Kitabı oku: «Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий», sayfa 12
III
Он не написал домой письма. Слишком много всего, чтобы объяснять письмом. Он просто приехал на каникулы уже в своей синей кадетской форме. А потом прошла учеба. Прошли еще годы. Тогда он приедет уже со своими капитанскими погонами.
Мэдилин смотрела на своего бравого, великолепного капитана. Смотрела и понимала, что наконец-то смогла вздохнуть без боли. Нат, Натаниэль, Тэн, Натти – вот, он наконец стоял перед ней, вот – он здесь, дома. Живой и здоровый. А все остальное – словно сон, словно тяжелый, отчаянный сон…
Она помнила. Она помнила тот день, перечеркнувший все ее простое, тихое счастье православной невесты, жены и матери. Север и Юг. Север и Юг пошли на бой и на гибель, и где-то там, на полях сражений был и Нат, ее малыш с серо-голубыми глазами, ее капитан с Вест-Пойнта. Мэдилин не могла поверить, Мэдилин не могла принять. Мэдилин не понимала, как она возможна, эта война. Она не стоила ни одной жизни, она не могла иметь эту свою возможную цену в жизнь ее сына. Это было неправильно, это была вопиющая несправедливость, это была боль, отчаянная, оглушающая боль, когда все мысли и все чувства – уже одно безумие. Потому что все они становятся уже не мысли и чувства, а один лишь ропот, одно лишь ожесточение, один мятеж.
Но чего она ждала, она забыла, где живет? Она забыла историю веков и народов, историю многих подвигов и скорбей? «Кто это говорит: “и то бывает, чему Господь не повелел быть”?
Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие?
Зачем сетует человек живущий? всякий сетуй на грехи свои.
Испытаем и исследуем пути свои, и обратимся к Господу.
Вознесем сердце наше и руки к Богу, сущему на небесах:
мы отпали и упорствовали; Ты не пощадил» (Плч.3:37–42).
Мэдилин стояла у окна и перебирала край занавески, перебирала и не могла успокоиться, и не могла вздохнуть. «Против смирения и терпения враг приносит хулу на Самого Бога, якобы оставляющего служащих Ему; но хула его да снидет на главу его чрез посредство славословия, благодарения и исповедания, приносимых Богу рабами Его, по примеру святых трех отроков»139 (Игнатий Брянчанинов), – спасительным якорем вспомнила вдруг она.
И без сил присела к столу. Конечно. Ничего нового. Все идет по своему кругу. Господь рядом. Рядом с ее Натаниэлем. Все идет как идет. Все как лучше, «имиже веси судьбами…»
«Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мк. 8:36–37) «Род человеческий – разряд существ падших. Земля – преддверие ада с первоначальными казнями для преступных. Спаситель соделал ее преддверием рая»140. А она, что она? «Отвергнись себя…» (Мк.8:34) Да. Когда так больно, словно нечем дышать, когда эта боль будит посреди ночи – «отвергнись себя…» Когда она отступает и затихает, но накатывает снова – «отвергнись себя». И улыбайся, делай дела, живи дальше. Потому что где-то там Натаниэль, наверное, ведь вспоминает тоже – посреди жары или дождя, усталости и многого горя и крови – «отвергнись себя…» Потому что просто нельзя предавать своего сына. И дочь. Что ты скажешь, чему научишь и как утешишь, если у тебя на словах все одно, а на деле – другое? Она должна молчать. Просто молчать.
«Стояла при кресте и распятом на нем Господе Приснодева Богоматерь. Как мечом пронзено было печалию Ее сердце: предсказание святого старца Симеона исполнялось. Но Она ведала, что на кресте совершается искупление рода человеческого; Она ведала, что Сын Ее, Сын Божий, благоизволил взойти на крест и принести Себя в примирительную жертву за отверженное человечество; Она ведала, что Господь, совершив искупление человеков смертию, воскреснет и совоскресит с Собою человечество; Она ведала это – и безмолвствовала. Безмолвствовала Она пред величием события; безмолвствовала от преизобилия скорби; безмолвствовала пред совершавшеюся волею Божиею, против определения которой нет голоса»141.
Хелен не было дома. Хелен узнает о начале военных действий от соседки. Картинка сложится сразу. Натаниэль был выпускником Вест-Пойнта. Натаниэль должен был приехать в отпуск. Он не приедет. Он приедет когда-то потом. Но если вообще больше уже не приедет? Они даже не простились. Не повидались. А потом, что потом? Она пошла по траве к своей лошади. Она шла по траве, как по тонкому льду, как по водной глади, готовой в любой момент разверзнуться и поглотить ее. Хелен припала к лошадиной шее и горячие, горькие, безутешные слезы покатились по шее животного, и пропал весь мир.
А Мэдилин все еще стояла у окна. За окном наступал закат. Алый, тихий закат. Алый, тихий вечер. «И восходит солнце и заходит солнце и в место свое влечется, сие возсиявая тамо…» (Еккл.1:5) «В скорбных помыслах никакого нет толку: от скорби не избавляют, никакой помощи не приносят, только расстраивают душу и тело. Значит: они от бесов – и надобно их отгонять от себя. Отгоняются же скорбные помыслы благодарением Богу. Благодарение сперва успокаивает сердце, потом приносит ему утешение, впоследствии принесёт и небесное радование – залог, предвкушение радости вечной… Благодарение из простеньких и немногих слов, а дела наделает больше, нежели сделают его тысячи умнейших книг. Благодарение – оружие, завещанное христианам Духом Святым чрез апостола. Благодарение – апостольское, Божие учение и предание. Благодарение Богу совершает чудеса и знамения! И зрятся эти знамения не очами телесными, – несравненно превосходнейшими их очами душевными – и в душевной клети: там от Божественнаго прикосновения оставляет болезненный огнь скорби тещу Петрову, – и она начинает услуживать Господу. Пётр – образ веры: тёща его – образ души, ближайшей родственницы Петру. Благодарение – сильно Богом всесильным, Которому оно приносится! Благодарение – сильно верою, которая одна, решительно одна, способна восприять и объять неограниченную силу Божию: у веры нет границ, как нет их у Бога и у всего, что относится к Богу. Разум, как ни разумен, – ограничен: не годится для дел Божиих. Всё Божие, всякое знамение он встречает отталкиванием. “Как?”, “неужели?”, “почему?” – Прочь – непотребный, отверженный Богом!.. Придите – святая вера и буйство проповеди Христовой – спасите нас!»142.
«Будем благодарить Бога во всех случаях, ибо в этом и состоит благодарение. Благодарить в счастье – легко, здесь сущность дела побуждает к тому, достойно удивления то, если мы благодарим, находясь в крайних обстоятельствах. Если мы за то благодарим, за что другие богохульствуют, от чего приходят в отчаяние, – смотри, какое здесь любомудрие: во-первых, ты возвеселил Бога, во-вторых, посрамил диавола, в-третьих, показал, что случившееся ничто. В то самое время, когда ты благодаришь, и Бог отъемлет печаль, и диавол отступает. Если ты приходишь в отчаяние, то диавол, как достигший того, чего хотел, стал возле тебя, а Бог, как оскорбленный хулой, оставляет тебя и увеличивает твое бедствие.
Если же ты благодаришь, то диавол, как не получивший никакого успеха, отступает, а Бог, как принявший честь, в возмездие награждает тебя большей честью. И не может быть, чтобы человек, благодарящий в несчастье, страдал. Душа его радуется, делая благое, в то же время совесть веселится, – она услаждается своими похвалами, а душе веселящейся нельзя быть печальной… Нет ничего святее того языка, который в несчастьях благодарит Бога. Он поистине ничем не отличается от языка мучеников и получает такой же венец, как и те. Ибо и у него стоит палач, принуждающий отринуть Бога богохульством, стоит диавол, терзающий мучительными мыслями, помрачающий душу скорбью.
Итак, кто перенес скорбь и благодарил Бога, тот получил венец мученический. Если, например, болеет дитя, а мать благодарит Бога, это венец ей. Не хуже ли всякой пытки скорбь ее? Однако же она не заставила ее сказать жестокое слово. Умирает дитя, – мать опять благодарит Бога. Она дщерью Авраама сделалась. Хотя она не заклала дитяти своей рукой, но радовалась над закланной жертвой, а это все равно: она не скорбела, когда брали у нее дар Божий».
Свт. Иоанн Златоуст
IV
Он стоял, совсем такой же, какой и был всегда, казалось, такой недавний ведь совсем еще ребенок, такой недавний просто юный кадет со своего Вест-Пойнта. Только что-то новое было в нем. Свет ли глаз, исчезла ли прежняя ребячливость… Какая-то новая серьезность. Словно тень и печаль какой-то тайной памяти во взгляде.
Мэдилин чуть прикоснулась к колодке за наградную медаль на его мундире. Обтянута голубой муаровой лентой, прямо совсем цвета одного из оттенков его глаз. Пять белых звезд по ней.
– Вот ты и стал великим воином, как когда-то хотел, – заметила она.
– Только мне уже все равно, – улыбнулся Натаниэль, но тень грусти осенила эту улыбку. – Потому что я остался жив, но другие погибли. Вот и вся слава.
– «Да молчит вся земля…»143, – тихо, в тон его прозвучавшего голоса, произнесла Мэдилин. Тихим эхом. – Да, Натти.
Он кивнул и устроился у края стола, как когда-то тогда, когда они сидели здесь со Сколкзом. Словно вернувшийся откуда-то с дальней дороги утомленный и печальный лев. Наверное, он тоже вспомнил детство. Вспомнил Сколкза. Его ненависть. Обыкновенно ему было все равно, но иногда она все-таки задевала. Сейчас он не понимал. Сейчас все казалось таким мелочным и ничтожным. Любые обиды, чувства, возмущения. Перед лицом смерти. Перед лицом жизни в крылу смерти. Потому что в любой момент того другого человека может ведь не стать. И тебя может не стать. О чем тогда досада и что делить? «Воистину суета всяческая, житие же сень и соние, ибо всуе мятется всяк земнородный, якоже рече Писание: егда мир приобрящем, тогда во гроб вселимся, идеже вкупе царие и нищии»144.
Натаниэль поднялся к себе наверх, достал томик псалмов Давида царя. Одна и та же книга в горе и в радости, в печали и в счастье. Но вот так он ее еще не понимал. Сейчас понял. Ее ведь читают и по усопшим145. По тем, кого больше нет. Но кто все равно ведь есть. Много. Было слишком много всего в этом противостоянии Севера и Юга. Но его лучшие друзья остались живы. Главное, его лучшие друзья остались живы. Может быть, он и не взял бы и не понял вот так сейчас этой книги. Все-таки не было ведь самой большой боли по сердцу. Но не стало верховного главнокомандующего армией. Президента Авраама Линкольна. Вроде Натаниэль столько всего видел. Но это было невозможно. Этот выстрел, эта смерть146. Не на войне. Когда уже победа. Когда мир. Когда весна и налетает своими порывами теплый, сырой ветер с Юга. И растаял снег. И мокрая, весенняя земля. А он только вчера был – и вот его нет. Конечно, чужой и незнакомый человек. Но все равно ведь – верховный главнокомандующий. Его ведь все знали. Он приезжал на реку Энтитем, говорил речь при Геттисберге. А еще он вручал ему Медаль Почета, поздравлял и пожимал руку. И вот его больше нет. А жизнь идет дальше. Только не поверить и не понять, как она может вот так идти дальше, как ни в чем не бывало. Но так и может ведь продолжаться. Жизнь – как жизнь. «А Господь – во святом храме Своем: да молчит вся земля пред лицом Его!» (Авв.2:20)
От Манассаса до Ричмонда. Он был верховным главнокомандующим. Останется только имя. Имя, которое даже не помянуть на панихиде. Не записать в помянник. Просто тайная память сердца. «Брат не избавит, избавит ли человек?» (Пс.48:8) Неправославная страна. Неправославный президент. Забудь. Что, где и как, и почему. «И положи тму закров Свой, окрест Его селение Его: темна вода во облацех воздушных» (Пс.17:12). «Сказанное в семнадцатом псалме: “положи тму закров свой”, – означает, что бездны судов Божиих непостижимы, неисследимы и не уяснены» (прп. Нил Синайский).
Натаниэль положил Псалтирь. «Сохранихся, и убояся сердце мое от гласа молитвы устен моих…»; «Я услышал, и вострепетала внутренность моя; при вести о сем задрожали губы мои, боль проникла в кости мои, и колеблется место подо мною» (Авв.3:16).
– Как не умолим Бога, прося за них? Но это (говорим) о тех, которые скончались в вере.
Свт. Иоанн Златоуст
«Блажени плачущие…»147
«Впрочем, есть плачь мирской, печаль мира сего: плачет бессильная злоба; плачет униженная гордость; плачет неудовлетворяемая суетность; плачет оскорбленное самолюбие… и мало ли бывает суетных слез? Сколько неудовлетворенных страстей, сколько малодушных – столько и пустых слез, но это слезы грешные, слезы бесполезные, слезы крайне вредные для плачущих, ибо они причиняют смерть души и тела. «Сего мира печаль смерть соделовает» (2Кор. 7, 10). Но о чем же именно должно нам плакать? Во-первых, плачь о том, что ты осквернил и непрестанно оскверняешь в себе образ Божий грехами своими. Подумай, человек: Бог изобразил Себя в тебе, как солнце изображается в капле воды, ты сделан как бы некоторым богом на земле, как сказано, «Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго вси» (Пс.81:6), а ты ежедневно бросаешь в грязь, окаляешь этот образ страстями житейскими, пристратием к миру, неверием, гордостию, ненавистию, завистью, невоздержанием и пьянством и прочими страстями, и чрез то крайне прогневляешь своего Творца и раздражаешь Его долготерпение. Достойно и праведно плакать об этом день и ночь. Плачь же!
Во-вторых, плачь о том, что ты носишь только имя христианина, а обетов, обязательств христианина, данных при крещении, не исполняешь и живешь, как язычник, прилепился к земли и не думаешь о Небе и о тамошней жизни, не имеющей конца, что, бывши столь долгое время христианином, – духа Христова досель не имеешь, не сообразуешься Ему нимало, не подражаешь житию Его; что еще не вселился в тебя Христос верою и не вообразился в тебе, что ты не сделался еще новою тварию, не облекся во Христа, по писанию: «елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Галат.3:27).
В-третьих, плачь о том, что сердце твое непрестанно порывается делать все противное Господу; плачь о его злой наклонности, нераскаянности, неисправлении. Столько молимся, каемся, читаем, поем, столько причащаемся св. животворящих Таин, которыя могут и каменное сердце претворить и сделать мягким, как воск, и не изменяемся к лучшему по нерадению. О окаянство! о злоба! о растление сердца! о гордость! о земные пристрастия! о лесть сластолюбия и сребролюбия! – И так, плачь о том, что ты хотя и каешься, и молишься, но не приносишь Богу плодов, достойных покаяния, плодов веры и любви, плода кротости и незлобия, плода воздержания, чистоты и целомудрия, плода милостыни и проч.
Плачь внутренним плачем, когда ощущаешь прилив к сердцу нечистых помыслов; плачь, когда будет увлекать тебя гордость, злоба, зависть, жадность, скупость; плачь и молись, когда ко врагу своему будешь чувствовать вражду, а не любовь, ибо сказано: «любите враги ваша и добро творите ненавидящим вас» (Мф.5:44); плачь пред Богом внутренним плачем сердца, когда будет увлекать тебя страсть пьянства, сребролюбия и любостяжания, когда противление и непослушание к родителям или к начальникам и к старшим будет смущать и увлекать тебя; плачь при чувстве бедности и окаянства нашей природы, при мысли о бесчисленных благодеяниях к нам Творца и о нашей неблагодарности к Нему. Да будут твои слезы орудием против всякаго греха, и Господь, видя твое смирение, признание своей немощи, твое крепкое желание сохранить себя чистым от всякаго греха, прострет руку помощи, пошлет тебе Духа Утешителя, Который прекратит насилие греха, погасит огонь страстей и низведет в сердце росу благодати.
Плачь о своих грехах, плачь и о людских; плачь о том, что еще многие народы не познали истиннаго Бога и Господа Иисуса Христа и находятся во тьме язычества, покланяются тварям, вместо Творца; плачь о том, что христианская вера гонима в странах неверных, и многие из братии твоей страдают под игом их; плачь о неправде, господствующей на земле от которой страдают все «хотящии благочестно жити о Христе Иисусе» (2Тим.3:12); плачь о насилиях и притеснениях богачей и сильных мира сего, о нищете и беспомощности бедных; плачь о том, что изсякла у многих любовь христианская и на месте ее воцарилось самолюбие, сластолюбие и плотоугодие во всех видах; о том, что многие христиане низвергаются с высоты искупления и не уважают ни Церкви, ни таинств, ни учения ее. Скажешь: что пользы в моих слезах? – Ты этим исполнишь заповедь Апостола – «плакать с плачущими» (Рим.12:15), вообще исполнишь заповедь о любви к ближнему, а в любви весь закон. И та польза, что ты в награду за слезы получишь утешение от Бога и прощение грехов.
Блажени плачущии. Еще о чем плакать должно? Еще должно плакать о неготовности нашей к страшному и праведному испытанию на Всемирном Суде. Многие святые угодники Божии всю жизнь плакали, день и ночь, при мысли о Страшном Суде и последующей за оным вечной мукой нечестивых; а мы, как бы праведники какие, равнодушны к этому окончательному грозному решению нашей участи, или еще дерзают иные отвергать истину будущаго суда и геенны. «Всему, братия, свое время; время плакать и время смеяться» (Еккл. 3:1–4). Ныне время плакать. И так будем плакать о грехах. Аминь».
Иоанн Кронштадтский. Беседы о Блаженствах Евангельских
V
Река шумела под откосом, лук со стрелами валялись рядом. Он был дома. И можно было вспомнить прежние умения. Все-таки, это были хорошие умения. Он вскидывал лук, и стрела летела точно и метко, и как когда-то в детстве, снова словно не было времени и ничего не было. Только солнце. Только этот день…
«Блажени плачущии», – говорит Спаситель. Но что говорит мир? Что говорят в сердцах своих некоторые и из вас? Блаженны смеющиеся, веселящиеся! Нет: “горе вам смеющимся ныне; яко возрыдаете и восплачете” (Лк.6:25), говорит опять Господь, Которого во время земной жизни никогда не видали смеющимся, но видали плачущим»148.
Натаниэль провел рукой по колчану со стрелами. Это была радость. Невеликая радость, которая вроде ничего и не стоила, но которая ведь все равно – радость сама за себя. И все. И больше – ничего. Но – нет. «Христос Воскресе!» Как он забыл. «О реки Вавилонские! о страсти увлекающие! Куда вы увлекаете нас? “На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом” (Пс.136:1) – что делать нам, братия грешники?..»149
Он зачехлил стрелы, убрал лук. А теперь – как всегда. «Не возноситеся» (Лк.12:29), то есть не расточайте ума вашего туда и сюда». Молиться. Тот еще грешник. «Ах! Требует понуждения это занятие! Не любит преступник – ум наш – темницы молитвенной; ему нужна безумная свобода; с насилием надо влечь его в темницу, в узы; без того не укротится, не возвратится к здравому смыслу беснующийся» (Игнатий Брянчанинов).
Натаниэль поднялся и стоял уже над рекой. Вспомнил: «Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая: тогда возложат на олтарь Твой тельцы» (Пс.50:20–21).
«…Это пророчество, относящееся исторически и буквально к пленным иудеям в Вавилоне, умоляющих Бога о возвращении в родную землю и принесении законных жертв; но в высшем смысле Давид пророчествует здесь о христианской Церкви “Сионе” и “жертве правды” евангельской, о “всесожжениях” разумных и живых, о которых говорит блаженный Павел: “молю вас, братие, представьте телеса ваша (в) жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение… преобразуйтеся обновлением ума вашего” (Рим.12,1–2). Здесь усердное моление о воссоздании храма внутреннего человека для принесения Спасителю мысленных “жертв”. “Тельцы” означают безсловесные наши страсти, которые мы должны умерщвлять, заколая их ножем самоосуждения, самоукорения, самоотречения, покаяния. Мятежную плоть должно умерщвлять постом, бдением, трудами, постоянными молитвами. Мы хотим наследовать жизнь вечную легким и широким путем угождения плоти и своим страстям, леностью и нерадением к молитве и к исправлению себя – слишком ошибаемся!»150.
От Манассаса до Ричмонда. От Манассаса до Миннесоты. «Господня земля и исполнение ея…» (Пс. 23; 1). «В молитвенном подвиге будь свободен. Поступай, как привык поступать; вкушай то, что тебе по вкусу, что тебя питает, удовлетворяет. Не гоняйся за количеством молитвословий, а за качеством их, то есть чтоб они произносимы были со вниманием и страхом Божиим»151.
«Ты не требуй от души своей излишнего; сиди при дверях покаяния с самоотвержением, как по всем отношениям вдовица, тем доказывай, что истинно желаешь смирения, от которого – покаяние; податель того и другого – один Бог» (Игнатий Брянчанинов).
«Не сочини сам себе блаженства: гордое и глупое самомнение может сочинить для человека такое блаженство, и оно в течении всей жизни будет обманывать тебя, льстить тебе, – лишит истинного блага на земле и на небе.
Ищи нищеты духовной. Искание этого блаженства позволительно и похвально. Оно – основание, податель всех прочих блаженств. Когда поколеблется основание, тогда и тот, кто стоял на высшей степени духовного преуспеяния, обрушивается вниз, и часто разбивается до смерти».
«О нищете духа сказал святой Давид: “Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит” (Пс.50:19)» (по Игнатию Брянчанинову. «О евангельских блаженствах»).
«Послушаем, послушаем боговдохновенного Давида!» «Царие земстии и вси людие, князи и вси судии земстии, юноши и девы, старцы с юнотами, да восхвалят имя Господне, яко вознесеся имя Того Единого» (Пс.148:11–13)152. «И ночью и днем да обращается в устах твоих имя Господа, и будь заслажден духовною солию»153. «Не устрашимся, делатели молитвы Иисусовой, ни ветров, ни волнения! ветрами называю бесовские помыслы и мечтания, а волнением – мятеж страстей, возбужденных помыслами и мечтаниями. Из среды свирепствующей бури, с постоянством, мужеством и плачем, будешь вопиять ко Господу Иисусу Христу: Он воспретит ветрам и волнам, а мы, опытно узнав всемогущество Иисуса, воздадим Ему должное поклонение, глаголюще: воистину Божий Сын еси (Мф.14:33). Мы сражаемся за спасение наше. От победы или побеждения наших зависит наша вечная участь»154. «Те, которые хотят отвергнуть свою ветхость, не должны иногда молиться, а иногда нет, но непрестанно пребывать в молитве блюдением ума, хотя бы они и находились вне молитвенных храмов. Намеревающиеся очистить золото, если и на короткое время попустят угаснуть огню в горниле, то производят вновь отвердение в чистящемся веществе: подобно этому памятствующий иногда Бога, а иногда не памятствующий, погубляет праздностию то, что мнит стяжать молитвою»155.
«Юноша! сей с прилежанием семена добродетелей, приучайся с терпением и понуждением себя ко всем боголюбезным упражнениям и подвигам, приучайся и к памяти Божией, заключай ум твой в святое поучение. Если увидишь, что он непрестанно ускользает в посторонние и суетные помышления: не приди в уныние. Продолжай с постоянством подвиг: «Старайся возвращать, – говорит святой Иоанн Лествичник, – или правильнее, заключать мысль в словах молитвы»156.
«Непрестанная молитва, как заповедь Божия и дар Божий, необъяснима человеческим разумом и словом. – Краткая молитва собирает ум, который, если не будет привязан к поучению, сказал некто из Отцов, то «не может престать от парения и скитания всюду» (Исаак Сирский)». Краткую молитву подвижник может иметь на всяком месте, во всякое время, при всяком занятии, особенно телесном. Даже присутствуя при церковном богослужении, полезно заниматься ею, не только при не довольно внятном чтении, но и при чтении отчетливом. Она способствует внимать чтению, особливо когда вскоренится в душе, сделается как бы естественною человеку»157.
Натаниэль не помнил, когда он и как понял. Когда и как привык. Уже и не вспомнить, когда. Уже просто жизнь. День дни и нощь нощи. «В псалмопении158 и молитве устной не связывай себя, но делай сколько Господь даст тебе. Не оставляй также чтения и внутренней молитвы. Несколько того, несколько другого – и так проведешь день, угождая Богу» (Варсонофий Великиий)159.
«Не возноситеся» (Лк.12:29), то есть не расточайте ума вашего туда и сюда; опять в другом месте говорит: «Блажени нищие духом» (Мф.5:3), то есть, блаженны те, которые не стяжали в сердце своем ни одной мысли этого мира, но нищи – не имеют никакого мирского помысла». «Веселися, юноше, в юности твоей, и ходи в путех сердца твоего непорочен и чист, и удали сердце твое от помышлений» (Ср.: Еккл.11:9) (по Игнатию Брянчанинову).
Полуденное солнце Висконсина, все то же самое солнце, словно откуда-то оттуда, из детства, снова заливало, казалось бы, все того же светлоголового Ната, но теперь повзрослевшего и посуровевшего капитана. Когда-то одно слово «панихида» казалось ему таким тяжелым и словно тянуло замогильным холодком. Но теперь он понял: панихида – это не о смерти. Панихида – это о жизни. О том, что те, другие люди, – живы. О том, что жизнь – она вечность. «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу» (1Кор.13:12).