Kitabı oku: «Мандарин на снегу», sayfa 7

Глава четвертая

Впервые за два месяца я выспалась. Я почувствовала это даже раньше, чем окончательно проснулась. Приоткрыв один глаз, я заметила маленький солнечный лучик на обоях. Это был тот счастливый миг, когда солнце, отразившись в окнах соседнего дома, заглядывало в мою комнату.

«К счастью», – улыбнулась я.

Я приподняла голову, чтобы увидеть дочку, но ее кроватка была пуста. «Наверное, это Глеб унес ее из комнаты, давая мне поспать. Господи, какой он заботливый! Сейчас встану и приготовлю ему завтрак, как настоящая любящая жена».

Я поднялась и пошла, искать свою семью. Но квартира была пуста. Их не было ни на кухне, ни в ванной. Я даже заглянула в комнату Виктории Осиповны, которая стояла открытой.

«Может, Глеб пошел с дочкой гулять? – строила я догадки. – Но тогда почему они не взяли коляску?»

Коляска стояла на своем месте, рядом с входной дверью.

Легкая тревога закрадывалась в сердце, начинала волновать. Я еще раз обошла всю квартиру, заглянула в нашу комнату, проверила детские вещички. Они все были на своих местах. Не хватало только комбинезона, который подарила нам Анна Львовна.

«Значит, они все – таки гуляют, – у меня вырвался вздох облегчения. – Ему просто захотелось прогуляться, держа дочку на руках. Интересно, когда он собирается уехать? Я вчера так его и не спросила».

Занявшись домашней работой – помыв полы во всей квартире, вскипятив чайник и поставив тесто на оладьи, в завершении даже вымыв голову, я все время прислушивалась – не раздастся ли звонок в дверь.

В комнате я еще раз переложила пеленки и несколько ползунков дочурки, мне очень хотелось, чтобы Глеб заметил, какая я замечательная хозяйка, как у меня все аккуратно. Коробку с конфетами и пустую бутылку шампанского я вынесла на кухню и тут только заметила на подоконнике две пачки долларов.

Я тяжело опустилась на кровать, продолжая разглядывать иностранные деньги. Что – то нехорошее творилось в душе, страх нарастал с каждой минутой. Я огляделась, но не обнаружила в комнате никаких вещей Глеба – они исчезли вместе с ним и нашей маленькой дочкой.

На ватных ногах я дошла до комода, в верхнем ящике которого лежала справка о выписке из родильного дома. Ящик был пуст, точнее там лежал мой паспорт и еще не столь важные документы. Не хватало одной только справки.

Не понимая до конца, что происходит и что мне надо делать, я заметалась по квартире. Надев на ночную рубашку пальто, нацепив старые сапоги на босые ноги и прихватив сумку, в которую положила две зеленых пачки денег, я решительно вышла из квартиры.

На лестничной площадке стоял хмурый сутулый парень в грязной куртке, при виде меня он вздрогнул и сделал шаг назад, чуть не покатившись с лестницы.

– Осторожней! – крикнула я.

– Тань, все нормально! – назвал он меня по имени.

– А мы разве знакомы?

– Ты меня не узнаешь, сестра?

– Господи, Ваня, неужели это ты? Что с тобой случилось и почему ты в Питере?

От былого ухоженного мальчика со стильной стрижкой и пухлыми щеками – ничего не осталось. У Вани был изможденный вид – серое лицо, огромные синяки под тусклыми глазами, грязные взъерошенные волосы. Шея стала худая, длинная красная, с выпирающим кадыком, как у молодого индюшонка. Одежда грязная и явно с чужого плеча. Мне страшно было на него смотреть.

– А где же мне быть, я тут типа учусь! – пожал плечами брат.

– Вань, но вы – же продали квартиру и уехали в Волгоград? Я заезжала, там чужие люди живут.

– Не твое дело, – еще больше нахмурился брат. – Слышь, Тань, дай чего нибудь поесть лучше, а то я сейчас умру от голода.

– Ванька, а у меня, кажется, беда. Похоже, что у меня дочку украли. – Сказала я, пропуская его в квартиру.

– Как это дочку украли? – искренне удивился Иван. – У тебя, что, дочка была?

– Была, совсем маленькая. Я ее два месяца назад родила, – заплакала я в голос.

Ванька топтался у двери и непонимающе смотрел на меня.

– И че теперь делать? Украли то с целью выкупа?

– Какого выкупа? – устало проговорила я. – Мне, похоже, еще денег дали, вон, смотри, – и я показала брату две зеленые пачки.

– Ух, ты! Это реальное бабло! – Ванька протянул к деньгам худые красные руки с грязными ногтями.

– Не трогай! Я их хочу вернуть, мне только дочурка нужна, а он пусть улетает на свои секретные операции.

– Куда? – не понял брат.

– Да агент он секретный. Все время летает по миру.

– А! Ну-ну, – хмыкнул Иван. – Это ты нашей маме будешь рассказывать.

Я пропустила мимо ушей Ванькино замечание, в моей горячей голове появился план, как нам вернуть мою девочку.

– Вань, ты мне поможешь, верно? – я достала из холодильника все, что можно было считать едой, и торопливо нарезала на тарелку сыр, колбасу, делала бутерброды с маслом, поставила на огонь воду для пельменей, на старой сковородке уже жарилась первая партия оладий.

Ванька торопливо ел все, что попадалось ему под грязные руки.

– Вань, нам надо поехать к его родителям и устроить там шум. Пусть вернут мне дочку. Лидия боится скандалов, да и ребенку она, вроде, не рада. А больше пойти ему некуда. Я отдам им деньги, а они пусть отдают малышку. Господи, да и зачем ему вообще понадобилась моя девочка? Он же все время в командировках, а кто будет с ней? Ты поедешь со мной, ладно? Ты бы видел, какая она красавица! – засмеялась я сквозь слезы, радуясь, что нашла такое простое решение.

Брат продолжал поглощать еду, не поднимая от тарелки глаз.

– Вань, что ты молчишь? Мне нужна твоя помощь!

– Далеко надо ехать? – деловым тоном осведомился брат.

– За город. Во Всеволожск. Его родители там все время проживают. За три часа должны обернуться. Ты же не торопишься?

– Да есть у меня пара дел, но что не сделаешь для родной сестры. Надо, значит надо! – Ванька сыто откинулся на стуле, глядя на меня осоловевшими глазами.

– Если ты наелся, то поехали, время очень важно!

* * *

В электричке Ванька все время засыпал, роняя голову мне на плечо, и еще теснее прижимаясь своим худым боком, словно искал защиты. А мне вдруг стало удивительно спокойно рядом с ним. Я почувствовала голос крови, что ли. Что вот сидит рядом со мной родной мне человек, мужчина, брат, который способен если не защитить, то хотя бы поддержать меня в трудную минуту.

У меня даже появилась новая идея. Если вдруг окажется, что Глеб с дочкой уже уехал, я не буду отдавать деньги его родителям, а найму на них частного сыщика. Пусть он вернет мою малышку. При воспоминании о ней, на глаза снова наплыли слезы, я торопливо полезла за платком.

– Ты чего? – сонно пробормотал Ванька. – Уже приехали?

– Нет, еще, можешь поспать! Я только платок хотела взять из сумочки.

Поезд медленно подъезжал к станции, пассажиры потянулись к выходу.

– Пойду, покурю в тамбур. Сон пройдет, – вскочил братишка.

Я смотрела на его давно не стриженый затылок и гадала, как же произошло, что мама оставила своего любимца без контроля? Надо будет сейчас все расспросить. А то накинулась на него со своей бедой, а ему самому похоже помощь нужна.

Электричка, выпустив порцию пассажиров, вновь стала набирать скорость. За окном мелькал унылый февральский пейзаж с заснеженными просторами и оголенными перелесками. Кое – где вздымались многоэтажные дома, построенные по гениальным планам градостроительства прямо в чистом поле. К ним сиротливо жались почерневшие деревянные домики со своими грустными историями.

Но вот замелькали добротные дома престижного когда – то дачного места. Нам тоже пора было выходить. Я прошла в тамбур, там было пусто. Не было Ваньки и в соседнем вагоне. Я беспомощно осмотрелась. Может, он присел на лавочку и вновь уснул? На меня глядело несколько пар равнодушных чужих глаз, Ванькиных среди них не было.

Не понимая, что опять происходит, я вышла из поезда, который как раз подъехал к станции и медленно пошла в сторону дома Глеба. У меня уже не было того героического порыва, не было той уверенности, что все у меня получится. Я расценивала Ванькин поступок, как предательство, перестав на какое – то время думать о своей беде.

«Сбежал, как трусливый пацан. И чего испугался? Зачем вообще за мной потащился, сел в электричку. Сказал бы правду, что не хочет принимать участие в моих проблемах. А может, испугался, что я его буду расспрашивать о его жизни?»

Дом был пуст. Я это сразу поняла по заснеженным нечищеным дорожкам. Белое ровное покрывало нетронутым слоем лежало на всем участке – на старой лавочке и мелких кустиках, на подъездной дороге к гаражу.

Я смотрела на эту белоснежность и не знала, куда мне идти дальше. Прижавшись лбом к холодным прутьям ограды, я молила Бога, чтобы поднялись сейчас тяжелые ворота гаража и мне навстречу вышел Глеб с моей дочкой на руках. Он бы отдал ее мне со словами: «Прости, Таня, я только хотел показать нашу девочку своим родителям. Чтобы они увидели, какая она красавица!» И я бы смеялась от счастья, что мы снова все вместе.

Слезы текли и текли по моим щекам, мне уже было нечем дышать, я захлебывалась ими и судорожно всхлипывала. Но ворота все не поднимались.

Оторвав, наконец, себя от калитки, я побрела по заснеженной аллее, не зная, куда мне идти, где искать дочку. Что произошло, в конце концов, и почему Глеб так поступил? Или, может, я себе все напридумывала, и их таинственное исчезновение объясняется просто. Но как просто? Как? Я шла и от отчаяния тихо поскуливала, так мне было легче вынести свою боль.

Навстречу мне шла молодая мама, катя перед собой широкую яркую коляску. На женщине вся одежда была белого цвета: шубка, вязаная шапочка, пушистые рукавицы и даже сапожки. Она больше была похожа на Снегурочку или сказочную принцессу, я остановилась не в силах оторвать взгляд от такой красоты. Что – то неуловимо знакомое было в этой молодой маме. И гордая прямая осанка, и улыбчивое лицо с румяными щечками и неповторимые зеленые глаза. Такие глаза были только у одного человека в мире – у моей подруги детства.

– Наденька, милая, неужели это ты? – слезы моего горя еще не высохли, а им на смену уже наворачивались слезы счастья. Как же все перемешано в нашей жизни!

– Танюша?! – Надя остановилась, не отрывая от меня глаз.

Мы стояли с ней, тесно обнявшись на узкой заснеженной улице старого дачного поселка. Слова сейчас были не нужны, наши объятия говорили все за себя. И как мы скучали, и как нам не хватало друг друга, и что теперь мы вместе.

Господи, ну почему в жизни не бывает полного счастья? Я потеряла дочь и нашла подругу. Почему нельзя все вместе?

* * *

– Танюшка, ты только не отчаивайся! Сейчас придет Федор и обязательно даст мудрый совет. Он у меня знаешь, какой умный! Я только боюсь, что сама разучусь думать, так и буду только его умом жить. – Успокаивала меня Надя на своей кухне, после того, как я поведала ей свою грустную историю.

Точнее, кухня была ее свекрови, где проживала моя подруга со своим семейством. Я все никак не могла до конца поверить, что моя Надюша нашлась, да еще и стала мамой двух изумительных мальчиков.

– Мы тут всего неделю живем. Дом достраиваем, квартиру пришлось продать, сами бы мы и так там могли прожить, но не везти – же мальчишек в пахнущие краской комнаты. Там еще рабочие свои недоделки устраняют. Вот свекровь и предложила пока у нее на даче пожить. Мама сейчас гриппует.

О себе Надежда говорила неохотно.

– Вот она – моя жизнь, – показывала она на двух одинаковых бутузов, которые сосредоточенно сосали теплое молоко из бутылочек. – Это долгая история, как я пришла к своему счастью, я тебе потом все расскажу, сейчас главное – найти твою малышку.

Федор появился, когда мы с Надей искупали мальчиков и, одев их в пижамки, уложили спать.

– Прости, Наденька, пришлось задержаться.

В дверях стоял полнеющий, лысеющий мужчина с небольшими глазами и пухлым детским ртом. Дорогой костюм сидел на нем мешковато, а на ярком галстуке красовалось большое пятно.

Я с недоумением рассматривала Надиного мужа. Этот представитель мужского рода был абсолютной противоположностью всех ее симпатий и увлечений. «Как же ему удалось завоевать сердце моей разборчивой подруги?»

– Федя, ну ты разоришь нас на своих галстуках! – всплеснула руками Надя, подбегая к мужу. – Этот же был запасной! Значит и первый испачкал?

– Нет, моя милая, тот я только облил водой. Он должен высохнуть и все с ним будет хорошо. Ты не переживай!

– Еще не факт, что будет хорошо, – вздохнула Надя. – Ой, я вас не познакомила! Федя, это – Таня, моя самая ближайшая и любимейшая подруга, я тебе про нее рассказывала, а это – Федор – мой замечательный муж и гениальный адвокат. Кстати, Федя, нам нужна помощь… – и Надежда быстро и точно пересказала мужу мою историю.

– Надо в милицию обязательно заявление написать, я помогу его составить. Но чтобы не терять времени, я бы посоветовал обратиться к частному сыщику. У меня есть один хороший знакомый.

– Он дорогой? – уточнила Надюша.

– А у меня же есть деньги! – Обрадовалась я. – Правда, мне их Глеб оставил, и я бы хотела ему их вернуть, но сейчас я готова нанять частного сыщика за любую цену. – Я торопливо стала извлекать из своей сумки разные женские мелочи, которые люблю носить с собой на всякий случай, но объемного пакета с долларами в ней не было. – Как же так, куда они подевались? – удивлялась я. – Я же никуда не заходила – сошла с электрички и пешком к дому Глеба дошла.

И тут меня обожгла горячая волна, я даже задохнулась и закашляла. Ноги мои не смогли удержать отяжелевшего тела, и я плюхнулась на детский стульчик.

– Мне, кажется, я знаю, у кого эти деньги, – прошептала я.

Теперь стала понятна внезапная нежность Ивана, и почему он исчез из электрички.

* * *

– Надь, я же впервые полюбила. И именно так, как мечтала еще в нашем далеком детстве. И все было как в моих мечтах, как и должно, было быть. Я даже на других мужчин смотреть не могла, я их просто не воспринимала. Для меня только один Глеб во всем мире существовал. Для него я готова была все на свете сделать.

– Похоже, он это тоже понял, Танечка. Вот и использовал тебя на всю катушку. Ты уж прости меня за такую правду. А то, что ты чувствовала, это страсть была, а не любовь.

– А разве это не одно и то же? Мне всегда казалось, что любовь и страсть неразделимы.

– Страсть разрушает, Тань, она опасна и для тебя и для окружающих. Человек, когда он одержим страстями, становится беззащитным, душа его обнажена, понимаешь, а голова, словно в тумане? Не хотела бы я пережить все это вновь, – тихо добавила Надежда.

– Не знаю, мне не с чем сравнить. Я любовь именно такой и представляла.

– Любовь – это, как подарок. На душе светло и покойно и ты растворяешься в своем чувстве и уверенна в своем любимом. Знаешь, что он всегда будет рядом с тобой, сумеет защитить, и пожалеть, и всегда будет смотреть на тебя с восхищением и любовью, чтобы с тобой ни случилось. А вообще, любовь, конечно, разная бывает и не только между мужчиной и женщиной. Мне кажется, любовь это и есть проявление нашей жизни и ее главный смысл. Надо жить и любить все, что тебя окружает.

Не знаю почему, но мне показалось, что Надя пытается мне что – то рассказать о своей жизни.

Мы тихо шли по белой аллее к станции, как в юности говорили о любви, только теперь перед нами в голубой коляске лежали и сладко посапывали два маленьких курносых носа

Эту ночь я провела на даче на старом скрипучем диване, но спала, как – ни странно, крепким сном. Мне даже ничего не снилось. И в первую секунду после пробуждения я не сразу сообразила – почему так болит моя душа. Но потом проснувшаяся память все расставила по своим местам, и мне стало так больно, словно меня избили, и все тело и душа у меня превратились в один сплошной синяк.

** *

Домой идти не хотелось, было страшно оказаться в тишине квартиры, вновь ощутить свое одиночество. Надежда уговаривала меня погостить у них, но мне не хотелось отравлять их светлый семейный мир своими горестями. Мы договорились, что я буду часто к ним приезжать. Федор дал мне свою визитку и обещал оказывать всяческую помощь в моем деле.

Григ с Шопеном, подняв пушистые хвосты, выбежали мне навстречу.

– Мальчики, простите меня, я совсем про вас забыла. Столько всего произошло за эти сутки. Сейчас я вас чем – нибудь накормлю, мои хорошие. А потом я поеду в санаторий к вашей хозяйке, теперь у меня есть на это время.

– Не стоит, хозяйка сама сбежала к вам из своего санатория.

Из комнаты, широко улыбаясь, вышла Виктория Осиповна. Но едва взглянув на меня, вмиг стала серьезной.

– Недаром душа не на месте была. Что произошло?

– Глеб забрал у меня девочку и я не знаю, где их искать.

– Ох, Лида, Лида, – вздохнула Виктория.

– А при чем здесь она?

– Глебу очень уж хотелось ребеночка, для полного счастья. Усыновить ему никто бы не дал. За границей с усыновлением вообще большие проблемы. Оставалось только одно – родить ребенка в России и увезти в свою Англию. Мы как могли, отговаривали их. Но Лида, ради своего Глебушки, готова была пройти по трупам, отказаться от всего: от своей жизни, от нас, даже от своего Коли. Коля тоже был категорически против этого плана. Глеб, как только они узнали какой он, был его постоянной болью.

– Ничего не понимаю. Виктория Осиповна, объясните мне толком. Что это за коварный план? И почему я ничего про это не знаю.

– Ох, девочка, долгая это история. Виновата я перед тобой. Я же подумала, что Глеб изменился и действительно полюбил тебя, что ты сотворила с ним чудо. И не стала ничего тебе рассказывать. Расстраивать зря. Ты такая счастливая ходила, светилась вся. Кто же мог подумать, что все это было ради ребеночка. А я даже на малышку и взглянуть не успела.

– Виктория Осиповна, – взмолилась я, – о чем вы говорите?

– Глеб, Танечка, не совсем обычный мужчина. Он, как бы это тебе сказать, женщинами никогда не интересовался. От этого и в Англию уехал, там им проще жить. Теперь даже свадьбы играют. Только вот против природы все равно не пойдешь. Свадьбы то им разрешили, а вот деток рожать еще не придумали как. Ну, вот тебя Глеб и окрутил, чтобы ты ему ребеночка родила.

– Нет! Да нет же, Виктория Осиповна! Мы полюбили друг друга – я в этом уверенна. Не может человек так притворятся!

– Тогда чего ж он ребенка забрал?

– Может, ему угрожали или запугали и он мою девочку спрятал? – цеплялась я за последнюю надежду.

До меня еще слабо доходило все, что сказала мне Виктория. Думать об этом не хотелось. Было противно и страшно, словно я оказалась в водовороте с нечистотами.

– А где сейчас Лидия Николаевна? Я была у них на даче, но там никого нет.

– Не знаю, Танюша. Правда, не знаю. Больше всего на свете, я бы хотела тебе помочь. Прости меня, милая.

– И что мне теперь делать? Куда ехать, где искать? Лидия говорила, что он в Америке, а вы сказали, что Глеб в Англии живет.

– Да мне кажется, что он и Лиде всю правду о себе не говорит.

– Ну, это и понятно. Он же секретный агент, все – таки.

– Господи, с чего ты это взяла? – всплеснула руками Виктория.

– Вы все так загадочно про него говорили, про его жизнь, про внезапные приезды… Вот я и сложила все в своей голове. Разве нет? Ничего я про него не знаю. И, правда, первый встречный.

– Сейчас поднимем все свои полки и будем искать нашу девочку! Не плач, Татьянка!

* * *

Чем больше я узнавала Федора, тем больше понимала Надежду. Федор был умный, решительный мужчина и при этом удивительно заботливый и мягкий. Казалось, он обладает всем набором тех редких качеств, о которых мечтают все женщины мира. Ну, может, кроме внешности. Но я уже не замечала его расплывшейся фигуры и поблескивающей лысины. Я видела перед собой только настоящего друга, который не просто окружил меня заботой, но оказывает реальную помощь, решая мои проблемы. И я уже почти поверила, что все в моей жизни наладится, и я заживу счастливой жизнью вместе с моей девочкой, с Надей и ее семьей, с Викторией, которая готова заменить моей малышке родную бабушку.

Но однажды Федор сам приехал ко мне домой. Лицо у него было уставшее и грустное. Я сразу поняла, что он принес не радостные вести.

Федор опустился на скамеечку рядом с входной дверью, не проходя дальше в квартиру. Он долго сидел, не поднимая на меня глаз, потом полез в свой портфель из дорогой кожи и долго перебирал в нем бумаги, доставая то одну папку, то другую. Наконец, словно собравшись с мыслями, Федор поднял на меня несчастные глаза и спросил:

– Таня, а как получилось, что вы подписали Глебу все бумаги на вывоз своей малышки за границу? Все бумаги оформлены официально, заверены нотариусом. Кроме того, Глеб предоставил видеосъемки, на которых вы… – Федор замялся, не зная, как тактичнее сказать мне о том, о чем я уже начала догадываться.

– На которых я веду себя не адекватно, и из которых следует, что я не совсем здорова с точки зрения психиатров? – пришла я на помощь другу.

– Ну, да! – выдохнул Федор. – Как все это могло получиться, Танечка?

– Бумаг я Глебу никаких не подписывала. А что касается моего состояния, то… он просто воспользовался. Дело в том, что я абсолютно не могу выносить алкоголь, даже в малых дозах. Однажды Глеб стал свидетелем, что со мной происходит всего от одной выпитой рюмки. И каждый раз при нашей встрече, он уговаривал меня выпить бокал шампанского, ну со всеми вытекающими последствиями. При этом он снимал меня на свою камеру, объясняя это тем, что будет скучать по мне и смотреть эти кадры. Я верила…

– Нотариус опознал, что вы приходили к нему незадолго до родов. Он еще очень удивился, вы производили впечатление счастливой пары.

– Незадолго до родов Глеба в России не было. Он приехал, когда девочке исполнилось два месяца. А до этого мы встречались только в августе. Я могу это подтвердить. Виктория может дать свидетельские показания. – Горячилась я, уже понимая, что вряд ли смогу вернуть дочку.

Федор молчал, и это молчание было самым страшным. Оно было, как смертный приговор, который мне вынесли.

– Он уже уехал? – задала я вопрос, на который знала ответ.

– Да, он с малышкой улетел в Англию.

– И я не смогу никогда ее увидеть?

– Я постараюсь, что – нибудь сделать, Таня. Только это будет долгий процесс.

– А кому он эти пленки передал и зачем? – вдруг спохватилась я.

– Глеб подал заявление о лишении вас родительских прав, – почти шепотом сказал Федор. – Таня, вам надо обязательно взять еще одну справку из роддома, что вы родили девочку в таком то году, такого то числа. И, надеюсь, у вас сохранилась медицинская карта с обследованиями из консультации? Там должно быть заключение психиатра. И, Танечка, мне будет нужна еще одна справка о вашей вменяемости. Вы понимаете? Никто не сможет лишить вас права быть матерью без веских причин. Будем бороться!

* * *

Даже не знаю, как бы я выжила, если бы в моей жизни не появилась Надя с ее семейством? Я с удовольствием помогала ей с близнецами. Они переехали в свой замечательный просторный дом, где было много света, тепла и друзей.

Виктория со своими подругами так и не смогли найти Лидию. Она уехала вместе с Глебом и моей девочкой, оставив свой любимый Питер, подруг и несчастного Николая Семеновича. Они бросили его одного в квартире, даже не сообщив ему свой адрес. Просто улетели и все. Старик даже не сразу сообразил, что произошло. А когда понял, то сразу постарел лет на тридцать, опустился, запил. И несколько месяцев не выходил из своего жилища, пока в нем не появилась сердобольная Натка со своей кипучей энергией и желанием помочь всем и каждому.

Они так и стали жить вместе. Натка окружила его такой заботой и любовью, которую старик, похоже, и не испытывал за всю свою жизнь.

Подруги сделали его четвертым членом своей компании, что пошло на пользу всем.

Только приходя в нашу квартиру, Николай Семенович неизменно передо мной извинялся. И смотрел на меня долгим смущенным взглядом, по которому одна я понимала без слов, что все без изменений, новостей нет.

И все, казалось, успокоились, смирились с неизбежностью потери, ведь жизнь продолжается с ее радостями, улыбками, тревогами и слезами, с солнечными днями и грибными дождями. Все идут дальше, меняются, подстраиваются друг к другу или принимают мир таким, какой он есть.

Только во мне образовалась пустота. Она иногда полностью меня поглощала, как черная дыра, и еще немного и от меня бы ничего не осталось, но кто – то открывал для меня свою душу, давая уголок отогреться.

Больше всего давали мне тепла подрастающие близнецы. Не утешая, не зная про мою печаль, в отличие от многих взрослых, они полностью заняли окружающее меня пространство своими пухлыми ладошками, светлыми чубчиками, сопливыми носиками, звонким смехом.

Они впускали меня в свой удивительный мир детства, – принимая в игры, наделяя любимыми игрушками, позволяя читать детские книги, заставляя через силу радоваться жизни.

Но все эти долгие годы я постоянно ощущала запах моей девочки.

Наверное, я тоже старею, потому что стала бояться своих бессонных ночей. Чтобы ни говорили ученые, а спать по восемь часов в сутки вовсе не обязательно, по крайней мере, мне. И Виктория и Надежда, когда я оставалась у них на ночь, очень тревожились из-за моей бессонницы, поэтому я тихо лежала в кровати не решаясь даже включать свет. Лежала и страдала от своих тревожных мыслей. Они не заставляли себя долго ждать, а появлялись практически сразу, как только я делала вид, что собираюсь спать, как большинство нормальных людей.

Тревоги, обиды и горести водили вокруг меня хороводы и не давали вздохнуть или отвлечься на что – то более светлое и безмятежное.

Мне хотелось подумать о Севе, о Славике, о Наде, о ее уютном доме, где мне всегда хорошо; о своей работе, которую я люблю, но все это отодвигалось на второй и даже десятый план. А голову сжимали бесконечные мысли о дочке: как она растет, какая стала, на кого похожа? А еще мне очень хотелось знать – мучает ли совесть Глеба или он воспринимает все как успешную операцию? И даже вспоминала Ваньку – моего непутевого брата.

Тогда, после его исчезновения, я решилась позвонить маме и рассказать о нашей встрече. Мама говорила со мной холодно, как и в тот последней день, словно мы расстались только вчера и она до сих пор зла на меня. Она сказала, что про Ванькины дела слушать ничего не желает. У нее теперь другая семья, где она по – настоящему счастлива. Мне и Ване она отдала всю свою душу, молодость и жизнь. Но оказалось, что все это было отдано впустую; мы – неблагодарные дети, не оценили ее жертвенности и теперь ей совершенно безразлично, как мы будем продолжать свое взрослое существование. Она так и сказала – «взрослое существование», абсолютно точно оценив нашу с Ванькой жизнь, не зная всех жутких подробностей.

Она пожелала и мне найти свое настоящее женское счастье, а не цепляться за иллюзию семьи.

Вот такой у нас произошел разговор с мамой. Она даже не спросила, как живет ее обожаемый Ванечка. Просто вымела нас, как мусор, из своей по-настоящему счастливой жизни. Только сказала, что отец наш тоже обрел себя, но каким именно образом произошло это обретение, уточнять не стала.