Цветы раскрылись по склонам гор, Как взоры, полные слез, И с тихим ветром в ночной простор Стенанье их понеслось:
«О, горе, Ануш, о, горе, наш друг! Любви твоей жалко нам… О, горе, Саро, о горе, пастух! Любимым твоим горам!..»
«О сестры! скал и родников Прелестные ду’хи – сюда!..» Так хором скорбных голосов Звучала всю ночь высота.
Волшебный зов, с угрюмых круч Летящий к лугам в росе… Но, лишь заиграл первый луч — Незримо исчезли все,
Спрятались в дуб толстоствольный, В холодные ручейки, Канули в пенные волны, Летящей со скал реки…
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
I
Лори меня вновь неустанно зовет, Тоска по отчизне мне сердце томит. И властно расправила крылья, и вот Душа моя к дому родному летит. А там, перед отчим сидя очагом, С тоской и надеждой давно меня ждут И, слушая вьюгу в ночи за окном, О витязях древних беседу ведут. Туда – где гора над горою встает, Где по небу горы ведут хоровод,
Где пьяные горы встают поутру, Как гости, на свадебном буйном пиру Плясавшие, пившие целую ночь, Когда стародавние богатыри Дэв-Бед и Дэв-Ал Арагацову дочь, Украв, привезли в неприступный Лори.
II
Эй! горы зеленые, детства друзья! Опять я вас вижу, и вспомнилась мне Счастливая ранняя юность моя! Любимые лица прошли, как во сне, Прошли, будто множество ярких цветов, Что прошлой весной здесь на склонах цвели, Прошли, как ручьи прошлогодних снегов, — Но снова взываю я к ним издали… Вы – первые воспоминания! вам Привет моей осиротелой души! Вас ищет она по горам и холмам, Взволнованным голосом кличет в тиши! «Из тьмы, из могилы вставайте опять, Хочу вас увидеть, услышать, обнять!» И снова дышите весной бытия, Чтоб высшей отрадой наполнился я.
III
Из темных пещер, с обомшелых громад Утесов, из чащи безмолвных лесов, Сквозь годы, как эхо, – я слышу – звенят Далекие звуки родных голосов. Вновь крики кочевья звучат издали, И вновь над шатрами дымки расцвели. И бодро встают из предутренней тьмы Знакомцы, и прошлое снова живет. А там, где росою дымятся холмы, Чу! – слышишь? – пастух в отдаленьи поет:
IV
«Эй, сиди в шатре, девушка, молю! Закружила ты голову мою. Я забыл покой, как ашуг пою. С песней, как в бреду, По лугам иду. Бросил я овец, За тобой бреду.
Ты огнем любви сердце мне сожгла, Нитями волос ноги обвила. Я умчу тебя силой из села, Эй, девушка гор, Красавица гор, Смуглая краса, Черная коса!
Коль не суждена ты мне никогда — Не стерплю тогда, кровь пролью тогда, В горы я уйду, сгину без следа! Эй, полночь – глаза! Эй, море – глаза! Погублю себя Я из-за тебя!»
V
Саро молодой на склоне поет, — Не может Ануш в шатре усидеть. «Ты знаешь, нани1, нас кто-то зовет… Ну, слушай, нани… Ну, дай поглядеть!» «Довольно, Ануш, в шатер свой войди! Ведь девушка ты, спокойно сиди. Увидят тебя – осудит народ, Худая молва повсюду пойдет». «Нани, погляди-ка, на склоне другом Щавель, как ковер, зеленеет кругом. Пусти погулять ты дочку свою, Нарву щавеля, «Джан-гюлум» спою». «Ты что потеряла, негодная, там? Что тянет тебя к молодым пастухам? Сиди-ка в шатре да за дело берись, Будь скромной! ведь ты уж невеста! Стыдись!» «Ой, сердце мое беспокойно давно, Нани, и томится и ноет оно, То вдруг окрылится и рвется тогда Не знаю – куда! Не знаю – куда! Нани-джан!2 Нани! О, как же мне быть? Покоя мне нет, что сделать с собой? Нани-джан! Нани! позволь же сходить С подругами мне – к ручью за водой!..»
VI
В ущелье девушки толпой С кувшинами бегут, Смеются, шутят меж собой, И на бегу поют: «Сквозь тучи падает поток В кипучем серебре; Чей яр3, печален, одинок, Рыдает на горе?
Эй, воды снеговых вершин, Спадающие с гор, Бегущие по дну долин На луговой простор!
Видали ль яра моего? Напился ли мой яр? Прошла ли боль в груди его — Бессонный сердца жар?»
«Твой яр, огнем любви спален, Пришел, воды испил; Как жаждал он! – Но жажды он Водой не утолил…»
«С вершин бежит поток седой В кипучем серебре… Ах, то – мой яр, то – милый мой Рыдает на горе!..»
VII
И в сердце у матери выросло вдруг Глухое сомненье, неясный испуг… «Давненько Ануш кувшин свой взяла, Спустилась к ручью – и все не пришла… А тучи сгустились, окутали высь, В ущелья забились, друг с другом сплелись. И – страшно! – беды не случилось бы с ней, Немало ведь бродит недобрых людей… Ануш, ох, бессовестная!» – И встает Старуха и к краю ущелья идет. И, ко лбу ладонь прислонивши, кряхтя, Бесстрашное кличет и кличет дитя: «Эй, дочка, срамница! Что делаешь ты В овраге одна средь такой темноты; Глянь – тучи какие, гроза на пути! Ты что потеряла, не можешь найти?
Ты слышишь, Ануш? Эй дочка Ануш!» — И бьет по коленям и охает: «вуш!» Над пропастью мать, растерявшись, сидит И вниз, с омраченной душою глядит…