Kitabı oku: «Струны сердца», sayfa 3
– Так почему ты выступал именно в этом дешёвом торговом центре?
– Это… – Дзюн задумался на секунду. – Потому, что наш менеджер – довольно странный человек.
– А… – только и протянула она. На такое заявление ей было нечего сказать, тем более, что она совсем не разбиралась в музыкальной индустрии. – Ну что ж, тогда до завтра!
Она встала с мягкого сидения и уже сделала шаг в сторону.
– До завтра, – эхом повторил Дзюн.
Он не предпринимал никаких попыток остановить её. Добиться того, что парень хотел в первые минуты их встречи у него не было никакого желания. Вопреки своему имени Мидори казалась ему хрупким цветком сакуры, который может разбиться на тысячи осколков от лёгкого дуновения ветерка. Поэтому с ней ему хотелось обращаться бережно, как ни с кем другим. «Любовь? – подумал Дзюн. – Ха!». Он никогда никого не любил. Если всё сильнее и сильнее привязываешься к человеку, тем больнее от этого становится. Ему просто хотелось беречь её.
Он посмотрел в её сторону. Мидори уже взялась за ручку двери кафе. Вдруг она обернулась и помахала рукой, тонкой, изящной, на прощание. Дзюн помахал ей в ответ. Нет, только не привязываться.
Поздно ночью, раздался громкий стук в дверь. Дзюн уже с удовольствием досматривал второй сон, и даже во сне он наслаждался тем, что он находился в своей квартире один, без каких-либо гостей в лице Кенты, который в эту ночь ушёл к своему однокласснику, чтобы вместе готовиться к тестам, что несколько удивило самого Дзюна, ведь редко когда можно было наблюдать у Кенты тягу к учёбе. Этот стук был подобен грому, когда находишься в самом эпицентре грозового фронта. Дзюн перевернулся на другой бок, а потом обратно. Стук всё не прекращался. Наконец он всё-таки поднял голову с подушки и протёр глаза. Ничего, если кому-то приспичило прийти в такой поздний час, то он может и подождать еще несколько минут. Он встал с постели и еще с минуту потягивался, а потом надел джинсы, которые лежали на стуле, аккуратно сложенные (у него была очень хорошая привычка – он не переносил беспорядка во всём). Наплевав на то, что надо бы еще надеть и футболку ради приличия, он резким рывком открыл дверь.
– Отец… – произнес он, просто констатируя факт прихода человека, который по документам считался его отцом.
Оставив дверь открытой, он прошёл вглубь квартиры. Последовать за ним или нет – это он уже оставил на выбор. Кикучи Шигео, его отец, перешагнул порог, но дальше шагу не ступил. В квартирке своего сына он был только во второй раз. Гораздо чаще этой привилегией обладал главный юрист компании. Сказать по правде, с Минами-сан было и разговаривать проще. За дверью оставалась та сырость, которая так характерна для первых декабрьских ночей.
– Подпиши, наконец, эти бумаги, и больше мы тебя не потревожим, – неожиданно мягко попросил отец.
Дзюн окинул его взглядом, полным безразличия, и уселся на диван, который по его подсчетам был старше самого Дзюна на энное количество лет.
– А ты не слышал, что поздно ночью вламываться в дом неприлично? – спросил парень будничным тоном.
– Ты до сих пор остаёшься моим сыном, так что я вправе приходить к тебе хоть днём, хоть ночью.
– Осталось всего три месяца, – как бы мимоходом заметил Дзюн, рассматривая свои ногти, словно самую интересную картину в мире. Этот, двадцатый, день рождения он ждал, как никогда.
– Так ты подпишешь бумаги?
– Дай-ка подумать… – Дзюн постучал пальцем по подбородку. Отец ждал, потихоньку начиная терять терпение. – Присылай завтра своего Минами-куна.
Услышав эти слова, Кикучи Шигео только кивнул, а потом резко развернулся и вышел за дверь, как бы по забывчивости забыв прикрыть её. Дзюн ещё некоторое время сидел на диване, сидел до той поры, пока кожа не начала покрываться мурашками от врывающегося без всякого разрешения ветра в открытую дверь. Потом, достаточно выругавшись, он поднялся с дивана, чтобы закрыть эту глупую дверь, которой было абсолютно невдомек, что закрытой она смотрится лучше. Теперь точно не будет никакого сна.
Он взял потрепанную тетрадь со стола и уселся прямо на пол, скрестив ноги. Гитара валялась рядом. Вдруг, только вспомнив своё вчерашнее свидание со студенточкой, ему на ум пришло продолжение той мелодии, которое обязательно нужно было записать без промедления. Что-то в ней было… А вот что, он надеялся понять уже в ближайшее время.
Луна появилась в окне и незамеченно скрылась с другой его стороны.
========== Она ==========
Солнце нещадно светило прямо в глаза, заставляя покинуть страну грёз вне зависимости от того, хочет или не хочет какой-нибудь человек это сделать. Дзюн любил обходиться без штор на окне, за что жестоко поплатился в это солнечное, но такое холодное утро. К тому же новый посетитель извещал о своем приходе, стуча в дверь громко и настойчиво. Как не хотелось открывать на этот раз…
Дзюн встал с пола, где так и уснул на исходе ночи. Наступив на тетрадь, где была написана готовая песня, он поплелся открывать дверь. По пути он вспомнил ночной разговор с отцом и остановился перед самой дверью, раздумывая над важной темой, нужно ли открывать вообще? Ещё через несколько секунд он медленно нажал на ручку двери.
Его глазам представился совсем не тот человек, которого он ожидал увидеть. Помятый и с недельным уровнем небритости, будто он вчера вечером перебрал саке, перед ним был Шибутани.
– Быстрее собирайся, – тут же сказал он. – Я договорился с одной хорошей звукозаписывающей компанией. Остальные уже ждут внизу.
Вся эта речь была произнесена на предельных скоростях, так, что смысл слов достиг Дзюна лишь наполовину. Он до сих пор стоял в дверях, протирая глаза. Шибутани бы и хотел тоже спуститься вниз, оставить Дзюна собираться одного, потому что до сих пор немного опасался его. Почему, не мог бы сказать даже сам Шибутани Кен. Наверное, всего лишь потому, что он его просто не понимал. Не понимал совершенно. Но одно он понимал в данный момент точно. Дзюна нельзя оставить сейчас, потому что его сборы могут занять очень много времени. Поэтому он продолжал стоять, ожидая, чтобы неясная и непонятная для него личность поторопилась. В свою очередь личность эта надолго скрылась в ванной и, по прошествии пятнадцати минут, наконец, показалась снова, накинула на себя чёрную футболку и куртку.
– Ладно, – сказал Дзюн, обуваясь. – Пойдём в твою хорошую студию.
Спустившись вниз, Дзюн поочередно чувствовал на себе недовольные взгляды тех, кого заставил ждать его на холоде так долго, но непроницаемая оболочка Дзюна позволяла эти взгляды не замечать нисколько. Можно было бы сказать, что с таким отношением к окружающему миру от него могли бы отвернуться все друзья, но вот что странно: это притягивало, и хотелось, чтобы он обратил внимание именно на вас. Особенно этому влиянию были подвержены девушки, что не было особой новостью.
Они отправились в обещанную быть хорошей студию на стареньком принадлежащем самому Шибутани автомобиле, марку которого уже было трудно определить. За руль сел, соответственно он сам, о чём все пассажиры без исключения пожалели. Он ехал, редко обращая внимание на светофоры и машины по обеим сторонам старенького автомобиля. Он ехал, забыв, что везёт ещё пять человек, с трудом уместившихся в салоне. Так что все пятеро напоминали себе сосиски не первой свежести, которые кто-то трясет в надежде найти эту самую последнюю свежесть.
Обычно в это время года на улицах можно было найти мало чего привлекательного: на деревьях вяло колыхались листочки, но не было в них той жизни, что приходит только весной, река Ёдогава привычно несла свои воды к морю, но и она соскучилась по ласковым солнечным лучам на своей поверхности. Впрочем, пятерым страдающим от непомерной тряски людям было некогда замечать эту довольно неприглядную картину города, переживающего свою зимнюю пору жизни. Юта сосредоточился на том, чтобы сохранить перед старшими достойный вид и не позволить недавно съеденному завтраку снова оказаться снаружи. Харука поминутно старалась сохранить свою прическу в её первоначальном виде. Кента с каждым преодолённым метром всё больше закипал от злости, а Томору пытался его хоть как-то упокоить. Невозмутимым оставался только Дзюн, который задумчиво смотрел в окно, хотя вряд ли видел там городской пейзаж. Перед его глазами была она, эта симпатичная студенточка, которая так странно и непривычно быстро сумела занять его сознание. Да что там! Она во всём была непривычная и совершенно необычная, чем она и привлекла его. Она вдруг внесла в его жизнь красочные цвета, цвета жизни, которыми не могли похвастать блеклые листья на деревьях, те самые зелёные цвета, которые так подходили ей. Дзюн усмехнулся. Заметив это, Харука внимательно посмотрела на него, но не обнаружила ни одной нотки того, что это неожиданное проявление эмоций имело отношение к ней.
Наконец вся компания приехала к дому, выкрашенному в оливковый цвет и совсем не напоминающему какое-либо учреждение. Словно из центрифуги, все медленно выходили из машины. Один Шибутани оставался в прекрасном расположении духа. Его волосы приобрели еще большую степень беспорядка, но это было не главное, ведь его новые подопечные приехали в звукозаписывающую студию, которую нашёл не кто-то, а именно он, такой хороший и смышлёный менеджер, каким он себя считал. Невозмутимым оставался Дзюн, для которого это было обычное состояние. Кента, которому пришлось ещё постоять на твёрдой земле полторы минуты, чтобы отойти от экстремальной поездки, считал, что на лице Дзюна останется такое же невозмутимое выражение лица, даже если у него перед носом упадет атомная бомба.
– Ну что, все готовы? – весело спросил Шибутани Кен, обращаясь к группе.
Группа переглянулась, кто-то пожал плечами, просто не представляя, что ответить новоиспечённому менеджеру: показать ему направление на самую северную точку Хоккайдо или сказать «Да…». А Шибутани уже направился к двери. Замешкавшись ненадолго в поисках звонка и так его и не найдя, он громко постучал в дверь. Ему долго не открывали, но потом наконец из-за двери раздался голос:
– Что надо?
– Э… Я звонил вам вчера по поводу… – немножко растерявшись, начал Шибутани.
– А, помню, – дверь при этом открылась, и из-за нее показался очень средних размеров мужчина с одним прищуренным глазом, который еще не пришел в нормальное состояние после того, как мужчина смотрел в глазок. – Ну заходите, заходите… Вот ваши юные дарования?
Мужчина посмотрел на группу. Группа уже занималась своими делами: кто-то пинал мелкие камешки, а кто-то прикидывал, сколько ещё простоит это ветхое здание.
– Эй, подойдите сюда! – позвал их Шибутани.
Нехотя они все подошли к нему. Кто-то, проворчав вполголоса, кто-то молча. Мужчина, уже не стесняясь, принялся всех разглядывать, а потом пропустил их в дом, посторонившись. Нехотя и посекундно озираясь вокруг, они переступили порог.
Помещение, больше всего походящее на гостиную далеко не богатого дома, было забито различными бумажками, листовками, иллюстрациями, брошюрами… Кажется, это было специальной дизайнерской находкой для создания большей беспорядочности. Мужчина провел их в следующую комнату, которая по всем правилам должна была быть студией. Но ничего подобного они не увидели. В глаза бросились только как попало расставленные инструменты, судя по их внешнему виду очень старые, и было бы удачей, если бы они издали один дельный звук. Дзюн подошёл к стоящей в углу гитаре и взял её в руки. Она была поцарапана в нескольких местах. Он тронул пальцем одну струну. Она издала тихий неровный звук.
– Это на этих инструментах? – уточнил он без особого удивления.
– Да-да, – начал мужчина, – очень хорошие инструменты, с ними записался не один хит…
Дзюн только кивнул, удостоверившись в своих догадках относительно студии и Шибутани в частности.
– Ну что ж, приступим? – хлопнул в ладоши владелец студии.
Все поплелись к своим предполагаемым инструментам с явным нежеланием. Харука осторожно притронулась к клавишам. Томору провел пальцами по палочкам, потом пожал плечами и уселся за ударную установку.
Они решили начать записываться с той песни, которую представили на последнем конкурсе. Первые аккорды, первый взмах палочками, первые слова… И перебои с электричеством.
– Простите-простите, – затараторил владелец студии, судя по диплому за участие в конкурсе быстрейшего поедания суперпорции рамена, гордо висящему тут же на стене, Ясуда Такуми. – Сейчас все исправлю.
С этими словами он выбежал из комнаты. Вернулся он только через пятнадцать минут, когда половина группы уже успела задремать за своими инструментами вследствие ранней побудки. Свет зажёгся снова.
Они начали опять, уже слегка раздражённые этой сумятицей. И снова заиграла оглушающая музыка, но… На гитаре Дзюна порвалась струна, из-за чего было просто невозможно продолжать.
– Другая гитара есть? – угрюмо спросил Дзюн.
Ясуда вытащил из подсобного помещения другую, еще более старую, предположительно заставшую ещё времена императора Ёсихито, гитару. Уже с нескрываемым презрением Дзюн взял её. Ещё некоторое время её пришлось настраивать. А Шибутани всё продолжал наблюдать за всеми с самодовольной улыбкой.
Музыка полилась снова. Теперь всё хорошо, уже второй куплет… Но теперь лёгкий электрический разряд на синтезаторе заставил Харуку вскрикнуть, а сам синтезатор – пережить свою последнюю минуту.
– Ты в порядке? – Спустя секунду к ней подлетел Кента.
– Да… – вяло сказала Харука, потирала руку.
– Нет, вы издеваетесь? – обратился Кента уже к Шибутани, с лица которого уже начала исчезать эта самодовольная улыбка. Тот уже отступил на пару шагов поближе к выходу. Где-то глубоко в подсознании промелькнула мысль о том, что возможно он попадёт в Книгу Рекордов Гинесса по причине боязни группы, в которой он же работает менеджером. Промелькнула и исчезла.
– Это временные неполадки, – тихим и немного дрожащим голосом сказал Шибутани. – Теперь всё будет нормально…
Кента угрожающе посмотрел на дрожащего субъекта, без слов, выражая всё своё презрение.
Где-то в кладовке на втором этаже нашёлся ещё один синтезатор. Первое касание клавиши, первые аккорды и… звукозаписывающее устройство издало последний и жалобный продолжительный писк, закончившийся на невообразимых высотах. Не сговариваясь и совершенно молча, группа, один за другим, медленно положили гитары, барабанные палочки, микрофон и направились к выходу. Последним из комнаты вышел Юта, наблюдая за Дзюном и решив последовать примеру большинства.
– Эй, вы куда? – прокричал им вслед непонимающий ничего Шибутани.
Только услышав это, Кента остановился и сказал, не поворачиваясь:
– Вы ещё смеете разговаривать с нами? Вы, ни на что не способный менеджер, ни на что не способный человек? Не связывайтесь больше с нами, ни с кем из нас. Обойдёмся без ваших услуг…
Сказав это, Кента двинулся дальше за своей группой. Ни взглядом, ни словом они больше не наградили ни Шибутани, ни Ясуду. Горе-менеджер принялся было догонять их, но через несколько секунд понял, что это самое лишнее, что он может сделать сейчас, поэтому просто подождал, пока они не скроются за поворотом одного из многочисленных домов.
Потом он уселся в свою машину, завел мотор, но еще несколько минут не сдвигался с места, обдумывая дальнейшие планы.
– Нет, мне просто интересно, этот человек нормальный или сбежал из Косака*? – спросил, обращаясь к воздуху или пробегающей мимо кошке, Кента.
Уже было время, когда на улицах давно светят фонари, а из поминутно раскрывающихся дверей клубов слышится громкая музыка. После неблагоприятного приключения группа ещё долго бродила в неизвестном районе, выйдя к автобусной остановке только через полтора часа. Не было сил ни на что другое, даже на то, чтобы смотреть в окно, так что они просто уселись на свободные места. Сегодня было решено разойтись по своим домам или просто туда, где можно было скорее забыть этого странного человека и все его выходки. Томору уехал домой, чтобы потом оттуда поехать на работу. О ней он особенно не распространялся, просто всем было известно, что он какой-то менеджер по чему-то там в какой-то компании. Юта сказал, что ему нужно готовиться к очень важному тесту по истории. Дзюн же должен был заскочить на полчаса домой к себе, чтобы забрать одну важную вещь. Кента как всегда пошел с ним. За ними увязалась и Харука. Просто потому, что было некуда идти. Так они и подходили невеселой компанией к высокому дому на одной из улиц района Конохана. Невесёлый зимний пейзаж лишь добавлял унылости этому бренному миру и уровню настроения всех троих.
– Вполне возможно, что сбежал, – задумчиво произнесла Харука.
Она до сих пор придерживала правую руку, которой достался ощутимый разряд электричества, левой.
– А вы ожидали от него чего-то другого? – тихо спросил Дзюн.
Ответом, который и так был очевиден, послужила лишь тишина со стороны спутников и гул машин с широкой автомобильной дороги. Каждый думал о чём-то своём, но фон у этих мыслей был общий. Они проклинали ту минуту, когда решили согласиться на услуги этого афериста, который не принес им ничего, кроме проблем. Даже солнце, не желая смотреть на эти самые проблемы, сокрылось за облаками.
Но все эти неприятные мысли перевесило предвкушение новой встречи с этой маленькой красавицей. Последние метры и последние ступени до своей квартирки Дзюн уже не мог думать ни о чем другом, как скажет ей очередную красивую глупость, а она чуть зардеется и скажет «спасибо». Никогда он не мечтал так быстро попасть на свою работу.
Не сказав особенных объяснений по поводу того, что сегодня он уходит на работу так рано, Дзюн пробыл дома всего лишь пятнадцать минут, вместо обещанного получаса, и вот, оставив Кенту и Харуку одних в своей квартире, он уже вышел обратно на улицу, чтобы быстро завести свой мотоцикл, доставшийся ему на распродаже подержанных транспортных средств. Дорога промелькнула перед глазами в доли секунды, хотя он и не думал превышать положенную скорость. Он просто пребывал в сладостных мечтаниях, и казалось, что в голове уже играет другая музыка, ещё не слышимая, но та, что обязательно надо записать.
Придя на работу довольно рано, Дзюн удостоился похвалы со стороны начальника за ответственное отношение к своим обязанностям. Дзюн лишь почтительно поклонился, загадочно улыбаясь. Он приступил к своим прямым обязанностям, всё поглядывая на входную дверь магазина.
Но она не приходила. Прошёл час, два… Это было довольно странно, и солнце, до сих пор скрываемое облаками, уже успело зайти за горизонт. За окнами стало темно. Дзюн присел за прилавок, чтобы записать мелодию, крутившуюся в голове целый день, но этого не вышло сделать, и он просто замер с занесённой над тетрадью ручкой и бессмысленным взглядом.
– Скажите, а этот фотоаппарат хороший?
Он поднял глаза, с трудом оторвавшись от тетради. В лёгком бежевом пальто и с блестящими глазами, перед ним стояла та, которую он уже не надеялся увидеть сегодня. Она указывала на фотоаппарат фирмы Nikon, а глаза так и блестели, и улыбка была самой очаровательной. Дзюн улыбнулся в ответ. Встав со стула, он принялся разыгрывать роль почтительного продавца.
– Не сказал бы, – начал он. – Я бы посоветовал Canon. Многофункциональный фотоаппарат с тысячью возможностей.
Мидори притворилась, будто задумалась над предложением. Но через полторы минуты уже бросила этот маленький театр.
– Спасибо, – всё так же улыбаясь, произнесла она. – Но сегодня я пришла за другим…
– Ах, да, – будто только что вспомнив, сказал Дзюн. – Тогда попрошу вас пройтись со мной по набережной Ёдогава.
– Это обязательно?
– Обязательней некуда, – важно сказал Дзюн.
– Ну, если так…
Как можно скорее Дзюн отпросился с работы, хотя и так оставалось всего два часа и, захватив с собой эту маленькую вещичку, которая позволила ему познакомиться с этой девушкой, вышел вместе с ней на улицу. Она всё так же улыбалась, а он не знал, как вести себя с ней, потому что совсем не хотел сравнивать её со всеми теми девушками, которых он уже встречал. Поэтому некоторое время они шли по направлению к набережной просто молча. Увидев красивый пейзаж, реку, искрящуюся в свете многочисленных фонарей, Мидори достала из сумки маленький фотоаппарат и сделала несколько снимков.
– Так любишь фотографировать? – спросил Дзюн.
Они подходили к набережной всё ближе и ближе. В другое время в этом месте было бы много людей, но давно уже настал вечер, к тому же зима забирала тепло вне зависимости от желания людей.
– Учусь на фотографа, – весело ответила она. – И да… люблю фотографировать.
– Тебя бы саму фотографировать… – пробубнил Дзюн про себя.
– Что?
– Сегодня прохладно, говорю. Но именно сейчас река красива.
– Да, очень красива. Так… светло и…
– Я принес товар, – неожиданно прервал ее Дзюн.
Они остановились в самом начале набережной. Со стороны реки уже тянуло холодом. Луна робко выглянула из-за облаков.
– Но есть одно условие.
Мидори вопросительно посмотрела на него. В свете луны она казалась немного бледной.
– Я могу отдать товар только после поцелуя, – произнес с невинным видом Дзюн. Глаза Мидори при этом чуть расширились, но улыбка все оставалась на её лице.
– Это тоже обязательно?
Вместо ответа Дзюн ещё с несколько секунд смотрел на девушку, а потом резко склонился и коснулся её губ. Она вздрогнула от неожиданности, сначала даже хотела освободиться, но парень не дал этого сделать, и она лишь обняла его за шею одной рукой, прикрыв глаза и всё больше отдаваясь во власть человеку, которого видела всего четвертый раз в жизни. Луна скрылась за облаками, оставляя этих двоих только наедине друг с другом. Сколько прошло времени, никто из них не мог бы сказать, они просто были вместе, и это было прекрасно и совсем необычно.
Первой остановилась Мидори. Отойдя от парня на шаг, Мидори ещё раз посмотрела в его глаза, но долго не смогла выдержать взгляд этих черных глаз. Она отвела взгляд, посмотрев на мягкое блестящее полотно реки, но через несколько секунд почувствовала, как Дзюн прикоснулся пальцами к её лицу, заставив Мидори снова повернуть голову к нему. Музыкант просто смотрел на неё и где-то в глубине до сих пор не понимал, что же с ним происходит, ведь это просто не свойственно его натуре обращаться с девушками вот так, просто нежно и заботливо. Дзюн поцеловал её в лоб, только потом сказав:
– Вот твой товар.
Он достал из кармана коробочку из-под конфет, которая осталась от подарка на День Святого Валентина** от одной из его многочисленных пассий. Он хранил упаковку не из-за каких-то там воспоминаний, которые могли бы быть дороги его сердцу, а всего лишь потому, что коробочка была красива. Мидори непонимающе взглянула на Дзюна, потом взяла коробочку. Открыв её, она убедилась, что там только то, что она покупала несколько дней назад.
– Спасибо… – растерянно произнесла она. – Тогда я пойду, наверное…
Она уже ступила шаг в сторону, но Дзюн удержал ее за руку, и она послушно остановилась.
– Постой, – сказал он. – Завтра… Завтра на этом самом месте. Я буду ждать тебя.
– Почему я должна приходить? – спросила она, взглядом уткнувшись в асфальт.
– Разве ты не моя девушка? – удивился Дзюн.
– Я? Я твоя?..
– А ты против?
Больше Мидори не нашлась, что сказать. Она просто ушла, только почувствовав, как хватка Дзюна ослабла. А он сам ещё долго стоял на одном месте, задумчиво глядя ей вслед. Когда она уже отошла на достаточно большое расстояние, он снова крикнул ей:
– Завтра, вечером, на этом месте!..
Но она не обернулась. Может, она уже и не слышала, а может, просто не хотела показывать, что слышит.
Луна вновь вышла из-за облаков.
*Косака – одна из старейших психиатрических больниц.
**…которая осталась от подарка на День Святого Валентина – в Японии в этот праздник девушки дарят конфеты мужчинам.
– Не понимаю я этих женщин!..
Дзюн пришел домой уже около полуночи, громко захлопнув за собой дверь, от чего сотряслась половина стены. Слова были произнесены и того громче. Он не выглядел злым или раздражённым. Просто на его лице отражалось крайнее непонимание всего того, что произошло два часа назад.
– От тебя ли я это слышу? – удивился Кента.
Он сидел на полу, скрестив ноги и пытаясь подобрать слова к концу песни, музыку к которой недавно написал Дзюн. Слова всё не находились, так что ближе к полуночи он уже всерьез начал грызть карандаш, поэтому от него осталась лишь половина. Харука давно ушла, и он сидел совсем один.
Не обращая внимания на заданный вопрос, Дзюн скинул ботинки примерно в середине комнаты, нисколько не сожалея, что оставил на полу килограмм уличной грязи. Самое верное, что ему казалось сейчас – это принять горячий душ, что он и сделал, не сказав более ни слова. Встав под горячие тугие струи воды, он начал прокручивать в голове все слова, сказанные в тот вечер. Обычно девушки рады, если он на них лишь посмотрит. Она удостоилась большего, но повела себя совсем по-другому. Почему? Этого Дзюн и не мог понять, но именно это в ней и привлекало.
– Скажи мне рифму к слову «freedom», – сказал Кента, как только Дзюн вышел из ванной комнаты, на ходу вытирая волосы полотенцем.
Дзюн ещё долго делал вид, что не слышит, а может, оно так и было из-за интенсивного вытирания головы.
– Kingdome, – наконец ответил он.
– О, точно! – воскликнул Кента, тут же записав это слово в тетрадь. – А как это связать?.. – спросил он, когда его пыл немного поутих.
Но это Дзюн уже не услышал. Он просто сидел на диване, прислушиваясь к звукам ночи, которые были оставлены за дверью, и полностью ушёл в свои мысли, от чего его не смогли бы отвлечь ни наводнение, ни упавший самолет прямо на его комнатушку.
– Эх… – Кента разочарованно махнул на него рукой. – Хорошо. Тогда в следующей песне тебе ни строчки не достанется.
Угроза, казавшаяся Кенте самой страшной в мире, не возымела на Дзюна никакого действия, и он продолжал сидеть на диване, раскинув руки по его спинке и расслабленно прикрыв глаза.
Так, сидя на диване, он и провел остатки ночи. Настал новый день, а он вступил в него со старыми проблемами, впервые за долгое время неразрешимыми. Он пришел к выводу, что лучше всего в данной ситуации отдаться на усмотрение времени.
Тем не менее, несмотря на личные проблемы Кикучи Дзюна, солнце встало вновь, и, как повелось, Страна Восходящего Солнца встретила его первой. Громкие голоса вновь зазвучали на улицах, ученики снова заторопились в школу, а люди постарше – на место своей работы. Все, кроме нескольких личностей, досыпавших положенное им.
Первым зашевелился Кента, который так и заснул на полу, потому что добираться до чего-то более удобного просто не было сил. Открыв один глаз, он снова его зажмурил. Но потом, проидентифицировав окружающую обстановку и поняв, что уже далеко не раннее утро, он поднялся и уселся на пол. Он ещё некоторое время повертел головой, чтобы окончательно проснуться. Решив, что это совсем несправедливо, что Дзюн ещё видит десятый сон, он встал и подошёл к нему. Легонько потряс его за плечо. Ещё раз. Никакой реакции. Потеряв терпение, Кента начал трясти друга за плечи так, что ещё немного, и голова бы могла потерять своё основное местоположение.
– Землетрясение? – невнятно произнес Дзюн, проснувшись, наконец.
– Типа того… – ответил Кента, оставив друга в покое.
Непризнанный великий гитарист ещё некоторое время просидел на месте молча, пытаясь понять, где он, какое сегодня число, да и вообще, кто он такой. Наконец понимание окружающей обстановки достигло всех глубин его сознания, и он встал с места своего недавнего ночлега и приступил к приготовлению завтрака. Не то чтобы он умел готовить искуснейшие блюда мировой кухни, просто обстоятельства вынуждали. В итоге, он и Кента наполнили свои желудки яичницей, булочками, которые уже начали подсыхать и чашками кофе, потому что других напитков в доме не оказалось.
– Куда сегодня? – дожевывая остатки завтрака, которым, впрочем, насытиться вовсе не удалось, спросил Кента.
– К Томору, – немногословно ответил Дзюн.
Он уже съел свою порцию и теперь припоминал, что ещё съедобного могло остаться в стареньком холодильнике. Придя к неутешительному выводу о том, что полки холодного аппарата уже полностью опустошены, и неплохо было бы сходить, наконец, в продуктовый магазин, он поднялся из-за стола и начал собираться. На сегодня очередь мыть посуду была за Кентой. У него самого были более приятные мысли и дела.
До того, как прийти к барабанщику, они зашли в магазин купить булочек, так любимых Кентой, чтобы заполнить оставшееся в желудке место. Потом – в магазин, единственное место, где можно было купить новые струны, и который располагался в другом районе, в стороне от их основного пути. Так что к Томору они пришли ближе к вечеру. Пришли, чтобы встретить пренеприятнейший сюрприз.
Еще не зайдя в подвал, их так называемую «студию», они уже услышали из-за двери этот низкий и хрипловатый голос, который только своим звучанием мог вывести кого угодно.
– И кто же вам позволил опять вернуться сюда? – только открыв дверь, спросил Дзюн.
Злой и раздражённый, он спустился в помещение и встал, скрестив руки на груди, прямо перед Шибутани. Дзюн был на пару сантиметров выше этого человека, так что он нисколько не смущался такой позы, которая придавала ему только уверенности. Шибутани отступил на шаг. Он поблагодарил все высшие силы, которые сегодня заставили его надеть свитер, потому что он не позволял увидеть мурашки, которые полностью покрыли его тело.
– Я договорился с одним заведением, – вместо ответа сказал он голосом немного более тонким, чем ожидал. – Вы там должны петь сегодня…
– Почему это должны? – подключился к разговору Кента.
Томору, до сих пор молча наблюдавший за этой маленькой сценой, вдруг сказал:
– Постойте, я всё понимаю, вчера он поступил неправильно, но… Может, дадим ему ещё один шанс? По крайней мере, до тех пор, пока не найдём нормального менеджера.
Томору всегда отличался мягким характером и безграничной добротой. Наверное, этому были причиной его младшие сестры, которых он помогал нянчить матери. С каждым его словом Шибутани всё более возвращал себе былую уверенность.
– Да-да, я смогу вывести вас на вершины шоу-бизнеса, – поддакнул он. – Только надо начинать с малого. Так вот, сегодня вы должны будете выступать в одном клубе, он недалеко. Бесплатно, но зато сможете заработать хоть какую-то популярность…
Почему-то Дзюн нисколько не сомневался в том, что Шибутани вернётся к ним именно так – с видом, будто ничего не произошло и полной уверенностью в жалком себе. Что ж, сегодня не оставалось ничего, кроме того, что надо было смириться с судьбой. Незаметно сжав кулаки, Дзюн слушал дальнейшие разглагольствования этого наполовину свихнувшегося человека.
