Kitabı oku: «Дом железных воронов», sayfa 5
Глава 10
Я так погружена в свои мысли, что едва замечаю, как мы пересекли канал, пока не оказываюсь на причале. Джиана хватает меня за плечо и оттаскивает от мужчин, привязывающих судно.
– Что с тобой происходит?
Как бы я хотела рассказать ей, но, очевидно, я бы прокляла этим кучу незнакомцев.
Я перестаю покусывать губу.
– Просто задумалась… о всяком.
– Всякое – это Энтони? – Ее глаза горят. Я не могу сказать, беспокойство это или веселье, я знаю, что это совершенно не одно и то же, но мой разум не способен сейчас различать оттенки чувств. – Если ты не хочешь заходить дальше, скажи ему. Он один из немногих, кто прислушается.
Свидание с Энтони – последнее, что у меня на уме, но теперь, когда она напомнила о нем, наш поцелуй и продолжение, на которое рассчитывает Энтони, занимают центральное место. Через плечо Джианы я наблюдаю, как он выходит из своей лодки с изяществом опытного мужчины, привыкшего существовать между сушей и морем. Он ловит мой взгляд, но не улыбается. Как и я, он был на взводе с тех пор, как мы покинули Ракс.
Перевожу взгляд на Джиану:
– Я не уверена в том, чего я хочу. – Ну, кроме того, что я бы отмотала весь этот вечер назад. Всю эту неделю.
Я бы хотела, чтобы мама никогда не упоминала Бронвен и я никогда не отправлялась на ее поиски, потому что слепой женщине удалось и одурманить мой разум, и выбить меня из колеи. Могу ли я, полукровка, законно стать невестой Данте благодаря охоте за сокровищами?
Бронвен попросила меня не рассказывать ни о поисках, ни о ней, но она не говорила, что я не могу спрашивать о статуях.
Я поднимаю глаза к небу, полному мерцания звезд:
– Джиа, есть ли в королевстве кузнецы, которые работают с железом?
Она склоняет голову:
– Только один, в Изолакуори, поставляет стальные клинки военным.
Мой пульс учащается. Бронвен сказала, что первая железная птица – в Изолакуори. Может ли она быть в той кузнице?
Я хмурюсь, когда до меня доходит – только чистокровные фейри могут жить в Изолакуори, но фейри не могут работать с железом.
– Кузнец – фейри?
– Нет. Он человек. Фейри не могут прикасаться к железу.
– Он живет в Изолакуори?
– Как и короли. Из поколения в поколение. – Она прищуривается. – Откуда такой внезапный интерес к кузнецам?
За ней взлетает стая уток с бирюзовым оперением, вода стекает с их крыльев, подобно бриллиантам, забрызгивая змея, потревожившего их покой.
– Может быть, мне нужно оружие? Ведь девушка должна себя чем-то защищать, правда?
Голос Джианы опускается до жесткого шепота:
– Дардженто обидел тебя?
Я поражена ее предположением.
– Нет. Я клянусь, он ничего не сделал.
– Что здесь происходит? – Энтони подкрадывается к нам.
– Ничего, – бормочу я одновременно с тем, как Джиана говорит:
– Фэллон хочет приобрести оружие. Железное.
Я впиваюсь зубами во внутреннюю сторону щеки. Почему она взяла и рассказала ему? Я могла бы не заострять на этом внимание, но я говорю:
– Верно. Да. Я бы чувствовала себя в большей безопасности.
Энтони смотрит на Джиану. После долгой паузы его взгляд возвращается ко мне.
– Владение чем-либо железным – смертный приговор. И, учитывая твою историю со змеями, это будет не прогулка по доске22.
– Я в курсе. Глупая идея. – Которая никуда меня не привела. Или, точнее, не привела в Изолакуори, куда мне все равно нужно попасть. – Пожалуйста, забудьте об этом.
Они обмениваются еще одним долгим взглядом, который заставляет меня выгнуть бровь, потому что в нем чувствуется нечто большее, чем просто беспокойство: в нем чувствуется молчаливое согласие и общий секрет.
Риччио и Маттиа неторопливо подходят к нам, оживленно болтая о своих успехах среди человеческих женщин. Риччио хлопает веснушчатого Маттиа по спине. Должно быть, он дразнит двоюродного брата, потому что вечно загорелое лицо Маттиа кажется румянее, чем обычно.
– Как насчет того, чтобы зайти и пропустить по стаканчику на ночь? – Джиана тянет золотую цепочку на шее, из-за корсажа появляется ключик от двери таверны.
Риччио и Маттиа с готовностью следуют за ней.
Энтони склоняет голову набок:
– Чем бы ты хотела заняться, Фэллон?
Если я сейчас пойду домой, я столкнусь с Нонной, которая почувствует мое смятение и потребует объяснений, эта женщина знает меня вдоль и поперек. Если я задержусь еще на час или два, вероятность того, что она будет спать, возрастет.
Стоп… Энтони же не предлагает проводить меня домой, не так ли?
Я вытираю липкие ладони о юбку.
– Я не готова идти домой. – Ни к нему, ни к себе.
Он кивает в сторону таверны:
– Тогда после тебя.
Я иду впереди него, грязь на подоле платья оттягивает ткань.
– Запри дверь, – говорит Джиана, пока Риччио, единственный фейри огня в компании, зажигает фитили на нескольких масляных лампах.
В Тарелексо так пусто и тихо, что кажется, будто мы пятеро – единственные живые фейри во всем королевстве. Даже спрайты, обычно жужжащие вокруг причала, отсутствуют.
Потому что все во дворце.
Дворец, который мог бы стать моим.
Я – королева…
Так нелепо звучит.
И все же… и все же я могу представить себя рядом с Данте, и не то чтобы мне не нравилось об этом мечтать.
Моя задумчивость достигает невероятных размеров, когда я помогаю Джиане отнести пять бокалов на круглый стол в задней части таверны, отделенной от окон и остальной части зала занавеской. Я сажусь между Энтони и черноволосым Риччио.
Я помню, как он еле плелся обратно к судну, а сейчас первым хватает бокал вина фейри и залпом осушает его.
– Твои манеры ужасны, Риччио. – Энтони подцепляет ножку другого наполненного бокала и ставит его передо мной. – Дамы всегда на первом месте.
– И он удивляется, почему тебе достается все веселье, а ему – крохи. – Я уловила намеки Маттиа, но мои мысли заняты птицами и Данте, поэтому не краснею.
Железные вороны. Железные вороны. Железные…
Что-то щелкает.
– Ведь вы все сражались в битве Приманиви?
Вопрос лишает моих соседей по столу и дыхания, и улыбок. Они оглядывают друг друга, губы бескровные, шеи напряженные, позвоночники прямые.
– Я нет. – Джиана первой возвращается к жизни, наклоняясь над столом, чтобы долить всем вина. – Женщин не берут в солдаты, забыла? Мы слабый пол.
Ни ее сарказм, ни ее острая ремарка не ускользнули от меня. Неравенство между полами так же нелепо, как и неравенство между расами. Как бы мне ни хотелось подробно обсудить и то и другое, у меня есть более насущная проблема.
– Но ты была поблизости, верно, Джиана?
В ее глазах и в голосе настороженность.
– Да…
– В школе рассказывали, что племена снабдили своих птиц железными когтями и клювами, чтобы превратить в оружие.
Никто не произносит ни слова.
– Была ли какая-нибудь из птиц полностью закована в железо?
Энтони хмурится, кривя губы.
– Закована?
– Доспехи, – поясняю я. – Полностью в доспехах.
– Доспехи для птиц? – Маттиа опирается руками, покрытыми светлыми густыми волосками, на круглый деревянный стол – клянусь, этот мужчина наполовину кабан.
Риччио ухмыляется:
– Я-то думал, единственное, что ты попробовала в Раксе, – это слюна Энтони.
Мои щеки покалывает от стыда.
– Оставь ее в покое, Риччио. И – нет. – Энтони наклоняет голову в разные стороны, шейные позвонки хрустят, как будто его тело сильно напряжено. – Только их клювы и когти были из железа.
Могла ли Бронвен назвать их железными воронами? Или я должна найти статуи, сделанные в честь смертоносных птиц?
– Кто-нибудь из них выжил?
– Те, кто выжил, слетелись в Шаббе, – говорит Риччио.
Я вздрагиваю:
– Шаббе?
– Ну, знаешь… тот крошечный остров на юге, который наш дорогой и справедливый король возжелал завоевать и сделал все или почти все ради этого. – Я так понимаю, Риччио действительно не нравится Марко.
– Я знаю все об этом королевстве.
Он кладет руку на спинку стула и поворачивается ко мне лицом.
– Правда?
– Да. Правда. Я знаю, что они дикари, которые ненавидят фейри и используют людей в качестве рабов, что побудило короля Косту воздвигнуть защитные стены вокруг их острова, чтобы защитить от них Люче. Что ознаменовало триумфальное окончание Магнабеллума. Великую войну между Люче и Шаббе, которая велась пять столетий назад. Знаю, что они практикуют магию крови, которая окрашивает их глаза в розовый цвет. Я также знаю, что только женщины обладают силой.
Я обмакиваю палец в вино и провожу им по ободку своего бокала.
– Я не знала, что вороны слетелись к их берегам. – Тихий гул поднимается от стекла и пронизывает зловещую тишину. – Я понимаю, что оставаться в Люче они не могли, но почему не перебрались на восток, в Неббу? Я слышала, там невероятные леса и горы.
– Вороны отправились в Шаббе, потому что шаббины почитают животных. – Серые глаза Джианы отливали серебром в свете масляной лампы.
Мой палец застывает на середине круга. Ее откровение не заставляет меня внезапно почувствовать родство с ними, но оно заставляет усомниться в их варварстве.
Стул Риччио скрипит, когда он откидывается на него. Он вертит в руках бокал с вином, заставляя пузыриться сладкий напиток.
– Почему такой интерес к воронам?
Я вытираю мокрый палец о юбку.
– Потому что я была впервые в Раксе, и я помню, что кое-кто из людей помогал горному племени, – говорю я. – И вот я задумалась о Приманиви.
Риччио медленно кивает.
– Все те, кто помогал нападавшим, Фэллон… они пошли на дно вместе с племенем. Буквально.
– В смысле?
Маттиа постукивает костяшками пальцев по исцарапанной столешнице:
– После Приманиви Марко заманил несогласных на галеон, который потопил у южного побережья Люче, на кладбище лодок.
Мое сердце стучит так, что кажется, сейчас пробьет косточки корсета.
– Кладбище лодок?
Риччио наблюдает, как Джиана наполняет его бокал, и все же кажется, что он за много миль отсюда, плывет по течению Марелюче.
– Морские течения настолько дикие, что разобьют вдребезги любой корабль, который окажется в этих водах.
– Марко скормил их змеям? – задыхаюсь я от ужаса.
– Почему ты так удивлена? – Маттиа выходит из оцепенения. – Реджио всегда избавлялись от врагов таким способом.
Маттиа бросает взгляд на стену, за которой пристань. Думаю, он беспокоится, что кто-то может подслушивать, прежде чем произнести:
– Интересно, затащили бы змеи тебя в свое логово, Фэллон?
Джиана шипит:
– Не говори таких вещей, Маттиа. Даже не думай о них. – Она опускает большой палец в лужу пролитого вина, затем оставляет на его губах рубиновую каплю – традиция фейри, чтобы произнесенные слова не сбылись.
– Я знаю, все думают, что я могу зачаровывать зверей, но это неправда. – В который раз я повторяю ложь Нонны. – В тот день в канале змей напал на меня.
Маттиа тыкает в меня пальцем:
– И все же ты жива.
– Потому что он был подростком. Это единственная причина, по которой я все еще дышу.
Энтони сжимает под столом мое дрожащее колено.
– Больше никаких разговоров о змеях, воронах или войнах, хорошо?
– Да, да. – Маттиа поднимает бокал.
Рука Энтони остается на моем колене, меня это не успокаивает, но, кажется, успокаивает его, поэтому я позволяю его ладони задержаться.
Пока кузены обсуждают рыбные места и женщин, Джиана исчезает на кухне, чтобы принести еду.
Хотя я стараюсь сосредоточиться на беседе, то и дело мысленно возвращаюсь к пророчеству Бронвен. Почему пять воронов? Могли ли они оказаться в ловушке в Люче?
Однако прошло уже более двух десятилетий. Как долго живут вороны? Котел, надеюсь, я не ищу трупы.
Я мечтаю записать все, что я узнала, но идея, безусловно, ужасная. Вместо этого я запускаю мысли по кругу в своей голове. И в какой-то момент меня осеняет мысль.
Выжившие вороны слетелись в Шаббе.
Шаббины любят животных.
Я ударяюсь коленом о нижнюю часть стола. Что, если искомые реликвии имеют отношение к Шаббе? Что, если Бронвен – шаббинка?
Энтони шепчет мне на ухо:
– Я тороплю события?
Я поворачиваюсь к нему, радуясь, что он подумал – я так реагирую на его заигрывания.
Рада, что он не пытается прочитать мои мысли.
Рада, что он не может.
Я натягиваю робкую улыбку:
– Немного.
Он целует меня в уголок губ и снова кладет руку мне на колено, где она остается до тех пор, пока взбудораженные Марчелло и Дефне не возвращаются из Изолакуори с мерцающими, как звезды, глазами.
Они принимаются описывать пир, и мое настроение портится.
Протрезвев, я встаю и шепотом желаю всем спокойной ночи.
Энтони, в свою очередь, встает и настаивает на том, чтобы проводить меня домой. Поскольку на улице все еще темно, я особо не сопротивляюсь. По правде говоря, я рада компании. Энтони, может, и не Данте, но я ему доверяю.
Пока мы прогуливаемся вдоль канала, я задаю вопрос, который не давал мне покоя в течение последнего часа.
– Я знаю, что защитные стены вокруг Люче не позволяют шаббинам проникать в наши воды, но что, если они уже здесь?
Он застывает, его пальцы на моей пояснице напряжены.
– Стражи бы вышвырнули их. Магия напитывает их кровь и насильно утягивает их тела обратно.
Вот и подтверждение моей теории о том, что Бронвен – шаббинка.
Когда мы снова начинаем идти, я говорю:
– Марко должен был отправить Данте в Шаббе вместо Глейса.
Энтони хмыкает:
– Если бы он хотел смерти брата.
Я делаю глубокий вдох:
– Почему ты так говоришь?
– Потому что Коста убил дочь королевы и использовал ее кровь, чтобы создать магический барьер между их островом и остальным миром.
У меня падает челюсть.
– Шаббины ненавидят Реджио так же глубоко, как Реджио ненавидят шаббинов.
В таком случае шаббины не помогут Данте завоевать трон.
Я возвращаюсь к исходной точке. Меня утешает только то, что теперь у меня в руках больше информации. Хотя пока трудно понять, как пять птиц приведут Данте к трону.
Энтони сжимает мою талию:
– Скоро придет день, когда мы помиримся.
Я хмурюсь, потому что не осознавала, что мы воюем.
Глава 11
Энтони весь вечер вел себя безупречно, так почему же мне кажется, что я изменяю принцу с этим красивым рыбаком? Потому что Бронвен заронила в меня зерно надежды, что нам с Данте суждено пожениться?
Звезды сегодня такие яркие, что цветущие виноградные лозы, вьющиеся по стенам моего лазурного дома, напоминают мишуру, которой наряжают Люче, когда выпадает первый снег, и сохраняют до первого цветения. Йоль23 – время года, которое я люблю больше всего, и не потому, что я родилась в самый короткий день в году, а потому, что праздничный дух витает над всеми лючинцами и все сияет, даже самый темный канал.
Когда мы уже у дома, Энтони, который приобнимал меня за талию всю дорогу из таверны, проводит ладонью вверх по моему позвоночнику. Он нежно сжимает мой затылок и запрокидывает мою голову назад. В сотый раз я выталкиваю Данте из мыслей, потому что не Данте сделал сегодняшний вечер особенным.
Я медленно вдыхаю и выдыхаю, ожидая, когда губы Энтони опустятся на мои, но он не целует меня, просто смотрит с таким напряжением, от которого меня бросает в жар.
Я пытаюсь прочесть по выражению его лица, о чем он думает, но он так сосредоточен, что в конце концов я сдаюсь и шепчу:
– В чем дело?
– Я все еще пытаюсь осознать, что губы Фэллон Росси прикасались к моим сегодня вечером, и не во сне, а наяву.
Мое сердцебиение ускоряется.
– Я тебе снюсь, Энтони?
– Каждую ночь с тех пор, как я вылил на тебя тарелку с рыбой.
Ах, наша первая встреча была обыденной, но в то же время с остринкой. Едва я переступила порог «Дна кувшина», как Сиб сморщила нос и указала на свою комнату на верхнем этаже таверны. Мне пришлось идти в ее ванную и переодеться.
– Это было три года назад… Конечно, я не досаждаю тебе каждую ночь.
– Ты не досаждаешь, а украшаешь.
Должно быть, он преувеличивает, поскольку они с Сибиллой переспали в прошлом году. Не говоря уже обо всех других женщинах, с которыми я его видела. Он не может думать обо мне, лежа рядом с ними. Даже во сне.
– Не нужно обаятельной лжи, Энтони; ты уже завладел моим вниманием.
Его кривая улыбка исчезает.
– Это не ложь.
Это потому, что я отказала ему. Трудности подстегивают одержимость. Мне это знакомо. За исключением того, что теперь, по словам сумасшедшей леди в Раксе, я могу заполучить Данте.
Я мысленно разбираю имя принца на буквы и выбрасываю, чтобы легкий теплый ветерок унес их от меня, затем хватаюсь за воротник рубашки Энтони и притягиваю его ближе. Он толкает меня спиной к входной двери, прижимая все твердые выпуклости своего тела ко всем мягким впадинам моего.
– Боги, что я хочу сделать с тобой, Фэллон Росси. – Он проводит костяшками пальцев по изгибу моей шеи к выступу ключицы, затем скользит ими вверх по шее, приподнимая подбородок так, чтобы наши губы оказались на одном уровне.
От его слов у меня закипает кровь. Я хочу знать, что именно он хочет сделать. Хочу испытать все это на себе, но никак не могу привести его домой, там мама и бабушка. Стены слишком тонкие, а Энтони слишком крупный, чтобы пройти незамеченным.
Мне двадцать два, но все равно я не чувствую себя достаточно взрослой, чтобы приводить парня домой. Интересно, когда я пойму, что уже можно? Когда мне перевалит за сотню?..
Энтони упирается ладонью в деревянный косяк над моей головой и прижимается лбом к моему лбу. Тяжелый судорожный вдох спустя наши губы соединяются, и его умелый язык – ох! – заставляет меня стонать. Его бедра прижимаются к моим в медленном страстном танце, от которого тепло разливается по всему телу.
Сегодняшний вечер кажется нереальным. Нежная мечта, которая испарится, как утренняя роса, с первыми лучами солнца.
Энтони прихватывает зубами мою нижнюю губу, дразня, покусывая, как будто напоминая мне, что он настоящий. Что это действительно происходит. Что мы действительно происходим.
Еще одну страстную минуту спустя я отрываюсь от него.
– Энтони, мы должны…
Дверь за моей спиной открывается, и мы падаем. Каким-то чудом, и этим чудом является ладонь Энтони, мы не разбиваемся о пористые плитки.
– Buonsera24, синьора Росси. – Шея и подбородок Энтони заливаются краской.
Нонна прищуривается, смотря на его лицо, а затем на руку, обвивающую мою талию, которую он отдергивает, как ребенок, пойманный на краже конфет из банки.
– Добрый вечер, синьор Греко.
Он проводит ладонью по лицу, словно пытаясь прикрыть румянец.
– Энтони просто провожал меня домой, Нонна. – Возможно, потому, что это моя бабушка, или, возможно, потому, что кожа Энтони в таких же красных пятнах, как кожа Маттиа, я не могу сдержать улыбки. – Не нужно устраивать ему допрос с пристрастием.
– Провожал тебя домой, говоришь? – Ее взгляд не смягчается. – У вас двоих были проблемы с поиском дверной ручки?
Моя улыбка становится еще шире.
– Мы еще не приступили к ее поискам.
Она бросает на Энтони сердитый взгляд, такой же крепкий, как чай, который она заваривает утром и вечером.
Я больше не улыбаюсь:
– Прекрати, Нонна. Энтони не сделал ничего плохого.
Внимание бабушки наконец переключается с бедняги на меня.
– Где ты была всю ночь, Фэллон? – Ее глаза такие же темные, как лес на материке, а кожа под линией ресниц более темного лавандового цвета, чем обычно.
Я поворачиваюсь к Энтони и быстро шепчу:
– Иди.
Он не уходит. Во всяком случае не сразу. Но в конце концов понимает, что это лучший, даже единственный вариант. В дверях он задерживается.
– Спасибо за сегодняшний вечер. – Он больше не краснеет. Он выглядит чрезвычайно трезвым и чрезвычайно обеспокоенным тем, что оставляет меня разбираться с бабушкой в одиночку.
– Увидимся завтра.
Еще один удар сердца в оглушительной тишине.
Второй.
А затем дверь с приглушенным щелчком закрывается.
– Где ты была? – Нонна кутается в шаль, чтобы защититься от холода, который по ночам поднимается с канала.
– Я была с Энтони.
– Где?
– Мне больше не тринадцать, Нонна.
– Где?
– В таверне.
Она окидывает взглядом мою юбку.
– Я и не знала, что в таверне такая грязь.
Я задерживаю дыхание, пытаясь придумать ложь, в которую она поверит.
– Энтони пригласил меня на свою лодку, а рыбацкие лодки не особенно чистые.
– Я не знала, что он ловит рыбу в грязи.
Я злюсь. Бабушка всегда оберегает меня, но сейчас заходит слишком далеко.
– Я не была в Изолакуори, если это то, о чем ты беспокоишься.
– В Изолакуори нет грязи, так что нет, не об этом я беспокоилась. Единственное место, где есть грязь, – это Ракс. – Тишина, которая разливается между нами, такая громкая, что давит на мои барабанные перепонки. – Скажи мне, что ты была не там.
Я могла бы продолжать лгать, поскольку никакое количество соли на моем злом языке не выдало бы обмана, но я предпочитаю правду:
– Я была. Я отправилась туда. И это было потрясающе. Знаешь, что еще я сделала сегодня вечером? Я поцеловала Энтони. И поскольку ты хочешь знать все о моих делах, после того как мы вернулись из земель смертных, я пошла в таверну выпить с Джианой и членами команды Энтони, прежде чем он проводил меня домой и снова поцеловал.
Рот Нонны кривится, когда я все выкладываю.
– Вот. Ты в курсе всего, что связано с Фэллон. А теперь я могу идти спать или тебе нужны подробности? – Сердце колотится о ребра, и хотя часть меня осознает, что я веду себя неуважительно, другая часть напоминает, что я имею право на личную жизнь.
– Ты спала с ним? – Бабушка так морщит лоб, что внезапно выглядит на все триста сорок семь своих лет.
– Вот уж это точно не твое дело, Нонна, но нет.
– У Энтони определенная репутация.
До этого я еще сдерживалась. Теперь же с языка срываются дерзкие слова:
– И у женщин Росси тоже. Я думаю, мы с Энтони идеально подходим друг другу. Тем более что он не принц. По крайней мере сейчас я не перегибаю палку, верно?
Я наблюдаю, как каждое мое слово отражается на бабушкином лице, затем поднимаюсь по лестнице и захлопываю за собой дверь, не заботясь о том, причинила ли я ей боль, разбудила ли мать.
Если бы только у меня были средства уехать, средства жить так, как мне нравится, а не так, как нравится всем остальным.
Я думаю об Энтони и его предложении пожениться, а затем о Бронвен и ее пророчестве. Хотя оба варианта освободили бы меня от гнета бабушки, но оба связали бы меня по рукам и ногам.
Я ненавижу то, насколько ограничен выбор у женщин. Может быть, отважиться и пересечь южные моря, сбежать в Королевство Шаббе?
Я представляю, как преодолеваю чары и причаливаю к острову розового песка.
А потом вспоминаю, откуда такой цвет…
По словам моряков, часто посещающих «Дно кувшина», это гиблая земля, где белые пляжи порозовели от пролитой сто лет назад крови фейри и людей и где жители обитают в грязных хижинах, а мужчин кастрируют за самые незначительные проступки.
От этого образа у меня сводит живот, а желание сбежать исчезает. Люче, может, и далеко до совершенства, но это мой дом.
Здесь мой народ. Мои друзья. Мой змей.
И, может быть… только может быть… мой трон.
