Kitabı oku: «Сережа. Рождение воина», sayfa 3
– Вы считаете, что независимое украинское государство невозможно и Москва и Киев не могут быть дружественными независимыми государствами, я правильно поняла вашу мысль? – спросила Оксана.
– Да, абсолютно правильно. Этот миф, на который соблазнились украинцы, когда в тысяча девятьсот девяносто первом году Кравчук обещал нам независимость при сохранении дружбы с Россией и вылился нам в современное кровопролитие. На самом деле у Украины никто не спрашивал, не спрашивает, и спрашивать не будет, ее просто всегда будут использовать как таран против России. Независимая Украина всегда будет стоять перед выбором двух путей своего существования: первый – это воссоединение с Россией и второй – это быть на острие атаки Запада на Россию, и третьего не дано.
– А как же союзное государство России и Беларуси? – теперь уже спросил Роман. – Беларусь же имеет сходную историю с Украиной. Значит такой союз и дружба между независимыми государствами возможны.
– Есть достаточно много различий между Украиной и Беларусью, но я не хотел бы сейчас заострять на этом внимание. Скажу только одно: существующая дружба России и Беларуси вынужденная и если Россия и Беларусь не сольются в единое государство, то рано или поздно, но там будет разыгран украинский сценарий. Вы поймите простую историческую и политическую истину: не могут соседние государства, и вся история той же самой Европы этому подтверждение, не могут такие государства постоянно дружить, даже тогда когда большинство населения этих стран склонны симпатизировать друг другу и имеют между собой много культурных, духовных и даже кровнородственных связей. Все равно это разные государства со своими интересами, с собственными элитами и поэтому они начнут между собой соперничать, конкурировать, где-то конечно дружить и сотрудничать, иметь союзные отношения. Но рано или поздно пусть не они сами, но их дети или внуки, или даже правнуки, но при определенных исторических обстоятельствах, они рано или поздно, но будут смотреть друг на друга и через прицел автомата. Братство между народами возможно только в едином государстве, когда эти народы являются одной гражданской нацией и никак иначе!
– Вот молодец! – протянул Василь. – То есть, как я понял, все-таки Богданыч прав и во всем виноваты коммунисты, а СССР империя зла и создатель русофобской Украины?
– Нет, я такого не говорил, хотя к созданию такой Украины, СССР, конечно, приложил свою руку и вину в этом со стороны СССР глупо отрицать. Но и в СССР было много хорошего, и отрицать его достижения тоже глупо. Просто СССР был тем самым домом на песке, о котором говорил Христос. Если бы СССР неся идею социальной справедливости, не отказался от Бога, то он, скорее всего бы и не рухнул так скоро. Это и стало его главной трагической ошибкой и в этом он схож в своей истории с бандеровской Украиной отказавшейся от православия и потому обреченной на гибель. Ибо без Бога не может стоять ни один город, ни один народ и ни одно государство – это аксиома и закон человеческого бытия! Но, как и у любой медали, как впрочем, и в каждой отдельно взятой человеческой личности, СССР, конечно, имел и много положительных сторон, в том числе идею справедливости и трудолюбия, честности и бескорыстия, героизма и жертвенности. В СССР пропагандировалась и внедрялась идея служения обществу, людям, стремление каждого человека к всеобщему благу. И советский человек действительно наивно верил в возможность такого блага и справедливости для всего мира и от всего сердца переживал, когда советское телевидение или газеты рассказывали и показывали об угнетении или несправедливом отношении к какому-либо народу или государству. И в этом не было ни капли лжи или лукавства, советские граждане в своей основной массе чистосердечно верили в возможность отстоять правду во всем мире и в достижение построения справедливого общества во всемирном масштабе. Но, к сожалению, советские правители так и не смогли изжить из себя и из своей идеологии безбожное семя тли и, тот камень, который они отвергли, но который должен был стать во главе угла, этот самый камень и раздавил советское государство. А у нас в Украине, похожим камнем, и сейчас является и уничтожает нашу государственность пещерная бандеровщина!
– Но, если, именно Галичина, является рассадником русофобского украинства, то просто нужно убрать ее из состава Украины и все. – Вставила свое слово Михайловна.
– Да, наверное, к сожалению, но по-другому уже нельзя никак и связь галичан с Русью прервана окончательно… Хотя, если их получилось сделать украинскими русофобами. То теоретически возможно с течением времени повернуть этот процесс и вспять. Но это дело не одного поколения…
– Ладно, хватит о грустном. Давайте встречать и праздновать новый год! – сказала Раиса Максимовна.
– Да, давайте! – согласилась с нею Михайловна.
– А что мой тезка по батюшке, Максимыч, айда с нами праздновать новый год! – обратилась к Максимычу, Раиса Максимовна. – Видишь ко мне сын проведать приехал?!
– Да, здравствуйте! – поприветствовал он, словно только увидел Романа. – Надолго?
– До утра, – сказал Роман.
– Вы, если я правильно помню, в ополчении?
– Да, – кивнул Роман.
– Тяжело вам там приходится?
– Думаю, что не сильно тяжелее вашего, – сказал неопределенно Роман.
– Возможно, – также неопределенно проговорил Петр Максимович и добавил обращаясь ко всем: – Нет, спасибо за приглашение! Благодарю, мне идти нужно… Спасибо за соль! – и он поднялся из-за стола.
– Да, куда вы пойдете или вас ждут? – спросила, воодушевившись предложением Раисы Максимовны Оксана.
– Да-да, – подтвердил предложение матери и Оксаны Роман. – Оставайтесь!
– Нет, мне правда нужно идти… Еще раз спасибо и с наступающим вас!
– И вас! И тебя, Максимыч! – раздалось хором, сразу несколько голосов.
Петр Максимович скрылся в дверном проеме, прикрыв за собою дверь, а через несколько секунд донесся и стук входной двери с улицы.
– Странный человек! Целую лекцию нам здесь прочитал, а молодежь и уши развесила! – усмехнулся Василь. – Вроде образованный, а ничего не понимает и тоже, как и Богданыч, все на советскую власть свалил, а она родненькая все, чем мы доныне пользуемся и создала.
– Да угомонись ты Василь! Никого он не обвинял, просто человек высказал свою мысль и все, – примирительно сказала Максимовна.
– Это ты потому так говоришь, что сама, как и он повадилась в церковь ходить. Вот ты за него и заступаешься, – сказал ей в ответ Василь.
– Я в храм стала ходить, потому что жизнь заставила, а тебя видать еще петух хорошенько не клюнул, вот ты и по-прежнему атеизмом своим занимаешься. Да и терять тебе нечего, ты же бобыль и тебе переживать не за кого. А у меня сын воюет, да внук на руках под взрывами и обстрелами растет, мне кроме Бога не на кого надеяться!
– И что, что я бобыль, человеком, что ли перестал быть после этого? – сразу разобиделся Василь. – По мне тоже стреляют и я тоже, умирать не хочу!
– Ладно-ладно, – засмеялся Роман. – А то еще подеретесь, не дай Бог! Я гляжу, у вас здесь страсти творятся похлеще, чем на передовой!
Оксана засмеялась, но потом, посерьезнев, спросила:
– А где Максимыч живет?
– Здесь недалеко, дочка. В десятом доме, через дом от нас, – сказала Раиса Максимовна.
– Я что-то его и не припомню… Хотя я конечно здесь недавно живу.
– Он тоже, можно сказать, не совсем здесь жил все это время. Максимыч все по монастырям большую часть времени разъезжал, и в России, и в Украине, и в Белоруссии, в общем, как говорится, по всей Руси-матушке колесил. У него жена была, он ее очень любил, она заболела, помучалась, помучалась, да и померла, а он переживал очень сильно из-за этого, а потом верующим стал и душа, наверное, приуспокоилась. А вот война началась, и он наоборот перестал куда-либо ездить, у нас здесь пока в монастыре жил, пока монастырь прошлым месяцем ни разбомбили. Дома редко показывался. Я кстати у него спрашивала, почему он перестал ездить, все в основном стараются уехать, а он наоборот. Казалось чего уж проще, раз раньше ездил и сейчас можно куда-нибудь уехать, туда, где не стреляют почти что каждый день. Это мы непривычные куда-либо ездить, да и некуда нам особо ехать, хотя у нас, из нашего дома большинство уехало. Ромка воюет, – и она как-то тоскливо посмотрела на сына, – а мы с Сережкой здесь по подвалам ютимся. – Она опустила свой взгляд в пол и, задумавшись немного помолчала. – О чем это я говорила?
– Стареешь, мам! – заулыбался Роман.
– Да, старая ты, Максимовна стала! – засмеялся Василь, а вместе с ним и все присутствующие.
– Ну-у, не надо мою мамку обижать! – шутливо проговорил Василю Роман. – Она еще молодцом! И любому фору даст!
– Ах, да, – встрепенулась Раиса Максимовна, – я о Максимыче! Так вот он говорит мне: не могу мол, я где-то отсиживаться, пока мой народ воюет и страдает. Я говорит: должен с ним быть в беде! Воевать, говорит не могу, старый стал, да и в людей рука стрелять не поднимается, а может еще придется… Но я хоть тут рядом буду молиться, Бог даст и в Киеве власть сменится как-нибудь… Вот и остался здесь, ходит каждый день в монастырь и молится там.
– Толку что, что он молится? Путина что ли вымолить хочет, чтобы он сюда танки направил? – сказал Василь. – Не отправит, побоится с Западом конфронтовать! Если бы хотел, то уже бы ввел свои войска. Да и россияне не захотят за нас здесь гибнуть, оно мы им нужны, что ли?!
– А ты бы их с российским прапором встречал бы, да? – как-то угрюмо проговорил Богданыч.
– Может и встречал, все лучше, чем бандеровцы киевские. Да не полезут они сюда, нам самим нужно инициативу в свои руки брать, революцию снова делать! И власть свою устанавливать – советскую!
– Ой, хватит, а то опять подеретесь! – всплеснула руками Михайловна.
Все засмеялись, а их разговор тихо перетек в более спокойное русло и присутствующие стали говорить о житейских мелочах, погоде, хлебе насущном; шутить и смеяться – все-таки праздник! Война войной, а человеческая душа отдыха просит.
– У тебя есть мечта? – спросила Оля Сережу, глядя на смех взрослых.
– Конечно, наверное у всех есть мечта… А у тебя? – спросил он.
– Да-а! – и она мечтательно прикрыла глаза. – Я хочу, конечно, первым делом, чтобы кончилась война, и тогда я хочу поехать на море. Там я хочу купаться, загорать и кататься на яхте! А ты хочешь на море?
– Да, неплохо было бы.., – и он замолчал.
– Какой ты скучный, с тебя полслова не вытащишь! – засмеялась Оля.
– У меня тоже есть мечта… Большая мечта!
– Какая?
– Я хочу на танке въехать в Киев и отомстить за маму! – его взгляд засверкал не детским огнем.
– Какой ты страшный! – протянула Оля, внимательно всматриваясь в этот пылающий взгляд и ей показалось, что в его глазах она видит пылающий Киев.
Он поглядел на нее в недоумении, словно вынырнул из черных бездн ужасных воспоминаний. Ей стало его жалко и чтобы сгладить свою резкость, она проговорила:
– Ты очень любил свою маму?
– Больше всего на свете! – ответил он.
– Соболезную! – проговорила участливо она и положила, жалея его, свою крохотную ладонь на его руку.
– Спасибо, – благодарно сказал он и, посмотрев на эту нежную девичью ладонь, сжимающую его руку, перевел свой взгляд прямо в ее глаза.
И этот взгляд сказал больше, чем могли сказать и выразить тысячи слов. Это длилось несколько секунд, потом Оля смущенно отвела свои глаза и убрала свою ладонь с его руки. Сережа тоже смущенно опустил глаза. Они погруженные в свой разговор даже и не заметили, как Артемка перебрался вместе с поездом, забросив железную дорогу на нары и, уже там возил его по матрасу, то и дело, заваливаясь на бок, зевая и прикрывая глаза.
– А потом что?
– Когда потом?
– Ну, когда Киев будет сожжен… Что потом?
– Не знаю.., – пожал он плечами. – Может, тоже поедем все вместе с бабушкой и отцом, когда он вернется с войны, на море.
– Может тогда вместе?
– Да. – Он немного подумал и сказал: – Еще хочу самокат, и научиться на нем кататься. Видела, такие, что с рулем, какие финты хлопцы на них отмачивают?
– Ну-да, классно!
– Посмотрите, Роман, – сказала, кивнув в сторону детей Оксана.
Он обернул голову и увидел Сережу с Олей как раз в тот момент, когда они смотрели друг другу в глаза. Роман расплылся в улыбке. Раиса Максимовна все это время посматривала, то на внука и детей, то на сына и Оксану. У нее уже начинала вертеться в голове одна и та же мысль: «Хорошо Ромка с Оксаной смотрятся! И как хорошо было бы, если бы они сошлись! Да, у нее конечно уже двое детей есть, но женщина она хорошая, трудолюбивая! Ромка опять в шахту работать пойдет, зарплата, даст Бог, нормализуется, хорошая будет и троих вытянут. Да и я помогать буду». Она посмотрела в ту сторону, куда показывала Роману Оксана и, увидев сидевших рядом плечом к плечу друг с другом Олю и Сережу, засмеявшись громким голосом проговорила:
– А что там жених с невестой делают? Почему за стол не идут?
– Зачем вы так смущаете? – сказала укоризненно Оксана, улыбаясь.
– Да, ладно, – махнула снисходительно Раиса Максимовна, – маленькие еще – рано им женешиться!
Сережа с Олей смутились. Сережа встал и подсел к железной дороге, он разглядывал ее растерянным, ничего не понимающим взглядом и стал искать глазами сам поезд; потом Артема; увидев его на нарах вместе с поездом, он опустил свои руки на игрушечный шлагбаум и стал бессмысленно поднимать и опускать его. Оля глядя, то на Сережу, то на взрослых, тоже стушевалась и побрела неловко улыбаясь к Артемке.
– Артем, ты может, спать хочешь? Домой пойдем?
– Нет, мам, не хочу! Не пойдем, – и он сладко зевнул, приподняв свою голову.
Оксана засмеялась и сказала:
– Оля, присмотри за Артемом, если что спать уложи.
– Не хочу! – повторил он.
– Ладно, мама. – Сказала Оля и, подойдя к Артему, стала что-то ему нашептывать на ухо. А Артем, слушая ее, стал смеяться, потирая уже начинавшие слипаться сонные глаза.
– Вот проказник, уже спать хочет, а все капризничает. Любит он паровозы всякие, увидел игрушку, теперь расстаться не может.
– Если бы я знал, то еще один бы привез, – сказал Роман, поглядев в сторону Артемки.
– Все игрушки не перекупишь, сегодня одна, завтра другая, ничего страшного обойдется, – махнула она рукой. – У него и так их хватает!
Василь с Богданыч уже опорожнили бутылку горилки, они были навеселе, много разговаривали, шутили и травили анекдоты, но и то и дело опять начинали спор о советской власти, о нынешней войне и дальнейшей судьбе Украины. Женщины периодически, если мужчины сильно начинали увлекаться и чересчур громко спорить, покрикивали на них, напоминая, что в помещение они не одни и здесь присутствуют дети. Роман кроме бокала выпитого шампанского ничего более не пил, но и от одного бокала, поскольку он долго не употреблял алкоголя, у него уже немного закружилась голова. Он слушал, что говорили люди и переводил счастливый взгляд с одного лица, на другое, – он то рассматривал свою мать, удивляясь, как она постарела, то оборачивался и начинал вглядываться в своего сына, поражаясь, как он в эти пару лет, пока он его не видел, подрос и повзрослел. То он бросал беглый взгляд на Оксану и, внутри его что-то начинало щекотать, Роман давно вот так близко не сидел рядом с женщиной, тем более с такой красивой женщиной какой была Оксана. Он даже додумался до того, что начал подумывать о том, что было бы даже очень неплохо, если он вернется с войны живой и Оксана по-прежнему будет одна, без мужчины, то у них, наверное, могли бы завязаться какие-то близкие отношения. Оксана развеселилась и слушала шутки и дебаты охмелевших мужчин с явным наслаждением. Она вообще много смеялась, но иной раз, словно чувствуя заинтересованный взгляд Романа, она поворачивала свою голову и их глаза встречались на несколько мгновений, и им обоим казалось, что они прекрасно понимают, что думает, каждый из них и это было не так уж и далеко от истины.
Артемка уснул в обнимку с тепловозом, а отцепившиеся вагоны лежали разбросанными у его изголовья. Оля осторожно, чтобы не разбудить, укрыла братика байковым одеялом, которое принес Сережа со своего спального места, а поверх одеяла они еще накрыли его парой курток пуховиков. Сами аккуратно сели с краю и тихо вели беседу.
– Артем спит? – спросила Оксана дочь, сбивая свой голос на громкий шепот.
– Тихо, дуралеи! Ребенок уснул.., – сказала Раиса Максимовна расшумевшемся вновь мужчинам.
– Не обращайте внимание, его и пушкой, если уснет, не разбудишь! – сказала Оксана. – Это я так, по привычке шепчу!
– Да мы и негромко! – обиженно буркнул Василь. Недовольный тем, что у него никак не получалось переубедить и переспорить упрямого Богданыча. Который заладил: «Не смей селянина раскулачивать и все! Он свой хлеб собственными руками и горбом заработал!»
– Идите к нам! – махнула Оксана детям. Они переглянулись улыбнувшись и подошли к столу, усаживаясь на подставленные им Раисой Максимовной, после того как все еще немного потеснились, два табурета. – Скоро уже новый год! А вы там все одни сидите. – Сказала она веселым голосом.
– Пусть здесь и спит, и вам место найдем. Там вон рядом с Артемом, вместе с Олей и ляжете, – сказала Раиса Максимовна.
– Зачем же мы вас будем стеснять, если живем по соседству? Ничего страшного с Артемом не случится. Встретим да пойдем. Мы и так вам благодарны, за совместное новогоднее застолье!
– Опять за старое? Какое стеснение?! Здесь рота солдат поместится! – непреклонно проговорила Раиса Максимовна.
– То есть ты хочешь сказать, – прервал их громкий голос, переходящий в крик, – что под панами лучше было?! – Это негодовал Василь. – Или, по-твоему, лучше было бы под немцем?
– Кому как, – неуверенно защищался Богданыч. – У моих дедов три коровы было, лошадей трое, а они пришли и все отобрали! А кто отбирал?! Голодранцы, лентяи и алкоголики! Вот как дело было!
– А ты бы спросил у своих побратимов бандеровских, им что под поляками лучше жилось?!
– Они мне не побратимы, ты не заговаривайся! У меня батька Берлин брал! – защищался Богданыч.
– Ага, брал, а теперь украинская власть сама неметчине поклонилась, и Киев без всякого боя сдала!
– Ни неметчине, а американцам…
– Да хватит вам горлопаны малахольные! – осадила их Игнатьевна. – А то еще подеретесь! Гляньте на часы, уже без пятнадцати двенадцать, пора старый год провожать.
– Ну-ну, женщина, дай поговорить! – встрепенулся задиристо Василь.
В разговор вмешался Роман:
– Точно мужики, что вы в праздник такие невеселые темы затронули? Давайте праздновать и мириться! – И он кивнул им головой друг на друга, и в намеке скрепив свои ладони в пожатии, сказал смеясь: – Мир всем! Дружба должна победить!
Мужики не стали спорить с Романом и все-таки прислушавшись к совету окружающих решили отложить свой спор до следующего раза. Каждый из них немного побурчав себе что-то под нос недовольно, но в конце концов, они налили в кружки горилки и стукнувшись, выпили мировую, действительно пожав друг другу руки.
– Жаль, телевизора нет! – сокрушенно вздохнула Михайловна. – Поздравления не послушаешь…
– А ты откуда хотела поздравления слушать с Москвы или с Киева? – начиная приходить от спора в себя с острил Василь.
– Бери выше с Вашингтона! – подыграл ему Богданыч.
– Это кому как, а мне Вашингтон не указ! – не растерялась Михайловна. – У нас теперь Путин президентом будет!
– Твои слова, да Богу в уши, – сказала Раиса Максимовна. – Еще неизвестно чем все это закончится. – И сидевшие за столом люди, каждый со своими мыслями, бедами и трагедиями, тяжело вздохнули.
Роман уже открыл принесенную Оксаной бутылку шампанского. Он хотел плеснуть мужикам, но Василь заградил свою кружку рукой:
– Пейте сами. Нам и так с Богданычем хорошо. Мы по-своему! – Богданыч согласно кивнул и тоже прикрыл рукой свой стакан.
– Как знаете, – сказал Роман и плеснул понемногу в бокалы женщинам. Взглянув на сына и на Олю, он улыбнулся и плесканул и им в кружки немного шампанского: – Думаю, не опьянеют от глотка?..
– Ты что, они же дети! – встрепенулась Раиса Максимовна.
– Пускай, неизвестно еще придется ли мне когда-нибудь с сыном выпивать? Это лучше, чем, если он в подъезде, как в свое время я, попробует.
– Если уже не пробовал? – засмеялась Оксана.
– Я не пробовал! – заупрямился смущенно Сережа.
– Пускай, – махнула рукой Оксана, обращаясь к Раисе Максимовне, – такой большой праздник!
– Ну, смотрите сами, ваши же дети! – нехотя согласилась она.
А Сережа с Олей довольно переглянулись. Василь налил им с Богданычем из своей бутылки. Роман, взяв стакан, поднялся и, оглядев всех сказал:
– Дорогая мама, сын и все здесь присутствующие, – он обвел всех взглядом, я несказанно рад оказаться сегодня здесь, с вами и встретить новый наступающий год! Время сейчас тяжелое, вот уже который год продолжается война и многие из нас потеряли своих родных и близких! – он тяжело вздохнув и поглядев на Сережу потупил на мгновение свой взгляд, то же сделал и Сережа, поняв кого, прежде всего, имеет ввиду отец. – Но хочется верить, что все плохое, все горести и беды мы оставим в уходящем году за нашими плечами! Я хочу пожелать каждому из нас, всем здесь присутствующим, всему Донбассу духовной стойкости и отваги! Пусть наступающий год станет для всех нас годом победы! Я, как и все ребята на передовой, надеюсь, что Россия перестанет смотреть, как нас здесь обстреливают и убивают и, наконец-то решится и всерьез вступит в войну на нашей стороне! Чтобы вместе с российскими войсками, мы прогнали этих бандеровцев, всю эту западенскую нечисть с нашей земли! И да поможет нам всем Бог! С Богом!
Василь недоверчиво помахал головой, но потянул свою кружку к центру стола и все сидящие за столом вслед за ним протянули свои кружки и бокалы туда же, – подвал наполнился звуком стукающихся кружек и бокалов. Сережа с Олей нерешительно попробовали шампанское и довольные, немного поморщившись, переглянулись.
– Закусывайте! – озабоченно пододвигая тарелки детям, сказала Раиса Максимовна. – А то отец вас споит! Чего, удумали, детей шампанским поить!
И все рассмеялись глядя на Раису Максимовну. Улыбнулась и она.
– Давай, ты Оль слушай, а сама и вправду закусывай! Хорошо ешь! – обратилась к дочери Оксана.
– Да, успокойтесь вы, с чего здесь пьянеть! – смеялся Роман, а вместе с ним смеялись, и Сережа с Олей с удовольствием кушая пюре и котлеты, приготовленные заранее у себя дома Михайловной.
Помимо принесенных консервов, каждый из присутствующих принес свою маленькую лепту на новогодний стол: здесь было немного сыра и колбасы, пару каких-то непонятных салатов и традиционные для новогоднего стола еще с советских времен сельдь под шубой и оливье. Оксана тоже достала из пакета, который взяла дома, когда ходила туда с Романом за шампанским консервы, немного сладостей и фруктов. В общем, получился вполне сносный новогодний стол. На стене висели принесенные кем-то настенные часы, по ним то и наблюдали собравшиеся здесь люди приближение нового года.
– Осталось пару минут! – сказала Михайловна, глянув на часы.
– Ой, быстрее, Ром! – встрепенулась Раиса Максимовна.
– Давайте встречать! – воскликнула Оксана.
И Роман кинулся наливать бокалы. Василь тоже наполнил стакан Богданычу, который довольно крякнул, и следом налил и в свою кружку. Потом все, улыбаясь, встали и дружно обратили свои взгляды на часы. Секундная стрелка начала отсчитывать последние секунды до наступления нового года, в полной тишине даже было слышно ее тихий стук. Несколько голосов хором начало повторять вслед за ее ударами:
– Пять, четыре, три, два – с новым годом! Ура! – раздалось несколько голосов, одновременно со стуком кружок и бокалов.
Сережа и Оля, светясь от счастья, еще раз стукнулись своими кружками и вслед за взрослыми выпили по глотку шампанского:
– Кислое! – улыбнулась Оля, опять сморщившись.
– Сухое, оно всегда кисловатое, зато натуральное! – деловито проговорил Сережа.
– А ты откуда знаешь? – всплеснула руками Раиса Максимовна, расслышав, о чем говорят дети.
Услышал это и Роман и, улыбаясь, помахал пальцем сыну:
– А говоришь, еще «не пробовал»!
– Да, это я так, просто в книге прочел, – начал оправдываться мальчик.
– В какой? – спросила Оксана с хитринкой.
– Не помню, – все более стушевываясь, проговорил он.
– А-а! – опять шутливо погрозил сыну Роман. Но потом приобнял и сказал, обращаясь к матери и Оксане: – Ладно, хватит смущать человека! Мало ли что ли в мире книг, где описывается вкус сухого вина?!
Сережа благодарный отцу за заступничество согласно закивал головой. Роман поцеловал сына в щеку. Сереже захотелось обнять его и расцеловать, но он постеснялся посторонних людей, а прежде всего Олю, – вдруг она подумает, что он еще маленький. И Сережа, положив свою руку на ладонь отца, лежащею у него на плече, благодарно и с любовью пожал ее от всего своего сердца.
«Бух», «бух», «бу-ух», – раздалось на улице несколько разрывов. И присутствующие невольно втянули свои головы в шеи. Один Роман даже не повел глазом, он был привычен к этому, а в подвале, он тем более чувствовал, что они находятся все-таки в сравнительной безопасности.
– Вот черти итит твою мать! – выругался Василь. – Небось, Богданыч, твои селяне западенские уже под-нажрались горилки, и давай нас с новым годом поздравлять! Салютуют нам, наверное, о наступление нового года, да?
– Плохие у тебя шуточки Василь, – пробурчал немного пьяным голосом Богданыч. – Я бы этих хлопчиков сам лично положил бы вдоль лавки, да за такие поздравления порол бы пока у них вместо сраки кровавое месиво не осталось! – И он стукнул кулаком по коленке.
– Вот звери! Что творят! Хоть бы праздник дали отметить! – запричитали и закрестились женщины.
– Ничего, это они так балуют, чтобы мы не расслаблялись! Нам здесь бояться нечего, это вроде минометные прилеты… У нас вообще-то перемирие, так что бояться товарищи нечего. – Шутливо сказал Роман, как можно спокойнее, стараясь этим успокоить и окружающих.
– Правда, хоть бы в праздник Бога побоялись! – сказала Михайловна.
– Да, будут тебе они Бога бояться, если у них свой командир – черт с рогами! – сказал, усаживаясь поудобнее Василь.
– Это ты точно, Василь про их командира заметил. Они потому и особо лютуют в праздники, а особенно в церковные, что у них командир рогатый. – Заметила Раиса Максимовна.
– Вроде успокоились? – прислушиваясь, проговорила Михайловна.
– Да, это так, беспокойный огонь и не более того. Наши ребята тоже не дремлют! Так что никого они сюда не пропустят, даже можно не переживать. А с серьезной артиллерии они вряд ли решаться сегодня палить…
– Дай-то Бог! – закрестились женщины, а вслед за ними перекрестился и Богданыч, и даже полуатеист Василь на всякий случай наложил на себя крестное знамение.
– Как же все надоело! – опять проговорила в сердцах Татьяна.
Роман посмотрел на нее и она, почувствовав его взгляд, опустила свои глаза к полу, ей стало неловко перед ним. Раиса Максимовна, в мгновение ока все это приметив и помянув об их с Татьяной давешнем разговоре, пробормотала:
– Ничего, немного им пановать осталось! Да, Ром?
– Надеюсь, – проговорил Роман, но уже как-то не так уверенно.
И Раиса Максимовна это заметила, отчего ее сердце обдало кровью, словно она почувствовала что-то недоброе, какую-то приближающуюся беду.
– Наши ребята настроены решительно, но и вечно же не может продолжаться это противостояние в подвешенном состоянии. Хлопцы, не хуже чем в стихотворении у классика, немного ропщут: "Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?" Их частенько приходится командирам успокаивать скрепя своим сердцем. Они-то по нам без конца палят, а нам все больше приходится отмалчиваться, хотя иногда бывает и отмашка и тогда пацаны душу отводят. Я думаю, что России рано или поздно придется или слить нас или вступить в войну, и третьего не дано!
– Да ну, вступить тебе Россия в войну! – пробормотал Василь, как уже давно свершившейся факт. – Ни за что, она на это не пойдет! Слишком велики риски и ее капиталистическая элита ни за что не станет рисковать своим благополучием. А ведь все их активы, как и у наших, на Западе и детвора их там же учится! Так что против своего кармана они не полезут, во вред себе и своему благополучию. Да и Запад санкциями задушит. А россияне, как прижмет, то и о своем величии и благополучии России-матушки позабудут, как уже бывало в двадцатом веке пару раз, сам народ свою страну и похерит, решив, что власть и государство, это совершенно разные вещи.
…
Роман всю эту ночь почти не спал. Он лежал на старой принесенной кем-то в подвал раскладушке недалеко от постели сына и то поглядывал на него, то на мать, то изредка взглядывал в сторону, где спала со своими детьми Оксана. Он думал о том, что хорошо бы было, если бы ему никуда не нужно было утром уезжать или хотя бы остаться здесь с сыном и матерью еще на денек, другой или на недельку. Но долг и служба обязывали его покинуть столь родных и дорогих его сердцу людей с наступлением нового дня. Он тяжело вздохнул и в который уже раз взглянул на часы, – они тикали неутомимо, приближая с каждым новым стуком минуту расставания. Да, как все-таки неумолимо время! Еще недавно, он жил и даже не мог себе и представить, что его заставят стрелять и убивать людей, причем порой ему придется стрелять в тех, кого еще недавно он считает своими друзьями и побратимами. Но видит Бог, это ни он первый взял оружие в руки, и направил его против них. Это они первыми взяли в руки оружие и стали стрелять в него, в его родных и близких, – это они убили его жену и стали убивать и всех нас! И им придется за все это отвечать! Так думал Роман, лежа в полутьме подвала рядом со своим сыном и матерью, рядом с такими же, как и они, несчастными женщинами, детьми и стариками. Весь мир ополчился против них, потому что им выпала доля родиться русскими. Как когда-то западноевропейцы уничтожали евреев, цыган и славян, теперь они переключились только на русских. Идеи о чистоте крови уже нет, зато есть не менее страшная идея чистоты мысли и помышления. И если ты, как и большинство русских не согласен вписываться в западную цивилизационную модель, то ты подлежишь отмене права на существование, свободу и других прав человека, которые доступны другим народам этой цивилизации. Думая так, Романа начинал обуревать, как ему казалось, совершенно справедливый и праведный гнев. Он начинал ворочаться и ему, уже наоборот, хотелось поскорее закончить все это: рваться в бой, бить все тех, кто отказывает ему, его сыну, матери, убитой жене, всем жителям Донбасса в праве на такую жизнь, которую они хотят, на такую жизнь которой жили их предки до них на этих территориях сотни лет до них. И Роман в гневе сжимал кулаки и вновь и вновь по его скулам начинали бегать желваки.
