Kitabı oku: «Время по деревне ходит не спеша»

Yazı tipi:

ISBN 978-5-0064-1712-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как хорошо здесь, ё-моё, у вас в деревне всё своё!

Если вас пригласили в деревню на майские праздники отдохнуть, шашлык пожарить, то не верьте – это мошенники!

Примерно так думала Лена, когда четыре дня пожила у подруги в деревне. На самом деле не ее позвали на майские в деревню, а она сама напросилась, но смысл этой шутки поняла уже на второй день. А начиналось все так хорошо…

С Ольгой Лена дружила с детства. Ходили в один класс в 5 городскую школу, потом вместе поступили в педагогический ВУЗ на факультет истории. А вот после института дороги девушек разошлись. Лена осталась в вузе в аспирантуре – она мечтала о карьере преподавателя. А Ольга неожиданно для всех вышла замуж и уехала жить в деревню.

Хотя, может для кого-то это и была неожиданность, но Лена всегда знала, что Ольга мечтает жить в сельской местности, потому что до семи лет жила с родителями в деревне и часто вспоминала, как ей было хорошо в детстве. Она и замуж вышла за парня деревенского, он тоже учился в их вузе, только на факультете физмата. Сергей сразу говорил всем, что после учебы пойдет работать в родную школу учителем математики. Ольга, кстати, тоже устроилась работать в сельскую школу вместе с мужем и работала учителем истории.

Лена с Ольгой старалась поддерживать связь. Они часто созванивались, делились новостями из своей жизни. Но все равно постепенно Лена стала чувствовать, что с подругой у них все меньше и меньше общих тем для разговора. Да, она радовалась за Ольгу, когда у той родилась дочка, когда они с мужем построили дом. Но ей были непонятны восторги подруги от покупки коровы или нового мотоблока. «Совсем Ольга деревенская стала. Засосала ее мещанская жизнь»

Ольга несколько раз звала подругу в гости, но Лене все было некогда. А тут вдруг сама захотела повидаться, да и длинные выходные подошли. Лена еще взяла три отгула, чтобы пожить у подруги в деревне целую неделю, на все майские праздники.

Село, где жила Ольга, было в ста километрах от города. Лена домчалась на машине за час. Приехала, правда, уже к вечеру, ничего толком не увидела. Подруга встретила ее радушно, накрыла шикарный стол: тут и соленья-варенья, и выпечка разная, и даже шашлык Сергей пожарил на мангале. Посидели во дворе, под открытым небом. Лена разомлела с дороги да от обильной трапезы, и сидела осоловевшая, смотрела на звездное небо.

– Хорошо-то как у вас! Благодать! Тихо, спокойно, дышится легко. И еда такая вкусная, натуральная. Не то, что у нас в городе, такой обед в копеечку влетит, а у вас всё своё.

Сергей с Ольгой отчего-то рассмеялись, да так, что долго успокоиться не могли.

– А чего я такого сказала? Разве у вас не свои продукты, а покупные? – недоумевала Лена.

– Да всё, так. Просто все гости у нас говорят эту фразу, как сговорились. И продукты у нас, действительно, все свои. Вот шашлык из своей свинки, овощи тоже все свои. Только «своё» – это не значит, что оно в холодильнике само появляется.

Лена тут только поняла, что ляпнула не подумав. А ведь, правда, пусть за деньги и в магазине эти продукты не покупались, но сколько труда вложено, чтобы это «всё своё» на столе появилось. Недаром же говорят, что «В деревне как потопаешь, так и полопаешь».

У Лены родилась в голове интересная идея.

– Оля, слушай, а можно я у вас на эти выходные, поработаю за еду? – со смехом предложила Лена. – Нет, ты не делай такие глаза, я просто хочу для себя эксперимент провести. Я же историк, а как в деревне живут, только по книжкам знаю. Вот и представлю, что я сама в деревне живу и мне надо для своего пропитания всё самой делать. Что там сейчас надо?

Ольга хитро переглянулась с мужем и начала перечислять дела, загибая пальцы.

– Так-то ты очень вовремя. Мы как раз хотели картошку посадить на майские, а раз у нас помощник есть, то еще и в маленьком огороде все -посеем. Еще научу корову доить, как раз она недавно отелилась. За инкубатором последишь, а через два дня цыплята выведутся, и за ними походишь. Не волнуйся – работы найдем!

К следующему вечеру Лена грешным делом думала, как бы ей сбежать домой от «деревенской романтики». Болело всё, что может болеть: каждая жилка, каждая косточка.

«Боже мой, как они тут живут! Это же рабский труд каждый день!» – думала Лена после посадки картошки. Она вспомнила, как с утра собирали пророщенную картошку из сарая, носили ведра в большой картофельный огород. Ольга с Сергеем в две лопаты копали лунки, а Лена старалась успеть за ними обоими кидать картошку. Сначала было легко, но к концу поля, а оно у друзей оказалось почти 25 соток, у Лены отваливались руки и спина.

А еще в течение дня у нее было задание переворачивать яйца в инкубаторе. На вопрос «Зачем это?» Ольга объяснила, что так они имитируют живую наседку, которая постоянно ворошит яйца, чтобы эмбрионы не прилипали к одной стороне скорлупки.

Вечером еще Ольга повела подругу знакомиться с коровой Мартой. На первый раз Лену никто не допустил до дойки, она просто смотрела, как Ольга шустро сцеживает звонкие струйки молока в подойник. А вот напоить маленького теленка Лене разрешили, и это оказалось даже забавно. Телёнок тыкался бестолковой головой в ведро и не знал, как пить. А потом Ольга показала, что надо дать теленку пососать ладошку, смоченную молоком, и потихоньку опускать руку в ведро, и тогда теленок понимает, что в ведре молока больше, чем на руке, и начинает пить.

В первый свой рабочий день Лена рухнула в кровать и не заметила, как уснула. Правда, перед сном Ольга попарила ее в бане, чтобы расслабить кости и мышцы, чтобы они утром не сильно болели. Спала Лена крепко, ни о какой бессоннице, что мучила ее последние годы, она и не вспомнила.

На следующий день по плану были грядки в маленьком огороде. Лена с Ольгой посеяли морковь, свёклу, капусту, редиску и разную зелень. Ольга формировала грядки из вспаханной культиватором земли, а Лене дали задание чертить ровные полоски, и сеять по зернышку крупные семена. Вроде ничего особенного, но это ж посиди над грядками, пораскладывай семечки с равным промежутком. Ноги затекли, спина опять заныла. Да еще и плечи обгорели на солнце – Лена не послушав совета подруги, сняла кофточку, когда солнце особенно стало припекать. Жарко ей, видите ли, показалось. Вот теперь мучайся!

К вечеру начали вылупляться цыплята. И это была волнительная ночь без сна. Лена никогда раньше не видела, как рождается цыпленок. Сначала в яйце появлялась маленькая трещина, потом цыпленок клювом раскалывает скорлупу по кругу. Затем какое-то время отдыхает перед последним рывком. И вот, набравшись сил, он упирается лапками в один конец яйца, а головкой в другой – и вываливается из своего домика! Слабенький, мокрый, но уже через несколько минут обсыхает и встает на ножки.

Ольга пересаживала новорожденных цыплят в отдельную коробку с тёплой лампой, и там они обсыхали, кушали свой первый корм – мелко рубленное вареное яйцо, и устраивались спать, сбившись кучкой в тепле.

За неделю Лена прошла серьезный курс трудотерапии, как шутила подруга. Дела, и правда, никогда в деревне не заканчивались. Огород, цыплята, дойка, переработка молока, сбор яиц, уборка территории, работа в теплице, сбор молодой крапивы для цыплят и поросят, полив грядок, запаривание корма. И так по кругу, каждый день!

– Сейчас-то мы расслабленно живем. Посеяли всё, и отдыхаем. А вот летом и поливки больше, и прополка ежедневная прибавляется, и покос. Осенью скотину колем, куриц. Все это надо сохранить, обработать, заморозить. Зато всё своё! – со смехом рассказывала Ольга.

Уезжала Лена домой со странной смесью чувств. Не сказать, что ей не понравились эти деревенские выходные. Она многое для себя узнала, было много интересных открытий. Трудиться, чтобы было «всё своё», было тяжело, но терпимо. Через несколько дней Лена вошла в нужный ритм и делала все с удовольствием. Но жить так всегда она бы не смогла.

Прощаясь с подругой Ольга сказала.

– Ну, ты это, заходи, если что…

На что Лена со смехом ответила.

– Нет, уж лучше вы к нам. Со «своим»!

Деревенский дурачок Васька- Блаженный

История эта случилась давненько, да и не все помню точно. В каждой деревне, поди, есть такой дурачок.

Без блаженных в нашей жизни никуда. Они и мешаются, вроде, но все же душу высветляют. Вот глянешь на такого – большая детина, а ведёт себя как ребенок. И сам, глядючи на такого, как ребенок на мир хоть на минутку взглянешь.

Помнят многие из деревни нашей Ваську-Блаженного. По неписаному закону Ваську трогать было нельзя – он дурак от Бога, блаженный. Молодой мужчина, среднего роста, хорошо и крепко сложен. Но с детским открытым и чистым лицом, на котором, как весеннее солнышко, постоянно светится улыбка

Васька сирота. Мать-то может и жива, но он не видел ее с самого рождения. Она, как говорит бабка Тоня, сбежала в город, как родила. А отец – сын бабы Тони, замерз спьяну, когда Ваське было всего семь годков.

Существует несколько версий о причине Васькиного слабоумия. Первая: говорят, что Васька родился умным и в пять лет мог читать и писать, и вследствие чрезмерной нагрузки на мозг с ним и приключилось «горе от ума». Вторая – наиболее правдоподобная, – маленького Ваську отец посадил на бак мотоцикла, и целый день катал по округе, после чего малец переболел менингитом, да с тех пор и дурачок.

Как бы то ни было, но ни читать, ни писать Васёк не умел – его умственное развитие навсегда остановилось в раннем детстве. Правда, рисовал, как истинный художник. Хоть углём, хоть карандашом рисовал. Любил узоры разные выводить. Всем друзьям картинки красивые рисовал и раздаривал.

Васька – великовозрастный, вечный ребенок. Он добр, жалостлив и вследствие чрезмерной жалости, плаксив и доверчив. Чем и пользовались некоторые селяне.

– Васенька, голубчик, посмотри, какая у нас беда приключилась, – науськивает ему деревенская баба. – Кошечка у нас окотилась, а молочка-то у нее нет, чем котяточек кормить? У вас-то корова доится? – Доится!

– Вот и славно! Возьми себе котяток, неси домой, а то они у нас погибнут.

Васька, заливаясь слезами сует котят за пазуху. Котята мяукают и царапаются, вонзая Ваське в грудь цепкие коготки, пытаются выбраться наружу. Дурачок, плачет, и, в то же время улыбаясь, целует их в головы и запихивает их вовнутрь, бежит со всех ног домой, чтобы порадовать бабку Тоню.

Но бабка отчего-то такому прибавлению в хозяйстве не очень рада.

– Ой, идиотик! – начинает причитать она. – Ты откуда котят полный дом наволок? Ой, матушка моя родная, он же без ножа меня режет. Кто тебе дал-то их?

Васька начинает сбивчиво объяснять:

– Баба – мордастая, крыльцо – красное, лужа возле дома.

Бабке этого достаточно. – Ага! Значит соседке самой топить приплод не охота, а я, бабка старая, бери грех на душу.

Бабку Тоню в деревне зовут Семижильной. Ей под семьдесят, а она держит полный двор скотины, ни в чем, не уступая молодым. Плюс еще Васёк, который стоит целого подворья. Редко какой день обходится, чтобы с ним не приключилась какая-нибудь история.

– Горе ты моё! Дураков посев! – кричит бабка Тоня. – Ты для чего из покрывалки все цветы повырезал?

– Хотел божницу нарядить!

– Ой, да как же это я ножницы забыла прибрать? Ох, матушки, так он и шторы на бахмару распустил.

Бабка в сердцах отвешивает Ваське подзатыльник. А он, почесывая ушибленное место, заливается слезами:

– Я хотел, чтобы красиво было.

– Красиво! – передразнивает его бабка. – Такую красоту навел, хоть из дома беги. Вон возьми газету, да и вырезай из нее портреты.

А потом видя слёзы родной кровиночки, сжаливается – Ну, ладно, не голоси, христовый – иди конфетку дам.

И вновь, как солнце из-за туч, лицо дурачка озаряет улыбка.

Стоит бабке Тоне прийти в магазин, ее тут же обступают деревенские бабы, в ожидании каких-нибудь смешных рассказов про внучкА. Бабка иногда отмахивается, а чаще охотно веселит публику, что не рассказать, всем же радость и самой общение.

– Чего про него рассказывать. На вид-то взрослая детина, а умом с трехлетнего ребенка. Из дома ухожу, ножницы в сундук под замок, топоры, молотки, пилы, все туда. Пробки выворачиваю – не ровён час, в розетку что-нибудь засунет.

Силов много, а помощь с него какая? Даже за водой послать нельзя: или ведра потеряет, или колонку свернет. Сено, правда, с луга таскат и то под моим присмотром.

Вот говорят, заставь дурака Богу молиться – он лоб расшибет. Так это про Васька. Заставишь его поленницу выкладывать, покажу, как, и стою рядом, – сопит, выкладывает – нравится ему. Но опять, глаз спускать нельзя, он ведь, может ее выложить выше облака стоячего, пока самого, дурака, поленьями не придавит. А утром опять учи всему сызнова – ничего в его голове не задерживается, как вода в решете.

Копать заставлю – копат до первого червяка, будет целый день за ним наблюдать, разговаривать, а если ненароком лопатой разрежет – голосить будет, как по отцу родному.

А уж, жалостлив, беда с ним. Поросенка по осени резать, хоть за тридевять земель веди – узнает, в десять ручьев слезы будет лить, к мясу не притронется. Одно слово, Блаженный. Разве в мои-то годы такую обузу на себя взвалить? Он молодой, здоровый, за ним коню, на четырех ногах не угнаться, а мне каково бабке старой?

Подшучивали над Васькой много и часто. Мужики, было, пытались приучить его курить и пить вино, но чистая, непорочная Васькина душа воспротивилась этому. Сам не пил, и другим пальчиком грозил.

Самое страшное время года для бабки Тони была зима. Зимой за Васькой нужен особенный контроль. Помня о том, что в мороз замерз ее сын, бабка Тоня старалась, по возможности, свести на нет Васькины передвижения по улице. А того словно разжигает затесаться куда-нибудь.

Больше всего Васька любил зимой кататься с ребятами на санках с горы. Ему все равно, с пятилетними ли или семнадцатилетними – Ваське все ровесники. Дурачку не ведомо чувство страха, поэтому его пускают, то с плотины, то специально для него строят какой-нибудь немыслимый трамплин. Блаженный падает, разбивает в кровь лицо, плачет, а через минуту уже тащит и свои, и чужие санки в горку.

Еще зимой Васька очень любил чистить снег. И соседи охотно эксплуатировали эту его страсть в корыстных целях.

– Васенька, милок, беда у меня. Завалило, бабку, снегом. Ни в подвал, ни к корове сходить не могу.

Дурачок хватает лопату и, сопя, погружается в работу. Он очень любил, чтобы его при этом хвалили, и соседи его нахваливали.

– Ох, Васенька, что ж ты молодец. Вот мужик из тебя выйдет дельный, работящий, жена, небось, не нарадуется. Не пьешь, не куришь, и в руках у тебя все горит.

Васька смущенно улыбается, размазывая рукавом по румяным щекам пот.

Недолго прожил Васька-дурачок. Лет тридцать ему всего стукнуло, когда бабка Тоня померла. С похорон всего полгода прошло, ходил неприкаянный дурачок по деревне, от дома к дому. Кто хлебушка подаст, кто колбаски. От голода бы не помер. Да зима пришла, морозы ударили. Не уследили за дурачком – ушел гулять, да и не вернулся. Наутро только нашли его в сугробе с неизменной счастливой улыбкой.

Люди тонут, а вы веселитесь

Наташа собиралась на работу, а душа была не на месте – идет большая вода, соседние деревни уже затопило паводком. Речка Ишим, всегда тихая и спокойная в эту весну поднялась до небывалой высоты. Снега зимой было много, вот и поднялся уровень реки.

Наташе вроде и переживать не надо было сильно. Они тут, как на острове живут, их село высоко над рекой стоит, вода не дойдет. Но душа болела за других. Отец в соседнем селе живет, там одну улицу уже затопило. Пока что до дома отца вода не дошла, но никакой гарантии нет, что этого не случится. Сколько Наташа его к себе ни звала – ни в какую, отец уперся и говорит, что никуда не поедет, будет дома паводок пережидать.

Наташин отец не один такой «упертый» оказался. Каждый день из подтопляемых сел людей эвакуируют, СМС всем на телефон приходит, чтобы были готовы, собирали вещи и документы, а люди из домов не выходят.

Некоторые хитрые сначала едут в пункты временного размещения, отмечаются там, чтобы штрафа за отказ от эвакуации избежать, а потом тихонько к себе домой возвращаются. Во дворах вода, а дома-то повыше – в них можно жить. Уж лучше из двора на лодке выплывать, и в болтониках ходить, чем дом бросать, говорят они.

Их понять можно – жалко без присмотра оставлять то, что наживалось всю жизнь. А вдруг мародеры? Уже случаи были, что оставленные дома вскрывали и все ценное из них выносили. Да и скотину не хочется в общий загон вести – кто за ней там присмотрит?

Наташа и сама, наверное, вернулась бы домой, поэтому отца понимала. У него там дом, мастерская, козы. Как бросишь? Но, всё же, Наташа за отца сильно переживала. И на работу идти не хотелось, не до веселья сейчас, а куда деваться, если работа с весельем связана – работала Наташа в сельском Доме культуры худруком.

С началом паводка мероприятий в ДК прибавилось – помимо основных кружков и плановых праздников добавился детский развлекательный клуб типа школьной продленки. В их селе в школе был организован пункт временного пребывания для эвакуированных, среди них были и дети, которых нужно было как-то развлекать. Вот и приходилось проводить игровые программы, дискотеки и другие развлекашки. Да и в школу Наташа с коллегами ходили, пели песни для эвакуированных, проводили викторины, организовывали настольные игры.

Больше всего среди эвакуированных было людей старшего возраста, одиноких стариков, у которых не нашлось никаких родственников на «большой земле». Им было тяжелее всего – ведь они бросили родные дома, которые сами строили, в которых прожили всю жизнь. И теперь неизвестно, когда они вернутся домой и в каком состоянии будут эти дома. Обещали выплаты за подтопленные дома, только сколько этих выплат будет, никто не знает.

Но старики старались не унывать, подбадривали друг друга и с благодарностью принимали работников ДК с такими мини-концертами.

Но среди эвакуированных нашлись пара бабулек, которые были вечно всем недовольны. Они ходили и ворчали, что их плохо кормят, что спать невозможно ночью, потому что кто-то храпел, что пока они тут сидят взаперти, их дома разворуют. И от них каждый раз Наташа с коллегами слышала ругань, мол «Люди тонут, а вы тут веселитесь! Лучше бы шли дамбу строить. Песни они тут поют. Чё веселитесь? Горе у людей. Тьфу, совести у вас нет!»

Наташе было обидно до слез слышать эти слова. Как будто ей легко дается это веселье? Она ведь тоже не железная, людей жалко, скотину жалко, но работа есть работа.

Она понимала, что это просто такие злые люди, и они всем настроение портят, по-другому они не умеют. Но последние дни нервы были ни к черту, и нет-нет да мелькнет мысль, а вдруг бабульки правы. Может не песни надо петь, а идти помогать выкладывать насыпную дамбу? Или на свои деньги покупать вещи для пострадавших.

Вот только здоровье Наташи не позволяло таскать мешки с песком, а денег хватало на жизнь впритык от зарплаты до зарплаты. Снять бы последнюю рубашку, так ведь и детей по миру пустишь.

Одна женщина, видя, как Наташа реагирует на ругань, подошла к ней и тихонько стала выговаривать.

– Наташенька, да не слушай ты этих змеюк. Всем тяжело, и сейчас очень сильно проявляется характер у людей. Что у них внутри, то и выплескивается наружу. А для них еще и свободные уши нашлись, вот и отрываются, выплескивают свой яд. Мы тут от них все вешаемся, и родные от них давно уже сбежали, а вы вот под руку подвернулись. Понимаю, что ты все близко к сердцу принимаешь, но таких слушать не надо. Ты лучше смотри, как другие люди оживают, глядя на вас, как они вам подпевают. Это же счастье, что вы можете людям поднять душевный настрой, они от мыслей тяжелых отвлекаются, глядючи на вас.

Мне отец рассказывал, что когда на вoйнe был, то его как талисман в разные отряды приглашали, поднять боевой дух солдат. Он у меня гармонистом был и песен много знал. Голосище у него был звонкий, задорный. И было у него одно правило – петь только радостные песни перед боем. Кто-то скажет, что вроде вoйнa – не место для веселья. Но отец всегда говорил, что горю поддаваться не надо. Жить надо, пока живется. Дух сильнее плоти. А ослабнет дух, и тело сломается.

В нашей жизни все что угодно случиться может в любой момент, и думать об этом, так ложись и помирай. Каждый должен делать то, что в его силах. Можешь физически помогать – помогай. Можешь деньгами людям помочь – тоже хорошо. А вот ты песнями, и это дороже любых денег. Так что, милая, слава Богу, что есть такие, как вы! Пой, деточка, а мы будем жить и радоваться!