Устав от недельной заботы,
Выбрав удачный момент,
Сняв ватник, платок и колготы,
Собрались на week-end в Ташкент.
Наметили планов немало:
Гидропроект, ОблСЭС,
По старым пройтись кварталам,
С камерой или без,
Поехать к Сережиной маме,
Домой сувениров купить,
Ташкентских родных и знакомых
Посылками одарить,
Письмо на Главпочте проверить,
В экскурсии побывать,
Шубу из норки померить
И плов в «Купалах» пожрать.
Наметив программу эту
В трехдневный выполнить срок,
И, нагрузившись пакетами,
Вышли мы за порог.
В 10 – Сережина мама,
В 11 – ОблСЭС,
В полдень по старым кварталам
С камерой бродим и без,
В час – в «Купалах» побывали,
В 2 забежали в «Проект»,
К 3 всем родным и знакомым
Коробки роздали конфет,
Ровно в 4 с Главпочты
Письма послали домой,
В 5 – посмотрели на шубу
И закричали «Бог мой!»
В 6 – в турбюро мы узнали,
Что посмотреть нам и как,
И, не купив сувениров,
В 7 – возвратились в Чарвак.
Оглохнув от шума Ташкента,
Устав от его кутерьмы,
В горах конец week-endа
Продолжить решили мы.
 

10.04. Суббота. Проснулись под серым небом. Черт побери! А как же загар? Но днем хилое солнце все-таки показалось. На полу комнаты утроили солярий. Ноги торчат с балкона, сами на ковриках мерзнем, но принимаем воздушные ванны. На базаре – мура. День прошел тихо-мирно. Вечером наконец познакомились с нашим живым будильником – ишаком, что будит нас в шесть утра и ревет под окном по вечерам. Умилились до слез, такой он был худенький – черненький лапочка. Дали имя ему Лагман (не путать с узбекским кушаньем!). Про него тут же созрел стишок:

 
На горной тропке на крутой
В вечерний час под светом лунным,
Подобно статуе немой,
Стоял у скал ишак бездумный.
 
 
В его неразвитом мозгу
Всплывали пестрые картины:
Вот он пасется на лугу
В семье ишаче-лошадиной,
 
 
С ним рядом и отец, и мать,
Что не дадут его в обиду.
И жалобно тогда поржать
Он был готов лишь так, для вида.
 
 
Людей он знал издалека,
И не имел он с ними дела.
Работал ишачок слегка,
Да и считался неумелым.
 
 
Потом он вспомнил про нее,
Про серую свою подругу,
С кем радостно делил житье,
Трудился и бродил по кругу.
 
 
Она упала прошлый год,
Когда овса гнилого съела.
Ох, как он ржал – несчастный скот,
Как звал, как плакал неумело!
 
 
Все это вспомнилось опять
В вечерний час при свете лунном…
Вот почему раскрыл он пасть
И звук с трудом исторгнул трубный.
 
 
Потом ревел «И-А» с надрывом-
Наш славный черненький ишак.
А нам, девицам не плаксивым,
Заснуть не удалось никак.
 

11.04. Воскресенье. Весь день льет дождь. Урюк расцвел. Заведующая гостиницей сообщила, что ишаки кричат, когда сексуально озабочены. Сегодня прочла «Холстомер», «Неточку Незванову», Нагибина…

12.04. Понедельник. Нам надлежит работать в потерне. По закону подлости солнце целый день. Одержана победа – делаются деревянные лестницы на наклонных участках потерны, там шла работа в субботу и воскресенье, то есть записка Арутюняну возымела действие. Но зато нам не дали в помощь мужчин – не можем туда идти сегодня, только завтра.

Сегодня решаем оргвопросы по запуску флюоресцеина, а себя окрашиваем ультрафиолетом на балконе. По всему Чарваку цветет и благоухает урюк! Хочется выразить эмоции, что довольно сложно.

 
1. Вокруг кипят термальны воды, (подземные воды в Чарваке)
В приборе нашем полный штиль. (термистор)
Страшась непознанной природы,
Готовы сдать его в утиль.
Ведь ноль ползет, как черепаха,
А должен он стоять, как член.
Едва не дали с ним мы маху,
Попав в сопротивлений плен. (показания прибора)
Но, шевельнув слегка мозгами,
Взяв в руки ведра и топор,
Его исправили мы сами,
И чем гордимся до сих пор!
 

 
2. Видели вы, как цветет урюк
Бледно-розовым, сиреневым цветом?
Стояло голое дерево, и вдруг
Дерево сказочным стало букетом.
 
 
Один букет снежный, другой – роза чайная,
Третий – сирень нежная, бледная и печальная.
 
 
А все вместе – это божественный сад,
Где грешным людям делать нечего.
Если ты грешен – ступай лучше в ад,
А рай не выносит запаха человечьего.
 
 
Урюк пахнет нежностью, светится счастьем,
Будто девушка спешит к причастью.
 
 
Видели вы, как цветет урюк
Бледной, розовой, сиреневой сказкой?
Если есть у вас близкий друг,
Ведите его – пусть будет обласкан!
 

13.04. Мрачный день. Хотя начался он бодро. Нам дали мужиков, сапоги, каски, фонарь, наблюдателя Таню, и мы отправились вниз через здание ГЭС, штольню – прямо в цементационную потерну. Опустили датчик в первую 50-метровую скважину, стрелка отклонилась и трах, зашкалила. Мы – то, мы – се, не помогает. Обратно вверх, решили, что пробило провод, ерунда. Оказалось – хуже. Погиб термистор – мой верный друг по Карелии, по лаборатории… Другого здесь нет! А нам мерить и мерить еще! Я в панике. Остальное время в сырости мерили температуру воды в скважинах простым градусником. Что будет дальше, пока непонятно.

 
Умер термистор. Хвалу ему поем.
Умер термистор. О нем мы слезы льем.
Как теперь нам мерить? Как другому верить?
Умер термистор. Оставил нас вдвоем.
 
 
Сколько с ним было здесь связано хлопот.
Год он хандрил, потом работал год.
В скважину влезал. Градус показал.
Громко кричали в восторге: «Во, дает!»
 
 
Бедный термистор однажды в дождь промок,
Старый термистор не в шутку занемог,
Он чихал и кашлял, и режим домашний
Бедному нашему другу не помог.
 
 
Он умер. Безумно жаль его!
 

14.04. Вечер накануне закончился интересным знакомством с товарищем из Нурека, с Нурекской ГЭС (Таджикистан). С ним провели и часть ночи, заполняя емкости с флюоресцеином в ван ной, будем с их помощью определять скорости фильтрации. В первой же скважине застрял ударник, который полдня вытаскивали. После обеда нам переделывали ударник. Солнечный день перешел в дождливый вечер, который мы провели в обществе нового знакомого в ресторане. Узнали много веселых анекдотов. А завтра он уезжает. Начало знакомства выразили потом в следующем стишке.

 
Ежевечерне ровно в девять
Садились мы играть в трик-трак,
Чтоб этим способом проверить,
К кому придет успех и как.
 
 
И вот однажды в день злосчастный
(Не ладились тогда дела)
Ответ игра дала неясный,
Ничейный результат дала.
 
 
Мы толковать были готовы,
Задумались, стук в дверь, и вот:
«Вы разрешите на два слова?» —
Пред нами рыцарь предстает.
 
 
Красив, интеллигентен, строен,
Как денди лондонский одет,
В соседнем номере устроен,
Нурекский представлял он свет.
 
 
Отметив нас средь прочих сразу,
Зашел он, будто невзначай.
Мы, угадав и такт, и разум,
Его оставили на чай.
 
 
С учтивостью, достойной лорда,
Он не заметил весь наш срам.
Был человеком он не гордым
И принял приглашенье дам.
 
 
К пустому чаю он добавил
По плитке «Мокко» и коньяк,
Чем много радости доставил
Нам, не избалованным так.
 
 
И не было конца застолью,
И тост был поднят не один,
Но перед нами, пусть невольно,
Маячил… флюорецеин.
 
 
Разлить его нам предстояло
В цветные детские шары,
Но любопытство нас пугало,
И ждали мы ночной поры.
 
 
Когда за окнами стемнело,
В свои права вступила ночь,
Мы в ванной принялись за дело,
Наш гость пытался нам помочь.
 
 
Испачкал в красной краске руки,
В зеленой вымазал жилет.
Его взлюбили мы за муки,
А он за это – нас в ответ.
 
 
Пока он делом занимался,
(При этом вспоминая мать),
Наш друг без номера остался,
Сосед с ключом улегся спать.
 
 
Сочтя себя всему виною
И благодарности полны,
Пожертвовав своим покоем,
С ним ложе разделили мы.
 

15.04. Плохая погода. Мы запустили флюоресцеин и ходим под дождем, его караулим ниже по течению. Весь вечер прошел в обсуждении результатов опытов и сочинении стиха про нового знакомого.

16.04. С утра льет дождь как из ведра. Холодно. Цитирую себя: «Он идет день, он идет ночь, он глухую тоску наводит». Но нам плевать. Мы целый день в цемпотерне – с восьми утра до 16:00 без обеда, завтрака, перекуса. Только перекуры – в основном от холода. Мы с Г. Ф. корячимся, вокруг три узбека, стоят и смотрят, ждут, чтобы что-то делать. Так они простояли три часа до своего обеда. Удивительно. А утром в гидроцехе паника. После дождя (выпало 10 мм осадков – 0,1 годовой нормы) наконец начался паводок, уровень воды в водохранилище поднялся на 2 м! Во все штольни с потолка и стен хлынула вода, мутная и прозрачная, разной температуры. Надо было выяснить – что это? Откуда? Оказалось – инфильтрация. Мы ходили по штольням и мокли, а потом гнили в цемпотерне.

 
Потерна! Сравнить ее хочется мне
С сифилитичной девицей,
Снаружи она красива вполне,
А изнутри – гноится.
По шатким и скользким ступеням вперед
Средь хлама, досок и цемента
Идет, спотыкаясь, рабочий народ,
Вдыхая пары экскремента.
Здесь снизу – вода и сверху – вода,
Вода сочится сквозь стены,
По стенам, намокнув, висят провода,
И сумрак царит бессменно.
В таких подземельях гноили когда-то
Врагов царской системы.
А в нашем светлом веке двадцатом
Здесь вахту несем все мы.
 

17.04. Да простит нас Бог! После вчерашнего мрачно-напряженного дня сегодня день отдыха. Красная суббота.

 
Горы. Чимган. Солнце.
Воздух. Снег. Трава.
Каракуль на ножках пасется,
Бычки – к голове голова.
 
 
Две головы: седая
И темная у камней.
Поджариваются, сгорают,
За пару часов (ей-ей).
 
 
Четыре ноги в кедах
Дороги мерят уклон,
Редиской с луком обедают…
Может, все это сон?
 
 
Горы. Чимган. Солнце.
Воздух. Снег. Трава.
Каракуль на ножках пасется.
Красные рожи. Жара.
 

18.04. Воскресенье. Опять дождь.

 
Мы снова в номере, а за окном дожди.
Кто с Богом в сговоре, тот солнца жди.
Оно – на западе, оно – над неграми,
К ядреной матери ушла энергия.
Мы Богом прокляты, мы черту брошены,
В холодной мокряди гнием – не спрошены.
 

Получила письмо из дома.

 
Любит меня подполковник,
Любит меня – лохматую,
Синюю, словно покойницу,
С маленькою зарплатою,
Любит меня, старушечку,
С зубками дырявыми,
С ногами – лягушечьими,
Холодными и корявыми…
 

19.04. Дождь еще пуще. Уровень воды в водохранилище поднимается на 2 метра в сутки – уже 6 м подъема. В гидроцехе аврал. Самое горячее время. Мы – солдаты наравне со всеми. Измеряем, запускаем, ходим вверх-вниз, вверх-вниз по потерне 100 ступеней между створами, по нескольку раз… Поём: «Еще немного, еще чуть-чуть, последний путь – он трудный самый, а я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму!» Кряхтим из последних сил.

 
Азия, дождь, мрак,
Горы, узбек, шашлык —
Так смотрелся Чарвак,
Когда предо мной возник.
К скале по потерне вниз,
Туда, где вода по грудь,
(Фонарь на груди повис),
Медленный держим путь.
В узком проходе – тьма,
В мокром проходе – жара,
Ватник промок дотла,
Скинуть его пора,
Только нельзя никак.
Ждет от нас умных слов
Горная ГЭС Чарвак,
Мудрый начальник Швалев.
 

После обеда дождь наконец закончился, и вся влага стала испаряться. 100 % влажность. Билеты на самолет нам взяли, 27-го отчаливаем. Ура!

После вкусного обеда в ресторане (едим один раз в сутки – некогда и не хочется) гуляли по цветущему поселку. Сады. Запахи. Восторг! Как в России в июне.

А вечером в гостинице нечаянные встречи (конечно, в сортире!)

 
Сортир гостиничный, ты долго будешь сниться,
Где «М» и «Ж» смешались в простоте.
Как не войдешь, знакомые все лица,
Или зады сверкают в темноте.
Кто ноги моет там, где мы пьем воду,
Кто мочится, не прикрывая дверь,
Мужскую демонстрируя породу,
А кто кряхтит, как из берлоги зверь.
 
 
Там происходят радостные встречи,
Знакомства, флирт, все познаем мы там.
В исподнем мужики бегут под вечер,
Нисколько не стесняясь голых дам.
Там происходят светские беседы:
«Как спали Вы? Чем заняты сейчас?
Что подавали вкусного к обеду?
И как Салямов нынче принял вас?»
 
 
Оттуда наблюдали мы в субботу,
Как будки с тряпками въезжали на базар.
И к удовольствию узбекского народа
В них обувь – бар, да и клеенка – бар.
Скажите, где, да и в каком романе
Вы можете познать реальный мир
Воочию, не в розовом тумане?
Да здравствует гостиничный сортир!
 

20.04. Утро. Штольня № 1, вода в ней теплая – +22 градуса, заливается в болотные сапоги. Темно, но не страшно. Одеты мы легко, так как здесь и в воздухе тепло.

В гидроцех пришли в юбчонках и произвели фурор среди женщин, да и мужчин. Ведь все привыкли к нашим штанам. Днем озаботились посылкой домой лука. Тара – йок, следует ее добыть. Пока не добыли. В 18 часов казалось, что на воздухе 50 градусов, а как же тут летом? Ужас!

21.04. Погода продолжает оставаться жаркой. Сегодня камеральный день. До обеда идем в сай (долина).

 
За далью – даль,
          за саем – сай!
Быстрей-ка, Галь,
          вперед шагай!
Разнагешись,
          мой друг, пора!
Жара и к нам
          сюда пришла.
Пусть все узбеки
          здесь в шерсти
(Аллах их, голых,
          не простит!),
А мы – свободны,
          мы – вольны,
Мы загореть
          вовсю должны.
Лежим под персиком
          мы тут,
Нас склоны
          в облака влекут.
И только козы,
          да пастух
Увидят нас,
          заблеют вслух,
Когда заглянут
          в этот рай,
Что тут зовется
          словом САЙ.
 

22.04. Очень продуктивный день. До обеда измеряем температуру воды в водохранилище. На поверхности уже +12, а когда-то было 3,5. Пока добираемся по солнцепеку до ресторана, издыхаем от жары. В тени, наверно, 30, а на солнце черт-те что! Это не мешает нам провернуть операцию «лук» на почте, купить яблок в Ленинград, сделать маникюр, подстричься, починить босоножки и сдать книги в библиотеку.

Да, сай даром не прошел – у нас солнечно-тепловой удар. Полночи не спали. Тошнило. Было плохо. Надо скорей смываться. А Г. Ф. к тому же укусил, видимо, тарантул. Нога распухла, красная, болит.

23.04. Последний рабочий день на ГЭС, последние данные. Последние слова, разговоры с начальством. Отчеты. Прощание с группой КИА. Последняя стычка с директором Салямовым, когда отмечали командировки. Самая яркая фигура на ГЭС, конечно, начальник гидроцеха Игорь Ильич Каминский, о котором можно говорить только стихами:

 
Верят в него подчиненные, его уважает начальство.
Дамы из КИА влюбленные (и это ничуть не бахвальство)
Ходят на ГЭС красивые, ходят на ГЭС с улыбками,
На службу едут счастливые, редко грешат ошибками.
 
 
«Игорь Ильич посоветовал, Игорь Ильич разрешил,
Игорь Ильич посетовал, Игорь Ильич пошутил».
Здесь на каскаде он с первыми, с теми, кто двигал скалами,
С теми, кто крепкими нервами выдержал битвы немалые.
 
 
Сейчас их на ГЭС единицы. Строителям – новые стройки.
Они – перелетные птицы, в своих увлечениях стойки.
А Игорь Ильич остался, Игорь Ильич как на грех
В зам-глав-инжи подался. Это ступенька наверх.
 
 
Походка его стремительная, профиль его орлиный,
Смех его заразительный, юмор его насрединный —
Гордость чарвакской плотины, радость для гидроцеха,
Где в коллективе едином место есть шутке и смеху.
 
 
Игорь Ильич нам нравится, с ним мы готовы дружить,
Чтобы с задачей справиться, его похвалу заслужить!
 

24.04. И снова льет. А мы прощаемся. Суббота. Все как полагается. Вода и свет – они, конечно, йок. Но нам плевать. Мы, брат, смываемся.

Вперед, в Ташкент!

25–26.04.

Последние впечатления этой командировки в Узбекистан.

Мы в Ташкенте. Завтра исполняется 10 лет землетрясению. За последние годы построено 50 юбилейных зданий, строили всем миром. Даже французы. 20 вузов. Первый ректор ташкентского ГУ Абрам Львович Бродский. В эпицентре или просто в центре построили красивый ресторан «Голубые купола», в его чайхане мы чаевничали. Площадь Ленина, ее отстроили, самая большая в Европе – 8 га. Ташкент – пятый город по озеленению. Метро появилось в 1971 году, 6 станций…

У нас последние два дня роскошная жизнь в отличной гостинице Саехат, номер за 5.50 руб. в сутки – с питанием, душем, неработающим телефоном, балконом, фонтаном и садом под окном. Мы – буржуи. Но еще буржуистей ташкентцы, у которых мы сегодня были в гостях. В самом центре города первые дома после землетрясения построили в саду, где растет виноград, вишни, яблони и другие плодовые деревья. В большой четырехкомнатной квартире есть балкон с двух сторон длиной 15 м и веранда с третьей стороны 14 кв. метров… а дом четырехэтажный.

А эти впечатления Галина Федоровна прислала мне из Сибири в ожидании нашей следующей командировки в Чарвак.

 
Мне снятся ночами вершины в снегу,
Мне снятся ночами долины в цвету,
Тюльпаны в букетах, тюльпаны на склонах
Ближайших холмов и холмов отдаленных;
Отары овец и баранов стада,
Бредущих все выше и выше, туда,
Где снегом умытая новая зелень
Сквозь мерзлую твердь пробивается еле;
Туда, где самой мне бывать не дано
(Плохой я ходок, и здоровье не то).
Мне снится густое Ташкентское небо
(Его не представишь, коль в Азии не был);
Мне снятся мечети седой Бухары,
Мне снятся ручного плетенья ковры;
Мне снятся… мне снится… Но хватит ли спать?
Так можно, пожалуй, Чарвак прозевать!
 

Мы ничего не прозевали и еще пару лет ездили в эти симпатичные места.

1977 год
Грузия

Солнечная Грузия! Благословенная Грузия! Любимица советского народа – Грузия! И кто тебя только выдумал? Знать, у бойкого народа могла ты родиться…

Чтобы убедиться в этом, достаточно было однажды съездить в Грузию, и потом хотелось возвращаться туда снова и снова: с удовольствием пройти по Военно-Грузинской дороге, по Военно-Сухумской дороге, по Военно-Осетинской дороге, поесть винограда в Алазанской долине, мандарин – в Кахетии, выпить легкого вина в Цинандали, Гурджуани и Вазисубани, почувствовать себя женщиной в Кутаиси, проехать на машине в западную Грузию, позагорать на Черноморском берегу, посетить ботанический сад в Зеленом мысу, а потом сесть на океанский лайнер и доехать из Батуми в Сухуми, там выпить на набережной черного кофе из джезвэ, съесть хачапури, улыбнуться обезьянкам в питомнике, послушать орган у Пицундских сосен, заночевать в келье Афонского монастыря, залезть в афонские пещеры, посмотреть на башни в Сванетии, подняться в Зугдиди к князьям Дадиани, а оттуда по горной дороге еще выше в Джвари к Ингурской ГЭС, взбежать на гору Казбек, полюбоваться Курой, побывать на свадьбе в Пасанаури, покататься на горных лыжах в Бакуриани.

И конечно, нельзя понять Грузию, не побывав в Тбилиси, в колоритном, гортанном, оживленном, веселом городе, где сохранились еще старые горбатые улицы, дома с лесенками и балконами, хашные в подвальчиках, траурные черные одежды на женщинах без возраста.

Одно из моих путешествий в Грузию, а именно туристский поход по Военно-Грузинской дороге, состоялось осенью 1977 года. Путешествие было необычным, исключительным, можно сказать – невероятным.

Во-первых, мы отправились вдвоем с мужем, который обычно предпочитал отдыхать в санаториях. Чего мне стоило его уговорить?! А чего ему стоило согласиться и изменить привычкам?! Но факт остается фактом. Мы полетели с туристскими путевками в руках в Орджоникидзе, где начинался маршрут.

Во-вторых, я вела дневник в стихах. В тот период жизни у меня было поэтическое вдохновение. Хотелось рифмовать все подряд и на работе, и на отдыхе. Получались «несерьезные стишки» по разным поводам – гражданским и личным…

В этот раз не хотелось описывать подробности грузинского похода, каждый вечер в блокнотик рвались стремительные и лаконичные рифмованные впечатления, о которых я скоро забыла. Для читателей «несерьезных стишков» остались только несколько отредактированных. А сегодня, когда я нашла старый маленький (10 × 7 см) блокнотик, привожу все стишки тех 18 дней похода.

 
Хочу я в горы, хочу к грузинам,
Хочу в тифлисские магазины,
Хочу барашка, хочу харчо,
И шашлыка хочу еще,
Хочу вина из бочки прямо,
Хочу взбираться вверх упрямо,
Хочу на свадьбе песни петь,
Хочу поклонников иметь.
 
 
Чтоб гамарджоба говорили,
Чтоб козью шкуру подарили,
Чтоб тост заздравный в мою честь
Сам тамада мог произнесть.
Хочу коня, чтобы в галопе,
Хочу рюкзак, чтоб бил по попе,
И солнца свет над ледником,
 
 
И умываться над ручьем,
И горный воздух без отравы,
И дикого народа нравы,
И тишину монастырей…
Хочу в Кахетию скорей!
 
 
До свиданья, книголюбы,
До свидания, друзья!
Извините, если грубой
Иногда бывала я.
Не желая зла, однако,
Обижала вас подчас,
Но, не допуская драки,
Извинялась каждый раз.
Если можете, простите,
Я люблю вас в меру сил.
Три недели не грустите.
Вам за все мое мерси!
 

Дневник

26.08.

 
Вагон в Баку везет народ
Гортанный, черный, важный.
Кто целый день то ест, то пьет.
(Как я – никто не вяжет).
Марголин курит и ведет
Пространные беседы:
Куда, откуда, где живет
И кто когда приедут.
Я молча вспоминаю стих
Пропавшего блокнота.
Вся в рифмах, думаю о них…
А завтра ждет нас что-то.
 

27.08.

 
Весь день льет дождь. Весь день мы едем.
Стоим. Вновь катимся едва.
Марголин целый день в беседе.
В стихах и вязке голова.
В Минводах ели в ресторане
И вышли под вечер в Беслане,
И дальше тихо держим путь
(В Орджоникидзе – не забудь).
 

28.08.

 
Когда-то он Владикавказ,
Теперь Орджоникидзе.
В него уже не в первый раз
Я прибыла туристом.
Дождливо, холодно, но мы
Плюем на непогоду
И лезем покорять холмы,
Как говорится, с ходу.
Взошли на Лысую гору
Всем коллективом сильным.
(Знакомство вышло поутру
За завтраком обильным).
 

29.08. 1725 м

 
Казбеги. Горы. Высота.
Погода здесь совсем не та.
Снег валит, ветер воет,
До мозга хлад доходит.
А в домике, где будем спать,
На градуснике только пять.
По случаю такому
После прогулки по дождю
Во храм к Сионскому вождю.
Поддали мы спиртного,
Забрались под пять одеял
И в страшных муках каждый спал.
 

30.08.

 
Казбеги. День второй. Лучшеет.
На водопад открылся вид.
Взбираемся, кто как умеет,
К вершине, где пастух стоит.
Подъем легко преодолеть
Поможет проводник Мито.
Собой умеет он владеть
И горы знает, как никто!
 

1.09.

 
Мы к подъему готовились долго.
Чутко спал весь туристский народ.
Запаслись сухофруктами с толком,
Чтоб не вмерзнуть от голода в лед.
Вышли затемно строго по норме,
На подъеме шагали едва.
Пребывая в отличнейшей форме,
Я мурлыкала песни слова:
«Друга в горы бери, рискни,
Не бросай одного его!»
И, прервав Высоцкого нить,
Поняла, что текст про него.
Мой супруг – он стоял на тропе
Бледный, потный, туманный взор.
Вот оно случилось чепе —
Он не вынес высоких гор.
Вспомнив песни известный текст,
Мы спустились вдвоем с этих мест.
А ледник с высотой три пятьсот
Без меня покорил народ.
 

2.09

 
В тепле покинули Казбеги
И на Крестовый перевал
Рванули мы туда с разбега,
Где раньше Лермонтов бывал
И Бэллу написал когда-то.
А с А. С. Пушкиным – собратом
Здесь много связано страниц
И разных былей – небылиц.
За перевалом Терек скрылся,
На смену новый появился.
Его, конечно, знали вы,
Поскольку это Арагви.
Устали мы уже до дури,
Когда вошли в Пасанаури.
 

3.09.

 
Пасанаури – дивный край!
Гуляй в тепле и загорай,
И алычу с куста срывай,
И поклоненье принимай,
И жизнь курорта наблюдай,
И песни вволю сочиняй,
И в карты на реке играй…
Ну, чем, скажите мне, не рай?!
 

4.09.

 
Давление измерено и сердца ритм.
Мы перевалы грозные вновь покорим!
Пока что на автобусе и с рюкзаком
Летим мы по над пропастью, эх, с ветерком!
В Сиони тихий держим путь, туда, где ГЭС,
И без путевки вряд ли кто туда полез?
И пожалеть пришлось ему, такой покой
Был только Кенту самому знаком порой.
Мир разлился голубизной, сразил всех он
Безлюдьем гор и тишиной – таков Сион.
 

5.09.

 
Вчерашний тихий Рокуэлл
Сменился страстью.
Жив тот, кто смел!
Уплыло счастье…
Норд-ост принес в Сиони шквал
И холод мрачный.
О теплой ванне всяк мечтал,
О рюмке чачи.
И словно в сказке иль в кино,
Несут канистры,
И тосты произносят, но
Все злит туристов…
А дело было просто в том,
Грузины женщин
Хотели выманить силком,
На ночь, не меньше…
Схватились наши мужики и генацвали,
А тетки русские тогда
От них бежали.
 

Были и такие

 
Женщинам Гале и Тоне
Все опротивело в доме.
Взяли путевки в конторе,
Взяли купальник для моря,
Чтобы помог в важном деле
И демонстрировал тело.
Им торговать по привычке
Твердо решили москвички.
Взяли еще по платьишку,
Не собразивши умишком,
Что в октябре на Кавказе
Снега полно, да и грязи.
 
 
Мерзнет в горах дура Тоня:
«Ох, если б знала я», стонет.
Вмиг посинел нос у Гали.
«Сволочь профорг наш», – ругает.
«Где вы, красавцы Кавказа?
 
 
Ждем в Жигулях на турбазу!
Мы уж согласны задаром,
Если пригреет, со старым».
Добрый грузин плач услышал
И пригласил их под крышу.
Страстный грузин понял женщин,
Влил литр чачи, не меньше.
 
 
Пьяны от секса и чачи.
«Мы отдыхаем иначе!»
«К черту соборы и горы!
Лучше отдаться шоферу!
К черту экскурсии! Виды
Вовсе не тем знамениты!»
 
 
Так и идут эти бл…и,
На экспонаты не глядя,
С нами по горным дорогам…
Краски сгустила немного.
А в вашей группе бывали
Тони такие и Гали?
 

6.09.

 
Переход. Перевал. Ты его повидал?
Ты его одолел? На ходу песню пел?
Вниз по склону бежал?
Не скользил? Не упал?
Реки вброд перешел?
Молодец! Хорошо!
 

7.09. – 8.09. Телави

 
В сердце кахетинском побывали,
Нас Ираклий на коне встречал,
Где Шота учился – увидали
И где Чавчавадзе проживал.
Что такое – Телави?
Может, это – se la vie?
Может, это Тель-Авив?
Ерунда!
Старина – она в Телави!
И Алаверды – в Телави,
Академия – в Телави!
Это да!
Там Ираклий на коне,
А легенд каких там нет?!
Печень там трески – вполне!
Виноград – только во сне,
Не беда!
Там в долине Алмалык,
Каждый к роскоши привык,
По утрам он ест балык —
Красота!
 
 
Нам в Телави Ольгин день
Вспомнить – ну, совсем не лень!
Как бокал с вином подняли,
Тост заздравный рассказали,
Шашлыком его заели
И про Грузию запели,
Чтоб сюда еще не раз
Нам приехать на Кавказ,
Где и дружба, и любовь
Всем приезжим греют кровь!
После гимн мы сочинили,
Ничего в нем не забыли.
 

Гимн группы № 129 маршрута № 79

 
Выдали путевки в профсоюзе
И пустили прямо на Кавказ.
Собрались здесь разные все люди,
Чтоб увидеть горы в первый раз.
 
 
Мы по Кахетии шагаем с песнями,
И солнце радостно сияет вслед.
Мужчины стройные
С глазами знойными
Из «жигулей» туристам шлют привет.
 
 
Мокли мы и мерзли на Казбеги,
На Гергетском каждый побывал,
По дорогам пушкинской телеги
На Крестовый влезли перевал.
 
 
Дорогой ссыльною теперь не пыльною
Автобус львовский быстро нас везет.
Арагви белая, Арагви черная,
Сливаясь вместе, под горой течет.
 
 
Мы в Пасанаури загорали
И с деревьев рвали алычу.
А в Сиони с холода дрожали.
Мама, я в Сиони не хочу!
 
 
Мы по Кахетии шагаем с песнями
И реки переходим дружно в брод.
Ведь мы всесильные,
Весьма мобильные,
Такой неунывающий народ!
 
 
В сердце кахетинском побывали,
Нас Ираклий на коне встречал.
Где Шота учился, увидали,
И где Чавчавадзе проживал.
 
 
Мы из Кахетии с хорошей песнею
В Тбилиси завтра тронемся чуть свет.
Мужчины сильные, любвеобильные
Пускай помашут ласково нам вслед!
 

9.09.

 
Мы в Тбилиси держим путь.
Если ты устал чуть-чуть,
Если захотел вздремнуть,
Не спеши.
Справа – горная страна,
Слева – винная стена,
Прямо – линия одна —
Ни души.
Ведь подобной красоты
Долго не увидишь ты.
Лопнет скоро мир мечты
Как арбуз.
И останется как сон
Уходящий вдаль гудрон
И летящий под уклон
Автобус.
 

Тифлис

 
Тифлис Вахтанга и Тамары,
Тифлис Ильи, Тифлис Нино,
Тифлис И. Сталина, тот, старый,
Тебя мы помним по кино.
Твой колорит, твой запах чая,
И яркость лиц, и крик кенто,
Твоих духанов шум отчаянный,
(Их миновать не мог никто),
Гербы твоих старинных улиц,
Где не встречались две арбы,
Где от белья балконы гнулись,
Когда не гнулись от гульбы.
 
 
Двадцатый век в Тифлис сегодня
Пришел стремительным метро,
Асфальтом и кримпленом модным,
И настроением «Не тронь!
Я – в скорлупе, в авто, в квартире
Благоустроен и одет.
Слыву я суперменом в мире
И не пложу детей, как дед.
Как вы, смотрю цветной ТиВи,
Как вы, освоил "Жигули",
Как вы, шашлык я есть отвык,
И, как заметить вы могли,
Я гражданином стал Земли».
 
 
Тифлис Вахтанга и Тамары,
Тифлис Ильи, Тифлис Нино,
Тифлис И. Сталина, тот, старый,
Остался только ты в кино.
Еще десяток лет, Тбилиси,
И в прошлое уйдет, как класс,
Веселость нрава, яркость мысли,
Радушие, все, чем Кавказ
Так славился в веках и странах.
И только памятников ряд
О городе, когда-то странном,
Потомкам нашим возвестят.
 

Серные бани

 
О бане грезилось давно.
Так в детстве хочется в кино,
А в юности – увидеть мир
И в нем понять, кто твой кумир.
А в давних планах на Тбилиси
Мы в банях знаменитых мылись.
 
 
И вот настал он, этот день.
С утра с мочалками не лень
Нам было из Дигоми аж
Спешить, так неотвязен был мираж
Тбилисских сернистых ключей,
Святых, по мнению врачей.
 
 
Вот я спускаюсь в общий класс
И сразу в нос шибает газ
 
 
Протухлых тысячи яиц.
В глазах рябит от тел и лиц,
В ушах шумит гортанный гул,
Как будто правит Вельзевул.
 
 
Ко мне подходит пара ведьм.
«Приехала недавно ведь?»
Из Ленинграда? О, вай, вай!
Подвинься, Нана, кран ей дай.
Помойся, генацвале, здесь,
А ты, Лейла, дай гостье сесть».
 
 
Шабаш начался сам собой,
Но с ангельскою добротой,
Невиданной у тощих тел,
Мне каждый здесь помочь хотел.
А мой восторг достиг предела,
Лишь банщица взялась за дело.
 
 
Видавшей виды рукавицей
Она схватила ягодицу.
«Теперь ложись на лавку, вот»,
И энергично трет живот.
«Да не крутись ты, бога ради,
Грязна и спереди, и сзади!»
 
 
И сатана – бела, грудаста,
Не тело била – кусок мяса.
А чтоб не испугался муж,
Послала отдыхать под душ.
Из этой адской преисподней
Я вышла ангелом – в исподнем.
 
 
О бане грезилось давно.
Но вышло лучше, чем в кино,
Но вышло, как в чудесной сказке,
Где действуют и злом, и лаской.
Не важно, в сказке, на экране:
– Да здравствуют серные бани!
 

Что говорить о Пиросмани? Его надо видеть в музее города Тбилиси, в залах, которых довольно много. Со всех стен глядят на посетителей удивительные черно-белые люди и животные, выразительные, гордые и уже сегодня – сказочные. Сотворил эту сказку самобытный художник, второго такого нет во всем мире.

Пиросмани

 
Мы час бродили по музею,
Старались, как могли, понять,
Каких способна корифеев
Грузинская земля рождать.
Калейдоскоп и школ, и стилей
Ошеломил. Со всех сторон
Знакомый почерк находили
У неизвестных нам имен.
Вот Незнакомка – не Крамского,
Врата Тимура, но не те,
Мингрельский князь – Вандейка школа,
Гоген – в абхазской наготе,
Дейнека – в позе трех девчонок,
Мане – в туманном берегу…
Искусство Грузии – где? В чем ты?
Тебя понять я не могу.
И вдруг, как света сноп – во мраке,
Как в ясный вечер – ураган,
Как лезвие ножа – при драке,
Возник волшебник Пиросман.
Он посмотрел – ожили горы,
Еще взглянул – запел Кавказ,
Заговорил народ, который
Безмолвствовал уж битый час.
 
 
Пируют за столом джигиты,
Тифлисец пляшет и поет,
Кричит осел, кенто небритый
С медведем фрукты продает,
Насурмленно сверкает сваха,
Божественно шипит шашлык,
Рекламно, сочно все, однако
К такой палитре кто привык?
Черны усы, одежда, горы,
Белеют зубы, лица. Так
Увидел автор мир. Не спорю,
Что Пиросмани был чудак,
Но мудрый, едкий, самобытный,
Он – сын народа, верный сын.
И Грузия вдруг мне открылась
В эти вечерние часы.
И мы стояли долго в зале,
И улыбались от души,
И если б мне тогда сказали:
«Ты веришь в чудеса, скажи?»
Конечно. Вовсе не обман.
И чудо это – Пиросман!
 

На картинах, изображающих Шота Руставели и царицу Тамар, между ними лежит меч, символизирующий платоническую дружбу

Под впечатлением

 
Нет, милый мой, ты не Шота.
И рифма у тебя не та,
И не о Грузии мечта.
Не в том секрет.
 
 
И я, мой милый, не Тамар.
И, как сказал мудрец Омар,
Что ум мой зелен, хоть и стар,
В том правды нет.
 
 
Но острый между нами меч.
Когда доводится нам лечь,
Твоих я не касаюсь плеч
Уж много лет.
 

Женщины Грузии

 
Женщины Грузии в черном обличии.
Женщины Грузии рабски величественны.
Не многословие вас украшает,
Верность мужчине в вас поражает.
Вы ожидали их, витязей в шкурах,
Вы ожидали в любовных амурах,
Вы ожидали в несчетных боях,
Свято хранили семейный очаг.
В детях и в доме нашли вы забвенье.
Жертвенность – главное в вас, без сомненья.
Траур по жизни утраченной личной,
Носите женщины в черном обличии.
 

Кетеван

 
Царица Кетеван (XVII век)
За свое мученичество
За веру объявлена святой
 
 
Страдалица за веру, Кетеван,
Легенда о тебе звучит укором
Нам – циникам, для коих все обман,
Что собственным нельзя окинуть взором.
 
 
Не побоялась ты, царица, променять
Богатство и почет на плен иранский
И предпочла под пыткой умирать,
Чем стать презренной мусульманкой.
 
 
Нагая, перед сотнями врагов
С отрубленной рукой и ясным взглядом
Не растеряла ты, царица, слов,
За Грузию погибла так, как надо.
 
 
И пусть мы не нашли твоих мощей
В толстенных стенах старого собора,
Поверили, что можно мир вещей
Презреть, смогла ты, Кетеван, коль скоро.
 

12.09.