Kitabı oku: «Жаркий день в Гороховке», sayfa 3

Выверенными движениями Петруша распаковал инструменты, приподнял машину, открутил болты, переставил колесо. Дело спорилось в его ловких руках.

– Вот, принимайте работу, – смахнул пот с лица.

– Как быстро управился, – спасибочки, – просияла я.

Паренек снова отвёл взгляд:

– Так что тут… Я привычный… А вам не следовало бы по ухабам… – Он с уважением посмотрел на автомобиль «Ауди». – Одним нельзя – хулиганы… А сами откуда вы? Не секрет?

– Из Москвы. В отпуск приехали.

– Ой! Из самой Москвы? – не поверил Петруша.

– На кладбище приезжали. К Николаю Журавлёву. Знали такого?

От вежливого «вы» юноша вновь смутился.

– Дядя Коля? Знал, конечно. Он в прошлом году помер. Хороший мужик ушел, жалко очень. А кем ему будете? – Юноша осторожно заглянул в лицо. – Родственники?

– Да-а… – протянула я неуверенно. – Конечно, родственники, – уверенно тряхнула головой. – Кто же ещё? А не знаете, где его семья? Есть ли жена, дети?

– Дети в городе. А тётка Прасковья – жена его то есть – в деревне живёт, недалеко от моей мамки. В Гороховке.

– В Гороховке?

– Деревня так называется. Да вы проезжали мимо.

– Что, и Николай там жил?

– А где же ещё? Там и жил. В колхозе работал.

Мы подъехали к мостику. Антонина вышла из тени. Радуясь дневной передышке в работе, неожиданному приключению, на лугу мирно паслась лошадь.

Я полезла в сумку достать Пете деньги.

Увидев смятую бумажку, паренек возмутился:

– Что вы! Я… Я ж не… – Он быстро-быстро заморгал. Мне показалось, сейчас заплачет.

Я одернула руку. Протянула Петруше рубашку, снова подставив спину солнцу. Мы тепло попрощались с пареньком – почти, как родственники.

По дороге в жёлтых подсолнухах мы снова поехали вдаль. Облака-мячики, похожие на крупный белый горох, двинулись следом.

На указателе «Гороховка» я притормозила. Подумав, решительно повернула в деревню.

Переехав лужок и овраг, мы очутились на центральной улице. Деревянные домики в кружевных ставнях построились перед нами в ряд, прикасаясь друг к другу палисадниками, где полыхали мальвы. Около каждого находилась лавочка.

От жары на улице было безлюдно.

Мы медленно ехали по Гороховке, оставляя за собой густой столб пыли-пудры. Перед нами, шлёпая лапами, не спеша, вразвалочку, шагали гуси. Тревожась, гусыни-мамочки пронзительно вскрикивали и длинными плоскими носами теребили-поторапливали пушистых гусят – невнимательных, нерасторопных.

Мы не хотели пугать птиц и пристроились следом, медленно плетясь за гусиной процессией. Дойдя до перекрёстка, гуси повернули к пруду и освободили нам путь.

Вдруг я увидела на улице босоногого подростка на велосипеде и махнула ему рукой: подожди, мальчик!

– Не знаешь, миленький, Прасковья Журавлева где живёт? – спросила.

– А вон, большой дом у дуба, – показал мальчуган.

– Что? – заговорщически улыбаясь, спросила я и повернулась к Антонине. – Заглянем в гости к Прасковье Журавлёвой?

Она сидела в машине, не издав звука. Казалось, ее совсем не интересует, куда мы направляемся. Главным было движение. Она смотрела по сторонам, любуясь проскальзывающими картинами, о чем-то думала, что-то шептала. Только теперь Антонина поняла, что я задумала.

– Ты хочешь… – Она заволновалась.

– А ты?

– Но что мы скажем? Кто мы такие? Что нам нужно? Не стану же я рассказывать, что умерший муж Прасковьи сто лет назад – в детстве! – подарил мне колечко! – Она возмущённо откинулась на сиденье.

Я не знала, на что мне решиться. Потёрла ладонями руль. Посмотрела на себя в зеркальце. От солнца мое лицо полыхало.

– Мне б только в избе постоять, чтобы воздух вдохнуть… Посмотреть, где спал… Что в окно видел… – казалось, Антонина уговаривала себя. – Может, фотография висит на стене – у меня ни одной нет…

Я уже не раздумывала:

– Все, пойдём! Что-нибудь придумаем. Все, как надо, ляжет. Образуется. Может, и нет Колиной жены дома.

Я припарковалась в тени дерева и вышла из машины.

Снова дохнуло жарой.

– С пустыми руками неудобно, – постояв, нерешительно сказала Антонина.

– Магазин есть в деревне? – крикнула я мальчугану с велосипедом, который стоял неподалеку от нас и с любопытством разглядывал Ауди.

– Там, – указал он на крепкое здание.

Толстая продавщица в ситцевом фартуке отвесила нам из большой коробки конфет.

– Может, сахар возьмём? Сварит Прасковья варенье. Вишня поспела – я в палисаднике видела, – предложила Антонина.

– Берите. Последний мешок остался.

Продавщица подтащила к весам тюк. Её крупная грудь от напряжения дрожала.

– Водитель ушёл в запой. Теперь недели две, считай, подъедать остатки будем.

– А что лучше всего принести в дом? В гостинец? – спросила я.

– Водку возьмите! Самое главное угощенье! В деревне без водки-злодейки нельзя!

Продавщица показала на витрину сверкающих бутылок. Под ними россыпью лежали сникерсы, чипсы и прочая заграничная мишура в пакетиках. А совсем рядом, на соседней полке, покоились гвозди, молотки, инструменты.

– В хорошем доме жил твой Коля!

Я с восторгом смотрела на высокую избу. Мы стояли у ворот крепко слаженного дома.

– И окон как много! Посмотри, и шторки кружевные… Наверное, светло в доме, приятно.

– Работящий Коля был, хозяйственный, – согласилась Антонина.

– Будь что будет! С Богом!

Я взобралась на крыльцо и громко постучала в окно.

В глубине двора лениво подала голос собака.

– Собака во дворе… Раньше в любой дом зайдёшь – ни собак, ни замков… – заметила Антонина.

К нам долго не выходили.

– Наверное, нет никого. Пойдём! – Антонина потянула меня к машине. Мне показалось, малодушно обрадовалась.

– Нет, подождём! – настырно стояла я на своем. – В жару где быть Прасковье? Может, в погреб отошла или на огород.

Я снова настойчиво постучала в раму и увидела, что шторка на окне дёрнулась.

– Дома!

Мы приготовились к встрече.

– Значит так, не забудь, мы с тобой из газеты, – Я стала инструктировать внезапно побледневшую Антонину. – Корреспонденты. Изучаем историю родного края. Хотим написать очерк о Николае Журавлёве. Все запомнила? – Я сурово смотрела. – Ничего не перепутаешь?

Антонина кивнула. От волнения по её лицу поползли красные пятна.

– Не переживай ты так! А то слова забудешь!

– Попробуй не волноваться! Если б в Кремль приехать или в Гранд-опера, а тут – к Прасковье Журавлёвой, в Гороховку! – Из последних сил отшутилась певица.

В сенцах раздались шаги.

– А корреспонденты к своим героям с водкой приезжают? – вдруг прозрела певица и посмотрела на тяжёлую сумку с гостинцами.

Я на секунду задумалась. Уже стукнула входная дверь.

– Это смотря к кому приезжают. А мы-то к самому Журавлёву в гости! Он же не простой колхозник – герой тыла! – сочиняла я на ходу, прислушиваясь к приближающимся к воротам шагам.

– А может, никакой он и не герой. Жил себе и жил, как все живут. Я же ничего о нем не знаю! – запаниковала Антонина.

– Как это не герой! Я фотографию на кресте видела – улыбался. Тебе колечко подарил. Про любовь, ты говорила, молчал – значит, скромный был, сдержанный. Паренёк на телеге Петруша сказал: хороший мужик был дядя Коля. Этого мало? И дом – смотри-ка! Красавец! – Я стукнула рукой по завалинке. – Такие ставни выпилить – из негнущегося дерева! Крючком так не свяжешь. Тебе мало? Про кого ещё писать-то?

– Авантюристка! – прошипела Антонина и широко, радостно улыбнулась в открытые ворота.

В калитке стояла заспанная женщина в ситцевом платье с короткими рукавами. Недоумевая, она смотрела на нас, вытирая скрюченными пальцами опухшие глазки. Платье на ней задралось с боку и едва вмещало пухлые бедра. Неприбранные волосы перепутались. Женщина была босой.

«Чудо в перьях», – подумала я и посмотрела на одухотворённую Антонину, которая во все глаза, волнуясь, смотрела на «чудо».

– Добрый день! Прасковья Журавлева здесь живёт? – спросила я, чеканя слова, вежливо.