Kitabı oku: «Замполит. Проклятый путь», sayfa 3

Коллектив роты при знакомстве на совещании не воспринял меня всерьез в силу возраста, отсутствия опыта службы и наличия своего кабинета. Комнаты досуга в медроте просто не было. Поэтому моя служба проходила исключительно на ногах. И сводилась не столько к боевой подготовке, составлению расписаний занятий, проведению индивидуальных бесед, информирования и общественно-государственной подготовки, а больше к выполнению функций замначальника штаба, а попросту делопроизводителя и чистого замкомандира роты. Лишь иногда я проводил занятия по воспитательной работе в буфете, где принимали пищу больные. Медперсонал больных солдат неуважительно называл «калечами» видимо от слова калека. А «калеч» это не человек, «достойный» только самой грязной и тяжелой работы, связанной чаще с уборкой.

Особенно тяжела служба была по понедельникам и четвергам, когда после утренних построений была четырехчасовая строевая подготовка до обеда на огромном плацу, где помещалась вся бригада численностью в две с половиной тысячи человек. При этом она была укомплектована только на две третьих. В понедельник был командирский день, необходимо было подшить подворотничок, побриться, подстричься, если необходимо, почистить «берцы» – армейские ботинки с высоким голенищем. В общем, привести себя в порядок к смотру, где проверялись помимо внешнего вида, иногда наличие противогаза, командирском сумки, ее содержимого, вещевого мешка с комплектом ОЗК – общевойскового защитного костюма. После смотра, как правило, следовало неоднократное прохождение походным или торжественным маршем мимо трибуны комбрига. А затем два часа индивидуальной строевой выучки до самого обеда, до четырнадцати часов.

По должности мне полагалось заступать в наряд ответственным по роте каждое воскресение. Поэтому мне, полусонному, после еженедельного воскресного дежурства и сна в три-четыре часа особо сложно было выдерживать такие нагрузки. Поэтому я частенько после подъема в шесть утра и выведения срочников на плац не принимал участия в утренней зарядке и отправлялся на завтрак в «чипок» – армейский магазин на территории части или чайную в военном городке. Солдат на завтрак в столовую вместо командира и меня водил один из сержантов, реже старшина. Комбриг по понедельникам проверял наряд по столовой. Мне не хотелось с ним сталкиваться лишний раз, тем более, сидя за столом, рядом со старшиной и сержантами и уплетая котлеты и вареные яйца с чаем из солдатского пайка. Не смотреть же было голодному после дежурства, как едят солдатики. Так сытно их кормили только по понедельникам.

Поскольку я размещался в расположении роты первые две недели, контрактники и женщины быстро с «вы» перешли на «ты», располагала атмосфера. Единственно кто мне больше оказывал уважения, были молодые солдаты-срочники, ещё не прослужившие года, а также больные солдатики терапии и, особенно психоневрологического отделения. Больные ПНО, так или иначе, были жертвами неуставных взаимоотношений, кроме больного по фамилии Молодой, который лег с нервным срывом, избив табуреткой двух сержантов. Среди своих "дуриков", как их называл генерал, он почитался старшим. Питаться приходилось в буфете вместе с ними, точнее мне оставляли небольшую порцию обеда или ужина, когда я ходил с ними за харчами в госпиталь в качестве старшего. Больной ПНО Молодой был на раздаче пищи вместе с больным Сомовым, который вечером подходил ко мне с вопросом: «Товарищ лейтенант кушать будете?». Это очень подкупало и, впоследствии, я всегда в беседе с ними интересовался их здоровьем и опекал их. Сомову даже подарил свою старую симкарту.

В общем, приходилось бы голодать, если бы не посылка родителей с едой, которой как раз хватило до получения первого денежного довольствия за последнюю декаду марта в размере около двух с лишним тысяч рублей. На эти деньги я мог только питаться в гарнизонной столовой и чайной примерно месяц, снять жилье стоило минимум две с половиной или даже три тысячи рублей. Поэтому я серьезно расстроился. Офицеры же заметили, что мне заплатили слишком мало, чтобы снять жилье. Никто из них не хотел брать меня на свою съемную квартиру. И не потому, что все офицеры были врачами и держали дистанцию с другими, уступавшими им по знанию медицинских тайн. Каждый из них уже давно снимал квартиру в военном городке по трое, так было менее накладно для бюджета.

Каждое воскресенье я оставался дежурным по роте и обязан был ночевать в подразделении, но ложиться не после вечерней поверки, а далеко за полночь. На очередном дежурстве я познакомился с дежурным фельдшером Алексеем Зосимовым. Он перевелся в медроту и был поначалу на должности прапорщика, но носил звание сержанта. Получить звездочки он так и не смог, его потеснила старшая медсестра, хорошо знавшая форму доклада. Поэтому она и получила новую должность. Алексей же лишился возможности карьерного роста, поскольку считал ниже своего достоинства доносить на коллег. Но и медсестра Касаева не получила заветных звезд и повышение в окладе, подкачало отсутствие фельдшерского образования, как у Алексея, которому соответствовала прапорщицкая должность.

Зосимов был мой ровесник, и мы быстро нашли общий язык, особенно после одного банального случая. По пути от штаба к расположению роты нас остановил грозный майор из управления бригады. Оказалось, мы забыли отдать ему воинское приветствие. Естественно он сделал нам замечание и отправил, как говориться на исходную, с тем, чтобы мы вернулись и устранили свою оплошность. Я быстрыми шагами отмерил дистанцию, развернулся и образцово отдал воинское приветствие за три шага до приближения к старшему офицеру. Алексей раньше меня развернулся и нехотя приподнял расслабленную руку к виску. На что майор незамедлительно отреагировал и вернул его ещё пару раз назад. И только после он догадался пойти другим путем, он просто обошел казарму. И тут я понял, мой сослуживец не робкий малый, со смекалкой, как говорят бывалый контрактник. Он подсказал неписаное правило, кому отдавать воинское приветствие, а кому этого делать не обязательно.

Алексей спустя неделю предложил съехать к нему на квартиру, точнее это был ветхий саманный домик больше напоминавший холодную времянку. Удобств, кроме холодной воды, газовой плиты и печки на газе там не было. Зато плата была всего пятьсот рублей с человека, третьим жильцом был старший сержант Ильдаров с роты РЭБ – радиоэлектронной борьбы. Из-за отсутствия ванной, мы повадились принимать душ по воскресеньям в хирургическом отделении. Хозяин съемного жилья обещал отремонтировать ванную комнату до холодов. Был он очень хитрым, не требовал с нас платы за коммуналку, да и сам игнорировал эти платежи. Так накапливался долг, из-за чего мне пришлось впоследствии с ним поссориться и съехать в другое жилье.

В последующие три месяца выявилась четвертая сложность моей службы. Я получил низкое денежное довольствие в размере пяти тысяч, то есть мне недоплачивали три с половиной тысячи рублей из-за отсутствия выписки в финансовой службе, куда меня экстренно вызвали для сверки личного состава роты со штатным списком. Оказалось Светлана Евгеньевна, очевидно из зависти посчитала, что мне не нужно доплачивать надбавку за сложность, напряженность и особые условия боевой подготовки. Хотя бригада была постоянной боевой готовности и такая надбавка полагалась всем военнослужащим, получавшим денежное довольствие.

Видимо так устроен окружающий мир для маленького человека из бедной семьи, что его окружают практически только завистники, недоброжелатели и соперники, а также супостаты, хамы и тираны. Но мир оказался не без добрых людей. На каждый десяток подлецов и равнодушных негодяев всегда находятся хотя бы один-два правозащитника или просто ответственных человека с понятием совесть.

От нужды, конечно, мне пришлось даже продать выданную полевую форму и свой старенький мобильник и какое-то время быть без связи, кушать только макароны и лапшу быстрого приготовления, запивая кофе с печеньем. На таком рационе, впрочем, сидели и сержанты, с кем я снимал жилье. Лишь в обед я позволял себе взять первое блюдо в столовой. Но после получения всех недоимок получилась приличная сумма, словно я получил подъемные, как при заключении первого контракта. Хотя насколько я знал, в финансовых частях была такая коррупция, что не то, что подъемные, не платили командировочные, а полевые с трудом выбивали, через взятки и то не все.

Я купил новый мобильный телефон и немного денег выслал матери, обещавшей откладывать большую часть моих переводов. Деньги мне доставались тяжело и не хотелось тратить их направо и налево, я мечтал купить авто после демобилизации, если до таковой доживу, подумал я, отслужив первые три с половиной месяца. Такие мрачные мысли посещали меня и спустя полгода службы и девять месяцев и только на десятом отпустили, видимо в предвкушении отпуска.

На одном из дежурств я подхватил одежных вшей, маленьких белёсых насекомых, плодившихся в швах кителя и брюк. Поскольку старшина роты упорно тянул со сдачей одеял в прачечную. Моя армейская форма, естественно, пришла в негожий вид после кипячения ее и глажки. Я незамедлительно взял новую, благо финансы теперь позволяли. Больше ничего не предвещало серьезных неприятностей, если бы в июле командир роты Махмудов не пошел в отпуск.

Глава

IV

Оскорбление на плацу

Вовремя отпуска командира медроты выполнять его обязанности остался командир медвзвода лейтенант Белкин, ведущий хирург роты. Был он врачом со стажем, в возрасте под сорок лет. Но, несмотря на такой опыт, в военном деле он не разбирался, и вникать особо не хотел. Срочную службу он не служил, а учился до двадцати семи лет, сначала на медбрата, а затем на врача. Профессия врача, пожалуй, единственная при которой можно получить офицерское звание по медицинской службе, просто заключив контракт в армии, при этом, не изучая Уставы, строевую, тактическую и техническую подготовку, без прохождения сборов, стрельб, рытья окопов, сдачи экзаменов и принятия присяги. Одним словом без всего того, что я прошёл за четыре года обучения на военной кафедре, параллельно получая профессию историка. Один из солдат-срочников в медроте, был с высшим медицинским образованием. Он был призван на один год после фармакологического института и был на подхвате у провизоров. Он как-то насмешил меня, спросив, почему я не выбрал службу на год солдатом, как он, когда ему тоже предлагали контракт и лейтенантское звание по медслужбе.

В один из июньских жарких дней я вывел роту на утреннее построение. Старшина роты, как на грех взял больничный. Я собрал человек двенадцать солдат и сержантов. Что мало походило на роту. Пара-тройка контрактников то ли отпросились у ротного Белкина, то ли на службу просто опоздали сознательно. Ещё трое заступили медбратьями на дежурство по терапии и хирургии. По пути четверых забрал лейтенант Белкин. Двоих отправил в госпиталь, а других двоих в хирургическое отделение для хозяйственных нужд.

Я чуть не взбесился такому поведению «временщика». Но мои возражения не были восприняты всерьез. Логика была проста, раз в подразделении числилась жена комбрига, старшина Храпина и она не являлась на службу по два-три месяца, значит, негласно от построения освобождались все медики, пятнадцать офицеров и все женщины-военнослужащие как в званиях офицеров, прапорщиков медслужбы, так и в сержантских должностях. Исходя из этого, Белкин посчитал, что построение для медроты не главная часть службы.

В общем, на плац я с опаской вывел восемь человек. Построились мы в колонну по два из-за малочисленности и как обычно за батальоном материального обеспечения почти в самом конце строя, как и положено тыловым подразделениям. Генерал заметил численность не сразу и со свойственным ему напускным басом произнес:

– Это что там за подразделение в конце строя?

– Ко мне! Бегом марш! – скомандовал генерал-майор.

Делать было нечего, я, согласно уставу, продублировал команду комбрига:

– За мной к трибуне бегом марш! – меня переполняли смешанные чувства волнения и досады, почему именно я попал под раздачу «комплиментов».

У трибуны как положено я попытался доложиться по форме, но комбриг прервал меня командой

– Построиться лицом к бригаде, лейтенант.

Дальше последовала нецензурная лексика в микрофон, которую сложно было разобрать с близкого расстояния, резонанс бил по ушам. Единственное что я успел расслышать «дурики», «чучела» и что-то в этом роде.

Обида накрыла меня от раздавшегося смеха от общего строя бригады, и я произнёс вполголоса:

– Челюсть береги и зубы ваше «превосходительство»… Тоже мне генерал – с нервной улыбкой произнес я.

Мои солдатики сильно удивились моей смелой реакции. Не знаю, расслышал ли сам комбриг ответивший:

– Что там мямлите, лейтенант в расположение роты и собирать весь личный состав – бегом марш – прокричал он в микрофон.

Я прибежал в расположение роты. Слава Богу, начмед бригады капитан Калачан оказался на месте. Я коротко доложил о случившемся и приказ генерала – собрать весь личный состав медицинской роты для проверки на плацу, после построения бригады.

Начмед прозвонил в штаб, где ему подтвердил начальник штаба полковник Горбов намерение комбрига проверить медроту, от построения освобождались только дежурный врач, фельдшер и две дежурные медсестры.

Через час личный состав медроты в количестве почти сорока человек начмед бригады со мной вывел на плац. Полчаса мы прождали комбрига. Он подъехал на своём персональном УАЗике. вышел, заслушал доклад начмеда, о том, что рота построена для проведения проверки, взял книгу со штатным списком и начал перечислять –

– Командир роты в отпуске. Заместитель командира роты по воспитательной работе…

– Я – отозвался я.

– Выйти из строя и занять место за моей спиной – сказал генерал.

Так каждого военнослужащего зачитывал комбриг по штатно-должностному списку, пока не дошел до лейтенанта Белкина. Его отсутствие пытался объяснить начмед бригады, но безуспешно. Генерал уезжал на час к себе в штаб и требовал, чтобы рота оставалась на плацу и ждала прибытия незаконно отсутствующего. После возвращался и начинал зачитывать список по новой, начиная с меня. Так мы простояли на плацу более трёх часов. Белкина ждали дольше всех, пока он оденет военную форму, из-за лишнего веса, его ноги еле-еле помещались в уставные берцы. Форма на нём смотрелась нелепо, как на корове седло и это в его тридцать восемь лет. Даже старшина роты не успевший еще оформить больничный прибыл из дома гораздо быстрее ведущего хирурга. В процессе проверки, оказалась, что в медроте числится и жена начальника военного госпиталя, но под своей девичьей фамилией. Наше подразделение было и впрямь довольно привилегированным.

С этого момента рота строилась почти в полном своём составе, особенно в командирский день по понедельникам. В отсутствие командира роты я принимал командование подразделением на себя. И на плацу я брал реванш над медиками за их привилегированность. Конечно, я не проявлял фанатизм в проведении строевой подготовки и раньше уводил роту в расположение, так как в строю были преимущественно женщины средних лет, в большинстве своем слабо знающие строевую выучку. Более того, каждое утро построение длилось пару часов и комбриг или начальник штаба в его отсутствие доводили всей бригаде случаи и происшествия в соседних частях, о дезертирстве, «дедовщине», несчастных случаях с летальным исходом и прочих происшествиях. Такие монологи командования с трибуны с непривычки утомляли даже медиков, перевидавших много травмированных и погибших военнослужащих.

После таких построений я обычно подавал команду:

– Правое плечо вперед – после разбивал роту по группам, офицеры, прапорщики, женщины-контрактники и срочники вместе с молодыми контрактниками. И назначал старшего в каждой группе для проведении занятий по строевой. Когда по плану расписаний была специально-медицинская или иная не строевая подготовка сразу уводил роту с плаца. Командовал личным составом я немного неуверенно, но со знанием дела, когда военнослужащие уходили с плаца и маршировали не в ногу, я морщился и порой подавал команду: