Kitabı oku: «Как нашли убийцу? Каждое тело оставляет след»
Patricia Wiltshire
The Nature of Life and Death: Every Body Leaves a Trace
© Иван Чорный, перевод на русский язык, 2020
© Давлетбаева В. В., художественное оформление, 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Я посвящаю эту книгу своей дорогой бабушке Вере Мэй Тили (урожденной Гоу), которая подарила мне много любви и научила не бояться невзгод
1. Начало
Представьте на мгновение, что вы прогуливаетесь по зимнему лесу. Под ногами проминается земля. Вдруг вы что-то замечаете – нечто неуместное, совершенно неестественное в низине рядом с протоптанной тропинкой. Возможно, вы выгуливали собаку (именно так начинаются множество историй). Возможно, ваша собака бросилась в подлесок и заскулила. Вы пробираетесь сквозь заросли, испытывая зловещее предчувствие и, посмотрев вниз, понимаете, почему… потому что перед вами, там, где собака разрыла землю, обнажилась безжизненная человеческая рука, выделяющаяся своей бледностью на фоне черной земли.
Еще совсем недавно при изобличении виновника преступлений приходилось рассчитывать только на показания свидетелей или признание обвиняемого. В недалеком прошлом из-за отсутствия каких-либо улик, позволяющих опознать жертву или связать ее с возможным подозреваемым, обнаруженное в такой неглубокой могиле тело навсегда могло остаться загадкой. Время, между тем, не стоит на месте, и развитие криминалистики набирает обороты.
Про отпечатки пальцев известно каждому, их удавалось обнаружить даже на доисторических гончарных изделиях. В древнем Китае и Ассирии отпечатками пальцев владельцы помечали свои глиняные артефакты, а позже их начали ставить и на документах. Во время работы в британской администрации в Индии с 1858 года сэр Уильям Гершель настаивал на том, чтобы помимо подписи на гражданско-правовых договорах непременно ставились и отпечатки пальцев. Дактилоскопический анализ прочно утвердился к концу XIX века: с 1882 года французский антрополог Альфонс Бертильон систематически собирал отпечатки пальцев на карточках в рамках своего научного исследования их различий у людей, а в 1891 году аргентинская полиция начала снимать отпечатки пальцев у преступников. Это направление стремительно развивалось, и в 1911 году американские суды признали отпечатки пальцев надежным способом идентификации людей. В 1980 году появилась первая компьютеризированная база данных отпечатков пальцев NAFIS (Национальная автоматизированная система идентификации по отпечаткам пальцев), которая широко использовалась в Великобритании и США.
В 1990-х в криминалистике происходит очередной прорыв: появляется исследование, позволяющее, подобно отпечаткам пальцев ранее, составлять уникальный ДНК-профиль любого человека, взяв у него образец крови, спермы, клеток тела или корней волос. Это новшество преображает мир криминалистики, значительно облегчая идентификацию неопознанных жертв вроде нашего тела в зимнем лесу и установление связи человека с местом преступления. Можете не сомневаться, это были по-настоящему триумфальные моменты криминалистики. Благодаря новым достижениям, убийцы, которые могли бы в противном случае остаться на свободе, попали за решетку. Насильники, которые продолжили бы свои злодеяния, были отправлены в тюрьму. Невиновные люди, напротив, были оправданы за непричастностью к преступлениям, за которые их несправедливо осудили. Шаг за шагом, периодически оступаясь, уголовный розыск постепенно приближался к истине.
На месте преступления не всегда удается обнаружить отпечатки пальцев, особенно если его совершил знакомый с методами криминалистики человек, который был в перчатках и пытался замести следы. Точно также и ДНК-экспертиза отнюдь не всемогуща или вездесуща, как думают многие люди. Преступник может и вовсе не оставить следов – никаких волос, крови или спермы, равно как и других физиологических жидкостей или тканей – и составить генетический профиль злоумышленника будет попросту невозможно.
Но… что, если был бы другой способ установления связи между людьми и местами преступлений, оправдания невиновных и изобличения виноватых? Что, если помимо отпечатков пальцев и ДНК оставались бы и другие следы, подтверждающие ту или иную версию событий? И эти следы были бы настолько вездесущими, что даже самый осведомленный преступник не мог бы от них избавиться?
Снова представьте себя в том зимнем лесу. Пробираясь к телу сквозь заросли и свисающие ветки, вы цепляетесь рукавом своей куртки за дуб, и на рукаве остаются микроскопические споры и пыльца, сохранившиеся в трещинках коры. Вы сползаете вниз, и к подошвам ботинок прилипают комочки почвы с частицами пыльцы и спорами, которыми эта земля была усыпана за последнее время, равно как и в прошлые годы. Кроме того, в этой земле содержатся всевозможные поселившиеся в ней живые существа, наряду с фрагментами их мертвых предшественников.
Вы присаживаетесь на корточки, чтобы рассмотреть находку, задевая ветки и листья над головой волосами, которые собирают на себя всю пыльцу, споры и другие микроскопические частицы. Вы запросто можете не заметить оставленные вами на ландшафте следы – отпечатки подошв, волосы и текстильные волокна. Но что насчет отпечатка, который ландшафт оставляет на вас? Что, если кто-то сможет найти и идентифицировать эти микроскопические следы и составить картину места, руководствуясь его отпечатком на вашем теле и одежде?
Теперь представьте, что вы убийца. Какие следы местности, в которой оставили жертву, вы будете невольно носить на себе, куда бы ни пошли?
Именно тут в дело вступаю я, и моя собственная история пересекается с историей криминалистики. В 1994 году я была ландшафтным археологом в университетском колледже Лондона. Затем все поменялось.
Вот уже почти 50 лет я изучаю мир растений, хотя на самом деле моя любовь к природе уходит корнями намного глубже. Еще будучи маленькой девочкой, сколько бы я ни читала о мире природы, мне неизменно хотелось знать больше. Мне хотелось понять все, и такая я по сей день. Это обескураживает, ведь вершины достичь невозможно. Это никому не под силу. Изнурительный подъем не прекращается никогда.
Большую часть своей профессиональной жизни я провела, сгорбившись над микроскопом, пытаясь идентифицировать смеси палиноморфов – микроскопических частиц, включая пыльцу и грибные споры, – которые были окрашены красным, залиты желеобразным составом и размазаны по предметному стеклу. То, что я разглядываю, непосвященному может показаться лишь беспорядочным скоплением комочков и пятен всевозможных форм, однако для палинолога – специалиста, занимающегося изучением пыльцы и палиноморфов, – они представляют элементы природы во всем ее бескрайнем разнообразии.
Рассматривая пыльцевое зерно в мощный микроскоп, мало кто не восхитится странной и запутанной красотой микроскопического мира. У одних растений пыльцевые зерна похожи на испещренный крошечными отверстиями шар, у других напоминают по форме гантель с перфорированными в различной степени стенками. Помимо всевозможных сочетаний отверстий и бороздок, которые могут быть разных форм и размеров, на поверхности пыльцевых зерен могут присутствовать замысловатые выступы в виде вихрей, полосок, складок или сети крошечных колонн. Могут быть и простые бугорки, как гладкие, так и со своими собственными шипами. По таким деталям мы идентифицируем и классифицируем эти микроскопические частицы, образовавшиеся в шишках хвойных деревьев или пыльнике цветкового растения.
Эти крошечные, удивительные пыльцевые зерна, столь необходимые для продолжения рода, могут вызвать у вас восхищение. Возможно, вас даже увлечет за собой какая-нибудь романтическая фантазия. Я же, к превеликому огорчению моего очень романтичного мужа, в этом плане более прагматичная и приземленная. Я горжусь, что «вижу все так как оно есть», и при интерпретации того, что я наблюдаю, пытаюсь избавиться от всяких когнитивных искажений. А все потому, что в моей профессии эти пыльцевые зерна и споры представляют собой гораздо большее, чем просто стадию жизненного цикла растения или гриба. Для меня они служат основой историй, которые я распутываю для полиции. Они являются верными признаками того, что человек на самом деле был вовсе не там, где говорит. Они шепчут мне, что он лжет или искажает правду. Это нити, которые, переплетаясь, могут дать разумное объяснение тому, что, где и как произошло, и кто в этом участвовал. Моя задача заключается в том, чтобы считать и предоставить возможные варианты событий совершенного преступления, рассказанные мне пыльцой, грибами, лишайниками и микроорганизмами, попытаться сложить воедино факты, полученные из мира природы.
В моей профессии важна точность, однако отличить отдельные пыльцевые зерна или споры может оказаться крайне трудоемкой задачей. Мы всегда стремимся к точности, и при любых сомнениях очень важно использовать образцы правильно идентифицированных растений. Наши ошибки могут привести к несправедливому лишению или сохранению свободы, и множество часов моей жизни были посвящены изучению микроскопических деталей в попытке отличить одно пыльцевое зерно от другого. Все далеко не просто.
У представителей древнего семейства розовые на пыльцевых зернах неизбежно имеется три бороздки и три поры, а поверхность усеяна полосатыми завитками. Узор, присущий одному виду, может появиться и у другого, поэтому сложно сказать наверняка, имеете ли вы дело с черной смородиной, розой или боярышником, хотя эту группу довольно легко отделить от той, которая включает терновник, сливу и вишню, где полосатые завитки выражены более отчетливо. Преступление могло быть совершено в вишневом саду, однако вы никогда не сможете, положа руку на сердце, утверждать, что пыльца, которую вы рассматриваете в микроскоп, действительно с вишневого дерева, так как отличий от, скажем, терновника слишком мало. У спор низших растений, таких как мох, может быть еще меньше принципиальных отличительных признаков. У растений, появившихся позже, таких как папортниковые и их родственники, отличительных признаков больше, чем у мхов, однако меньше, чем у хвойных. В свою очередь, у хвойных их меньше, чем у цветковых растений. Это запутанный мир с почти бесконечным числом вариаций, однако нам все-таки нужно как-то в нем разбираться.
Велика вероятность, что вы никогда не встречали представителей моей профессии, а то и вовсе о ней не слышали. Сорок лет назад ее попросту не существовало. В большинстве стран мира она отсутствует и по сей день. Хотя порой называют и по-другому (в голову, например, сразу приходит прозвище «сопливая дама», данное в честь разработанного мной метода извлечения пыльцевых зерен из носовых полостей трупов), прежде всего я считаю себя экологом-криминалистом, человеком, использующим и интерпретирующим различные компоненты мира природы, чтобы помогать детективам в расследовании преступлений. Когда обнаруживают тела, закопанные в неглубокой лесной могиле, мумифицированные в подвале для угля в пригородном доме или выловленные из заболоченной реки, вызывают меня, чтобы я изучила природное окружение и попыталась помочь разобраться, что именно могло произойти в эти злосчастные дни перед смертью людей. Когда убийцы признаются в совершенных преступлениях, но в деле отсутствует тело, я изучаю следы, оставленные миром природы на одежде преступника, его обуви, инструментах, машине, чтобы найти, где тело жертвы было закопано или же просто небрежно сброшено в попытке скрыть его. Когда происходят нападения или изнасилования, мне поручают разобраться, как красноречивые следы пыльцы, грибных спор, почвы, микроорганизмов и прочих природных элементов могут помочь нам указать на вину или невиновность, связав жертву или подозреваемого с той или иной местностью. И хотя я была далеко не первым человеком, использовавшим науку о растениях и животных, чтобы помочь полиции добиться правосудия, с 1994 года я посвятила свою жизнь развитию этого направления криминалистики здесь, в Великобритании.
В этом и заключается моя деятельность: я занимаюсь взаимодействием мира преступности и мира природы.
Благодаря надоедливо частым телепрограммам, посвященным преступности, люди проявляют обширный интерес к теме смерти и многое о ней знают. Они рассмотрели сотни муляжей трупов на экране и, вероятно, считают, что привыкли к виду мертвого тела. В реальности, даже когда постоянно имеешь дело со смертью, к ней невозможно полностью привыкнуть, а во многих телепрограммах полно банальностей, глупостей и всевозможных неточностей.
В народе бытует абсурдное, с моей точки зрения, мнение, будто смерть является лишь очередным перевалочным пунктом на долгом пути, по которому идут наши бессмертные души. Я в это не верю. В еще не столь отдаленные времена, которые я прекрасно помню по своему детству, когда мы регулярно посещали церковь, люди нуждались в подобной вере, чтобы как-то ужиться с величайшей истиной: наши тела представляют собой лишь совокупность минералов, энергии и воды. В самом конце энергия, наша жизненная сила, перестанет существовать, и наши тела, содержащие наш разум и память, нашу сущность, распадутся на отдельные составляющие, попав обратно в бульон питательных элементов, из которого появилось все живое. Большинству из нас не хочется этого признавать – возможно, многие даже и не задумывались, что компоненты, из которых состоят тело и разум, являющиеся основой нашего самоопределения, однажды были частью чего-то другого и после смерти будут использованы вновь. Меня, однако, такие мысли нисколько не угнетают и не тревожат. Для меня именно в этом и заключается истинная цикличность жизни, а значит, и реинкарнации, и такова судьба каждого из нас, независимо от религиозных убеждений. Такова природа, и здесь гораздо больше прекрасного, каким бы черствым и безжалостным это ни казалось кому-то, чем в любых замысловатых историях о вечной жизни, которые никак невозможно подтвердить.
Единственной жизнью после смерти можно считать ту, что образуется из компонентов наших организмов, высвобождаемых в мир, чтобы они могли быть использованы снова и снова. Представьте, что ваше тело – это фонтан, вода в котором берется из некого резервуара и разбрызгивается определенным образом под действием напора и в соответствии с формой фонтанной насадки. Очертания, создаваемые брызгами, – это ваш живой организм, однако стоит перекрыть вентиль – и вода стечет обратно в резервуар. Вода – это аналог пищи и жидкости, которые дают вам энергию и обеспечивают форму. Но эта форма лишь временная, и после нескольких мимолетных мгновений великолепных брызг вода в конечном счете непременно возвращается в резервуар. Насадка меняется, вода начинает разбрызгиваться по-другому – возникает новая жизнь. Наши тела подобны этому фонтану, через них проходят энергия и материалы, из которых строится наш организм. «Вода», из которой мы состоим, всегда возвращается в свой резервуар.
Нет, жизни после смерти не существует, – однако смерть всегда несет за собой жизнь. Пока мы живы, наше тело представляет собой чудесно сбалансированную экосистему, и после смерти она сохраняется. Мертвое тело – это настоящий рай для микробов, сокровище для питающихся падалью насекомых, птиц, грызунов и других животных. Одни придут к вашему телу, чтобы полакомиться бренными останками, в то время как другие, подобно воспользовавшимся «золотой лихорадкой» жестянщикам и торговцам, будут сами охотиться на этих падальщиков. И это тоже имеет большое значение для эколога-криминалиста – то, как именно разлагалось тело, с какой скоростью, какие падальщики к нему приходили, само по себе может стать ключом к разгадке произошедших событий. Личинки и мертвоеды, мясные мухи и осы; мыши и крысы, а также птицы вроде воронов и грачей; лисы и барсуки, дождевые черви, слизни и улитки. Все они играют в моей работе определенную роль.
Уже пора двигаться дальше, однако прежде позвольте сказать пару слов о предстоящем пути.
Эта книга не описание жизни: наши жизни от природы слишком обширные и запутанные, чтобы уместить их историю на страницах одного тома. Это не учебник для будущих экологов-криминалистов. Судебная экология тесно переплетается со множеством разных наук. Она затрагивает ботанику, палинологию (наука о пыльце, спорах и других микроскопических структурах), микологию (наука о грибах), бактериологию, энтомологию (наука о насекомых), паразитологию, анатомию человека, животных и растений, науку о почве и осадочных породах, статистику и многие другие области знаний. Специалист должен разбираться в строении, образе жизни и ареале обитания различных организмов, больших и маленьких, а также быть хорошо знаком с особенностями их взаимодействия с физической и химической средой и с другими организмами. Этому учишься всю жизнь, и правильный результат (либо наиболее вероятный сценарий, потому что здесь не бывает абсолютной точности) зачастую определяется чуть ли не на уровне интуиции, своеобразного профессионального чутья, формирующегося на протяжении десятилетий комплексного изучения мира природы и использования эмпирических знаний для получения ответов.
С другой стороны, эта книга и не о жизни и смерти.
Я не боюсь трупов. Я не воспринимаю мертвые тела как людей – для меня они лишь хранилища информации, в которых природа оставила свои подсказки. Только несколько раз за всю свою карьеру я теряла бдительность, эмоционально реагируя на увиденные в морге тела. Первое из них принадлежало двадцатидвухлетней проститутке, обнаруженной мертвой в лесу, у которой осталось трое маленьких детей. Мне было глубоко жаль эту девушку, но не потому, что она умерла, а из-за всего того, что ей пришлось пережить. В шестнадцать от нее отказались родители, и ей пришлось идти своей дорогой. Она попала под власть коварного сутенера, который намеренно подсадил ее на кокаин, после чего заставил работать, чтобы хватало денег на наркотики. Она родила троих детей, даже не представляя, кто их отцы, однако она от них не отказалась. Ее тело было истощенным и неухоженным: она обслуживала мужчин, лишь бы сохранить детей и справляться со всеми остальными аспектами своего существования. Я оплакивала девушку, лежавшую нагой и холодной на стальной поверхности секционного стола, не потому, что она была мертва, а из-за всех страданий, которые ей пришлось перенести в своей горькой жизни, при этом не прекращая заботиться о детях. Я восхищалась ею.
Еще одним тронувшим мои чувства делом было убийство 15-летней скандинавской девочки, чье невероятно красивое тело лежало обнаженным на столе в тусклом свете морга. Она была убита в лесу в чудесный летний денек из-за безумной похоти мужчины с безудержным желанием смотреть на ее голое тело, мастурбируя на коленях в траве. Ее физическое совершенство вызывало у меня глубочайшую грусть: у нее была впереди вся жизнь, которой ее столь жестоко лишили.
Я часто сталкивалась со смертью не только тех, чьи истории пыталась разгадать, но и любимых мною людей. Подобно многим из нас, я потеряла родителей, однако, задолго до этого и прежде, чем была к такому готова, потеряла бабушку, которая тоже меня воспитывала. Затем, когда я была еще совсем молодой, не стало моей дочери, которой не исполнилось и двух лет. Я до сих пор представляю ее маленькой девочкой из детской книжки в картинках Маргарет Таррант, где жизнь изображена радужной и прекрасной. Вместе с тем мой прагматизм находит объяснения этим фантазиям. Я и сама была на волосок от смерти, и воспринимаю ее такой, какая она есть: безразличной и хладнокровной, еще одним из многочисленных природных процессов, таким же непостижимым, как и все остальные.
Считайте эту книгу экскурсией по миру, в котором я работаю, а меня своим проводником по той пограничной территории, где переплетаются жизнь и смерть. Я проведу вас к лесополосе в Хартфордшире, где впервые осознала, как можно использовать растения в расследовании преступлений – этот момент преобразил мое научное восприятие мира природы, открыв новые возможности. Я часами сидела на местах преступлений у покрытых личинками тел, бывала в местечке под названием «Ферма трупов» в Теннесси, где изучают процесс разложения мертвых тел.
Мы посетим с вами квартиру в городе Данди, где пропитанные кровью ковры и подушки, покрытые серо-коричневой плесенью, позволили определить время смерти жертвы. Проберемся через густые деревья и пройдем по заболоченной пустоши к телу, брошенному на круговой развязке, а затем поучаствуем в шаманских обрядах, используя галлюциногенные свойства ядовитых растений в сердце Южной Англии, после чего перейдем к неглубоким могилам многочисленных пропавших девушек, которых больше никогда не видели родные. По пути мы прикоснемся и к моей личной истории: людям, которых я любила и потеряла, а также заглянем в небольшую узкую долину в Уэльсе, где я открыла для себя настоящие чудеса и величие мира природы. Если мне удастся передать вам хотя бы часть восхищения, которое вызывают у меня растения, животные и микробы, а также, возможно, несколько изменить ваше представление о том, как мы, люди, взаимодействуем с природой – что мы не стоим особняком, – тогда я буду считать, что справилась со своей задачей.
Дело в том, что далеко не многие из нас по-настоящему понимают, как тесно человек связан с миром природы. Большинство людей живут в городах и пригородах, однако природа окружает нас всюду. Из всех существ, которые когда-либо ходили или ползали по этой планете, мы, может, и оказываем на окружающую среду наибольшее влияние, но делим ее с более чем четвертью миллиона видов растений, тридцатью пятью тысячами видов млекопитающих, птиц, рыб и земноводных – и, по самым точным современным оценкам, примерно с пятью миллионами видов грибов. Существует также до 30-ти миллионов разных видов насекомых, не говоря уже про бесчисленное множество неизвестных микроскопических видов, на которые так полагается судебная экология. Нас на планете, может, и семь миллиардов, однако на каждого человека приходится более двухсот миллионов насекомых. Если подумать о жизни в таком ключе, то, пожалуй, не удивительно, что природа оставляет на нас свой отпечаток с каждым сделанным нами шагом.
Сейчас модно говорить, что мы живем в мире повсеместной слежки, однако ваши передвижения могут отслеживаться не только видеокамерами. По микроскопическим частичкам на обуви я могу определить, какой дорогой вы шли домой – по заросшей колокольчиками поляне или через сад. Я могу установить, где вы присели со своим возлюбленным, в каком именно уголке поля ждали, к какой стене прислонились в ожидании приятеля. А если вы окажетесь одной из тех несчастных душ, которые поступают ко мне в виде трупов, то по пятнам плесени на коже и одежде, по пыльце и спорам в волосах, одежде и обуви, я смогу сообщить вашим близким время и место вашей смерти. Я смогу сказать, кто забрал вашу возлюбленную, по пыльце на подошвах подозреваемого, прилипшей к ним, когда он волочил тело, чтобы закопать в лесу. С помощью пыльцы, спор и других частиц, извлеченных из слизистой носа, я могу определить, был ли человек похоронен заживо. Природа разбрасывает подсказки повсюду – как внутри нас, так и снаружи. Мы все оставляем следы в окружающей среде, однако и среда оставляет следы на нас, и, хотя порой ее и приходится допытывать, в конечном счете природа неизбежно выдает все свои секреты тем, кто знает, где нужно искать.