Kitabı oku: «Полное собрание сочинений. Том 2», sayfa 16
Десять к одному
«Народное счастье – моё несчастье»
Макс Штирнер, «Единственный и Его собственность».
– Товарищ старший лейтенант, майор Соломин прибыл.
Старлей Кривцев кивнул и, отставив стакан чая, подошёл к окну.
Перед бараком стояло три «Урала», из которых выгружались солдаты. Невдалеке стояли два БТРа прикрытия, экипажи которых сидели на броне и мирно покуривали.
Кривцев аккуратно заправился, застегнул верхнюю пуговицу и вышел на улицу.
Из-за «Урала» показался офицер, который, застегнув ширинку, стал следить за разгрузкой, то и дело покрикивая на нерасторопных солдат.
– А вот и он,– прошептал старлей и направился к майору.
– Здравия желаю, товарищ майор!– Кривцев козырнул.– Старший лейтенант…
– Чё так официально-то? Мы не на плацу. Кривцев, да?
– Так точно.
– Хорошо. Ну что, пошли, угостишь меня с дорожки.
Кривцев кивнул.
– Данилец! Что ты автомат теребишь? Давай вещи таскай!
– Есть!
– Пока не гаркнешь, так и будут курить или с автоматом играться.
Они зашли в штаб.
Майор Соломин сел на стул и, сняв берет, вытер пот со лба.
– Ну и жарища.
– Да уж. Вам чайку или покрепче чего?
– Какого ещё на хрен чайку?
– Ясно.
Кривцев достал из стола флягу, затем выплеснул остатки чая в окно и поставил кружку перед майором. Себе он взял стакан с полки и, протерев его платочком, поставил рядом.
Разлили.
– Чистый.
– Ну, давай, за встречу.
Выпили.
Кривцев закусил ещё не совсем созревшим яблоком, а Соломин просто занюхал рукавом.
– У-ух, ну ладно, рассказывай, что тут у вас творится.
Старлей снял берет, и развёл руками.
– Да что тут… Плохи дела.
– Это я знаю, давай точнее.
– А что точнее? То на колонны нападут, небольшие, то в ауле кого-нибудь прирежут, снайпер какой-то чуть ли не каждую ночь по блокпосту… Да как везде, в общем-то.
– Везде, везде,– согласился Соломин,– только всюду хоть что-нибудь, да делают, а у вас тут…
– Людей нет, да и…
– Людей нет, ха! А их много, что ли?
– Нет, человек может быть десять – двадцать, из ближайших аулов.
– Вот, даже знаете, где они…
– Но не знаем, кто именно; не каждого же мужика к стенке ставить? А что бы их уничтожить, в бою нужны люди, вот сейчас подкрепление прибыло, уже…
– Подкрепление? Это?– Соломин кивнул на окно и снова усмехнулся.– Тоже мне подкрепление, они ж автомата в руках не держали.
С этим Кривцев не мог не согласиться.
Они некоторое время просидели молча.
Соломин закурил.
– Ну ладно, давай рассказывай чего-нибудь.
– Чего?
– Что значит «чего»? Как нападают, когда нападают, как ведут себя, какие потери…
– Да ничего особенного, я же говорил, нападают на небольшие колонны, на отдельные машины, вот предшественника вашего, подполковника Гусева, как убили: ехал из города, а охраны почти никакой,– Кривцев вздохнул.– Всех перестреляли. Так что ездить опасно, да и в Горном допоздна не особо посидишь, отловят где-нибудь и всё, хорошо если просто убьют, а то ведь…
– Знаю, знаю.
– Но это мы сейчас осторожные стали, так у нас сейчас потерь нет. А вот снайпер… Каждую неделю человека три-четыре теряем. Как вечер, так начинается, по блокпосту уже не погуляешь, засядет где-нибудь там,– Кривцев махнул рукой на горы,– и всё, ничего не сделаешь. Были бы вертолёты, а так…
– Ясно,– Соломин о чём-то задумался.– А аул-то где здесь?
– Там, в долине, вон за той горой, километров семь.
– Большой?
– Средненький.
– Вот там, наверное, и набрался этот десяток; днём: «Здравствуйте, пожалуйста», а ночью начинают…
– Да это ясное дело.
– Обыски-то делали?
– Делали, и не раз, а что толку? Долго, что ли, автомат спрятать?
– Это верно,– Соломин почесал затылок.– А стукачи есть?
– Нет. Аул-то небольшой, все у всех на виду. Был, помнится, один, так его через две недели прирезали, так что… сами понимаете.
– Это плохо. Ладно, налей-ка мне чайку.
Кривцев ополоснул кружку и налил почти совсем уже остывший чай.
– Подозреваемые-то есть какие?
– Да все, ну разве что за исключением тех, кто или еле ходит, или автомат ещё не поднимет.
– Чудненько. Ну, а мы-то хоть кого-нибудь грохнули?
– Конечно, и на нашей совести есть парочка-другая.
– Парочка,– Соломин усмехнулся и отставил чай в сторонку,– они у нас каждую неделю на тот свет «парочку» отправляют, а мы за полгода.
– Нет, ну не полгода, конечно, месяца три-четыре, не больше, так что…
– Что? У нас потерь раз в десять больше, какая разница – за какое время.
– Да.
– Манда. Ну и что, трупы-то видели?
– Нет, они же их с собой утаскивают.
Соломин снова усмехнулся.
– Даже трупов не видели, вообще великолепно. Ну, можно ведь было хотя бы по этому аулу долбанному походить узнать, кто пропал.
– Делали мы так.
– И что? Родственники говорят, что уехали. Да в принципе, ясно кто, но доказательств никаких.
– Да какие ещё на хрен доказательства?
Кривцев слегка смутился.
– А как же? И подполковник Гусев всегда говорил, что если наказывать без доказательств, то это бойня получится, и толку от этого…
– Интересно.
– Даже на войне люди– это люди, и нельзя…
– Можно! Это война, а на войне все средства хороши. Тут уж или мы их, или они нас.
– Но нельзя же превращаться в скотов, надо же оставаться людьми, да и законы тут ещё никто не отменял.
– Законы… Закон что дышло: куда повернул, туда и вышло.
– Нет, ну это как-то…
– Да, лучше чуть ли не каждый день похоронки отправлять.
– Нет, и это тоже, конечно…
– Я вижу, вы с Гусевым хотели и рыбку съесть и на хрен сесть.
– Я просто не понимаю неоправданной жестокости.
– Это не неоправданная жестокость, а очень даже оправданная необходимость, иначе нас тут всех перебьют.
– Нет, ну это вы преувеличиваете, не так уж…
– Это не принципиально. Важно то, что наши ребята гибнут, а эти уроды…
– Здравия желаю, товарищ майор!– козырнул вошедший сержант и встал по стойке смирно.
– Чего надо?
– Люди распределены, что прикажете делать?
– Солдатам отдыхать, колонну домой. Свободен.
– Есть!
Сержант ещё раз отдал честь и вышел.
– Ещё ваша подпись.
– Что?
– Подпись,– напомнил Кривцев.
– Да, точно.
Соломин встал и, поправив гимнастёрку, направился к выходу.
– Обед готов.
– Иду, Ахмед.
Иосиф неспешно сел за стол.
Ахмед разлил суп по тарелкам, и они молча принялись есть.
Первым прервал тишину Иосиф.
– Я слышал, ты весь вечер вчера просидел у Аджековых?
– Кто тебе сказал?
– Люди, люди говорят.
Ахмед отвёл глаза в сторону.
– Да, вчера вечером я был у них.
– Не уважаешь ты своего деда.
– Почему? Я тебя уважаю, я…
– А почему же тогда не слушаешься? Я же тебя просил не ходить к ним.
– Но Шамиль мой лучший друг.
– Он тебе не друг.
– Но я думаю…
– Тебе всего шестнадцать лет, ты ещё не можешь думать сам, поэтому ты должен слушать меня, дед тебя плохому не научит.
Ахмед молчал.
– Я прав?
– Да, ты прав.
– Твоя мать умерла пять лет назад, отца и брата убили, причём брата твоего убили свои же, на него кто-то наклеветал, и ты это прекрасно знаешь.
– Знаю.
– Тебе тоже не терпится умереть?
– Нет.
– Не ходи к нему, ты сильно рискуешь.
– Но он мой лучший друг,– не унимался Ахмед,– не могу же я предать его?
– Он уже предал тебя.
– Он меня не предавал.
– Ошибаешься, Ахмед, он предал всех: и тебя, и меня, и свою семью, всех; весь свой народ. Как его отец и мать были против того, чтобы он воевал? Он их послушал? Пожалел их? Нет. Обоих его братьев убили, ты думаешь, он долго ещё проживёт? Недолго, а как без него будут жить отец с матерью? Об этом он не думает.
– Но ведь они с ним.
– Они смирились. Они не перечат ему только потому, что не хотят потерять. И ещё эти его… У них же живёт его дружок, моджахед, которого он выдаёт за своего родственника, хотя у него на лбу написано, кто он такой. Он же фанатик, ради своей цели он убьёт и Шамиля, и его родителей, и уж тем более тебя; это уже не человек. И как ты думаешь, кого Шамиль считает более близким другом: тебя или его?
Ахмед молчал.
– Отвечай.
– Не знаю.
– Его. Потому что для него он брат по крови, а ты всего лишь друг детства, такого далёкого и неуместного сегодня детства.
– Это же…
– Его друг – сумасшедший, ты это должен и сам понимать, и Шамиль скоро таким же станет, уж поверь мне.
– Но он… Ведь почти весь аул против русских, а мы…
– И что?
– Мне стыдно.
– Брось эти мысли. Это им должно быть стыдно, а не тебе.
– Но они…
– Не ты убиваешь, и не ты предаёшь. Пусть хоть весь мир поддержит эту войну, пусть хоть все чеченцы думают, что так они обретут свободу, ты должен думать сам. Ты не дурак, и должен сам понимать, кому действительно нужна эта война. Все они мясо, всего лишь пушечное мясо, а ты – человек, и об этом не стоит забывать.
– Но они считают нас…
– Трусами? Предателями?
– Да.
– Я знаю. Но кто так считает? Эти несчастные полоумные? Да, почти все поддерживают войну, но хотят её единицы; остальные вынуждены смириться, иначе их убьют или сживут со свету. А я старейшина этого аула, и я должен думать и выбирать правильный путь, а не идти на поводу у Дудаева.
Ахмед начал убирать со стола.
– Помни Ахмед, лучше быть мёртвым человеком, чем живым мясом. Ты понимаешь?
– Да.
Иосиф тоже встал из-за стола.
– Спасибо.
– Не за что.
– Не ходи больше туда, тебе там нечего делать. И… почисти в курятнике.
Стояла тихая, тёмная ночь, как будто и не было никакой войны. Птички что-то мирно чирикали, где-то вдалеке завывала собака… На блокпосту все ещё спали, ну разве что за исключением часовых и дневального. Спал и майор Соломин, прямо в кабинете, накрывшись стареньким бушлатом.
Часовой вбежал неожиданно.
– Товарищ майор, товарищ майор!
Соломин вскочил, но, не услышав никакой стрельбы, сразу успокоился.
– Ну, чего ты орёшь?
Часовой показывал пальцем в направлении гаражей.
– Там…
– Отставить, рядовой! Докладывать по уставу!
– Товарищ майор, там Серё… младший сержант Конев…
– Не понял.
– Кажется, он убит.
– Чего?!
Соломин в миг проснулся и, взяв автомат, выскочил из кабинета.
– Вон там, за углом.
– Пили вчера?
– Никак нет, товарищ майор.
Соломин направился к гаражам.
– Я стою, смотрю: что-то пошевелилось, ну я подхожу…
Соломин зашёл за угол и едва не споткнулся о распростёртое тело.
– Твою мать! Зови врача,– Соломин нагнулся и пощупал пульс.– Нет, отставить.
– Он… мёртвый?
– Скорее всего.
Соломин повернул тело на спину.
– Да-а, с такой дыркой…
Соломин встал и тут же от стены, как раз на том уровне, где у него только что была голова, отлетели куски кирпича.
– На землю!
Солдат упал и, неуклюже сняв автомат с предохранителя, стал испуганно смотреть по сторонам.
– Что разлёгся?! Ползи!
Вторая пуля вошла в стену чуть выше спины майора.
Соломин нырнул за угол, и тут же ещё одна пуля срикошетила от стены.
– Вот козёл! Сука!
Соломин вскочил и, пробежав несколько метров, спрятался за полуразобранным уазиком.
На крик уже поднялись все солдаты и в одних трусах, но с автоматами наготове, выскочили из казармы.
– Товарищ майор!
– Куда?! Назад!
Солдаты в недоумении остановились.
– Бегом обратно в казарму! Ну!
Соломин огляделся и побежал следом.
Он вошёл и, ударив кулаком по тумбочке, уселся на первую попавшуюся кровать.
– Вот уроды, совсем обнаглели!
Вбежал запыхавшийся старлей Кривцев.
– Товарищ майор, с вами всё в порядке?
– Да.
– Хоро…
– Это что ж такое?
– Снайпер.
– Вижу, что не комбайнёр. Что у вас тут за безобразие? По своему же блокпосту пройти нельзя. Ну, я наведу здесь порядок, я им…– Соломин не находил больше слов и, ещё раз стукнув по тумбочке, замолчал.
Затянулась минута молчания.
Соломин закурил и, открыв спичечный коробок, положил его на колено.
– Конева убили.
– Точно?
– Точно.
Майор осмотрел окружающих.
– Я же говорил, ночью не выходить! Куда он попёрся?
– Покурить, наверное.
– Покурил! Дневальный!
– Я!
– Ты… Ладно, я с тобой ещё поговорю. Здесь война, а не учебка; здесь головой думать надо!
– Товарищ майор, да вы тоже… Ясно же, что снайпер офицера ждать будет.
– Ты меня поучи ещё!– Соломин на секунду замолчал.– Ладно, сглупил. Не, ну вы тоже хороши. Что этот подполковник тут делал? Мух бил? Пошевелиться уже нельзя!
– А что поделаешь? Здесь нужна хотя бы пара хороших снайперов, а где их взять? А так…
– Ладно, будут снайпера. Завтра же пришлют, никуда не денутся. А вообще-то, товарищ старший лейтенант, нужно не со снайперами бороться, а с их прикрытием. Без прикрытия они ничто, в одиночку в горах долго не проживёшь. Этот из Горного, да все они из Горного. Вот и нужно хотя бы раз облазить всё хорошенько, и дело с концом.
– Да наведывались мы, и не раз.
– Да неужели?
– Никакого толку. Ни автоматов, ни винтовок, ничего. Кого наказывать-то?
– Их. Они там все повязаны; накажи хоть одного, и все сразу заткнутся. Они понимают только силу, а вы против них улики ищете!– Соломин усмехнулся и потушил сигарету.– Надо же понимать.
– Ну, нельзя же первого встречного…
– Можно!
– Я…
– Даже не только можно, но и нужно. Парочка-другая в любом случае стоит тех ребят, которых у нас уже положили.
– Нас же всех под трибунал…
– Кто? Какой на хрен трибунал? Журналистов тут нет, начальство и само всё понимает; кому они жаловаться-то будут? А если и будут, что они докажут? Трудно, что ли, автомат ему в дом подсунуть и сказать, что убежать пытался?
– Но это же…
– Это жизни десятков наших людей, неужели они все не стоят жизни одного человека, который сам уже не знает, зачем живёт; которому жизнь уже самому не нужна.
– Ну не знаю.
– Это справедливо, это правильно.
– Это незаконно.
– Иногда закон надо придумывать самому.
– Это всё равно незаконно.
– Законно нас тут всех так перестреляют.
– Но это же тоже люди.
– А у нас погибшие не людьми были? А скольких мы ещё можем спасти ценой какой-нибудь никчёмной жизни?
– Но мы же можем наказать совсем не того…
– Все они там повязаны! Или ты думаешь, там какой-нибудь молодой мужик чист и безгрешен?
– Ну, первого встречного– это тоже как-то…
– Я и не говорю: пошли в аул грохнем кого-нибудь, кто первым под руку подвернётся.
– А что же тогда?
– Допустим, бой закончился, приходим мы в аул, сидит там где-нибудь малый весь ещё в свежем поту, о чём это говорит? Ясно же, хотя и никаких доказательств. Да и они знают за что, это мы только догадываемся.
– Не знаю.
– Тебе и не надо знать, знать должен здесь я. Нам нужна хоть совсем маленькая-премаленькая, но зацепка. Так тоже жить нельзя: в своём же доме прятаться. Правильно я говорю, бойцы?
– Да!– протянули все.
– Вот видите, товарищ старший лейтенант, все же понимают. Не всегда то, что правильно – хорошо, подумайте над этим.
– Подумаю.
Соломин кивнул.
– Всё, всем отбой!
– Ахмед.
– Да.
– Спустись в погреб, принеси вина к ужину.
– Иду.
Через несколько минут они сели за стол.
– Ты разговаривал вчера с Шамилем?
– Нет.
– А сегодня?
– Нет.
– Что-то затевается, чует моё сердце.
– Почему ты так решил?
– Ходит он какой-то… Да и сегодня утром я у них во дворе видел какого-то…– он подбирал слово,– душмана.
– Может быть, я не знаю.
– Ты точно не ходил к Шамилю?
– Точно.
– И не ходи, особенно сейчас. Этот молодой человек приехал к Услимовым не просто так. Да, сейчас лучше сидеть и не высовываться.
– Ты прав.
Ахмед доел картошку и стал разливать чай.
– Что делается, что делается… Ну, могли мы подумать десять лет назад…
– А сейчас почти все за войну.
– Это молодёжь– почти все, а мы идём у вас на поводу, как бараны.
– По-моему, ты преувеличиваешь; взять хотя бы наш аул; все ж против русских.
– Не все, да и не смотри ты на всех, что тебе все? Ты сам должен понимать, что тебе надо, а что не надо. Вот тебе нужна война, кровь, смерть?
– Нет.
– Вот так и живи. И нечего равняться на других.
– Но…
– Тебе ещё жить да жить, и помни, что у нас в роду остался только ты, так что спрос с тебя особый. Не будь так же глуп и наивен, как твой отец, брат, дядя Кожугед… Они мертвы, а чего они добились своей смертью? Ничего.
– Да.
– А если ты боишься, что тебя убьют свои же, что…
– Я не боюсь.
– И правильно. Пока я старейшина этого аула, нас и пальцем никто не посмеет тронуть. Всё-таки меня ещё уважают.
– Я смерти не боюсь, я за тебя боюсь.
– А мне что? Я уже старый, я своё прожил.
– Всё равно как-то…
– Меня не тронут и тебя не тронут; здесь беспокоиться не о чем.
– Но эти приезжие… Они ведь тебя не знают.
– Главное, чтобы они с тобой ничего не сделали.
Они допили чай, и Ахмед стал убирать со стола.
– Пойду-ка я полежу. Спасибо.
«Дедушка прав»,– думал Ахмед, ополаскивая тарелки.
Соломин сидел в своём кабинете и заполнял какие-то бумаги.
С минуты на минуту должно было приехать подкрепление, которое ему каким-то чудом удалось выпросить у начальства.
«Сказали – ребята обстрелянные, неплохие снайпера… Брешут, скорее всего,– он сделал глоток чая и взялся за другую бумагу.– Сейчас вот это… Не понял…»
Где-то невдалеке прозвучало несколько взрывов. Через секунду оттуда же стал доноситься рокот автоматных очередей.
«Неужели…»
Соломин встал и, прислушиваясь, направился к двери.
Телефон.
– Товарищ майор!
– Что?
– На колонну напали.
– Да ты ж…– Соломин ударил по столу так, что кружка подпрыгнула.– Вот тебе и приехало подкрепление. Гуди тревогу.
– Вроде, закончилось.
– Да, кажется.
Ахмед сел на диван.
– Интересно, Шамиль жив?
– Я так и знал, что что-то затевается, я так и знал… Безумцы.
Ахмед молчал.
– Столько смертей!
– А сейчас жди гостей.
– Да, наверняка будут обыски. Но нам бояться нечего, Ахмед, на наших руках крови нет.
– Да, дедушка.
Некоторое время они просидели молча, думая, что там сейчас творится.
– Интересно, куда они теперь?
– Как обычно, наверное.
– А может, через долину уйдут?
– Зачем? Домой придут, переоденутся и всё; если не раненый, конечно.
Они снова замолчали.
Дедушка кивнул каким-то своим мыслям и прошептал.
– Как хорошо, что ты не с ними.
Когда майор приехал, бой уже закончился. На дороге стояли подбитый БТР и «Урал» с развороченным кузовом и медленно догорающим тентом.
На дороге лежали несколько человек, судя по всему, мёртвых, из кабины «Урала» тоже торчали чьи-то ноги.
– Прислали… Хоть бы пару БТРов в прикрытие дали.
Из ближайших кустов вылезли несколько человек и направились к «подмоге», один из них ощутимо прихрамывал, другие выглядели не лучше.
– Стайкин, помоги ребятам.
Оставшихся в живых, которые так и не проронили ни слова, посадили в машину.
Соломин достал сигарету и нервно закурил.
– Значит так, Стайкин и Ромов со своими по машинам, поедете за мной. Рябинов, раненых в лазарет.
– Есть!
Народ разбежался по машинам.
Соломин вместе с несколькими солдатами залез на БТР и махнул рукой.
Колонна тронулась.
– Слышишь?
– Что?
– Кажется, к нам кто-то идёт.
Ахмед прислушался.
– Да.
В дверь постучали.
– Пойду, открою.
Послышался скрип открывающейся двери и голос Шамиля.
Рахид не слышал, что он говорит, но такой гость ему был не нужен. Он встал с дивана и прошёл в прихожую.
В дверях стоял Шамиль и тот тип, который приехал к нему пару дней назад. Оба были с автоматами, все в пыли, ещё не отдышавшиеся.
– Здравствуй, Рахид.
– Что пришёл?
– Вот,– Шамиль кивнул на ногу его приятеля.
Только сейчас Рахид заметил, что друг его стоял облокотившись на Шамиля; вся его левая штанина была пропитана кровью.
– У вас же есть погреб, которого русские не знают, спрячь его на день-два, потом я его заберу. Ты видишь, сейчас он не может идти с нами.
– А мне-то что?
Шамиль попытался зайти в комнату, отчего его приятель застонал и схватился за ногу.
– Стой, где стоишь, мне здесь кровь не нужна. А лучше уходите, вам здесь делать нечего.
– Но, Рахид, он же не может идти, его убьют.
– А мне-то что?– повторил Рахид.
– Но он же наш брат.
– Дедушка…
– Молчи, Ахмед.
– Что вам стоит?– уже начинал нервничать Шамиль.– Его у вас не найдут.
– Я сказал – нет. Уходите.
– Но его же убьют! Как вы…
– Не кричи на меня, Шамиль! Да ещё в моём же доме.
Шамиль нервничал всё сильней, тем более что время уже поджимало.
– Рахид…
– Да стой ты спокойно, сука,– вновь простонал раненый.
Рахид кивнул на раненого.
– И ты его ещё называешь…
– Старик, лучше пусти меня, а то я вас всех тут…
У раненого, судя по всему, нервы были на пределе, и сейчас он был готов на всё.
Но и Рахид был не из пугливых.
– Ах ты, собака! Ты просишь, чтобы я тебя спас, и ещё угрожаешь мне?!
– Ты не видишь? Я подыхаю, а ты…
– Не кричи!
– Дед, да ты…
– Что?! А ну убирайтесь вон!
– Сейчас ты у меня уберёшься! Открывай погреб!
– Джамиль, успокойся.
– А ты заткнись!
– Джамиль…
– Открывай погреб, собака!
– Пошёл вон!
Рахид стал подходить к нему, намереваясь вытолкнуть за дверь.
– Рахид, он сам не понимает…
– Где это видано…
– Стой, сука!– Джамиль вскинул автомат.– А ну веди в погреб!
– Нет!
– Русская собака!– он передёрнул затвор.
– Джамиль, не надо!– Шамиль и сам не понимал, что ему сейчас делать.
– Ну, всё,– он явно собрался стрелять, но Шамиль вовремя среагировал и отвёл автомат в сторону.
Прозвучало два выстрела.
Ахмед схватился за руку и громко застонал.
– Ты что, с ума сошёл?!– Шамиль выхватил автомат из рук Джамиля.– Прости, Ахмед, прости Рахид, я…
– Убирайтесь, скоты!
– Русский прихвостень, я тебя…
Ахмед упал на диван.
– Мы уходим, уходим. Молчи, Джамиль.
– Предатель, предатель…
– Что б вас всех перестреляли!– прокричал им вслед Рахид и захлопнул дверь.
– Ахмед…
Рахид кинулся к Ахмеду, который не переставал стонать. Вся его рука была в крови.
– О Аллах всемогущий, за что?
– Проклятье…
Послышалось, как в аул въехали машины.
Залаяли собаки.
– В погреб, быстро.
Соломин сидел, облокотившись на башню БТРа, и нервно покуривал сигарету. Поблизости стояли несколько солдат, остальные обыскивали аул, подняв там нешуточный переполох.
– Курочкин,– майор постучал по броне.– Направь-ка пулемёт на дорогу, что-то там, кажется, неладно.
Башня съехала со своего насиженного места.
По аулу туда-сюда бегали солдаты, где-то совсем близко надрывалась собака, из уже обысканных домов выбегали женщины, кто плача, кто размахивая кулаками. Несколько из них, завидев БТР, направились к Соломину.
– Ближе тридцати метров не подпускать.
Двое солдат вскинули автоматы. Один из них дал короткую очередь поверх голов.
– Ближе не подходить!
Женщины остановились, с недоумением глядя на Соломина, то и дело вытирая слёзы.
С восточной стороны аула появились несколько солдат, которые вели перед собой парня, держащегося за окровавленную руку, и старика, который всё ещё что-то пытался объяснить.
Соломин слез с БТРа и, закинув руки за спину, стал ждать.
Крики деда ещё больше переполошили аул, и на выгон стали подтягиваться жители, со страхом наблюдавшие за происходящим.
Соломин бросил окурок и затоптал его нагой.
– Кто такие?!– прокричал он ещё издалека.
– Дед раненого в погребе прятал!
– Он не мог…
– Он…– оживилась толпа, но очередные выстрелы поверх голов заставили их замолчать.
– Всем молчать!– прокричал Соломин.– Устроили балаган, я вам…
Подошли солдаты.
Парня кинули на землю, а на деда наставили автоматы.
– Это старейшина, он…
– Я сказал молчать!
– А это его внук,– выкрикнул кто-то из толпы, правда, уже значительно тише.
– Внук, говорите,– прошептал Соломин и подошёл поближе.
– Ну-ка, внучок, повернись,– Соломин пнул Ахмеда и тот, застонав, перевернулся навзничь.
– Товарищ майор…
– Всем заткнуться!
Люди замолчали.
– Товарищ майор,– запричитал Рахид,– это мой единственный внук, он ни в чём не виноват.
– А дырку в руке он сам проколупал?
– К нам приходили…
– Дед Мороз и Снегурочка?
– К нам…
– Да мне насрать, кто к вам приходил! У него свежая огнестрельная рана, а это…
– Он никогда…– вышел из толпы какой-то дедушка, но Соломин осёк его на полуслове, наставив на него пистолет.
– Ещё шаг – убью.
– Я не… Я не…– хотел сказать что-то Ахмед, но не смог выговорить больше ни слова.
– «Я не… Я не»,– передразнил его Соломин,– сука.
– Он…
– Так, всем слушать меня! Вы, я вижу, по-хорошему совсем понимать перестали, ну что ж, сейчас будет по-плохому.
Соломин направил пистолет на Ахмеда.
– Мой внук…– Рахид кинулся к Соломину, но его оттолкнули.
Толпа тоже начала гудеть, но под дулами автоматов они не решались ничего делать.
– Ты, мразь, скольких наших перебил?! А?!
– Я никого, я…– сквозь наворачивающиеся слёзы шептал Ахмед.
– Час расплаты настал.
– Да что вы?!
– Как вы?!
– Стайкин!
Стайкин снова дал очередь поверх голов.
– Вот так теперь будет с каждым, кто будет плохо себя вести, ясно?!
Соломин осмотрел толпу выразительным взглядом и, резко нагнувшись, рывком повернул Ахмеда на живот, приставив пистолет к его затылку.
Солдаты стали держать его за руки.
Народ стал кричать что-то нечленораздельное, женщины заплакали и подняли руки к небу.
– Он не виноват, он не виноват…– кричал Рахид, пытаясь вырваться из цепких рук солдат.
Соломин покрепче сжал пистолет.
– Ты знаешь, за что умрёшь.
Выстрел прозвучал совершенно обыденно.
Ахмед затих.
Рахид взвыл и каким-то чудом вырвался из рук солдат, выхватив при этом у одного из них автомат.
– Сволочь!– сквозь слёзы прокричал он, но выстрелить так и не успел.
Соломин направил пистолет с Рахида на толпу.
– Вам всё ясно?!
Мужчины молчали, женщины плакали.
– По машинам!
Соломин залез на БТР и, кинув злобный взгляд на бездыханного Ахмеда, приказал трогать.
– Наливай.
– Угу,– Борька неуклюже мотнул головой и разлил самогон по стаканам.
Колян протянул Майору пачку «Примы».
– Ну, за что пьём?
– Как обычно, за всё хорошее.
Выпили.
– Что ж вы, ни одного тоста нормального не знаете?
– Как будто сам знаешь,– усмехнулся Майор.
– Не знаю,– вынужден был согласиться Колян.
– Я вот, когда в Чечне служил…
– О, вспомнила бабушка, как девочкой была.
– А что? Я всё помню.
– Всё, да?
– Всё, как будто вчера было.
– Ну-ну.
– Прям, можно подумать, сто лет прошло.
– Четыре года– это тоже немало.
– Но и не много, а тем более такие воспоминания,– Майор вздохнул и поставил стаканы в аккуратный рядок.
Колян нарезал сала.
– И долго ты там служил?
– Больше года, пока не подстрелили. А вообще-то,– Майор махнул рукой,– на хер всё это.
– Майор, Майор, что ж это ты…
– Давай, наливай.
– За то, чтобы такого больше не повторялось.
Выпили.
Майор взял кусочек сала и начал медленно его жевать.
– Хотя, вот не поверите, а тянет меня на войну. Сейчас-то уже не очень, а первые месяцы думал, с ума сойду.
– Чеченский синдром.
– Ох, Борька, умный.
– А то!
– Майор, вот ты мне объясни, вот всё… афганский синдром, чеченский синдром… Чем там лучше-то?
– Не поймёшь.
Борька и Колян кивнули.
– Я вот вам одно скажу,– решил продолжить Майор,– я, когда с войны пришёл, такое ощущение… такое ощущение…– он никак не мог подобрать нужных слов.
– Короче, Склифосовский.
– Борь, не перебивай.
– Вот именно. Ты давай, разливай лучше.
– Угу.
Майор собрался с мыслями.
– Такое ощущение было, как будто не то что в другую страну вернулся, а вообще в другой мир, как будто…
– А ничего удивительного, ничего. Ты вспомни те годы, на глазах же всё менялось.
– Это точно,– поддакнул Колян.
– Да я не о том…
– Конечно, если вычеркнуть год, а уж тем более два года…– не унимался Борька.
– Не, ну не два.
– Ну, почти.
– Почти.
– Во-от. Даже если бы я,– Борька ткнул себя пальцем в грудь,– пусть даже проспал бы этот год, и то удивился бы таким переменам, а тут…
– Да, люди тогда стали…
– Да что люди? Люди и есть люди?
– Ну, само собой, что не крокодилы.
– Ой, Боря, какой ты наблюдательный!
– А что? Что я не так сказал? Люди стали другими, конечно, может быть, это и правильно, об этом я не говорю, я просто… Ну-у…
– Ладно, хорош брехать, давай.
Выпили.
Все принялись жевать хлеб с салом.
– Жизнь меняется, Боря, а не люди. Я когда сюда приехал…
– А ты всегда здесь жил?
– Да ну, ты что? Всю жизнь по гарнизонам, по заставам. Это же квартира отца была, пока он не умер; царствие ему небесное. Теперь-то, конечно, всё, отъездился.
– Да, какая разница, где жить?
– Это точно, по собственному опыту знаю– жить везде можно.
– Да тут, в общем-то, неплохо, беспокойно малость, а так ничего.
– Да,– закивал Колян,– я вот на днях иду, бандюки какие-то…
– Да какие, на хрен, бандюки? Отморозки, шпана, да пьянь всякая, типа нас.
– Как самокритично,– почему-то засмеялся Борька.
– Зато честно.
– Это ты, значица…
– А ты нет?
– Я? Ни в жизнь!
– Брехло!
Все засмеялись приятным пьяным смехом.
– Борь, там ещё плескается?
– Угу.
– А что ж мы тогда сидим?
– Ща.
– Я вот…
– Кстати,– Борька поставил пустую бутылку под стол,– завтра же праздник.
– Да ну?
– Точно тебе говорю.
– Какой?
– Христианский. Этот, как его…
– Ну, тогда завтра… макарон сварю. Колян?
– Не, мужики, я – пас, мне завтра в ночь.
– Ну и хрен с тобой. Борь, придёшь?
– Само собой. Кстати, я ещё завтра утром зайду.
– Насчёт калыма?
– Ага.
– Ну, заходи, заходи.
Они подняли стаканы.
– За то, что б не хуже.
– Тьфу, тьфу, тьфу.
– Давай.
Майор и Борька поднялись на нужный этаж и остановились отдышаться.
– Когда ж эти чёртовы лифты работать будут? Восьмой этаж…
Майор уже перевёл дух.
– А сейчас будет ещё интересней, если их дома не окажется.
– Да куда они денутся? Я же Данилычу сказал, что приду ровно в час, не может же он…
– Надеюсь.
– Ну всё, пошли.
Борька позвонил.
Через минуту дверь открылась и Александр Данилович, с виду не очень-то приличный и интеллигентный человек, пригласил их войти.
– Балкон там,– он махнул рукой в сторону дальней комнаты,– все инструменты там же.
– Ясно.
Майор и Борька, не разуваясь, прошли в комнату.
– Да, живут же люди.
– Не говори. Данилыч этот шишка какая-то, дочь тоже в банке.
– Да-а, это тебе не Колян с его копейками и вечными задержками.
– Ага, у этих зарплата у обоих чётко пятого, хоть календарь проверяй, деньжищ тоже…
Майор ничего не ответил, а сразу пошёл осматривать балкон.
– Нормально.
Работы действительно было немного: всего лишь вставить рамы в проём.
– Нужно рамы в комнату вытащить, а то тут развернуться негде.
Борька кивнул и принялся вытаскивать рамы с балкона.
Через пару часов рамы уже подгонялись к месту, из-за чего, правда, весь балкон и комната были в стружке и в щепках. Плюс к этому по всей комнате был разбросан инструмент, причём в таком беспорядке, что, зайдя, можно было, наверное, ноги поломать.
– Майор, давай, что ты…
– Борь, шёл бы ты…
– Добрый день.
Майор и Борька обернулись.
В проёме двери стояла довольно симпатичная молодая девушка и чему-то улыбалась.
– Это вы балкон стеклите, да?
– Так точно.
– А сегодня сделаете?
– Сделаем, обязательно сделаем.
– Хорошо бы, а то осень уже, как-то…
– Всё будет сделано в лучшем виде, можете не беспокоиться,– обнадёжил её Борька и вновь принялся за дело.
Она снова улыбнулась.
– Только вы с отца побольше денег возьмите; балкон нам стеклить нужно срочно, а в фирмах дорого.
Майор едва не засмеялся от умиления.
– Зачем же вы нам всё это говорите?
– Не знаю, просто так,– она пристально посмотрела в дальний угол комнаты.
– Что там?– Майор обернулся.
