Выдыхай

1

МАРИ

Я так долго и трудно, шла к этому моменту, что просто поражена тем, с какой лёгкостью делаю последний шаг. За моей спиной плавно закрывается автоматическая стеклянная дверь клиники, отрезая меня от кошмара Палеры. От Кира. Стоп, об этом я подумаю завтра. Рядом с большой чёрной машиной меня уже ждёт мужчина в строгом сером костюме. Он представляется, но от волнения я тут же забываю его имя. Он немногословен, рассказывает лишь, что мы едем в отель, куда несколько позже явится мой отец. От Кио до Араны лететь семь часов, но ведь самолёт ещё должен получить разрешение на вылет, так что ждать папу раньше вечера не имеет смысла. Я провожаю взглядом полузабытые улицы, пока мы петляем по городу, и не верю тому, что я действительно здесь. Всё кажется сном. Охранник протягивает мне телефон, и я снова слышу папин голос. На этот раз не могу сдержаться, рыдаю навзрыд. Папа успокаивает меня, просит не плакать, ведь теперь он рядом и никому не даст меня в обиду. Только вот как же быть, если я обижаю себя сама?

Спустя полчаса автомобиль останавливается напротив парадного входа «Плазы». Я была здесь раньше, с Алексом, на презентации одной жутко модной несколько лет назад художницы. Моя охрана каким-то чудом успевает оказаться рядом с дверью машины раньше швейцара, который, судя по выражению лица, воспринял это как личное оскорбление. Мне показалось, что меня встречал только один человек, но здесь у гостиницы моё тощее тельце берут в плотное кольцо сразу несколько секьюрити. Редкие в столь ранний час прохожие начинают оборачиваться. Наверное, думают, что приехала какая-нибудь звезда. Спешу разочаровать, господа, это всего лишь я. Мы проходим в просторный и стильный холл одной из лучших гостиниц Араны, где нас уже ждёт администратор. Не спрашивая документов, он ведёт нас в забронированный папой номер, предлагает напитки, представляет мне батлера. Охрана обыскивает бедного парнишку, прежде чем тот может подойти ко мне. Тот мило краснеет, и я искренне жалею парня, беспокойная у него работа. Заверив своё окружение, что я ни в чём не нуждаюсь, наконец, остаюсь в шикарном люксе одна. Я настолько взведена, что не могу ни есть, ни спать. Нарезаю круги по гостиной, стараясь унять нервную дрожь. Мысли мечутся от победного «Я сделала это!» к «Как же там Кир?». Но последнее уже не должно волновать меня, не так ли? Каждый из нас сделал свой выбор. Спустя какое-то время оседаю на диване, включаю плазму и пытаюсь читать новости, чтобы отвлечься. На нём и засыпаю так крепко, что пропускаю появление своей семьи. А она, надо сказать, немаленькая. Просыпаюсь от того, что кто-то гладит меня по щеке. «Кир», – шепчу спросонья, ещё пока не понимая, где нахожусь.

– Кто такой Кир? – раздаётся ласковый мамин голос.

– Мама! Мамочка! – вскрикиваю радостно и бросаюсь на шею моей самой родной и любимой женщине. Мы обе плачем от радости, а бугай за её плечом заявляет, что мы затопим номер, и папе придётся оплачивать отелю ремонт. Не сразу узнаю в брутальном мачо своего маленького братишку – два с лишним года назад, когда мы виделись в последний раз, это был худой неуклюжий мальчишка шестнадцати лет. За время моего отсутствия Майк возмужал, подкачался и теперь неуверенно взирает на меня с высоты своего поистине огромного роста.

– Мелкий! – говорю ошарашено. – Ты ли это!? Иди сюда скорее!

И вот мы обнимаемся уже втроём. Потом меня передают из рук в руки, как ценный трофей. Я обнимаюсь с папой, Лиз и даже Колином, потом снова с мамочкой. Это настолько невероятный и радужный момент!

Когда первый восторг встречи немного утихает, мы рассаживаемся по диванам. Я же, словно маленькая, притягиваю к себе папу и маму, сижу между ними такая счастливая и никак не могу поверить во всё происходящее.

– Рассказывай, – велит папа, и пять пар глаз впиваются в меня, ожидая услышать, где носило их блудную дочь и сестру почти два года.

Я вдруг совершенно не знаю, с чего начать.

– Я была в Палере всё это время, – говорю просто. – Прилетела только в понедельник.

Моя семья единодушно молчит, все хотят услышать подробности, но боятся давить на меня. А я не знаю, что же рассказать. И, главное, как? Собираюсь с мыслями, выдыхаю и, закрыв глаза, рассказываю, как есть:

– В тот день мы попали в аварию в пустыне. Пока я была без сознания, меня похитили, – первые слова даются относительно легко, только вот как же быть с продолжением? Даже собственной семье мне претит рассказывать о том, что было дальше. – Эти два года я была бейгали.

Я утыкаюсь носом в папино плечо, стыдясь продолжения. Всё так сложно, они ведь не поймут.

– Кто такая бейгали, малыш? – мягко спрашивает отец, гладя меня по голове как в детстве.

– Наложница, – говорю очень тихо. Но расслышали меня все. Они сидят в шоке, явно не зная, что сказать. Потом Майк подскакивает с места.

– Я его убью! – горячится братишка. Я разглядываю мелкого и понимаю, что он сейчас того же возраста, что и Кир в нашу первую встречу. Это… странно.

– Нет, Майк, – трясу головой. – Успокойся, сядь. Я расскажу, чтобы вы поняли, – мне важно, чтобы они увидели всё с моей точки зрения. – В Палере есть традиция, в день совершеннолетия молодой мужчина переезжает в собственный дом, куда приводит бейгали. Меня украли для Кира как раз с этой целью.

– Им что, своих девушек не хватает? – возмущается Лиз, и я улыбаюсь ей.

– Не всё так просто. Кир – слепой. Был. Уже нет. Подождите, я так запутаюсь, давайте по порядку. В общем, меня украли для него, потому что ему нужна была помощница, не похожая на местных девушек – они в большинстве своём очень зажатые и при этом не очень образованные. Мне надо было помогать ему жить самостоятельно. Он хороший, ребят. Не обижал меня, – заметив скептический мамин взгляд, добавляю специально для неё. – Не насиловал. Сначала мы просто общались как друзья. Заключили договор, что как только сможет, вывезет меня из Палеры. И, как видите, он сдержал своё слово. Я здесь.

– Ты сказала, что вы сначала общались как друзья, а потом? – мамочку мою так просто с толку не собьёшь.

– А потом я его люблю, – признаюсь негромко.

– А как же Алекс? – спрашивает Лиз.

– Ты собираешься обратно в эту ужасную страну? – одновременно с ней восклицает мама.

– Нет, мам, не собираюсь, – отвечаю сначала маме, потом поворачиваюсь к Лиз. – А Алекс меня не простит никогда. И будет прав.

– Ты всё равно обязана поговорить с ним, – весомо вставляет папа. – Он ждал тебя всё это время, Мари. Это будет честно.

Я киваю, признавая папину правоту. Но сейчас мне не хочется обсуждать мою такую неудачную личную жизнь. Хочется просто насладиться теплом и уютом с самыми близкими людьми.

– Я всё расскажу вам, но постепенно, хорошо? Это так сложно, – вздыхаю.

Мой извечный оптимизм и любовь к чёрному юмору не дают мне жить спокойно, к тому же хочется перевести беседу с этой не самой лёгкой для меня темы, поэтому не могу не спросить:

– А вы покажете мне мою могилу? Хочу удостовериться, что у меня достаточно крутой памятник.

Майк ржёт как конь, видать отвык от моих шуточек братик. Лиз нежно обзывает меня балдой.

И только папа всегда остаётся со мной на одной волне:

– Знаешь, мы решили сэкономить и не стали хоронить тебя. Подумали, что стоит ещё поискать.

Майк, кажется, в неописуемом восторге от воссоединения семьи, он никак не может унять свой смех. Я тоже хихикаю. И только Колин остаётся здравомыслящим человеком в нашей компании. Внимательно глядя на меня, он задаёт один очень важный вопрос:

– Какими проблемами нам грозит твой побег, Мари? Судя по тому, что нам удалось выяснить, за твоим похищением стоят очень влиятельные люди. И вряд ли они захотят, чтобы ты неожиданно объявилась здесь.

– Я не знаю, – говорю честно. – Меня похитил отец Кира, по крайней мере, по его заказу. Насколько мне известно, он на короткой ноге с эмиром.

– Его имя? – строго уточняет Колин.

– Самир Арафат.

Папа с Колином обмениваются обеспокоенными взглядами, имя им явно о чём-то говорит. Мама и Лиз в потрясении ахают. Одна я остаюсь в неведении.

– Мари, – говорит папа. – Именно господин Арафат занимался расследованием и твоими поисками.

Меня разбирает безудержный смех: как удобно – сам похитил, сам искал, сам же и не нашёл.

– Он в курсе, что ты сбежала? – отвлекает меня от истерики Колин.

– Нет, не думаю. Вряд ли Кир скажет ему до того, как вернётся в Палеру.

– Это хорошо, – кивает отчим. – Будем работать на опережение. Свяжешься с ним завтра, Стив?

– Да, думаю, так будет лучше, – признаёт папа. – Не бойся, малыш, мы тебя теперь никому не отдадим.

– Не отдавайте, – соглашаюсь с готовностью.

Я окунаюсь в приветливую атмосферу моей большой и дружной семьи и провожу такой чудесный вечер, что плохие мысли просто обходят меня стороной. Здравствуй, дом.

АЛЕКС

Очередной мерзкий день в этом центре тянется целую вечность. Я проклинаю Марка, заставившего меня лечь на реабилитацию снова, по десять раз на дню. Как будто я заядлый алкоголик. Ну перебрал немного в тот вечер, с кем не бывает? А то, что я верю, что Мари жива, вообще не его собачье дело. У нас ведь есть доказательства. Но Марк считает их неубедительными. Сдаётся мне, он просто использует моё нахождение здесь для пиара. К счастью, терпеть осталось каких-то пару дней. И, здравствуй, свобода. Может снова закатиться в тот бар, из которого меня отправили в это скверное местечко? Поговорить по душам. Хотя нет, не стоит, хочется хоть немного побыть самостоятельным человеком. Осточертели душеспасительные беседы с местным психологом. Кто ей вообще корочки выдал? Она утверждает, что Мари не одобрила бы моих загулов. Господи, да моя малышка первая бы просила взять её с собой. Или вообще выступила бы инициатором. Но откуда этой старой мегере знать такие вещи?

Мысли сами собой перетекают к Мари. Где она сейчас? Стив упоминал в последнем разговоре, что их человек в Палере вроде бы вышел на след нашей пропажи. Хочется верить, что он не окажется ложным, как предыдущий. Девушку, похожую на Мари, видели на яхте недалеко от столицы. Даже выяснили, кому яхта принадлежит по документам. Удивительное совпадение – фамилия владельца Арафат, точно как у мужика, назначенного ответственным за поиски. Похоже, что нас знатно дурят. Но ближе подобраться пока не удалось, ни адреса, ни каких-то других данных о владельце яхты он не раздобыл. И нам остаётся только выжидать. Застарелая боль заворочалась в груди, напоминая о себе. Уже почти два года, как от Мари ни слуху, ни духу. Как ты там, принцесса? Вернёшься ли ко мне?

Из хорошего в этой дебильной клинике только волшебные пилюли, отправляющие тебя прямиком в страну Морфея. Закидываю одну в рот и радуюсь, что сегодня обойдётся без кошмаров.

2

МАРИ

Кроме прочего меня интересует, почему среди присутствующих не наблюдается вредной блондинистой башки. Папа сообщает, что Нейт сейчас в Нью-Порте и прилетит, как только сможет. Выпрашиваю у него телефон и пробую дозвониться своему сообщнику номер один, но абонент не доступен. Окей, скидываю голосовое, что я вернулась, и он может начинать готовиться к новым приключениям. Судя по папиному лицу, он категорически против приключений в моём исполнении. Возвращаю мобильник, внимательно разглядывая его, а затем и остальных. Изменения произошли не только в Майке. Папа весь седой, постаревший. По маме с Лиз не так заметно, но они тоже выглядят старше, чем я запомнила. Не только моим родным хочется узнать, как я провела эти годы. Я и сама изнываю от любопытства, что происходило в моё отсутствие. Роль рассказчика берёт на себя папа, остальные же время от времени вставляют свои комментарии.

– Когда нам позвонили и сказали, что ты пропала в пустыне, это был шок, Мари. Подозреваю, они надеялись, что мы смиримся и будем тихо страдать. Но не на тех напали. Пришлось пригрозить международным скандалом, чтобы твои поиски возобновили. Какое-то время мы верили, что тебя действительно ищут, но очень быстро нам заявили, что выжить в пустыне в одиночку невозможно и объявили дело закрытым. Нам всё это показалось, мягко говоря, подозрительным.

– Особенно подозрительным выглядел сам господин Арафат, – вставляет Колин.

– Вы с ним виделись? – удивляюсь я.

– Да, он прилетал, чтобы лично принести свои соболезнования, – злится мой обычно спокойный отец. Потом уже ровным голосом продолжает. – Как ты понимаешь, не имея ни доказательств, ни тем более тела, они нас не убедили, – от этих слов на моих глазах снова наворачиваются слёзы. Как же чудесно иметь такую поддержку за спиной, такую семью. – И мы решили начать собственное расследование. Это потребовало просто космических усилий – завербовать кого-то в Палере практически невозможно. Совсем недавно пришла информация, что девушку похожую на тебя видели на яхте Арафата-младшего. Но каких-то весомых подтверждений нам пока получить не удалось. Выходит данные правдивые, это была ты, малыш?

– Да, это моя яхта, Кир подарил в прошлом году на день рождения.

– По документам она принадлежит ему, – уточняет отец. Я киваю, знаю об этом. Уже не важно, кому и что принадлежит. Папа смотрит на меня внимательно, но никак не комментирует.

– Все эти два года мы надеялись на твоё возвращение, Мари. Хотя временами было тяжело и, признаюсь честно, порой мелькала мысль о том, что тебя уже нет в живых… – грустно говорит мама, обнимая меня.

Хочется свернуть с этой дорожки, которая не приведёт ни к чему хорошему, только к новым слезам. Поэтому стараюсь отвлечь всех вопросом:

– Рассказывайте, что у вас нового за такое время.

Майк понимает мои намерения и помогает перевести тему.

– Я поступил на инженерный в Давиле, теперь учусь там, – говорит брат.

– Он ещё и с девушкой там живёт, – насмешливо вставляет Лиз.

– Ого, мелкий, как ты быстро вырос! Познакомишь? Она красивая?

– Очень, – почему-то смущается парень. – Познакомлю, конечно.

Мы дружно смеёмся над нашим скромником. Затем мужчины настаивают, что пришло время перекусить, и вызывают батлера. Мама же, уточнив, чтобы на нас ничего не заказывали, ведь ночь на дворе, увлекает меня в одну из спален. Усаживает на кровать, прижимает к себе крепко-крепко. И требовательно говорит:

– Не вздумай мне врать, Мари. Что он с тобой сделал? Ты не похожа на человека два года прохлаждавшегося на яхте, – мама, как обычно, видит меня насквозь.

– Ну, технически я действительно два года прохлаждалась на яхте, – говорю с усмешкой.

– Мари, – тянет укоризненно мама. – Что с тобой, детка? Ты такая подавленная. Тебя там не били? Унижали?

С мамой можно говорить открыто, я знаю, что могу рассказать ей всё-всё, и она будет на моей стороне. Но сейчас мне почему-то хочется, чтобы она была на стороне Кира. Иррационально. Я понимаю, что как мать, она тут же возненавидит его, стоит мне поведать обо всём. А я хочу, чтобы она поняла, за что я его люблю. Мы ложимся на кровать в обнимку, и я начинаю свой нелёгкий рассказ. Про то, как он соблазнял меня и как подделал статьи об Алексе, про то, что в начале наших отношений всё было хорошо, и про то, что он женился, про его жену и мою ревность, про их ребёнка. Умалчиваю только о том, как часто посещали меня в Палере мысли о самоубийстве. Это, пожалуй, единственное, чего ей знать не следует. Заканчиваю на недавней операции и выдыхаю, наконец. Мама нежно обнимает меня, целует в висок.

– Бедная моя девочка, – повернувшись к ней лицом, вижу, что она плачет. – Всё наладится, детка.

Нас не беспокоят, мне так хочется, как в детстве заснуть в маминых руках. Но она не даёт мне задремать:

– Есть вещь, которую ты обязана сделать прямо сейчас, Мари. Не имеешь права откладывать, – и я понимаю, о чём она.

Мама ненадолго выходит в гостиную, возвращается со своим телефоном и протягивает мне его.

– Я побуду с Колином. Позови, если буду нужна, – гладит меня по щеке и выходит из комнаты.

Я нахожу в списке маминых контактов Алекса. Сразу после того, как он сделал предложение, она переименовала его в «Будущий зять», под этим именем он и записан до сих пор. Выкинув из головы все сомнения, решительно нажимаю на кнопку вызова.

АЛЕКС

В телефоне пропущенный от Стива, я выключаю звук на время работы в студии. Но, когда я набрал его в обед, отец моей девочки был уже недоступен. Не нахожу себе места. Скорее всего, есть новая информация о Мари, но связаться с ним не получается весь вечер. Сейчас слишком поздно для звонков, буду пробовать снова завтра утром. Надо ложиться. Без маленьких белых таблеток уснуть не так-то просто. В последние два года вообще со сном как-то не складывается. Вариантов два: либо я засыпаю и вижу кошмары с Мари в главной роли, либо довожу себя до состояния, когда просто вырубаюсь и проваливаюсь в темноту. Второй вариант предпочтительнее. Организм настолько привык к этому издевательству, что отказывается уже отходить ко сну как положено. Я слоняюсь по квартире, не зная, чем себя занять. Ко всему прочему рано утром надо быть в студии, неплохо бы выспаться, но это что-то из области фантастики. Раздумываю, не пойти ли встретиться с парнями где-нибудь. Нет, из дома выходить лень. Наигрываю на синтезаторе новую мелодию, хочу улучшить её, как-то фальшиво звучит. Правда, ничего толкового не выходит. В это время раздаётся жужжание мобильника. Кто ещё там среди ночи? С удивлением вижу на экране имя Хелен, матери Мари. Обычно она мне звонит… никогда. Неужели нашли? Сердце сжимается в предчувствии. Хватаю трубку и говорю: «Добрый вечер». После секундной заминки в трубке раздаётся голос, который я мечтал услышать наяву целых два долбанных года.

– Привет, Алекс, – говорит моя малышка так буднично, словно мы расстались вчера. Дыхание перехватывает, и я не сразу могу ответить ей.

– Где ты? – единственное, что важно сейчас.

– В Аране, в «Плазе».

Она здесь, в городе. Так какого же чёрта она в гостинице, а не дома?

– Я буду через полчаса. Ты же не исчезнешь за это время? – спрашиваю с опаской.

– Нет. Я буду здесь, – говорит девушка моей мечты, и я готов лететь за ней на край света, не то, что в соседний квартал.

3

МАРИ

Сделав звонок, я снова начинаю нервничать. Знаю, что Алекс будет у меня с минуты на минуту. Я собираюсь с ним расстаться сейчас и при этом всё равно переживаю о том, как я выгляжу. Глупо. Предупреждаю батлера о незапланированном визите и бегу, чтобы принять быстрый душ. Неловко стучусь в спальню к маме с Колином, прошу у неё что-нибудь из одежды взамен несвежим спортивным штанам и футболке. Хорошо, что у нас с ней один размер. Мама выдаёт мне из своих запасов узкие бежевые брючки и длинную белую майку, благодарю её поцелуем и мчусь сушить волосы.

Алекс приезжает ещё до того, как я успеваю высушить свою шевелюру. Папа приводит его ко мне в спальню и деликатно удаляется. Мы стоим друг напротив друга в неловком молчании. Оно длится всего несколько секунд, а как будто целую вечность. Отмерев, он хватает меня в объятия, целует жадно. Боже, как же я отвыкла от его губ! Поцелуи Алекса совершенно не похожи на те, что дарил мне Кир. Они сводят с ума своей нежностью, губы его не так напористы в отличие от губ Кира. И это главная причина, по которой мы теперь не сможем быть вместе – я вечно буду сравнивать таких разных мужчин и никогда не смогу выбрать одного.

– Мари, малыш… – выдыхает Алекс, обхватив моё лицо ладонями. – Как же я скучал.

Мы стоим, обнявшись очень долго, не знаем, как начать этот диалог.

– Почему ты не приехала сразу домой? – начинает как всегда с главного Алекс. Я столько раз продумывала этот разговор, а сейчас не представляю, что сказать. Как не поверни, а всё будет звучать ужасно. – Как давно ты в Аране? – продолжает мой любимый и излишне умный мужчина.

– Неделю, – отвечаю честно. – Папе позвонила только сегодня.

Так и хочется разгладить складку на его лбу, вероятно, придумывает для меня оправдание. Но его нет. Набравшись смелости, выскальзываю из его рук. Отхожу на несколько шагов, в то время как хочется прижаться к его груди сильнее. Внутри что-то обрывается заранее, хотя слова ещё не произнесены. Ещё можно умолчать обо всём. Нельзя.

– Прости меня, Алекс, – говорю, глядя в пол, не в силах поднять глаза на него. – Мы не сможем быть вместе.

Я беру с комода кольцо, которое хранила всё это время, и протягиваю ему. Он не спешит забирать сверкающий бриллиант в изящной золотой оправе. Сложив руки на груди, хмурится, разглядывая меня.

– Почему? – спрашивает коротко. Я опускаю руку, крепко сжимая колечко в кулаке. Всхлипываю, прежде чем выдать заранее заготовленные слова.

– Я тебя не заслуживаю, – отворачиваюсь и отхожу к окну. Смотрю на ярко подсвеченную, уже украшенную к Рождеству улицу, и не вижу её. Глаза застилает пелена слёз.

Алекс подходит сзади, обнимает осторожно.

– Я не понимаю, – говорит он. – Что случилось, Мари? Ты… – он сглатывает прежде, чем закончить предложение. – Встретила кого-то другого? – заканчивает изменившимся, словно надтреснутым, голосом. – Ты больше не любишь меня?

Предательская влага всё-таки срывается с моих ресниц, капает на деревянный подоконник. Я так не хочу ранить его! Но и соврать не могу. На лжи будущего не построишь.

– Я изменяла тебе, Алекс. Меня никто ни к чему не принуждал, я это делала по собственному желанию. Прости.

Он выдыхает рвано.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл? – спрашивает с болью в голосе. «Нет!» – кричу мысленно.

– Да, – отвечаю вслух.

Сжимает крепко, до боли, целует невесомо волосы. А затем отпускает мои плечи и медленно выходит из комнаты. Прости, мой мальчик. Так всем будет лучше.

АЛЕКС

Раздавленный её словами, выхожу из комнаты. В гостиной собралась вся семья Мари. Они смотрят на меня выжидающе. Молча прохожу мимо них на выход, не хватало только увидеть жалость в их глазах. Хелен срывается с места, хватает меня за руку и затаскивает в одну из спален.

– Алекс, – гладит меня по плечу мать девушки, которая меня не любит. – Мне надо с тобой поговорить.

Киваю, хотя едва ли толком понимаю, о чём она. Думаю о том, как же это больно, найти и тут же потерять её.

– Алекс, – продолжает меж тем Хелен. – Там не всё так просто. Она любит тебя.

Качаю отрицательно головой: она сама сказала, что нет.

– Выслушай, – настаивает эта хрупкая и напористая женщина. Мари во многом похожа на мать, я всегда это знал. – Давай присядем, – Хелен ведёт меня к креслам у окна, усаживает почти насильно.

– Я не знаю, что рассказала тебе Мари, но считаю, что ты имеешь право знать правду. После всего, что между вами было, – упрямо продолжает она. – По-хорошему она сама должна бы рассказать тебе. Но у неё шок, и она стыдится говорить с тобой об этом. Пока. А исправлять все свои недомолвки, боюсь, вы замучаетесь. Я расскажу тебе кратко, а ты уже сам решай, как быть дальше.

Я вовсе не уверен, что хочу услышать эту историю, но выбора она мне не оставляет. Её следующие слова бьют наотмашь.

– Мари похитили в пустыне. Отдали в наложницы молодому парнишке. Помнишь, мы говорили, про яхту сына Арафата? Ему, – вскидываюсь со злостью. Желание набить кому-то морду просто нестерпимое. Хелен, в надежде успокоить, кладёт ладонь на сжатый кулак. – Дослушай. Она смогла договориться с этим мальчиком, ты же знаешь Мари, она кого угодно уболтает. Он не трогал её. Сначала. Но постоянно пытался затащить в постель. Когда понял, что у него ничего не выходит, подсуетился с теми статьями, помнишь? – я киваю. Так вот откуда растут ноги у той заказухи. Представляю, что подумала Мари, когда увидела фотографии. Хелен же рассказывает дальше. – Не думай, что Мари сразу бросилась к нему из мести. Моя девочка не такая. Ему понадобился не один месяц, чтобы уломать её. Но в итоге он, к сожалению, добился своего, Алекс. Знаю, что тебе тяжело с этим смириться, тем не менее, прошу, подумай о том, что она была совсем одна, в плену. В стране, где женщина не имеет никаких прав. Её сломали морально. Я думаю, что слова Мари о любви к этому мальчику не что иное, как стокгольмский синдром. Мы сейчас заберём её в Кио, найдём хорошего психолога. А ты пока подумай, сможешь ли ты принять её после всего произошедшего. Она любит тебя, Алекс. Вырвалась оттуда только благодаря этой любви. Заметь, не осталась с ним, хотя могла бы.

Я сижу пришибленный её рассказом. Не знаю, что буду делать со всем навалившимся дерьмом теперь, но в одном уверен – я благодарен Хелен за этот разговор. Он даёт надежду.

Прощаюсь с ней тепло, спускаюсь в свою машину и долго сижу под окнами гостиницы, собирая в кучу разбегающиеся мысли. Стокгольмский синдром, я слышал о нём, но сейчас залезаю в сеть, чтобы узнать больше. Может ли это быть правдой? Ведь синдром выживания заложника, как его ещё называют, не ментальное расстройство, всего лишь механизм психологической защиты. Могла ли всегда такая уверенная в себе и склонная мыслить рационально Мари отреагировать на похищение подобным образом? Или она осознанно отдалась ему, желая таким образом выторговать свободу? Или, самый паршивый вариант, действительно влюбилась в этого ублюдка? Вопросов больше, чем ответов. И никто, кроме самой Мари, не знает правды. Появляется слабая надежда, что она просто стыдится сделанного, но всё так же любит меня. Ведь целовала сегодня совершенно искренне. Только это не отменяет сам факт измены. Голова вот-вот лопнет от переполняющих её противоречивых дум. Надо ехать домой. Спокойной ночи, принцесса.