откашливалась. Агония продолжалась недолго – нить оборвалась, оборвалась и жизнь девочки.
Мокошь перебралась к следующему видению. Жива! Рада – уже не девочка, а юная девушка, что пышет дерзкой красотой, лежала под мужчиной. Их губы почти соприкасались. Тела напряглись – не в блаженстве, а в противостоянии. Радислава злилась, кидалась проклятиями в мужчину – Руслана, а тот ухмылялся. «Попалась, воровка?» – не ослаблял он хватки, все крепче сжимая тонкие запястья.
Концовку богиня не застала. Видение расплылось, и пришлось переместить пальцы ниже, туда, где черная нить оплетала и полностью закрывала собой белую. И снова они вместе. Дымка ночной тьмы заслоняла вид. Мокошь едва рассмотрела два обнаженных силуэта в горнице. Руслан лежал на перине, а руки его скользили по телу девушки. Рада сидела на бедрах мужчины и, смущаясь, пыталась задержать откровенные прикосновения. Она перекинула волосы на грудь. Черные пряди волнами струились по светлой коже, и девушка походила на прекрасную русалку. Рада прикрылась ладонями, но Руслан отвел их в сторону, и на безымянном пальце девушки блеснуло кольцо. Поздно, девочка моя, поздно. Вы обручились пред ликами богов. Брачная ночь создана для единства, и кем бы ни был твой избранник, ты ему не откажешь. Руслан приподнялся. Дыханием обжег шею невесты и быстро опустился к груди. Не успела Рада отгородиться от него, как губы Руслана коснулись ее кожи. Девушка вздрогнула и застыла, прислушиваясь к ощущениям. Руслан, не скупясь на ласки, обводил языком напряженные от холода соски. Радислава покрылась мурашками и сжала волосы жениха, но сразу отпустила, так и не решившись притянуть его плотнее к себе, но мужчина и без того понял ее порыв. Девушка откинула голову назад и прикрыла глаза.
Следующее видение принесло богине разочарование. Руслан силой затащил Раду в опочивальню. Толкнул на кровать и склонился над ней. Его взгляд заволокла злость. Рада прикусила губу. Если она и испугалась, то виду не подала. Девушка вызывающе улыбнулась и провела рукой по щеке мужа – кончики ее пальцев и ногти были черными, как у Тьмы.
Догадка возникла в мыслях Мокоши, и она тронула черную нить, но тщетно – уже не убрать. Богиня вернулась к образам. На сей раз она застала поцелуй. Ночь раскинулась над лесной опушкой и озером, блестящим в свете луны. Рада стояла по грудь в воде, а по ее обнаженным плечам бегали мурашки. Руслан притянул ее к себе и поцеловал. Девушка не сразу ответила на ласку. Несколько мгновений она упиралась в грудь мужа и только потом поддалась – раскрыла губы, чтобы Руслан мог полностью завладеть ими.
Богиня позволила себе еще раз заглянуть в судьбу Рады. После увиденного она надеялась на другой исход. Будь в Мокоши больше человеческого, чем божественного, она бы расплакалась. А так – лишь вздохнула. Руслан вонзил нож в грудь Рады. Предал. После ласк и столь искреннего поцелуя. Лезвие проникло в тело ровно в том же месте, где виднелся шрам от клинка, убившего девушку в первый раз. Смерть все же настигла ее. Богиня Морана готовилась забрать новую душу в царство мертвых.
Мокошь закончила прясть и отвела взгляд. Нехорошая судьба. После дня за работой и огорчающих видений богине требовался отдых, и она, погладив веретено, встала с кресла и ушла, решив, что завтра положит в корзину побольше белой кудели.
ГЛАВА 1
Десять лет назад
Предупреждение. В этой главе присутствуют недетализированные сцены жестокости (убийство и признаки насилия). Автор выступает против насилия, однако эта сцена является важной частью истории, так как повлияла на становление характера и жизнь главной героини, и вычеркнуть ее из книги невозможно.
Рада услышала жуткий крик, и с того момента пошел обратный отсчет ее жизни.
В тот вечер она с коромыслом на плечах возвращалась домой. Матушка послала Радиславу за водой, и девочка, переводя сбившееся дыхание, поднималась в горку на отшибе, где стояла их изба. Едва ли кто-то, кроме нее, услышал крик. А если соседи и услышали, то не поспешили бы на помощь. В Сосенках, их деревне, поговаривали, что матушка Рады связалась с темными силами, хотя на деле она всего-то сдружилась с лесной отшельницей, которую считали колдуньей.
Крик повторился. Он смешался с воем ветра, и Рада застыла на месте. Коромысло больше не ощущалось тяжким грузом, усталость исчезла, но кокон страха обернул девочку, не позволяя ей двигаться. Ужас ледяной водой окатил тело. Рада отмерла, лишь когда он опустился до самых пят и ушел в землю. Тогда она вновь шумно задышала, скинула ведра и, подобрав подол сарафана, побежала домой.
Сердце отбивало оглушающие удары, как гром в грозу.
– Матушка! – закричала Рада, толкая дверь избы.
Девочка едва не споткнулась на непривычно грязном пороге. Чьи-то большие сапоги оставили лужи и темные следы на полу.
– Рада, беги! – услышала девочка, не успев поднять взгляда.
Снова ступор. Радислава сжала пальцы на ручке двери, вцепившись в нее, как в оружие, и не смогла сделать и шагу назад. Пахло кровью и застарелым потом. В доме были чужаки. Один из них дал матушке пощечину и швырнул ее на пол. Она упала ничком и застонала. Другие мужчины держали сестер. Их, двух девушек на выданье, склонили над столом и заломили руки за спину. Рада не сразу поняла, почему у них задраны сарафаны, почему сестры морщатся и стонут сквозь всхлипы. Потом догадалась: точно так же дворовый кобель стоял над сукой, а после у них появились щенки.
И снова ледяной страх превратил тело в обездвиженную статую.
Порыв ветра ударил Раду в спину, напоминая, что выход рядом. Один из мужчин, высокий и толстобрюхий, поднял девочку над полом за шиворот рубахи и осмотрел ее.
– Жаль, мелкая какая. Дочка твоя? – хмыкнул он.
Другой потянул матушку за волосы, заставляя посмотреть на девочку. Мать постаралась закрыть лицо руками, чтобы не пугать Раду, но та увидела и разбитые губы, и кровь из носа. Матушка дрожала. Пыталась, наверно, храбриться, да только лиходеи быстро выбивали из нее смелость. Мама молчала. Она, быть может, и ответила бы, но в дальнем углу избы в люльке заплакал младенец. Мужчина откинул Раду в сторону, как котенка, и она сжалась возле ножки стола. Рука старшей сестры безвольно свесилась рядом. Лиходей уверенно направился к люльке.
– Стой! – закричала матушка.
Она попыталась подняться, но чужаки задержали ее: схватили за плечи, и мать, еще стоя на коленях, упала вперед на пол. Рада не знала, что злодеи сделают с младенцем, и защитить его не могла.
– Феденька! – всхлипнула девочка и обхватила колени руками. Сильнее прижалась к столу, ощущая, как угол впивается в спину.
– А, Федор Федорович Белолебедь? – улыбнулся мужчина. – Племянник мой?
Непривычная, слишком сложная и мелодичная для деревни фамилия резанула слух девочки. Простой люд не носил фамилий, а у Федотки не было даже отчества, и младенец стал для соседей еще одной причиной избегать семью Рады. «С колдуньей водится! Да, видать, ребенка от лешего нагуляла! Тьфу, сила нечистая!» – не раз девочка слышала подобные слова то от бабки с ближайшего двора, то от деревенского старосты. Грязные слухи о матушке, словно сор, сыпались отовсюду. Правды Рада не знала. Не хотела знать и сейчас – только не от этого лиходея, что проник в дом, истязал матушку и сестер.
– Хороший вырос бы, – все с той же улыбкой продолжал мужчина, невзирая на плач младенца. Он поправил одеяло в люльке, плач стал тише, и Рада поняла – душегуб накрыл брата с головой. – Да не в той семье родился. Не вырастет.
– Не трогай! Пусти! Все отдам! – закричала матушка. Слезы уже не текли, высохли, а губы побелели.
Мужчина прижал одеяло рукой. Плач стал еще тише.
– Отдам, забери все! – почти визжа, молила матушка. – Забери!
– Конечно, отдашь. – Душегуб был спокоен. – Все заберу, что мое по праву.
Под женские крики он дождался, пока младенец затихнет. Рада тоже затихла. Голова кружилась, хотелось замертво упасть, а проснувшись осознать, что все – лишь жуткий сон. Девочка услышала шаги. Грязные сапоги направлялись к ней, и Рада сильнее обхватила себя руками, пытаясь спрятаться. Она завизжала, почувствовав резкую боль: мужчина поднял ее за волосы.
– Забери грамоту, Белолебедь, – прошептала матушка. – В подполе. И уходи. Наследство твое будет.
Лиходей опустил девочку на пол, на сей раз медленно и осторожно, чтобы она не ударилась. Погладил по волосам. Это движение лишь сильнее напугало Раду – так мужчина будто бы удерживал ее при себе. Хотелось отбросить его руку и поправить волосы, но она лишь покорно стояла на месте, с брезгливостью перенося прикосновения. От того, кого мать назвала Белолебедем, приторно разило потом и цветами, запахом которых любили брызгаться богачи и приближенные князя.
– Где подпол? – спросил мужчина.
Матушка указала, и он сделал знак одному из своих помощников, чтоб спустился и нашел грамоту. Когда тот поднялся обратно, в руках у него был свернутый пергамент. Такие вещицы Рада видела лишь в граде и едва догадывалась об их предназначении. А уж как грамота попала к матушке и что за ценность имела для лиходея – даже предположить не могла.
Мужчина развернул документ. Кивая, пробежался по нему взглядом. Матушка тем временем с тревогой смотрела на дочерей: на Раду, которая пыталась незаметно убрать голову из-под руки лиходея, и на сестер, что неподвижно лежали на столе и иногда всхлипывали. Они молчали. Казалось бы, все кончено, и злодей получил, что хотел. Но, видно, бумага в его руках – не все, за чем он пришел. Именно это Рада прочитала во взгляде матушки.
Мужчина свернул грамоту и обратился к сообщникам:
– Заканчиваем.
Те направились к сестрам. А главарь – к матушке. Он занес ногу и грязным сапогом толкнул ее в грудь, прямо в открытый подпол. Рада услышала глухой стук и первым делом подумала, что едва ли отстирает матушкин сарафан. Дрожь, охватившая тело, вернула девочку к ясному сознанию, и она поняла, что надо бежать. Мужчины отвлеклись, и Рада рванула к двери. Слетела с крыльца, пересекла двор, затоптав цветы на поляне. До соседских домов рукой подать, всего-то надо спуститься с холма. Под вечер улица опустела, и никто из деревенских не видел девочку. Кричать не получалось – горло сдавило, дыхание остановилось, как под одеялом в люльке. Рада слышала шум погони, но старалась о нем не думать. Еще немного, и она добежит. Она юркая, успеет.
Маленькая девочка двигалась ловко, но все же не столь быстро, как взрослый мужчина. Рада оступилась и повалилась на землю. Сарафан мигом впитал вечернюю росу. Не успела девочка встать, как лиходей нагнал ее. За плечо развернул к себе. Лезвие в его руках отразило темнеющее небо и вошло в грудь Рады. Мужчина выдернул нож и отпустил девочку.
Несколько мгновений она, корчась от боли, смотрела, как он удалялся, а потом закрыла глаза.
Когда Рада очнулась, мужчина уже исчез. Небеса стали темными, как черничное варенье, но закат почему-то не ушел. Желто-оранжевые всполохи пересекали черную гладь, и девочка не сразу поняла, что видит огонь. Горел ее дом. Горело и нутро Рады. Хотелось выть от боли, но наружу просачивался лишь кашель. Отхарканная кровь текла по подбородку и шее. Не было травы вокруг, не было деревьев и соседских домов, – окружающий мир покрывался смолью. В ушах звенело. Заметили ли уже соседи пожар, спешат ли на помощь? И осталось ли, кому помогать?
Мокошь отрезала нить.
На той минуте жизнь Рады оборвалась.
ГЛАВА 2
Десять лет назад
Обычно спокойный лес сегодня был оживлен, будто нечто потустороннее расправило над ним свои темные крылья.
Взошла луна – око ночи. Лес лишился привычных ярких красок и состоял только из черных деревьев, белых отблесков луны и мрачно-синего, как аконит, неба. В тусклом свете виднелась поляна с одиноким домиком посреди. Высокая простоволосая старуха быстро нашептывала себе что-то под нос и, стоя на коленях, кольцом укладывала на земле сухие травы. Услышав шаги, она вскочила на ноги и вгляделась в лес, в тропу, которая вела от ее дома к деревне. Грудь старухи поднялась и остановилась на вдохе – никогда не знаешь, кого ожидать в гости. Лесных отшельниц не любят. Их презирают, хотя тайком бегают к ним за советами да лечебными травами, потому лучше поостеречься.
На тропе показался человек, и старуха выдохнула:
– Кощей…
Приближавшийся мужчина, такой же высокий и седой, как и отшельница, был не один. В его руках покачивалась черноволосая девчушка в окровавленном сарафане, и ее кровь была единственным ярким цветом, который удавалось разглядеть в ночи.
– Клади, клади скорее, – голос ведьмы наполнился скорбью вперемешку с непонятным оживлением.
Старик уложил мертвую девочку ровно в то травяное кольцо, над которым работала отшельница. Он сделал шаг назад и взглянул на покойницу. Та была бледна и неподвижна. Кощей покачал головой. Маленькая совсем, жаль, что рассталась с жизнью. Он бы сделался ее наставником в царстве мертвых, да только старуха уговорила его пойти иным путем.
– Глупость ты задумала, Ягиня, – пробурчал он.
Луна светила прямо в личико девочки, в ее распахнутые глаза, но уже не беспокоила мертвячку. Белые руки, испачканные кровавыми разводами, как ниточки лежали вдоль тела. Кощей посмотрел на свои руки – такие же бледные и тонкие, словно обернутые тряпицей кости – и вздохнул.
Ягиня не слушала его и все так же суетилась возле дома. Проверяла подношения и мысленно готовилась к встрече с той, кого живые остерегаются. Но живых на поляне не было: девочка не дышала уже несколько часов, старуха стояла одной ногой в могиле, старик – и вовсе мертвец, гуляющий меж царствами живых и мертвых.
С минуты на минуту должен был определиться исход ночи. Поляну наполнял запах еловых и сосновых веток, уложенных в круг вместе с травами. Возле дома блеяла коза. Она ходила вокруг колышка, к которому была привязана, и стучала копытами по камням. Но стоило лишь приглядеться, чтобы понять: это вовсе не камни. На земле лежали черепа. Кощей усмехнулся. Он не знал толком, откуда Ягиня их взяла: может, выкопала из деревенских могил, а может, позаимствовала у одиноких путников, ненароком заглянувших в обитель лесной отшельницы. Гадать он не стал. Главное, чтобы богине понравилось подношение.
Ягиня вынесла на поляну деревянный горшок с алым вересковым медом и красное вино. Кровь за кровь – треба Мораны.
Старуха потянула Кощея за рукав, и они оба опустились на колени. Старик в последний раз с осуждением поглядел на Ягиню и принялся повторять за ней слова. Поначалу тихие, голоса набирали силу и вскоре заполнили поляну, понеслись над лесом.
– Призываю тебя, Морана, богиня зимы и смерти. Смилуйся. Явись пред слугами твоими. Прими подношение в обмен на душу несчастной.
С каждым словом лес волновался все больше. Поднялся ветер, вороны с громким карканьем слетели с веток и закружили над поляной, чувствуя приближение тьмы. Ягиня с десяток раз повторила обращение к богине:
– Смилуйся, Морана. Прими требу, покажи свою силу, властительница царства мертвых.
Старуха не видела, как ледяной пар, словно туман, разъедал лес. Тонкая полоска льда змеей поползла по земле прямо к мертвой девочке. Ягиня затаила дыхание. Потерев руки, начавшие коченеть несмотря на летнюю пору, она поднялась. Подойдя к дому, Ягиня ловко схватила козу, которая пыталась забиться подальше, и ножом полоснула ей по горлу. Капли крови оросили покрытую инеем траву. Старуха потащила козу к кругу, где на коленях сидел Кощей. Он хмурился, но не возражал. Кровь принесенной жертвы смешалась с кровью девочки, и лес взвыл потусторонним гулом. С деревьев посыпались листья.
– Призываю тебя, Морана, – Ягиня понизила голос, поняв, что ее зов услышан. – Прими наши дары. Помоги потерянной душе вернуться. Молю тебя о помощи.
Она посмотрела на Кощея, и тот повторил:
– Молю тебя о помощи, Морана. – Потом прошептал тихо, чтобы услышала только старуха: – Глупость ты затеяла, Ягиня. Из царства мертвых люди не возвращаются. Или возвращаются не такими.
Отшельница ничего не ответила на укор. Она вновь обратилась к Моране, и та наконец появилась.
Раду пронзила боль. Вернулась агония, которую девочка испытывала при смерти. За что? Неужели боль будет преследовать ее всю жизнь? То есть… всю смерть? Она же теперь в царстве мертвых?
Жар поднимался от кончиков пальцев, подбирался к сердцу, сжимая его огненной рукой. Рада готова была орать, но звук застревал внутри горла. Она не могла двигаться, не могла открыть глаза, рот. Дышать тоже не могла. В ушах стоял гул, будто девочка тонула, и она изо всех сил барахталась в своем сознании. В конце концов руки и ноги задергались. Грудь все еще сдавливала плита смерти, Рада пыталась судорожно дышать, но внутрь проникали лишь мелкие глотки воздуха. Они причиняли страшную боль, резали горло, будто девочка проглотила иголки.
Чья-то ледяная рука легла Раде на грудь – ровно в то место, куда ее ударили ножом.
– Ты хочешь жить, дитя?
«Нет, нет!»
Ответить девочка не смогла. Слова остались лишь в мыслях, но та, что изучала рану Рады, услышала их и холодно объявила:
– Она не хочет жить.
– Просто ей больно, – возразил иной голос. Девочка с удивлением узнала отшельницу, другиню матери.
Вопрос повторился:
– Ты хочешь жить, дитя? Боль постепенно уйдет.
Рада не желала отвечать. Нет. Ее жизнь уже закончилась, как и жизнь ее семьи. Воспоминания были слишком болезненны. Они душили, снова заставляя пробудившуюся в жилах кровь стыть. Но… «Боль постепенно уйдет».
«Да-а», – вздох, более глубокий, чем прежде, вырвался из груди девочки. Рада надеялась, что та странная женщина вновь услышит ее мысли. И не ошиблась.
– Ты должна сказать это вслух, – приказала она.
Девочка попыталась. Не получилось. Слипшиеся от крови губы не слушались. Рада не слышала стука своего сердца, зато прекрасно слышала, как над ней кружат вороны – слетелись на пиршество смерти. Рада не хотела стать их добычей. Она сопротивлялась боли и оцепенению, пыталась двигаться, собрать силы воедино, как муку́ – в тесто.
– Ты сможешь отомстить, Рада, – тихо произнесла отшельница. – Только если будешь жива.
Вороны подлетели ближе. Их карканье стало громче, девочка чувствовала, как птицы задевают ее крыльями. Чувствовала – значит, плоть ожила. «Не дождетесь!» Она открыла глаза. Черное небо нависло над Радой, а луна слепила, заставляя жмуриться, но девочка выдержала. Она не собиралась возвращаться к мертвецкому сну. Тело все еще не слушалось, и ни повернуться, ни встать она не могла. Но краем глаза девочка сумела уловить тень поблизости. От той тени веяло холодом, который тушил жар в теле.
– Да, – произнесла Рада. В горле было сухо, и даже это короткое слово отозвалось жуткой болью.
«Да, я хочу жить».
В сухие губы полилась вода. Сначала горькая, затем сладкая, живительная.
И снова боль. Тень коснулась раны на груди, и та раскрылась, будто на зашитой дыре лопнули нитки. Рада захрипела, когда дыхание вновь пропало, и мысленно заметалась по траве. В рану затекало нечто черное. Настоящая тьма. Она смешивалась с кровью и заполняла жилы, принося сначала мучение, а потом облегчение. Вместе с тем Рада слышала звук, от которого хотелось заткнуть уши руками: будто кто-то скребет ногтями по камню. Но укрыться от омерзительного ощущения она не могла.
Все закончилось резко. Последние капли тьмы слились с девичьим телом, и рана на груди затянулась, оставив на коже грубый шрам. Рада закричала, сама не понимая почему, а потом обмякла. Сознание вернулось в сон – уже не мертвецкий.
Сейчас
Ярмарка гудела. Повсюду толкались покупатели, торговцы громко зазывали их посмотреть товары. Уличные музыканты, скоморохи, мелкие воришки и попрошайки сновали в толпе, надеясь стать на толику богаче. В разгар разноцвета-месяца тетка отправила Раду на базар, чтобы та продала лишние травы и коренья, а взамен привезла то, чего не добыть лесным жительницам – одежды, меда да прочих вещиц. Потому раз в месяц девушка словно попадала в другой мир: из молчаливого лесного дома в оглушающую толпу. Не то чтобы ей нравилось торговать, но это помогало развеяться.
Солнце расправило лучи над площадью. Спрятавшись в тени, Рада раскладывала на столе товары. С одной стороны – травы и коренья от мелких хворей, целебные настои и мази, с другой – грибы и ягоды. Девушка оторвалась от стола и выдохнула. Утро только начиналось, а люди уже заполонили ярмарочную площадь. Рада обвела ее взглядом и случайно натолкнулась глазами на светловолосого юношу, который стоял поодаль в тени и с улыбкой наблюдал за девушкой. Что ж, было за чем наблюдать: милое личико с острыми чертами, густая черная коса, гибкий стан. Рада приосанилась. Быстро оглядела юношу, по добротной одежде и перстням на пальцах сделала вывод, что он не беден, и подарила ему ответную улыбку.
Девушку отвлекли покупатели, и пока ее расспрашивали про настои для здоровья, юноша исчез. Нахмурившись, Рада вскользь оглядела площадь, но незнакомец как в воду канул. Впрочем, интересовала ее вовсе не улыбка юноши, а его кошель.
– Скучаешь, девица-красавица?
Рада вздрогнула. Должно быть, на ее щеках вспыхнул румянец, когда она повернулась на звук голоса. Он принадлежал тому самому улыбчивому незнакомцу.
– Скучаю. – Девушка кокетливо опустила ресницы и погладила косу. Почувствовала, как мужской взгляд изучил сарафан, облегающий стройную и изящную, точно у русалки, фигуру.
– Что продаешь?
– Да вот, – Рада обвела рукой товары. – Дары леса. Что земля дает, то и продаю. Хочешь что-нибудь?
– Хочу, – с дерзкой ухмылкой ответил юноша.
«Клюнул на крючок», – подумала девушка, а сама скромно заломила руки, незаметно подавая знак подельникам. На базаре она работала не одна – если говорить не о работе торговки.
– Меня, кстати, Володя зовут.
– Радислава, Рада, – представилась девушка и протянула юноше мешочек с травами: – Это шестилистник, говорят, в любви помогает, дев привлекает.
– По-моему, я и без шестилистника неплохо справляюсь. – Володя нежным движением отвел руку Рады. – Не так ли?
В это время позади него пронеслись хохочущие мальчишки. Они будто случайно толкнули Володю и тут же принялись отряхивать его и извиняться. Один из них незаметно вытащил из кармана юноши увесистый кошель.
– Да что ж вы так! – вскрикнула Рада, привлекая к себе внимание Володи. – А ну, брысь отсюда!
Мальчишки кинулись наутек. Девушка с беспокойством проследила за пареньком, который вынул кошель – ждала, чтобы тот поскорее спрятался в толпе, а Володя не опомнился и не заметил пропажу. Тогда вечером содержимое кошелька будет поделено между их маленькой компанией. Рада получит свою долю за то, что отвлекала покупателя.
– Держи вора! – вдруг раздалось в толпе.
Руки девушки защипало холодом. Плотный мужчина вышел вперед, удерживая воришку за шкирку. Мальчик крутился, пытаясь вырваться.
– Я не вор! – закричал он испуганно. – Нашел кошель на земле да взял себе!
– Нет, ты посмотри, поганец какой! – зло сказал мужчина, кидая мальчика к ногам Володи. Кошелек с глухим звоном бухнулся рядом. – Ворует, еще и врет! Я тебе!.. – Он замахнулся, и воришка едва успел увернуться от удара.
Рада закрыла рот рукой. Не хватало еще, чтобы ее друга поймали, и он раскрыл всю их компанию. А мужчина… Почему его лицо кажется знакомым, а сердце сжимается, будто брошенное в ледяную воду воспоминаний?
Володя лениво подобрал кошель.
– А ты, – теперь мужчина обращался к юноше, – за вещами своими следи!
– Слежу, отец.
Рада перевела взгляд от отца к сыну и обратно. Совсем не похожи. Этот мужчина… Девушка посмотрела на его сапоги: вычищенные, разве что не блестели на солнце, но Рада отчетливо увидела на них грязь прошлого. Тошнота поднялась к горлу.
– Не следишь! С бабами тут милуешься! – злился толстяк.
Воспользовавшись заминкой, мальчишка резво вскочил на ноги и помчался сквозь толпу. В этот раз никто не успел его остановить, и неприглядная тайна Рады была спасена. Но облегченно выдыхать она не спешила – грудь перехватило от навалившихся воспоминаний, от жажды мести, разгоравшейся внутри. Девушка сжала край стола.
Отец с сыном бранились недолго, и мужчина махнул рукой:
– Не задерживайся, жду тебя в трактире.
Володя вздохнул, когда его отец ушел. Рада пыталась сохранить лицо, но получалось с трудом. Юноша расценил смену ее настроения по-своему.
– Не переживай, – он опять нацепил улыбку. – Ничего страшного, кошель снова при мне. – Он демонстративно подбросил его в воздух.
– Хорошо, – Рада выдавила ответную улыбку. – Тебе, похоже, пора идти. Покупать что-нибудь будешь?
– Не уверен, что то, что я хочу, можно купить.
Володя с любопытством уставился на девушку, ожидая, что она ответит. Рада медлила.
– Не все можно купить. Но можно попросить. Убедить. Заинтересовать.
– И как, интересен я тебе? – Юноша наклонился над столом, почти обжигая щеку девушки дыханием.
Рада закусила губу. Такой шанс ей больше не подвернется, а, значит, надо хвататься за него, как бы тяжко ни было.
– Возвращайся за мной к вечеру – тогда отвечу, – с вызовом проговорила девушка.
– Вернусь.
Володя подмигнул Раде и ушел, оставив после себя неясное чувство тревоги и – неожиданно – сумасшедшего воодушевления, которое пугало до дрожи. Она встретила сына Белолебедя.
И он вернется, чтобы Рада вернула свое.
Десять лет назад
Несколько дней Рада провела в постели. Власть над телом вернулась, но едва девочка поднималась, ее охватывала усталость. После смерти – немудрено-то. Тетка заставляла ее вставать как можно чаще, поддерживала за руку, пока Рада добиралась от лавки до нужника, подводила к открытому окну, чтоб подышала целительным лесным воздухом. Девочка подчинялась. Понимала, что лежка ее погубит, и старалась хоть немного пройтись по избе. Иногда доплеталась до крыльца, приваливалась спиной к двери и прикрывала глаза. Ни мыслей, ни воспоминаний не было. Девочка молча слушала окружающий мир, пение птиц и шелест ветра, которых могла лишиться навсегда. Тетка выносила кружку теплого молока, и Рада понемногу выпивала его, пока Ягиня занималась хозяйством. Хоть материна другиня и добралась уже до почтенных лет, девочка называла ее не иначе как «тетка» – слишком уж бодра та была. Прямой спине и зоркому изучающему взгляду Ягини могла позавидовать любая молодуха. А уж по сравнению с теперешней Радой тетка была здоровой как никогда.
Поначалу девочка с опаской оглядывала избу Ягини. Домишко был маленький, темный из-за деревьев, которые загораживали солнце. Поутру внутри всегда пахло свежим хлебом, но его запах вскоре выветривался, и на смену ему приходил резкий аромат трав и чего-то кисловатого. Травы Ягиня высушивала за печью, а помимо них на веревке висели крупные насекомые, конечности и трупики мелких животных и еще какая-то гадость, при виде которой Рада с омерзением отворачивалась. В сундуке в углу теснились резко пахнувшие мешочки и емкости с жидкостями разных цветов.
Девочка не задавала тетке вопросов. И без того поняла, что деревенские слухи о том, что Ягиня – не просто отшельница, а колдунья, оказались намного ближе к истине, чем она прежде думала.
Утром девочка проснулась от привычного запаха свежего хлеба. Желудок свело голодом. Рада ела мало, кусок в горло не лез, а съеденное постоянно просилось обратно. Видно, тело еще не привыкло к тому, что снова может жить. Рада встала, кряхтя и хватаясь руками за все подряд, как старуха. Кости хрустели громче ее тихих стонов.
