Kitabı oku: «Жизнь и учение Будды», sayfa 12

Благословенный

Однажды странник проходил через Кударагару и, встретив Судату на улице, спросил его про дорогу в Раджагаю. Старик-брахман указал по направлению к столице страны и сказал:

– Я и сам с охотой пошел бы в Раджагаю, потому что там живет Благословенный Святой Будда, учитель богов и людей. Он тот учитель, учение которого я исповедую.

– Почему же тебе не присоединиться ко мне? – сказал странник. – Я Чандра-игрок. Услышав о мудрости Благословенного Будды, я задумал идти в Раджагаю и пожать плоды познания, научившись от него.

Судата пошел проститься со своими друзьями, присоединился к Чандре-игроку на его пути в Раджагаю и, вспоминая о желании, высказанном когда-то его тестем, захватил с собою и пальмовый манускрипт Катха-упанишады.

Когда они шли вместе по дороге, Чандра и говорит:

– Глубока мудрость Совершенного. Он учит, что существование есть страдание, и моя жизнь подтверждает его учение. Безотрадность – вот истинное понятие о жизни. Мир подобен лотерее, в которой несколько выигрышных билетов на бесчисленное множество бланковых. Мы сразу можем видеть истину этого, если представим, что богатый человек закупит все возможные билеты, для того чтобы получить выигрышные. Он, наверно, разорится. И жизнь везде есть банкротство. Она похожа на такое предприятие, которое не окупает своих расходов.

– Друг мой, – сказал брахман, – я вижу, что ты человек опытный. Прав ли я, если допущу, что некогда тебе очень легко жилось, пока ты не встретил другого игрока, более ловкого, который выиграл у тебя все, что ты имел.

– Правда, господин, – сказал Чандра, – именно так случилось со мною. И теперь я иду к Благословенному, который узнал великую истину, что жизнь подобна проигранной игре, в которой награда – это только приманка для легкомысленного. Когда я встречал человека, не знакомого с игрой, я постоянно всегда старался проиграть ему сначала, чтобы он стал играть рискованнее. Я тоже с успехом играл в игру моей жизни, но теперь я знаю, что те, кто выиграли сначала, потеряют потом больше, чем те, которые испугаются при проигрыше в самом начале. Жизнь употребляет те же самые обманы, как и мы. Я попал в ту самую западню, которую, я думал, сам изобрел. И, обратившись к брахману, согбенному старостью и заботой, он продолжал: «Свидетельство твоей бороды и морщин на лице указывает, что ты также нашел сладость жизни горькой. Я думаю, что ты не менее безотрадно смотришь на жизнь».

Луч солнца заиграл в глазах брахмана, и осанка его сделалась прямой и величественной.

– Нет, друг мой, – отвечал он, – я не испытал того, что ты. Я испытал сладости жизни, когда я был молод много, много лет тому назад. Я бегал по полям с моими сверстниками, я любил и был любим, но я любил чистосердечно, и не было горечи в той сладости, которую я вкушал. Пробуждение мое началось тогда, когда я увидел страдание жизни. Мир полон страдания, и конец жизни есть смерть. И с тех пор я стал печален. Но когда я подумаю о Будде, который пришел в мир и учит нас, как избежать страдания, я радуюсь: я знаю теперь, что горесть жизни сладка для того, чья душа нашла покой в нирване.

И когда они пришли к Вигаре в Раджагае, то приблизились к Благословенному Будде со сложенными руками, говоря:

– Прими нас, о Господь, в число твоих учеников! Позволь нам быть слушателями твоего учения, позволь нам найти убежище в Будде, в истине, в общении с последователями Будды.

И святой, который читает сокровенные мысли в умах людей, обратился к Чандре-игроку, спрашивая его:

– Знаешь ли ты, о Чандра, учение Благословенного?

Чандра сказал:

– Да! Благословенный учит, что жизнь есть страдание.

И Господь отвечал:

– Действительно, жизнь есть страдание, но Татхагата пришел в мир, чтобы указать путь к спасению. Цель его – научить людей, как избавиться от страдания. Если ты стремишься освободиться от зла, выступай на этот путь с решимостью, отрекись от самолюбия, займись работой над собою и с прилежанием трудись над своим спасением.

– Я пришел к Благословенному, чтобы найти мир, – сказал игрок, – а не для того, чтобы начать работать.

Но Благословенный сказал:

– Только неустанною работою можно найти мир. Смерть можно победить, только отказавшись от себя, и только ревностными усилиями достигается вечное блаженство. Ты смотришь на мир, как на зло, потому что тот, кто обманывает, будет когда-нибудь разорен вследствие своих же обманов. Счастье, которого ты ищешь, это удовольствие греха без злых последствий греха. Люди, которые не шли по путям праведности и которые не приобрели сокровища в своей юности, лежат и вздыхают о своем прошлом. Действительно, в мире есть зло; но зло, на которое ты жалуешься, есть только справедливый закон кармы. Что человек посеял, то он и пожнет.

Тогда Благословенный обратился к брахману и сказал ему:

– Истинно, истинно, брахман, ты понимаешь учение Татхагаты лучше, чем твой товарищ по путешествию. Тот, у кого печаль других делается его собственной печалью, быстро понимает призрачность своего я. Он подобен цветку лотоса, который растет из воды, но вода не смачивает его лепестков. Мирские удовольствия не обольщают его, и у него не будет причины раскаиваться. Ты ходил по благородным путям праведности и будешь наслаждаться чистотою твоих трудов. Если ты желаешь исцелить болезнь сердца так же, как, по твоим понятиям, можно исцелить болезнь тела, то пусть люди увидят плоды, которые вырастут из семян самоотверженности. Как только они узнают блаженство истинного направления ума, то вступят на путь и достигнут того состояния готовности и покоя, в котором будут находиться выше удовольствия и страдания, выше мелких влечений, мирских желаний, выше греха и искушения. Ступай же теперь назад к себе домой и возвести твоим друзьям, которые еще не вкусили страданий, что тот, чей ум освобождается от грешных желаний, преодолеет несчастья жизни. Распространи везде благостность словами и делами. Будь готов служить другим на помощь, уча их в духе всемирной любви; живи счастливо между больными; между алчными оставайся свободным от алчности; между людьми ненавидящими живи свободным от ненависти, – и те, кто будут свидетелями твоей святой жизни, последуют за тобою по пути освобождения.

Глаза Чандры-игрока открылись, и мрачный безотрадный взгляд его на жизнь растаял на солнце учения Будды.

– О Господи, – сказал он, – я не хочу идти к той высшей жизни, к которой ведет благородный путь добродетели. Не скажешь ли ты брахману, товарищу по моему путешествию, чтобы он взял меня к себе домой, где я охотно стал бы его слугою, чтобы познать от него, как можно получить блаженство.

Благословенный отвечал:

– Пусть Судата-брахман поступит так, как он найдет нужным.

Судата-брахман выразил готовность принять Чандру как товарища в своей работе и прибавил:

– Мудрый Ануруддха учил меня пути дхармы, который говорит: «Пусть злые дела будут покрыты добрыми; тот, кто был безрассуден и делается разумным, засветит миру, подобно луне, когда она появится из облаков».

Благословенный сказал:

– Подобно тому как Великий океан имеет только один вкус – вкус соли, так же и учение Татхагаты имеет только одно значение – значение спасения. И это будет знаком, что вы достигли предела спасения, которое есть славная нирвана: не будет ничего, что было бы в состоянии нарушить покой вашей души, которая, несмотря на все мирские беспокойства, будет спокойна, как гладкое озеро. Ваше сострадание будет простираться на всякое существо, которое страдает, и вы не устанете в своей доброте. Всякая привязанность к своему я в вас умерла; она сделалась подобна сухой ветке, которая не приносит больше плодов. Но душа ваша распространяется и поднимается к более благородной жизни; ваше сердце бьется с особенной силой, ибо оно воодушевлено мыслями о Будде; ваш ум яснее, ибо он понимает теперь и длину, и ширину, и глубину существования, познав единственную цель, к которой должна стремиться жизнь, для того чтобы найти мир.

Филдинг-Холл. Душа одного народа
(главы из книги, в которой английский офицер рассказывает о его жизни в Бирме)

Тот, кто нашел свет

Тот, кто указал путь потерявшим его.

Жизнь Будды

История жизни принца Тиддарты⁴, который увидел свет и сделался 25 столетий тому назад Буддой, рассказана уже много раз. Рассказана она по переводам из Пали с бирманского и китайского, и теперь каждый может прочесть ее. Писавшие эти книги, без сомнения, были люди больших дарований, неутомимой энергии в поисках за всем тем, что могло быть известно об этой жизни, – одним словом, обладавшие всем тем, на что я не могу претендовать. Так что теперь нет ничего нового, что можно было бы узнать об этих прошлых временах, ничего свежего, что я мог бы рассказать, никакого открытия, какое я мог бы сделать. И однако, обдумывая все то, что я имею рассказать о религии бирманцев, я нашел, что я должен снова кое-что пересказать о жизни Будды, снова поведать эту десятки раз передуманную историю. Причины этому следующие. Хотя я и не знаю ничего того, чего не знали бы прежние писатели, хотя я и не могу предпринять ничего подобного тому труду, какой был сделан ими, однако и я имею сказать кое-что такое, что не было сказано ими. Ибо они писали о Будде все, что узнавали из книг; я же хочу писать о нем то, что узнал от людей. Их знание было почерпнуто из прошлых неживых преданий, тогда как мое знание есть действительность живого, настоящего.

Я не хочу этим сказать, что Будда священных книг и Будда бирманских верований две различные личности. Они те же самые. Но то самое, что я нашел в их вере, нахожу я и в жизни их учителя. Бирманцы смотрят на жизнь Будды совершенно с другой точки зрения, чем внешний наблюдатель, так что Будда для них имеет совершенно другое значение, совершенно другой смысл, чем для тех, которые изучают их историю.

Для писателя, который изучает жизнь Будды с исключительною целью узнать, какова была эта жизнь, критиковать ее, все в ней отлично от того, чем она представляется буддисту, который изучает эту жизнь потому, что любит ее, восхищается и желает следовать ей. Первым исследователем каждая мелочь, каждая частица жизни Будды, каждое слово его учения, каждый поступок его служителей взвешивается, сравнивается и рассматривается. Легенда сравнивается с легендой, традиция с традицией, чтобы на основании разных авторитетов выяснить некоторые действительные события. Но для буддиста важными частями в жизни великого учителя представляются те его поступки, те его слова, которые обращены непосредственно к нему, то, что освещено светом его собственной жизни и чувств, – одним словом, то, что помогает ему жить в его собственной жизни. Его Будда есть тот Будда, каким он сам его понимает, или тот Будда, который понимал и сочувствовал всем таким, как он. Все другое, кроме этого, может быть также истинно, но для него оно не представляет значения.

Услышать о Будде из живых уст этой страны – страны, которая полна его величием, где чуть ли не в каждой деревне находится монастырь в его честь, где каждый человек был в то или другое время монахом, все это совершенно отлично от того, когда читаешь о нем в других странах, под другим небом, с другими мыслями. Сидеть на пыльной земле монастырского сада, на той самой тропической пыли, на которой он сидел и думал много столетий тому назад, слушать рассказ монаха в желтой одежде о его жизни, повторение его учения любви, милосердия и сострадания, учения вечной любви, совершенного милосердия, бесконечного сострадания, слушать это, пока звезды не появятся на пурпурном небе и серебристые звуки гонгов не возвестят вечерней молитвы, – все это такие вещи, которые никогда нельзя забыть. (…)

Вокруг жизни Будды скопилось много мифов, как пыли на древних статуях, как тени от отдаленных гор, и все это значительно скрывает красоту ее. Существует масса рассказов и легенд, в которых выражаются предсказания о его пришествии: как солнце и звезды знали и как мудрые люди пророчествовали. Рождение его сопровождалось различными чудесами; чудеса же сопровождали жизнь и смерть его. Появление чудесного еще более возвеличивалось историками, рассказывавшими нам об его великой душевной борьбе.

Все мысли учителя, вся его борьба, все это материализовалось в формы для того, чтобы легче было завладеть читателем, для того чтобы это могло быть легче представлено примитивным народам как указание на их собственную душевную борьбу.

И потому на первый взгляд кажется, что из всех верований нет ни одного, полного таких чудес, так преисполненного сверхъестественности, как буддизм; на самом деле это противоречит истине, ибо буддизм ничего общего не имеет с сверхъестественностью. В сущности своей он исключает все то, что выходит за пределы видимого и наблюдаемого посредством земных законов, и никогда в нем не пользовались чудом для доказательства истины какой-либо догмы или какого-нибудь учения.

Если бы выключить из круга этой веры все сверхъестественное, то для последователей его буддизм остался точно бы таким же, как он есть. Ни на одну йоту не пострадала бы авторитетность его учения. Великая фигура учителя еще более выиграла бы, если соскоблить с нее все чудесное, и выиграла бы не только в наших глазах, но даже и в глазах тех, кто верит в него, ибо Будда не был пророк. Он не был посланником какой-нибудь вне этого мира находящейся силы, открывающим законы этой силы. Никто не приходил к нему, чтобы прошептать ему тайны вечности или показать ему, где обитает истина. Он не впадал в транс, не видел видений в присутствии неизвестного и не возвращался оттуда, полный мудрости иного мира. Точно также никогда он не учил поклонению какому-нибудь Богу или какой-нибудь силе. Он не дышал угрозами отмщения за неповиновение; никогда не говорил о забвении грехов раскаивающихся. Он никогда не грозил вечным адом тем, кто отказывался следовать за ним, и никогда не сулил легко добываемого рая верующим в него.

Он просто пришел искать мудрости, как многие это делали, ища законов Бога с ясными глазами, с чистым сердцем, готовым к пониманию; после многих тревог, после многих ошибок, после многих страданий он наконец пришел к истине. Так же как Ньютон искал законы Бога в движении звезд, в падении камня, в движении свода небес, так же и этот Ньютон духовного мира искал смысла жизни и смерти, глубоко проникая в сердце человека, замечая душой своей, звучавшей в унисон всему живущему в мире, труды его, страдания и радости. И так же как для Ньютона истина не являлась внезапно, не открывалась ему по первому его зову, но для нахождения ее нужно было трудиться и мучиться, пока он не достигал сути того, где она скрыта, так же точно было и с этим светочем мира. Он не был рожден вместе с знанием; ему нужно было искать его, как и всякий другой человек это делает. Он терял время и труд, следуя ложным путям и выясняя для себя глупость многих мыслей. Но никогда не приходил в отчаяние. Он искал до тех пор, пока не находил; и то, что он нашел, он передал как наследство всем людям всегда для того, чтобы путь этот мог бы быть легче для них, чем он был для него… Ничего не может быть неправильнее, как называть Будду философом, а буддизм философией. Хотя он не знал ни о каком боге, хотя он претендовал только на то, чтобы его слушали постольку, поскольку учение его было ясно и понятно, что вы не обязаны были верить в него, а только открыть ваши глаза и видеть, и вы были бы восхищены при созерцании незатемненной истины, – он был далеко не философ.

Он не взывал к нашему рассудку или к нашей способности слагать два и два и делать из них пять: учение его не было какою-нибудь канвою, на которой нанизаны были разные слова, противоречившие его мысли. Он взывал к сердцу нашему, а не к уму, к чувствам нашим, а не к той силе нашей, которая может руководить этим чувством. Он привлекал людей к себе любовью и уважением и удерживал их навсегда. Любовь, милосердие, сострадание, бесконечное сострадание – вот основы его учения; и последователи его верят в него как потому, что они видели в нем, как человек сделался совершенным, так и потому, что он показал им путь, по которому все люди могут сделаться такими же, как он.

Годама был князем в небольшом королевстве на северо-востоке Индии, сыном короля Тудуданы⁵ и жены его Майи… Нам рассказывают, что он был силен и прекрасен, что он прославился в атлетических упражнениях и отец его мечтал о том времени, когда сын его вырастет и возмужает и поведет войска. Гордость отца его была в том, чтобы сын сделался великим завоевателем, повел войска свои против соседних королей, победил их и в свое время приобрел себе огромную империю. В те дни Индия была, как и в последние времена, разбита на небольшие королевства, которые не разделялись между собою естественными границами и которыми владели слабые государи, постоянно бывшие в войне. И король, как и все отцы, был полон мечты, что сын его покорит себе всю Индию и будет славой своей династии и основателем великого государства. Все, казалось, совпадало с желанием короля: принц делался живее и сильнее, чрезвычайно ловким и мудрым в совете, так что весь народ гордился им. Все совпадало с желанием короля, за исключением желаний самого принца, так как вместо того чтобы стремиться к сражениям, к завоеваниям других стран, вместо того чтобы быть великим полководцем, желания его были далеки от этого. Будучи еще мальчиком, он был склонен к размышлениям, интересовался религиозными обрядами, и когда он подрастал, то все более и более утверждался в своем интересе к священным книгам, более и более старался постигнуть тайну жизни.