Kitabı oku: «Аптекарь Освенцима. Неизвестная история Виктора Капезиуса», sayfa 2

Глава 3. Объединение «Освенцим»

Компания Farben возлагала огромные надежды на I.G. Освенцим. Он должен был стать не только крупнейшим комплексом компании, но и первым, включающим колоссальный гидрогенизационный завод, производящий рекордное количество каучука и топлива. Компания ожидала, что Освенцим станет источником огромной прибыли и настолько была уверена в новом предприятии, что отказалась от финансовой поддержки государства. Прими она деньги Третьего рейха, нацисты автоматически стали бы партнером фирмы. Но директора хотели оставить всю прибыль себе.

Farben отложил на постройку амбициозного проекта миллиард рейхсмарок (в 2015 году это было бы примерно 55 млрд долларов)²⁸. Проект требовал, чтобы учреждение охватывало несколько квадратных километров, соответственно, ему будут нужны большие объемы электроэнергии: больше, чем нужно Берлину. Глава СС Генрих Гиммлер считал успех Освенцима настолько важным, что назначил свое доверенное лицо, майора СС генерала Карла Вольфа посредником между СС и Farben.

Вольф встретился с химиком и директором Farben, оберст-лейтенантом СС Генрихом Бютефишем 20 марта 1941 года в Берлине. Они хотели обсудить, как концлагеря, расположенные рядом с Освенцимом могут быть полезными для компании. Многие опытные рабочие находились на фронте, поэтому корпорация остро ощущала нехватку рук. В ее планы входило задействовать не только немцев, но и тех, кого уклончиво называли «бесплатными работниками» – из Голландии, Бельгии, Франции, Польши, которым платили ничтожную фракцию должной зарплаты. Гиммлер приказал инспектору концентрационных лагерей поставлять оттуда до 12 тыс. рабочих. Поскольку лагеря вроде Освенцима служили источником прибыли для СС, Бютефиш знал, что Гиммлер будет настаивать на компенсации любых использованных Farben заключенных.

После нескольких часов напряженных переговоров, Farben согласилась платить 4 рейхсмарки в день (тогда – около 1,6 долларов, в 2015 году – 20 долларов) квалифицированным заключенным за работу, 3 – неквалифицированным, и 1,5 (60 центов) – детям. За эти деньги, сумма которых в итоге достигла 5 млн долларов, СС согласились предоставить транспортное средство из бараков Освенцима и обратно (путь занимал около 6,4 км), а также пропитание²⁹. Через несколько недель после соглашения директора Farben провели для Гиммлера экскурсию по стройке Освенцима. Гиммлер был впечатлен и пообещал большой поток заключенных в качестве рабочих³⁰. Отто Амброс написал в меморандуме: «Наша новая дружба с СС обещает быть весьма благоприятной»³¹.

Farben знала, что масштабность проекта послужит источником многих технических проблем, и что из-за военных действий будет сложно раздобыть сырье. Строительство не задалось с самого начала, и фирма порядочно отстала от плана³². Однако у проекта возникла еще одна проблема: Farben не ожидала столкнуться с ужасными последствиями жестоких наказаний, которым СС подвергали заключенных.

Внутренние меморандумы компании включали свидетельства о безжалостном издевательстве над рабочими: их «жестоко хлестали на стройке» и иногда пинали и избивали, даже до смерти. Один из директоров отметил: «[Избиения] всегда применяются к слабейшим заключенным, которые и правда не могут работать усерднее»³³. Это не только не позволяло обессиленным трудиться, но в целом оказало «деморализующий эффект на свободных работников и на немцев»³⁴. Более того, ежедневные походы из Освенцима настолько истощали пленных, что они едва ли могли приступить к работе. Они, снабженные лишь неподходящими по размеру деревянными башмаками и тонкой тюремной одеждой, страдали и от ужасной жары летом и от пробирающего до костей холода зимой. Менеджеры тревожно наблюдали, как три, затем четыре, и наконец пять истощенных пленников пытались поднять 50-килограммовый мешок с цементом³⁵. Руководители в тайне жаловались друг другу, что СС совершенно не понимали, что надо делать, чтобы «бесплатное предприятие» процветало.

Но помешанные на бюрократизме нацисты требовали от каждого работника, ушедшего из главного лагеря после переклички в четыре утра, в обязательном порядке являться и на вечернюю. В результате возникали безумные сюрреалистичные сцены: после каждого рабочего дня заключенные тащили за собой трупы умерших во время смены товарищей, чтобы нацисты могли посчитать их тела в качестве «присутствующих». Потом, несколько раз в неделю, нацисты увозили гору трупов на телеге в крематорий. Целью этого странного ритуала была прибыль: СС зарабатывали на каждом мертвом теле, извлекая золото из зубных протезов, используя волосы для наполнения матрасов и вязания теплых носков для экипажей подводных лодок и пилотов люфтваффе³⁶. Избавление от трупов на предприятии Farben лишило бы эсэсовцев возможности их использовать.

Руководители Farben переживали из-за бесчеловечных условий, в которые были помещены заключенные, не от большой любви к людям, а из-за замедленного процесса: работу, которую мог выполнить один хорошо накормленный немец, теперь должны были выполнять трое заключенных. Это привело к пламенным спорам насчет того, как ускорить стройку, которая, казалось, и вовсе застыла. Управляющие боялись, что, если нефтеперерабатывающие заводы и каучук не смогут полностью снабжать армию Гитлера, эсэсовцы повесят вину на компанию. Никому, в том числе руководителям незаменимых военных проектов, не хотелось навлечь на себя гнев Гитлера и Гиммлера. Поэтому в июле 1942 года, когда напряженная борьба на западном фронте шла уже год, руководители Farben одобрили невероятное предложение, ознаменовавшее полный моральный крах; лучшим решением проблемы I.G. Освенцима признали постройку концлагеря прямо там же, за 20 млн долларов. Выбранное место находилось недалеко от стройки и восточнее от изначального Освенцима. Эрнст «Фриц» Заукель, министр труда Третьего рейха, одобрил предложение Farben, заключив, что это будет лучшим способом «использовать [заключенных] по максимуму при минимальных возможных затратах».

Новый лагерь назвали «Моновиц Буна-Верке», объединив слова «Моновиц», название польской деревни, уничтоженной для постройки лагеря, и «Буна», резина по-немецки. Постоянный доступ к рабскому труду со временем воодушевит Farben и другие немецкие компании построить 45 дочерних лагерей для добычи угля, обработки металла и химикатов, легкой промышленности, и даже переработки пищи³⁷.

Для любого простого наблюдателя Моновиц ничем не отличался от Освенцима: лагерь, окруженный колючей проволокой, смотровые башни, надзиратели с ружьями наперевес, патрульные собаки, прожекторы, работающие даже ночью, чтобы никто не мог сбежать. В Моновице была собственная виселица, жуткие одиночные камеры, фаланга бывших заключенных, садистов, заправляющих рабами³⁸. Также там был бордель (нем. Frauenblock), в котором пленных женщин заставляли оказывать немцам сексуальные услуги. Farben даже сделали копию издевательского железного знака на воротах Освенцима, гласящего «Arbacht macht frei» – «труд освобождает» (слова взяты из «Ада» Данте).

Потратив миллионы на строительство лагеря, Farben согласилась покрыть стоимость еды и проживания рабочих, а СС взяли на себя ответственность за безопасность. Компания сделала все возможное, чтобы поднять прибыль и уменьшить расход. Некоторых (обычно трех) заключенных заставляли ночевать на деревянных штабелях, рассчитанных только на одного. В бараке жило в пять раз больше евреев, чем свободных немцев в бараке такого же размера³⁹. Тонкая набивка постелей из соломы была источником постоянных болезней⁴⁰. Компания неустанно экспериментировала, чтобы определить минимальное количество еды, с которым заключенные не будут умирать с голоду, и все еще смогут работать. Рацион в Моновице состоял из водянистого супа, который пленные назвали Буной, потому что после приема пищи во рту оставался резиновый привкус. Средний рабочий, существующий максимум на 1200 ккал в день, худел на 4 кг каждую неделю, в конце концов истощался настолько, что больше походил на обтянутый кожей скелет⁴¹.

Меморандумы Farben показывают, что руководители быстро догадались: любого умершего работника можно запросто заменить новым заключенным, привезенным следующим поездом. Бенджамин Ференц, американский следователь военных преступлений Второй мировой войны, отметил, что «евреи в концлагерях были даже не рабами. Хозяева рабов относились к собственности чуть лучше и стремились ее сохранить, а план нацистов заключался в использовании и дальнейшем истреблении евреев»⁴².

Farben столкнулась со следующей проблемой: бо́льшую часть пленников эсэсовцы отправляли прямиком в газовые камеры. Руководители жаловались, например, что из 5022 привезенных евреев 4092 были сразу же убиты. После официальной жалобы эсэсовцы согласились разгружать некоторые поезда у Освенцима, чтобы выбирать рабочих из числа привезенных. Первый поезд доставил в Моновиц 4087 заключенных, половина избежала газовых камер и была превращена в рабов. Тем не менее, менеджеры Farben были разочарованы, что поезд привез «так много женщин, детей и старых евреев»⁴³.

Несмотря на нестандартные препятствия, исполнительные директора сделали Моновиц моделью для будущих проектов. Председатель Карл Краух написал Гиммлеру 27 июля 1943 года, что «был счастлив» узнать, что в дискуссии о создании нового завода по производству синтетической резины СС «продолжит поддерживать нас <…> как в Освенциме»⁴⁴.

За все время существования, через Освенцим прошли 300 тыс. порабощенных пленников. Там подростками работали Эли Визель и Примо Леви (оба выжили и стали известными писателями, рассказав миру о том, что с ними произошло). Леви писал, что фабрика Farben была «железом, бетоном, грязью и дымом, антиподом красоты <…> Среди этого не вырастет и травинки, почва отравлена ядовитыми углем и нефтью, и единственное, что живо – машины и рабы, первое живо в большей степени, чем второе»⁴⁵.

Около 25 тыс. рабочих умерли из-за тяжелого рабского труда, и средняя продолжительность жизни в лагере составляла всего три месяца⁴⁶. Однако к концу войны стало ясно, что Освенцим, амбициозный эксперимент Farben, был стратегической ошибкой. Несмотря на финансовые ресурсы компании и огромные человеческие жертвы, к великому разочарованию Гитлера, завод производил лишь небольшие объемы каучука и вообще не изготавливал резину Buna. Единственным долгосрочным доказательством его существования стала убийственная роль в «Окончательном решении».

Глава 4. Выход Капезиуса

Виктор Эрнст Капезиус по многим причинам не должен был оказаться в Освенциме. Он не был ни немцем, ни австрийцем – эти национальности преобладали среди солдат, врачей и офицеров в лагерях. Он родился 2 июля 1907 года в семье религиозных лютеран в Ройсмаркте в трансильванском городке, известным лишь близостью к месту рождения Влада Дракулы. Отец Капезиуса был санитарным врачом⁴⁷. В детстве юного Капезиуса не было ничего примечательного. Он был тихим учеником местной лютеранской школы в Сибиу, румынском городе с выраженным немецким характером, из-за чего многие этнические немцы называли его Германштадтом. По успеваемости Капезиус находился ровно посередине группы из 32 выпускников. Отучился на фармаколога в Университете короля Фердинанда I, в Клуж-Напока (немцы называли этот город Клаузенбургом), выпустившись 30 июня 1930 года⁴⁸. Его первая работа была в аптеке дяди Apotheke zur Krone («Аптека короны») в Сигишоаре, на должности ассистента⁴⁹. Мать Капезиуса говорила ему, что однажды он может унаследовать бизнес дядюшки⁵⁰.

Капезиус успел проработать всего пять месяцев, и в 1931 был призван на службу в румынскую армию; молодого обер-лейтенанта отправили в Бухарест в качестве фармацевтического ассистента. Но вскоре Капезиусу удалось выбить длительный отпуск, и он отправился изучать химию в Венский университет⁵¹. Пока он учился в Вене в соседней Германии власть оказалась в руках Гитлера, на что молодой этнический немец не мог не обратить внимания. В Вене Капезиус познакомился с будущей женой, 24-летней Фридерикой Бауэр. Фритци, как Капезиус ее называл, также училась в фармакологическом институте, и у обоих научным руководителем был доктор Рихард Вазицки⁵².

Фритци была очарована Капезиусом. Они начали встречаться, девушка рассказывала подругам, какой он чудесный. Ей нравилось в нем все, от преждевременно поседевших волос до глубоко посаженных темно-карих глаз. Некоторые подруги считали его неуклюжим, но она убеждала их в обратном, рассказывая как он замечательно танцует⁵³. Пара чувствовала особую связь, оба были детьми врачей, из семей религиозных лютеран, хотя отец Фритци вырос в иудаизме, приняв христианство позже. В 1932 году, когда отношения пары стали более серьезными, Фритци познакомила молодого человека с родителями. А следующие весенние каникулы она провела с ним в Трансильвании.

Тем временем, Капезиус закончил диссертацию о мари (лат. chenopodium), растении, которое использовалось для лечения пациентов с кишечными паразитами, и получил докторскую степень по фармацевтике 30 ноября 1933 года в Венском университете⁵⁴. Вскоре после возвращения в Сигишоару, он стал менеджером в аптеке дяди. Это был прибыльный бизнес, приносящий около 200 тыс. рейхсмарок в год (около 56 тыс. долларов, в то время как средний годовой доход в США составлял 1601 доллар)⁵⁵.

Многие этнические немцы, проживающие в Румынии, были ошеломлены, когда Гитлер в том же году занял пост канцлера Германии. Но Капезиуса не волновал переворот в Германии. Хоть он и вступил в местное националистическое общество, развитие бизнеса имело для него большее значение, чем политические страсти. В свободное время он старался избегать чтения новостей и предпочитал проводить время в спокойной атмосфере с друзьями. По воскресеньям он часто встречался с сестрами Мильд, его симпатичными ровесницами; они наслаждались пикниками в цветущем саду. Ему особенно нравились традиционные блюда – фаршированные перцы и торт с ванильным кремом; он очень гордился умением танцевать и был особенно хорош в вальсе. Капезиус и его близкий друг Роланд Альберт иногда проводили летние и весенние выходные в компании почти десятка других молодых людей, купаясь в ручье неподалеку от Сибиу. Осенью они ходили гулять в горы Харгита. Капезиус много рассказывал о красивой немецкой студентке Фредерике, с которой познакомился во время учебы в Вене. Но если он и пытался таким образом заставить городских девушек ревновать, из этого ничего не получилось. Они сплетничали у него за спиной, обсуждали, какой он волосатый, «мясистый и тяжелый», а одна подозревала, что «в нем точно есть цыганская кровь». Когда он начинал петь, им становилось смешно, потому что голос у него был сильный, но неприятный⁵⁶.

Работа в семейной аптеке была стабильной и комфортной, однако не приносила радости. Капезиус начал присматриваться к вакансиям в других местах. В феврале 1934 года он нашел простую, но прибыльную работу: стал торговым представителем Romigefa S. A., румынской холдинговой компании при Bayer, самом престижном дочернем предприятии I. G. Farben⁵⁷. За месяц до этого они с Фритци сыграли свадьбу, и паре не терпелось начать независимую семейную жизнь. Вскоре Фритци забеременела. Супруги считали, что новая работа в Farben гораздо перспективнее, чем прозябание в дядиной аптеке.

Немецкая фармацевтическая фирма, к которой присоединился Капезиус, в 1930-х годах доминировала на мировом рынке. По сути, современная фармацевтическая индустрия создана немцами. Ее история начинается в далеком 1827 году, в семейной аптеке Engel-Apotheke («Ангельская аптека») в Дармштадте, Германия. Генрих Эмануэль Мерк, пра-пра-правнук основателя, выделил чистые алкалоиды, которые были основой множества лекарств, в том числе кодеина и кокаина. Тогда же Эрнст Кристиан Фридрих Шеринг создал в Берлине Shering AG, маленькую компанию по производству химикатов и нескольких соединений для медицинских препаратов. Несколько лет спустя Фридрих Байер основал фабрику в Вуппертале, чтобы изготавливать краситель из каменноугольной смолы. В течение следующих 10 лет он запатентовал дешевые технологии, открывающие возможности для массового производства. Когда Байер узнал, что его краситель обладает антисептическими свойствами, он стал продавать его как лекарство.

Именно немецкие ученые совершили бо́льшую часть прорывных открытий в ранней фармакологии. Двадцатидвухлетний фармацевт Фридрих Зертюрнер очистил активный ингредиент в опиумном маке и назвал его морфием (лат. morpheus), в честь древнегреческого бога сна. Один из его учеников, работающий на Bayer, в 1898 году добавил к молекуле морфия две ацетильные группы и создал героин (от немецкого heroisch, то есть «героический»). В следующем году этот химик выделил салициловую кислоту и после эмоциональных внутренних дебатов Bayer выпустила на рынок новое лекарство – аспирин.

Капезиус очень гордился, что Farben и Bayer не было равных среди новаторов в фармацевтике. Он показал себя старательным, лояльным сотрудником и заработал хорошую репутацию, распространяя продукцию компании среди частных врачей, фармацевтов и в клиниках по всей Трансильвании. Он также успешно продавал красители и химию текстильным фабрикам⁵⁸.

Как и для всего поколения Капезиуса в Европе, война разрушила то, что уже начинало превращаться в неплохую, а в некоторых случаях успешную карьеру. Румыния сохраняла нейтралитет в 1939 году, когда нацисты вторглись в Польшу. Но в следующем году в ноябре страна присоединилась к Третьему рейху в результате государственного переворота: у власти оказался фашист «Железного кулака», маршал Йон Виктор Антонеску. После нападения Гитлера на Советский союз в июне 1941 года многих румынских солдат отправили туда на «грязную работу».

Капезиусу повезло. Его призвали на службу в армии, но ненадолго отправили в аптеку при госпитале в Чернаводэ на востоке Румынии, недалеко от побережья Черного моря⁵⁹. Капезиус был расстроен, что из-за службы ему пришлось покинуть дочек: 6-летнюю Мелитту, 4-летнюю Ингрид и годовалую Кристу. В январе 1942 года его повысили до капитана и, по причинам не указанным ни в каких документах, отпустили домой. Он вернулся к работе на Farben/Bayer. Капезиус так часто разъезжал по делам, что временами жил и в Калузенбурге, и в Сигишоаре, но в конце концов купил квартиру на шестом этаже в богатом районе Бухареста на улице Брезояну. Туда переехала вся семья. Доходы преуспевающего коммивояжера позволяли вложиться еще и в современную квартиру на улице доктора Марковичи. Капезиус стал завсегдатаем лучших бизнес-клубов города и различных светских собраний⁶⁰.

Военные действия не достигли границ Румынии, но все постоянно напоминало о войне, особенно на крупных железнодорожных узлах. Десятки тысяч нацистских солдат ехали в Россию. Капезиусу казалось странным, что на восток отправлялись битком набитые поезда, а возвращались пустые. Восточный фронт никого не щадил.

Страна, в которой Капезиус вырос и работал, была поглощена идеей национал-социализма. Ее лидеры не просто приняли фашизм, они полностью пропитались гитлеровской антисемитской идеологией. Гитлер, восходя к власти, обвинял «мировую еврейскую каббалу» в порабощении Германии, ослабленной поражением в Первой мировой войне, и говорил, что страна снова сможет стать великой, только если избавится от евреев. Это разжигающее ненависть назначение козла отпущения было хорошо воспринято в ближних странах, вроде Румынии, которые надеялись имитировать Гитлера и его «мускульный» стиль управления, чтобы повысить собственный статус европейской державы. Румынские христиане легко попались на удочку демагогии, поскольку многие и так были убеждены, что евреи – христоубийцы, которые зарвались и приобрели слишком большое влияние на экономику разных стран.

Трансильвания Капезиуса была родиной одной из старейших в Европе еврейских коммун, основанной еще в 87 году н. э. Ей не раз доводилось страдать от всплесков антисемитизма на протяжении истории. Межрелигиозные браки христиан и евреев запретили в XI веке. В XV–XVI веках евреям запрещалось жить в крупных городах. Во второй половине XVIII правящая династия Габсбургов обложила евреев драконовыми налогами и согнала эту часть населения в гетто. Ложные слухи, что евреи убивают христианских младенцев для ритуалов распространялись со скоростью света, что привело к погромам (которые совершались с подачи властей) и жестокости во имя мести. Когда русские завоевали Трансильванию в XIX веке, с приходом славян в стране расцвела новая ветвь антисемитизма – идея, что евреи – пришлая раса.

Европа подхватывала либеральные социально-политические теории, устремившиеся к востоку после Французской революции 1789 года, однако Трансильвания почему-то не торопилась принимать современные взгляды на евреев. В 1866 году вышла новая конституция, провозгласившая гражданами страны только христиан, а права на собственность (и права в целом) евреев, оставшихся без гражданства, сильно урезали. В 1940 году маршал Антонеску приступил к «румынизации» – программе, похожей на ариизацию Гитлера. На пути к окончательному изгнанию евреев из страны, государство конфисковало еврейский капитал и распределило его между румынами.

Некоторые коллеги и друзья Капезиуса были ярыми сторонниками новой волны антисемитизма. Учитель естествознания, которого Капезиус «уважал», принял взгляды национал-социалистов, пропагандирующие, что этнических немцев надо было защищать от «низших народов»⁶¹. Роланд Альберт, друг Капезиуса, присоединился к неофашистскому ополчению в 1940 году, когда Антонеску пришел к власти. Вскоре он слово в слово повторял все эти ужасные вещи в отношении евреев и живших в Румынии цыган и армян. «К сожалению, огромное количество городских и деревенских сумасшедших, идиотов и слабаков того или иного вида отравляют нашу кровь» – говорил Альберт⁶².

В новой Румынии друзья могли поругаться и из-за казалось бы незначительных вещей. Альберт вспоминал, что как-то они с Капезиусом зашли на чердак, где был граммофон.

– У тебя есть что-нибудь из классики? – спросил Альберт. – Шуберт или Бетховен?

– Нет, я бы лучше послушал чарльстон или вальсы Штрауса, – ответил Капезиус.

– Филистер, – сказал Альберт, совершенно серьезно⁶³.

Позже он рассказал журналисту, что эта музыка «показывает главную разницу между нами и жидами. <…> Этот джаз, эта американская «асфальтовая музыка», они отравляют мир <…> и эта негритянская музыка»⁶⁴.

Не известно, принял ли молодой Капезиус, разъезжающий по стране с заказами Farben/Bayer, взгляды и предубеждения своих друзей и педагогов. Учитывая культурную и историческую атмосферу, в которой росли, учились, жили и работали этнические немцы вроде Капезиуса, неприязненное отношение к евреям – лучшее, на что можно было надеяться. Позже Капезиус утверждал, что «никогда не относился к евреям враждебно»⁶⁵. Какими бы ни были его чувства, он мудро ставил работу на первое место. Двое его первых наставников в Farben были евреями, но обоим пришлось покинуть компанию в 1939 году из-за Нюрнбергского расового закона⁶⁶. Многие врачи, фармацевты и хозяева фабрик, с которыми Капезиус сотрудничал от имени Farben/Bayer, были евреями. И никто никогда не жаловался на антисемитизм с его стороны.

На самом деле, клиенты-евреи составляли немалую долю прибыли Капезиуса. Его целенаправленность побеждала любое недовольство, которое могли бы вызвать клиенты-евреи. Когда Йозеф Глюк, текстильный мануфактурщик и еврей, пожаловался в франкфуртский штаб Farben, что заказанные красители сильно задерживаются, Капезиус приехал к нему лично. Он разобрался в проблеме и после пристально следил за этой точкой, чтобы точно знать, что Глюк всем доволен. Также Капезиус неоднократно пополнял складские запасы по первой же просьбе одного из главных клиентов, Альберта Эренфельда, еврея, оптового торговца фармацевтическими товарами. Капезиус уделял особое внимание и двум еврейским врачам, доктору Гизеле Бём и доктору Маврикию Бернеру, своевременно сообщая им о новых препаратах Bayer⁶⁷.

Работа на Farben позволяла Капезиусу сохранять дистанцию от войны с евреями на родине. Но весной 1943 года все изменилось: когда стало ясно, что бомбы союзников могут долететь до Румынии, нацисты сделали воинскую повинность обязательной для всех этнических немцев (нем. volksdeutsche, «немецкий народ» – прим. переводчика). Полтора года спустя, работа Капезиуса в Farben/Bayer прервалась.

Капезиус не сильно удивился, когда его призвали на службу 1 августа 1943 года⁶⁸. За несколько месяцев до этого советская армия изменила ход войны самой кровавой битвой – битвой под Сталинградом, и многие современники были уверены, что приход советской армии в Румынию и восточную Европу был лишь вопросом времени. Карл Хайнц Шулери, одноклассник и сослуживец Капезиуса, вспоминал, что мало кто был рад присоединению к немецкой армии⁶⁹. Капезиус, однако, оказался в меньшинстве, так как был низкого мнения о румынской армии и считал, что служить Германии напрямую «куда более почетно»⁷⁰.

Фритци была не так довольна. Как и многие жены, она была счастлива, пока муж находился в резерве, как можно дальше от военных действий. Но с призывом в немецкую армию она испугалась, что вскоре его увезут на фронт. Она боялась стать очередной вдовой, которой придется растить дочек восьми, шести и трех лет одной⁷¹. Женщина с детьми уехала из Бухареста обратно в Сигишоару, где поселилась у родственников Капезиуса⁷².

Сам Капезиус не боялся оказаться на поле боя. Вместо этого он сосредоточился на доказательстве своей принадлежности к арийцам, изучив родословную вплоть до XVIII века, что позволило ему пройти 6-недельное обучение в Ваффен-СС (боевая группа СС). Он поступил мудро, не упомянув, что Фритци была на половину еврейкой (если следовать нацистской интерпретации религии по крови)⁷³.

– Поскольку разбомбили эсэсовское ателье, – позже вспоминал Капезиус, – мы 6 недель ждали, пока наши формы доделают в полицейском ателье. Это были прекрасные 6 недель в гражданской одежде, полные театров и кабаре. А жили мы в отеле «Централь», где был закрытый сад⁷⁴.

Закончив обучение, Капезиус, уже капитан (нем. hauptstrumführer), получил метку СС – небольшую черную татуировку у левой подмышки, которая указывала его тип крови⁷⁵. После получения формы рекрутов, по словам Капезиуса, «разослали на все четыре стороны»⁷⁶. Его и дюжину других этнических немцев отправили на Центральную медицинскую станцию СС в Варшаве⁷⁷. Там он служил аптекарем в двух концлагерях у Берлина и Мюнхена – Захсенхаузене и Дахау. Туда отправляли политических заключенных, но по ходу войны стали завозить все больше и больше евреев. Хотя в обоих лагерях были ужасные условия, заключенных ни в одном не убивали. Неудивительно, что выбрали Капезиуса с его лаврами Bayer, ведь Farben управляла всеми лагерными аптеками.

Капезиус знал, что этнические немцы из Югославии, Болгарии и других центрально- и восточноевропейских стран были, согласно Гиммлеру и главным нацистам, «второсортными немцами».

– Мы чувствовали себя ниже немцев из Рейха, настоящих немцев, – отмечал Роланд Альберт⁷⁸.

Но Капезиус и не предполагал, что это распространенное среди эсэсовской элиты мнение приводило к тому, что этнических немцев отправляли в не самые приятные места, из-за чего многие из них оказывались на посту в концлагерях⁷⁹.

Именно в Дахау врач полковник Энно Лоллинг познакомился с Капезиусом и проникся к нему симпатией. Бывший морфинист, проработавший к тому моменту лагерным врачом уже семь лет, Лоллинг был главой лагерного Департамента медицины и гигиены. Это делало его ответственным за всех эсэсовских врачей во всех концлагерях.

Лоллинг был без ума от жутких, мрачных вещей. Он просил, чтобы из лагеря ему доставляли человеческую кожу с татуировками. Заключенных с татуировками, которые находили достойными, убивали инъекциями фенола в сердце, а их кожу осторожно снимали и сушили, после чего посылали Лоллингу в коробках с пометками «Военные материалы, срочно». Некоторые экземпляры он отправлял в берлинский Институт Кайзера Вильгельма, главный исследовательский центр Третьего рейха в сфере «расовой гигиены», где развивалась евгеника. Но лучшие экземпляры он превращал в жуткие подарки коллегам, например, кошельки и портсигары⁸⁰. Лоллинг даже приказал врачам-эсэсовцам в Бухенвальде выяснить, как можно уменьшить голову человека: этот вопрос очень его интересовал. Они изучили книги о практиках каннибалов южных морей и центрально-американских индейцев, но разгадку нашли в описаниях техники аборигенов, охотников за головами, овладевших этим искусством в совершенстве. Ради этого эксперимента в Бухенвальде было убито 30 заключенных, и три черепа удалось уменьшить до размера яблока (один из них комендант лагеря использовал в качестве держателя для бумаг)⁸¹.

В ноябре 1943 году Лоллинг сообщил Капезиусу, что его переводят в Освенцим. Капезиус знал: несмотря на то, что концентрационных лагерей были сотни, Освенцим особенно выделялся огромными размерами и страшной репутацией. Во время службы в Дахау и Захсенхаузене он узнал о нескольких лагерях с мрачной славой, объединенных под названием Освенцим; лагеря находились примерно в 50 км от Кракова. Изначально (с апреля 1940 года) это был захолустный исправительный лагерь. Полуразрушенные бараки на окраине небольшого городка – Освенцима по-польски, Аушвица по-немецки, – превратили в тюрьму. Через год там было уже 10 тыс. заключенных, в основном польские диссиденты⁸². Именно тогда I. G. Farben решила построить Моновиц всего в 6,4 км к востоку. Поскольку СС собирались обеспечить Farben рабочей силой, потребовалось расширить основной лагерь и утроить количество заключенных – до 35 тыс. и более.

Жуткая репутация лагеря, однако, появилась в результате двух не связанных между собой событий. Вторжение нацистов в СССР в 1941 году прошло довольно успешно. Всего за несколько месяцев немцы захватили в плен почти 1,5 млн советских солдат, а девать их было некуда⁸³. Тогда глава СС Генрих Гиммлер приказал построить новый огромный лагерь в 1,6 км от деревни Бжезинки, которую немцы называли Биркенау. Лагерь находился по другую сторону железной дороги и по плану должен был вмещать до 200 тыс. военнопленных, многих из которых собирались отправить работать на Farben, Krupp, Siemens и другие немецкие компании, громко заявляющие о намерении открыть лагеря и использовать рабский труд заключенных. Но планы, по которым Биркенау должен был лишь содержать военнопленных, быстро поменялись. К январю 1942 года нацисты официально приняли «Окончательное решение» – план по убийству всех евреев в Европе. Это сподвигло их построить новые лагеря смерти в Польше – Треблинку, Майданек, Хелмно и Собибор. Но даже с новыми лагерями убийства плененных евреев происходили недостаточно быстро. Поэтому Биркенау из лагеря смерти перестроили еще и в рабочий с собственными газовыми камерами.