Kitabı oku: «Полное собрание сочинений. Том 1»

Предисловие

Всегда интересно откуда-что начинается. Откуда вот так сразу и пять томов добра? И кто это наделал? Что ж, не буду плодить секретов. Сотворил сие я, т.е. Новиков Павел Александрович; личность, пожалуй, малоинтересная. А вот начиналось всё куда интереснее. Ещё на первом курсе института захотелось мне научиться играть на гитаре. На каких же песенках учиться? Тысячи их, но среди них, обязательно, есть «Гражданская оборона». С этого-то и началось. Очень запало в душу творчество тов. Летова, а где Летов, там и психоделика с одной стороны и желание творить самому – с другой. Далее увлечение психоделикой неизбежно перетекает в чтение «серьёзной» литературы, а писание песенок в писание маленьких рассказов. После начинается увлечение философией, во всём её неумолимом разнообразии, и желание написать тоже что-то более или менее объёмное. Пусть сначала не эссе, не роман, но хотя бы повесть с претензией на глобальность. И надо же так совпасть, что в ту же студенческую пору устроился я работать сторожем. Делать было нечего, только собак покормить, телевизора в сторожке не было, а смартфонов в ту пору (2002 год) ещё не изобрели. Следовательно, чем заняться, кроме как читать и Творить? Вот так Летов и совратил меня с пути праведного, так оно и пошло-поехало. Дальше – больше. Первый роман, второй, третий… Всё написано в сторожке, тёмными зимними ночами. Презабавное было время. Чтение философии, психологии, депрессивно-самокопательный период и вот уже эссе. Снова романы, ещё эссе… Жгучее желание заняться философией профессионально, аспирантура, диссертация… Но всему свойственно заканчиваться. Среда «профессиональных философов» оказалась днищем, аспирантура была брошена в ужасе от увиденного, нужна была нормальная работа, сторожба закончилась, а с нею и писанина. Что было написано, но не успело напечататься, так и не было «издано» даже на домашнем принтере. В итоге, несколько романов, несколько эссе и целая философская система, разумеется, всё даром никому не нужное. Так оно началось и так закончилось.

Прошли годы, был отдельный всплеск творчества в части сценариев (о чём будет в пятом томе), но ничего интересного более не создавалось. Точнее – совсем ничего. И вот сейчас, по прошествии более чем десяти лет после написания последних строк, мне внезапно подумалось: а что оно лежит лежмя? Времена меняются, интернет, электронные книги, почему бы не выложить? И вот он итог: пять томов добра. Забавы молодости, наивные труды, глупые претензии на Стоящее… Наивный чукотский мальчик, не иначе. А может глубочайше-шикарные вещи, с собственной философской системой, ещё и созданной в возрасте около 20 лет. Тогда гений, не иначе. Как оно есть? Теперь не важно. Уж что вышло, то вышло. Но как гласит народная мудрость: «не хошь кулеш – ничё не ешь».

Витая в облаках

«Очень уж утомительна жалость, когда жалость бесполезна»

Альбер Камю, «Чума».

Глава 1

– Вась, ну что ты там встал, как вкопанный?

Василий не спеша направился к ящикам.

– Давай быстрей! Ща Лексеич придёт, он тебе устроит райскую жизнь.

– Это он запросто, – промямлил Василий.

Василий Иванович нехотя взял тележку, гружёную ящиками с апельсинами, и потащил её на склад.

Санёк же в это время просто стоял и курил, частенько поглядывая на часы. К нему незаметно подошёл Михалыч, как его все тут величали, так как лет он был уже немолодых, с почти полностью поседевшей головой и хриплым прокуренным голосом.

– Санёк, через час по домам, а сегодня же праздник.

– Какой? – приободрился Санёк.

– Ну как же, день медицинской сестры.

– О-о, – протянул он. – Это святое.

– Вот именно.

– И что думаешь предпринять по этому поводу?

– Я сейчас вон ту фуру разгружу,– он качнул головой на дальний конец склада,– и буду ждать у проходной. Васька не забудь прихватить.

– Как же я могу забыть хорошего человека? Кто же нам ещё про Ницше, Гегеля и прочих Шопенгаров рассказывать будет?

– Во-во.

– Хотя он, наверное, не пойдёт.

– Пойдёт, хотя бы чисто символически.

– Ладно, будем.

Михалыч кивнул и, подкурив папиросу, подался разгружать фуру.

Только Санёк собрался таскать ящики, как к нему подошла грузная и, как всегда, весёлая тётя Клава.

– Сань, ай опять пить собрался? Ты ж только сегодня утром был страшён как сто чертей.

– Да ладно тебе, Клав, ты прям совсем как жена моя стала. Смотри погода то какая хорошая, посидим маленько в садочке и по домам.

– Ой, Санёк, тебе ещё и сорока нет, а вон уже и проплешина появляется. Меньше б пил, красивше б был, а то прям и смотреть не на что, – тётя Клава весело засмеялась.

– Ох, ты какая!

– Да, уж какая есть.

– Ты мне смотри, а то мужу-то всё расскажу, ты меня до греха не доводи, – тоже засмеялся Санёк.

– Тоже мне грешник-Казанова. Ладно, иди, а то Васька-то на тебя уже посматривать косо стал.

– Иду, иду.

– Тунеядец.

– Всю работу не переделаешь.

– А ты старайся.

– Ой, какая же ты всё– таки нудная, Клав, – вздохнул Санёк и, бросив сигарету, пошёл на подмогу к Василию.

Теперь бы следует поподробнее рассказать про этого Василия, то есть Василия Ивановича Иванова, двадцати четырёх лет от роду, проживающего в некотором городе на определённой улице. Отец его, царствие ему небесное, переехал лет тридцать тому назад в город и стал работать на заводе имени двадцатого съезда КПСС, выпускавшего булавки, иголки, патроны и прочие необходимые в хозяйстве вещи. На этом же заводе и начал свою трудовую деятельность наш Василий. К хорошей работе он никогда не стремился и вообще жил по принципу «лишь бы не сдохнуть», в физическом плане, но ни в коем случае не в духовном. Однако в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году завод закрыли, и Василий после долгих скитаний, временно устроился на работу на этом складе, где и познакомился с такими замечательными людьми, как Санёк и Михалыч, которые, как потом оказалось, жили в соседних домах.

Каждый день у Василия начинался в семь часов утра, после обычных слов матери, ещё не старой, но уже совсем седой женщины, однако ж очень весёлой и жизнерадостной «Вась, вставай, пора на работу». После этого он умывался, одевался, завтракал и шёл на работу, которая, к счастью, находилась в десяти минутах езды на автобусе.

Работа была не пыльная, но нудная, однако ж Василий любил подумать, а потому это его не смущало. Получал он немного, но на жизнь хватало, а больше ему и не было нужно. Остальные же грузчики имели дополнительный заработок, не совсем законный, но вполне естественный. Однако ж Василий, в причину своего высокого морального статуса и гипертрофированной совести, ни разу в жизни ничего не украл, чем он очень гордился, на потеху всем остальным.

После работы Василий обычно шёл домой, но иногда, пару-тройку раз в месяц, он где-нибудь сидел с Саньком и Михалычем, коих обычно потом тащил до дома. По прибытию домой Василий ужинал, а затем смотрел телевизор или читал, причём последнее было гораздо чаще. Читал он, кстати, не что-нибудь, а философские, а иногда и религиозные книги, которые ему очень нравились с самых ранних лет. Не сказать, что Василий был уж очень набожен, в церковь он ходил раз в год по обещанию, однако ж веровал, да и его настольной книгой была библия.

В общем, трудился он на благо обществу и на благо вечному, размышляя о бытии, Боге и прочих увлекательных вещах. Кстати сказать, деньги и прочие общепринятые ценности жизни его мало привлекали, в отличие от всех остальных знакомых ему людей. Тяготел он только к духовной пище, и не раз его небольшие статейки печатались в местных газетах.

Вот так Василий Иванович Иванов и жил со своей матерью Марией Юрьевной в привычной хрущёвке, на третьем этаже жилого дома, окна которого выглядывали в окологородскую лесную зону.

Весна. На деревьях уже были молодые зелёные листочки, где-то весело щебетали птички, и солнце грело уже совсем как летом. Вокруг прогуливались редкие люди. На лавочках и за столиками тоже сидели и отдыхали.

Василий, Санёк и Михалыч нашли первый попавшийся свободный столик и достали из пакета провизию.

Санёк грустно посмотрел на бутылку водки.

– Ой, Вась, лень было лишнюю остановку проехать.

– Ты мне уже все уши прожужжал.

– Там водка почти на три рубля дешевле!

– Да ладно тебе, Санёк.

– Ну что значит «ладно»? Много денег у тебя, что ли?

– Ты, я вижу, из-за этих трёх рублей сейчас удавишься, охота тебе было потом переться обратно?

– Не развалились бы.

– Только время терять.

– Вась, ну ты какой-то совсем неэкономный. Вот так раз три рубля переплатил, ещё раз, и вот уже зарплаты и нету…

Михалыч опять подкурил папиросу.

– Ладно, мужики, хватит, – прохрипел он. – Наливай по первой.

Санёк стал открывать бутылку.

– А ты, Вась, зря с Саньком споришь, он прав.

Налили, выпили, закусили, чем Бог послал.

Невдалеке виднелся лес, за которым были только поля и ни одного города на сто километров вокруг.

– Вот представляешь, – прервал тишину Василий, – Когда-то жили мы в лесах и дела нам никакого не было до денег; единение с природой.

– Это было давно.

– Но ведь жили же.

– Времена меняются.

– Да, сейчас деньги – всё. Есть деньги – есть власть, а это главное к чему стремится человек…

– Ну, я не назвал бы это властью…

– …так что, как не крутись, а без копейки не обойтись.

– Эх, Сань, все вот сейчас так думают, поэтому и творится у нас всеобщее отупение; нормальных книг никто не читает, в театры почти не ходят, все хотят стать бизнесменами или политиками, никто не хочет быть врачом, учителем или даже учёным. Деньги, деньги, деньги, ничего святого, всё позабыто и растоптано.

– Ну, начинается…

– А зачем всё это? – вставил Михалыч. – Размышлениями едиными сыт не будешь. Надо жить, а не в облаках летать.

– Когда человек не имеет никаких духовных идеалов, а просто жрёт, пьёт и спит, то это не жизнь, а существование. Не человек это уже, а обычное млекопитающее, которым правят те же инстинкты, что и свиньёй.

– А что же тогда такое человек, как не животное?

– Человек? – задумался Василий. – Человек – это существо мыслящее, которое должно стремиться прежде всего к духовному насыщению, а уж потом к физическому.

Михалыч усмехнулся.

– Слишком предвзято мы к себе относимся. Мы, прежде всего, животные. Кто хоть вообще сказал, что мы высшие создания и поэтому должны жить, как высшие?

– Во-во, это ты так говоришь, потому что ты сыт, одет и тебе есть где жить, а когда в желудке пусто, то тут особо не пофило… поф… по-фи-ло-соф-ствуешь.

– Возможно, ты отчасти и прав, но чтобы прожить мне, например, вполне хватает и моей скромной зарплаты, а больше мне и не надо, да и никому не надо, вот только хотят все больше и больше.

– Денег много не бывает.

– Зато я могу спокойно думать и, так сказать, духовно обогащаться. Это большинству надо жрать, пока не лопнешь, спать до одурения, а зачем? Просто так, потому что такие у всех идеалы, о себе никто не думает.

– Ну, живёшь ты так, а смысл? – удивился Михалыч.

Санёк не дал ответить Василию.

– Как это просто так? Если есть деньги и власть, то тебя будут все уважать, к тебе хорошо будут относиться твои дети, потому что они не должны будут побираться. Так что, то, что все хотят больше денег – это правильно, так и надо.

– Да кто тебя будет уважать? Если у человека есть власть, деньги, или вообще всё вместе и очень много, то его не уважают, а завидуют, следовательно, ненавидят, а это далеко не любовь и не уважение. И дети его в глубине души будут думать: «Да когда ж ты, отец наш родной, сдохнешь?» Вот так-то.

– Ну, это смотря как воспитать…

Василий прервал Михалыча.

– А вот если ты не денег хапнул, не для желудка жил, но для просвещения своего и рода людского, вот тогда тебя будут действительно уважать и не забудут никогда, вот так жить надо.

– Ты прям говоришь, как проповедник.

– Да куда уж мне.

– Н-да, – задумался Михалыч.

– Что-то мы заговорились совсем, давай Вась, наливай.

…

– У-ух, – поморщился Михалыч и, достав папиросу, подкурил её и довольно затянулся. – Вась, это ты, конечно, красиво говоришь, но нереально это всё. Жили, живём и будем жить исключительно для своего достопочтенного желудка.

– Здесь ты прав, – развёл руками Василий. – Причём будем, судя по всему, всё больше и больше.

– А почему всё больше?

– А ты посмотри, что в последнее время творится.

– А что в последнее время? – не понял Санёк.

– Деградация всего человечества.

– Ну, это ты загнул, аж самому страшно стало.

– А что? Разве я что-то не так сказал?

– Как-то слишком уж…

– Ещё в прошлом, вернее уже в позапрошлом веке за честь незнакомой дамы могли жизнь отдать, слово стоило жизни. А сейчас всё обесценилось, позабылось, померкло. Сейчас я могу говорить что угодно, и мне за это, в принципе, ничего не будет.

– Будет, – уверенно заявил Санёк, – посадят.

– Это всё не то.

– Вот ты, Васёк, говоришь – в прошлом веке, в прошлом веке, – а разве тогда не было борделей, разве тогда не убивали за деньги?

– Не без этого конечно, но…

– Одна скорлупа, а суть та же– деньги и власть. Конечно, духовное может быть и важно, но если у людей спросить, чтобы они выбрали, книжку написать или получить миллион, девяносто девять процентов выбрали бы второе. Это реальность, это жизнь, и никто меня не убедит, что какие-то там знания важнее еды.

– С таким вот всечеловеческим менталитетом мы скоро все позабудем и литературу, и историю, да и вообще самих себя. А зачем всё это? Да?

– Действительно, зачем? – искренне удивился Санёк. – Опять же, художники картины свои не для небес писали, а чтоб денег заработать.

– Большинство художников и так были богаты, и картины никакой роли особо не играли.

– Да нет, – не согласился Михалыч. – Способ самовыражения это, и всё.

– Это ты так говоришь, потому что власти хочешь, но не можешь.

– Да ладно уж…

– Хочется тебе, что б тебя уважали, да? – Санёк засмеялся.

– А ну тебя.

– Ладно, молчу.

Михалыч затушил папиросу и, расстегнув куртку, облокотился на стол.

– В мире же всё просто, это мы всё постоянно усложняем.

Никто не поддержал эту мысль, в виду её простоты.

– Да и вообще, Вась, бред мы какой-то несём. Мир вечен и непоколебим, его нельзя сбить с намеченного пути развития.

– Мир нельзя, но себя можно.

– Да и себя, как часть мира, тоже вряд ли.

– Ну, это ты зря.

– Много ты кого знаешь, кто встал на путь истинный?

– Но так жить, а, вернее, существовать тоже нельзя.

– Вся история говорит о том, что можно, а жизнь говорит, что нужно, – уверенно произнёс Михалыч. – Деньги – это всё, а всякие эти мысли – это так, от нечего делать.

Они ещё немного посидели и, допив водку, разошлись по домам.

Лишь Василий всю дорогу удивлялся: «Вот так-то, оказывается, весь духовный прогресс человечества происходит из-за того, что некоторым людям нечего делать».

– Министр внутренних дел на месте?

– А кто его спрашивает?

– А вы, я вижу, новенькая?

– Да, – кокетливо ответила она.

– Тогда скажите, что пришёл заведующий жилищно-коммунальным хозяйством Симеон, Пётр.

– По какому вопросу?

– Мне назначено.

Секретарша позвонила Павлу и, сказав, кто пришёл, кивнула и положила трубку обратно.

– Проходите.

Пётр зашёл в кабинет Павла, который в это время внимательно читал какие-то бумаги.

– Здорово.

– Заходи.

Пётр прошёл и сел в кресло напротив.

– Что читаешь?

Павел вздохнул.

– Доклад по Земле.

– А-а.

– Читал?

– А как же, читал. Всё прочитал, вот только кое-чего не могу понять.

– И что же?

– То ли весь наш эксперимент летит коту под хвост, то ли он пошёл в какую-то неправильную сторону.

Павел отложил бумаги.

– В каком смысле?

– Я имею в виду отношение людей к духовному и материальному, множество непонятных вещей.

– Например.

– Вот все эти войны на религиозной почве – они от переизбытка веры и чувств или просто из-за денег?

– Я так понял, что второе.

– А религия?

– Религия всего лишь предлог.

– Этого-то я и боялся.

– Вечно ты чего-нибудь боишься.

– Только не напоминай, и так до сих пор стыдно.

Павел откинулся на спинку кресла и потёр глаза.

– Да уж, странные сейчас дела творятся на Земле; с одной стороны люди становятся умнее, образованней, читают много, а с другой стороны все живут исключительно ради денег.

– Нет, не все, конечно…

– Не все, так большинство, я бы даже сказал, подавляющее большинство. А люди всё не перестаю…

– Да, ты прав.

– Вот я и думаю, надо что-то делать, а то этак уже лет через сто этот урод из конкурирующей организации нас уделает, и тогда нас, как и наших предшественников, отправят в отставку.

– Это точно, Босс у нас шутить не любит.

– Ага.

– Хотя, что предшественники? Ты помнишь, за что их уволили?

– Да ни за что, а нас – так и подавно уволят.

– Вот именно. Они-то слетели только за то, что люди неправильно интерпретировали их помощь им же, хотя сама операция прошла замечательно.

– Да, чистенько, без ошибок.

– Уволят нас.

– Да уволят-то ладно, – невозмутимо произнёс Павел. – За эксперимент обидно, столько сил в него вложили. Вот я и думаю, надо принимать крайние меры.

– И какие же?

– Всё те же.

– Ты что, хочешь послать…– не поверил Пётр.

– Петь, знаешь, что я тебе скажу: если мы сейчас не попытаемся, уже максимум лет через тридцать-сорок будет поздно, и тогда уж точно конец всему.

– Я думаю, ни тому уроду, ни Боссу это не понравится.

– Мы имеем на это полное право. Забыл номер пункта в договоре об эксперименте, но там точно написано, что раз в две тысячи земных лет мы имеем право послать на Землю мессию.

Пётр пожал плечами.

– А толку-то что? И Заратустра, и Будда, и Христос, их много было, но хоть у кого-нибудь из наших предшественников эти операции завершались успешно? Заслали Иисуса, между прочим, сына нашего Босса, очень уж он любил этот эксперимент, а толку? Только войны, инквизиции, крестовые походы и прочее. А сейчас на Земле дела идут вообще из рук вон плохо, люди не верят в чудеса, в высшие силы, даже в душу, более того, вообще не признают её существования, и ты хочешь в этот уже полусгнивший мир послать мессию? Это, по меньшей мере, странно.

– Ну что ты всегда такой пессимист?

– Я просто смотрю правде в глаза.

– Нет, нужно же что-то делать? Да, ты прав, посланные нами поля оказались никому не нужны, даже верить в них перестали, но я считаю, что если на людей правильно подействовать, то чувство рабства, ну или страха перед высшим, у них всё равно возьмёт вверх, на такой случай они и были сделаны большей силы, чем надо бы. Будем делать так, как делали все наши предшественники, то есть вселим частичку наших сил в какого-нибудь младенца.

– С младенцем фокус сейчас не пройдёт.

– Почему?

– Пока этот младенец вырастет, он уже продаст все свои силы и когда надо, не сможет действовать. Сейчас – это не тогда, сейчас люди повсюду, особо не спрячешься.

– Ну ладно, в чём проблема? Дадим нашу силу какому-нибудь двадцати-тридцати летнему мужику с максимальной духовной составляющей, и он, как и все прошлые мессии, будет творить чудеса, исцелять людей и заодно уж проповедовать новую, нужную нам, религию. Ничего нового.

– Ну, не знаю, – Пётр задумался.

– Тем более, что нам только и нужно изменить направление прогресса человечества, а с такими его темпами, люди уже лет через сто уверенно встанут на духовный путь развития.

Пётр вздохнул и в очередной раз покачал головой.

– Но…

– Петь, ну что мы теряем? Наши посты? Да хрен с ними! Мы на Земле вообще вон кем были, это судьба нас так сюда поставила. Так что, нам не привыкать.

Пётр сидел молча минут пять и, наконец, встав и пару раз прошедшись туда и обратно, повернулся к Павлу.

– О-ой, Паш, думал я думал и даже не знаю, что сказать.

– Тут и думать нечего.

– Может, всё само по себе изменится? Может, повезёт, и война какая будет? После неё ж всё по-другому…

– Ну что ты, как маленький? Ты ж взрослый мужик, третье тысячелетие уже разменял, а думаешь, как ребёнок. Пойми ты, кардинальным образом ничего не изменится, не будет никакой войны, по одной простой причине – лень…

– Достаточно одного неленивого человека, чтобы…

– Забудь, ничего не будет: ни войн, ни катаклизмов, а если даже и будут, то это всё равно ничего не изменит; пусть хоть миллиард людей сдохнет, остальным пяти будет наплевать, только порадуются, что просторней стало.

– Зря ты…

– Надо реалистично смотреть на вещи.

– Я смотрю.

– Значит, неправильно ты смотришь.

– Уж как умею.

– Петь, ну решайся ты, наконец!

Пётр ещё раз прошёлся туда-сюда по кабинету.

– А что мы, действительно, теряем? Хуже-то уже не будет. Ладно, будь по твоему, звони Боссу.

Обычный город, стоящий в густых лесах где-то за Уралом. Всё в нём идёт своим чередом, всё размеренно и спокойно.

На улицах растут красивые, только-только начавшие зеленеть тополя, мимо них ходят обычные люди и ездят обычные машины. Повсюду стоят стандартные пяти– и девятиэтажки с редкими вкраплениями красивых элитных домов. Короче, всё как и везде.

Вот в таком городе, в новом элитном доме и жил Николай Александрович Хорошев. Было ему сорок пять лет, хотя и выглядел он моложе. Работал, а вернее занимался он бизнесом, каким – не имеет значения. Фирма его до недавнего времени была процветающей, но сейчас её потихоньку стали давить конкуренты. Жил Николай Александрович не один, а с женой Татьяной и сыном Юрием.

Юрию Николаевичу было девятнадцать лет. Парень он был крепкий и неглупый, учился в местном институте и разъезжал на собственном новеньком форде. Всё у него было хорошо, да вот чего-то ему недоставало в жизни.

И вот, как-то появились в этом городе люди, называющие себя «Истинными посланниками Бога». Юрий пришёл как-то к ним посмотреть, что к чему, и так проникся их верой, что вскоре только об этом и думал. Чтобы вступить в это братство, Юрию пришлось продать свою однокомнатную квартиру, подаренную ему отцом на шестнадцатилетие. Но зато теперь Юрий стал очень уважаемым человеком среди истинных посланников, сразу получив третий по значимости ранг. И теперь всё времяпрепровождение Юрия сводилось к внедрению веры истинных посланников в падшие умы общества, за что он был уважаем ещё больше.

Николаю Александровичу и его жене Ольге это увлечение их сына не очень-то нравилось, но они смотрели на всё это по большей части сквозь пальцы, ибо жили по принципу: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало».

Утро очередного дня.

– Доброе утро, Таня, – позёвывая, произнёс Николай Александрович и сел за стол. – Что у нас сегодня на завтрак?

– Я только что проснулась, поэтому только кофе.

– И на том спасибо.

Николай Александрович сделал глоток кофе и прожевал булку.

– А, кстати, где Юрий?

– Уже ушёл на занятия, сказал, что будет поздно.

– Опять к этим попрётся?

– Будет читать проповеди своим братьям и сёстрам.

Николай Александрович откусил ещё булку и покачал головой.

– Ох, что-то перестаёт мне всё это нравиться. Чует моё сердце, до добра это не доведёт.

– Да ладно тебе, Коль, ну что ты нервничаешь? Побалуется маленько, потом надоест и всё.

– А как же квартира?

– Ну и что? Подумаешь, квартира. Бог с ней, она стоит копейки, мы ему и получше купим.

– Получше…

– Ты давай ешь быстрей, а то на работу опоздаешь.

– Тань, а может запретить ему? От этих сектантов ничего хорошего ждать не приходится.

– Как хочешь, мне всё равно, я не принимаю это всерьёз. Даже если они в один прекрасный момент исчезнут, всё равно ничего страшного не случится, попереживает наш Юра месяцок-другой и успокоится.

– А может мне с ним всё-таки поговорить?

– Ну, попытайся, хотя ты с ним уже не раз говорил, а толку никакого.

– Да, наверное, поговорю я с ним сегодня, – Николай Александрович дожевал булку. – Ну ладно, мне пора, у меня сегодня очень важная встреча.

– Пока.

– Угу, до скорого.

Большой дом, стоящий на окраине города, среди угрюмых елей и кустов малины. Дом этот не особо отличался от окружающих, разве что выглядел он немного опрятнее, хотя и было в нём что-то отпугивающее.

Этот самый дом и был храмом для всех истинных посланников. На втором этаже сего дома была большая светлая комната, в которой и заседали самые истинные посланники – Виктор и Сергей, для знающих Седой и Серж. Большую часть своей жизни они провели в отсидках за мошенничество и воровство, теперь же они были ни кем иными, как главными сторожителями и идейными лидерами истинной религии.

Через несколько минут должна была начаться молитва, и Седой с Сержем стали выжидать время.

Седой развалился на диване и вздохнул.

– Серж, а вот я думаю, не пора ли нам сваливать? Новичков почти совсем уже не появляется, капусту мы срубили, как бы не огрести.

– Ну чё ты трясёшься? Всё будет чики-пуки, ещё месяц можно смело работать.

– Смотри не лажанись, а то, я вижу, тебя жадность обуяла.

– Заткнись, не тебе решать. Я это дело начал, я его и закончу. Не нравится – проваливай. И постирай наконец свою долбаную рясу, а то от неё уж за версту воняет.

– На себя посмотри, козёл.

– Ты не возникай, твоё место возле параши! Если бы не я…

– Если бы не вы, многоуважаемый наш Сергей, я бы ща уже нормальные бабки имел, а не эту мелочь.

– Тебе что, мало?

– На этом хреновом дельце больше и не заработаешь.

– Это почему же оно хреновое?

– А тем, что нужно каждый день втирать придуркам какой-то религиозный бред, от которого меня, например, уже тошнит.

– Да ты считай ничего и не делаешь, всё я.

– Во, ты…

– Тихо! Кажется, кто-то идёт.

Седой и Сергей быстро сели на мягкие подушки напротив молитвенника и приклонили головы.

В дверь постучали.

– Войдите, – монотонно ответил Сергей. – Наши двери никогда не бывают закрытыми.

Вошёл Юрий с бумагой в дрожащей руке.

– О, простите, что я помешал вашей молитве, я зайду позже.

– О нет, не надо, – так же монотонно и дружелюбно ответил Седой. – Что тебе?

– Я принёс свои размышления по поводу нашей религии, дабы вы смогли показать их всем, кто ещё не верит и тем самым научить их истине.

– Очень хорошо, брат Юрий, оставь бумагу здесь и ступай к своим братьям и сёстрам. Тебе пора читать проповедь.

– Спасибо, – счастливым голосом произнёс Юрий. – Я оправдаю ваши надежды.

– Ступай с Богом, – так же счастливо ответил Сергей.

Юрий поклонился и вышел из комнаты.

Подождав пока шаги Юрия стихли, Седой и Сергей безудержно рассмеялись.

– Да, редкостный придурок, – сквозь смех сказал Седой. – Это ж надо: «я принёс свои размышления…»

Они засмеялись ещё громче.

Наконец, вытерев слёзы, Сергей ещё раз хохотнул и уже серьёзно заявил Седому.

– Короче, слушай сюда, сворачиваться даже и не думай, терпи. У меня тоже все эти идиоты типа Юрки уже вот где сидят, – он провёл ребром ладони по горлу, – но я же не распускаю сопли.

– Эх, Серж – Седой махнул рукой. – Хрен с тобой, терпел же я как-то и ещё потерплю.

– Вот и молодец.

Они встали с подушек и снова уселись на диваны.

– Войдите, – послышался грубый голос.

Двери огромного кабинета открылись, и Павел с Петром неспеша вошли внутрь.

За столом Босса уже сидел этот мерзкий тип и ехидно поглядывал на Петра.

– Садитесь.

Пётр и Павел сели в широкие кресла и переглянулись.

– Чего вы хотели?

– Мы на днях получили доклад по Земле… – Пётр запнулся.

– Ну, говорите.

Павел решил продолжить сам.

– Мы решили, что нам надо послать мессию.

Босс удивлённо поднял бровь.

– А вы хорошо подумали?

– О да, мы в этом уверены, – как-то робко сказал Пётр.

Уродец, сидевший рядом, хихикнул.

– А зачем?

– Как зачем?

– Вы же и сами прекрасно знаете, что уже поздно. Не будем тратить свои силы, у нас и в этом мире дел хватает.

– Мы думаем, что не так уж всё и страшно, ещё можно всё исправить.

– Да вы и сами в это не верите. Всё, с людьми покончено. Неудачный был эксперимент, я же давно говорил…

– Нет, я думаю… – прервал его Пётр, но продолжать почему-то испугался.

– Не хочу я никого посылать,– пробасил Босс.

– А не рановато ли ещё, – он опять ехидно улыбнулся. – Разве уже прошло две тысячи земных лет?

– Да, сейчас уже две тысячи первый год от рождества Христова.

– Не напоминай мне о моём сыне, – побагровел Босс. – Это из-за ваших предшественников он полюбил этих несчастных людишек, и сам спустился на землю. Он их любил, а они… Он до сих пор не может стать таким, каким был прежде. Я больше не хочу связываться с людьми.

– Совершенно верно, давно пора прикрыть этот проект. Помните, – обратился он к Петру и Павлу, – как ваша контора загубила Жизнь на Ялмезе, внедрив животное начало в их духовную жизнь? Они превратились в примитивных существ за ничтожный отрезок времени. Вы рискнули ещё раз, – он опять хихикнул. – И теперь решили внедрить духовную составляющую в животных. Вот видите, не прижилось, пора бы уже это понять. Выходит, животное всегда сильнее. Всё, эксперимент окончен.

– Нет! – воскликнул Павел. – Люди развиваются, они…

– Вы и сами знаете, что это неправда, – с уверенностью произнёс Босс. – Люди развиваются едино лишь с целью упрощения и увеселения своего животного бытия.

– Но дайте…

– Наша духовная крупица, по сути, так и не вышла из зачаточного состояния. Она необратимо умирает в этих обезьянах.

Павел разозлился, всё-таки этот урод ему очень сильно не нравился. Он повернулся к Боссу.

– Но мы имеем право на мессию, это оговорено в договоре об эксперименте. Вы обязаны нам разрешить…

– Иначе мы будем вынуждены обратиться в союз правителей Высших Миров, – добавил Пётр.

Вены на висках Босса вздулись, он был готов испепелить их взглядом.

– Вон вы как заговорили! Да если бы не мой сын, и ноги вашей здесь не было! Да кто вы такие? Тоже мне дух, ничтожные душонки этих неудачников! – Босс приподнялся с кресла и упёр руки в стол.

Пётр и Павел съёжились, ожидая чего угодно.

– Хрен с вами! Посылайте мессию, но знайте, если опять ничего не получится, я забуду про существование этого дурацкого эксперимента и вообще прикрою вашу лавочку.

Босс плюхнулся в кресло и обвёл их недобрым взглядом.

– Всё, можете идти.

Они слегка поклонились, естественно за исключением этого «красавчика», который всё-таки был с боссом на равных, так как состоял главой хоть и конкурирующей, но не менее важной конторы.

Выйдя из кабинета, Пётр облегчённо вздохнул и вытер пот со лба.

– Вот это ты, Паш, отчебучил!

– Что?

– Угрожать Боссу!

– А что ещё оставалось?

К ним подошёл конкурент.

– Ой, ребятки, ничего-то у вас не выйдет, можете попрощаться с вашими любимчиками и со своими регалиями, – он вновь ехидно хихикнул и ушёл.

– Как же он меня бесит… – процедил Павел.

– Знал бы босс, что он хотел совратить его сына…

– Кстати о регалиях, протри, наконец, свою шляпу, а то она уж совсем не блестит.

– А ну её, – Пётр махнул рукой, и они пошли в теперь уже общий кабинет.

Василий всю дорогу думал о сказанном. Он пытался понять, неужели все люди такие? Неужели все думают так же, как и они?

По пришествии домой Василий «крепко задумался в вопросе о правде».