Kitabı oku: «Вечера с мистером Муллинером»

Победительная улыбка

Беседа в «Отдыхе удильщика» коснулась животрепещущей темы прискорбного падения морали у родовой знати и помещиков Великобритании.

Начало этому обсуждению положила мисс Постлетуэйт, наша эрудированная буфетчица, сообщив, что в романчике, который она читает, виконт только что столкнул с обрыва семейного поверенного.

– Потому что он узнал его преступную тайну, – пояснила мисс Постлетуэйт, протирая стакан с известной суровостью, так как была очень достойной женщиной. – Поверенный взял да открыл его преступную тайну, а потому виконт и столкнул его с обрыва. Думается, такие вещи творятся что ни день, только мы-то про это ничего не знаем.

Мистер Муллинер умудренно кивнул.

– Что правда, то правда, – согласился он, – и, полагаю, всякий раз, когда под каким-нибудь обрывом находят куски семейного поверенного, Большая Четверка Скотленд-Ярда тут же устраивает облаву на всех окрестных виконтов.

– Баронеты будут похуже виконтов, – свирепо заявил Пинта Портера. – Меня только в прошлом месяце один облапошил с коровой.

– Графы будут похуже баронетов, – возразил Виски С Лимонным Соком. – Я бы мог вам такое порассказать про графов!

– А как насчет кавалеров ордена Британской империи? – угрюмо осведомился Темный Эль. – Если хотите знать мое мнение, этим О.Б.И. пальца в рот не клади.

Мистер Муллинер вздохнул.

– Беда в том, – сказал он, – что как ни горько говорить об этом, но вся британская аристократия пронизана и опутана безнравственностью. Осмелюсь предположить, что булавка, наугад вонзенная в любую страницу справочника Дебретта, обязательно проткнет фамилию пэра, чья совесть чернее сажи. А если кто-нибудь в этом сомневается, история моего племянника Адриана Муллинера, частного сыщика, послужит неопровержимым доказательством.

– А я и не знал, что у вас есть племянник – частный сыщик, – сказал Виски С Лимонным Соком.

О да! Сейчас он удалился от дел (начал мистер Муллинер), но одно время мог затмить на избранном им поприще кого угодно. Простившись с Оксфордом и испробовав два-три занятия, которые не пришлись ему по вкусу, он обрел свою нишу, став партнером в фирме «Уиджери и Бун, агенты по расследованиям», Аберлмар-стрит. На втором году своего пребывания в этой солидной старинной фирме он познакомился с леди Миллисент Шиптон-Беллинджер, младшей дочерью пятого графа Брангболтона, и отдал ей свое сердце.

Свело молодую парочку «Дело об исчезнувшем скотч-терьере». В чисто профессиональном смысле мой племянник никогда не ставил это дело в один ряд с наиболее блистательными плодами своего дедуктивного метода, однако, учитывая все последствия, я думаю, он имел полное право считать его венцом своей карьеры. А произошло вот что: он встретил в парке заблудившееся животное, по адресу и фамилии на ошейнике пришел к дедуктивному заключению, что оно принадлежит леди Миллисент Шиптон-Беллинджер, Аппер-Брук-стрит, 18а, в заключение своей прогулки отнес его туда и вернул владелице.

«Задачка для младенца» – вот фраза, с какой Адриан Муллинер небрежно пожимал плечами, если кто-нибудь упоминал при нем это расследование, однако леди Миллисент не могла бы отнестись к случившемуся с большим энтузиазмом и восторгом, будь оно верхом дедуктивной проницательности. Она окружила моего племянника поклонением, пригласила его войти в дом и выпить чаю с поджаренным хлебом, сандвичами с анчоусами и двумя сортами кекса, после чего они расстались, связанные даже на столь ранней стадии своего знакомства чувством несколько более теплым, чем простая дружба.

Да, я убежден, что девушка влюбилась в Адриана столь же молниеносно, как и он в нее. Ее ослепительная красота – вот что очаровало его. Она же, полагаю, была покорена не только правильностью его черт, каковая – как и у всех Муллинеров – не оставляла желать лучшего, но и тем, что он был брюнет с неизъяснимой грустью в глазах.

Грусть эта, собственно говоря, объяснялась несварением желудка, которым он страдал с детства, но девушка, естественно, усмотрела в ней признак великой романтической души. Никто, почувствовала она, не может казаться столь серьезным и печальным, если в нем нет скрытых глубин.

Понять ее нетрудно. Всю жизнь ее окружали безмозглые юнцы, которые посредством моноклей добывали подобие зрения из своих глаз, а что до увлекательных разговоров, то их силы окончательно истощались после вопроса, побывала ли она на выставке в Королевской академии искусств или не принести ли ей стакан лимонада. И брюнет с проницательными глазами вроде Адриана Муллинера, который интересно и непринужденно рассуждал об отпечатках подошв, психологии и преступном мире, не мог не покорить ее.

Но как бы то ни было, их любовь расцвела с удивительной быстротой. Не прошло и двух недель после их первой встречи, как Адриан, угощая Миллисент завтраком в «Кровавом пятне», детективном клубе на Руперт-стрит, сделал ей предложение и получил согласие. И можно с уверенностью сказать, что в следующие двадцать четыре часа во всем Лондоне, включая и ближние пригороды, не нашлось бы частного сыщика счастливее Адриана.

Однако на следующий день, когда он вновь угощал Миллисент завтраком, его встревожило выражение на ее лице, в котором его натренированный взгляд тотчас опознал душевную муку.

– Ах, Адриан, – сказала девушка прерывающимся голосом, – случилось самое ужасное. Мой отец и слушать ничего не хочет о нашем браке. Когда я объяснила ему, что мы помолвлены, он сказал «ха!», причем несколько раз, и прибавил, что никогда в жизни не слышал подобной дьявольской чепухи. Видишь ли, после неприятностей с моим дядей Джо в тысяча девятьсот двадцать восьмом году он терпеть не может сыщиков.

– Мне кажется, я не знаком с твоим дядей Джо.

– Ты сможешь заполнить этот пробел в будущем году. С учетом хорошего поведения, он должен вернуться к нам где-то около июля. И еще одно…

– Неужели еще что-то?

– Да. Ты знаешь сэра Джаспера Эдлтона, О.Б.И.?

– Финансиста?

– Отец хочет, чтобы я вышла за него. Ну не ужасно ли это?

– Бесспорно, мне доводилось слышать вещи и поприятнее, – согласился Адриан. – Тут есть над чем поразмыслить.

Размышление над злополучностью своего положения самым неблагоприятным образом подействовало на диспепсию Адриана Муллинера. Если в течение последних двух недель, пребывая в экстазе от свиданий с Миллисент и дедуктивно заключив, что она платит ему взаимностью, он совсем забыл о своем желудке, то теперь приступы несварения возобновились, став еще мучительнее. Наконец после бессонной ночи, в течение которой он испытал все эмоции человека, беззаботно проглотившего дружную семейку скорпионов, Адриан решил обратиться к специалисту.

Специалист был одним из тех современных энтузиастов, которые презирают обветшалые формулы и рецепты более консервативной массы представителей медицинской профессии. Он тщательно осмотрел Адриана, затем откинулся на спинку кресла и сложил кончики пальцев.

– Улыбайтесь! – сказал он.

– Что? – сказал Адриан.

– Улыбайтесь, мистер Муллинер!

– Вы сказали: улыбайтесь?

– Вот именно. Улыбайтесь.

– Но, – веско возразил Адриан, – я только что потерял единственную любимую девушку в моей жизни.

– Вот и прекрасно, – сказал холостой специалист. – Ну же! Начинайте улыбаться.

Адриан был несколько сбит с толку.

– Послушайте, – сказал он, – при чем тут улыбки? Мы, если память мне не изменяет, говорили о моем желудочном соке. А теперь каким-то таинственным образом сползли на тему улыбок. Что, собственно, вы подразумеваете под этим своим «улыбайтесь»? Я вообще никогда не улыбаюсь. Да, да, с той самой минуты, когда дворецкий, споткнувшись о спаниеля, опрокинул судок с растопленным маслом на мою тетю Элизабет, я ни разу не улыбнулся. Тогда мне было двенадцать.

Специалист кивнул:

– Вот именно. Потому-то ваш желудочный тракт и досаждает вам. Диспепсия, – продолжал он, – как признают теперь прогрессивные представители нашей профессии, носит чисто психологический характер. Мы не лечим ее порошками и микстурами. Единственное лекарство от нее – счастье. Будьте веселы, мистер Муллинер. Будьте бодры. А если это не в ваших силах, то по крайней мере улыбайтесь. Простая разминка смеятельных мышц сама по себе уже благотворна. Идите в мир и каждую свободную минуту улыбайтесь во что бы то ни стало.

– Вот так?

– Шире, шире!

– А теперь?

– Уже лучше, – сказал специалист, – но все еще не так эластично, как хотелось бы. Естественно, вам нужно напрактиковаться. Разумеется, мышцы не могут сразу с легкостью выполнять непривычную функцию. Я уверен, вы справитесь и скоро все пойдет на лад.

Он смерил Адриана задумчивым взглядом.

– Странно, – сказал он. – У вас своеобразная улыбка, мистер Муллинер. Чем-то напоминает улыбку Моны Лизы. Тот же полускрытый нюанс сардоничности и злокозненности. Почему-то она вызывает ощущение, что вам известно все. К счастью, моя жизнь – открытая для всех книга, а потому я остался спокоен. Но мне кажется, будет лучше, если вы на первых порах воздержитесь от улыбок в присутствии больных или нервных людей. Всего хорошего, мистер Муллинер. С вас ровно пять гиней.

Когда позднее в этот день Адриан отправился выполнять долг, возложенный на него его фирмой, лицо молодого человека не было озарено улыбкой – ни своеобразной, ни заурядной. Он изнемогал при мысли о предстоящем испытании. Ему было поручено охранять свадебные подарки на приеме в особняке на Гросвенор-сквер, и, естественно, все, что так или иначе напоминало о бракосочетаниях, было для него как острый нож в сердце. Лицо Адриана, пока он патрулировал комнату, где лежали подарки, оставалось суровым и неприступным. Прежде при исполнении подобных обязанностей он всегда гордился тем, что никто бы не распознал в нем сыщика. А нынче даже младенец мог определить его профессию: ни дать ни взять вылитый Шерлок Холмс.

На проходивших мимо оживленных гостей он не обращал ни малейшего внимания. Обычно в подобных случаях весь внутренне подобранный и настороженный, на этот раз Адриан позволял своим мыслям блуждать где-то далеко-далеко. Он скорбно думал о Миллисент. И внезапно (вероятно, как результат этих мрачных размышлений, хотя, возможно, свою лепту внес и бокал шампанского), возникнув где-то под третьей пуговицей щегольского жилета, Адриана поразил столь мучительный приступ диспепсии, что он почувствовал сокрушающую потребность немедленно принять какие-нибудь меры.

С немыслимым усилием он расположил свои черты в улыбке, и в тот же миг дородный, добродушного вида джентльмен с багровым лицом и седыми усами, который некоторое время бродил возле одного из столов с подарками, обернулся и узрел его.

– Дьявольщина! – прошептал он, бледнея.

Сэр Саттон Хартли-Веспинг, баронет (ибо краснолицым джентльменом был именно он), провел вторую половину дня весьма недурно. Подобно всем баронетам, посещавшим свадебные торжества, он по прибытии удостоил своим вниманием многие столы (тут прикарманив рыбный нож, там – инкрустированную брильянтами подставочку для яиц) и к этому времени, взяв на борт практически весь груз, какой могло выдержать его водоизмещение, уже подумывал направить свои стопы на Юстон-роуд к закладчику, с которым обычно вел дела. При виде улыбки Адриана он окаменел там, где стоял.

Мы видели, как улыбка Адриана подействовала на специалиста. Даже ему, человеку с прозрачнейшей, хрустальнейшей совестью, она показалась сардонической и зловещей. А потому мы в состоянии вообразить, какое действие она произвела на сэра Саттона Хартли-Веспинга.

Он понял, что ему необходимо умиротворить любой ценой этого ощеренного в улыбке субъекта. Молниеносно достав из карманов брильянтовое колье, пять рыбных ножей, десять зажигалок и пару подставочек для яиц, он положил их на стол и с нервным смешком подошел к Адриану.

– Ну, как вы, мой дорогой? – осведомился он.

Адриан ответил, что чувствует себя прекрасно. И не покривил душой. Рецепт специалиста сработал как по волшебству. Подобная сердечность совершенно ему незнакомого человека, которого он вроде бы никогда прежде не видел, его чуть-чуть удивила, но Адриан приписал ее магнетическому обаянию своей личности.

– Превосходно, – задушевно сказал баронет. – Превосходно. Чудесно. Э… кстати… мне показалось, вы сейчас улыбались?

– Да, – сказал Адриан, – я улыбнулся. Видите ли…

– Конечно, вижу. Конечно, вижу, мой дорогой. Вы заметили шутку, которую я сыграл с нашей любезной хозяйкой, и она вас позабавила, так как вы поняли, что в этом маленьком розыгрыше не было ничего дурного, никакой arriere-pensee¹ – ничего, кроме хорошей доброй шутки, над которой никто не посмеялся бы более весело, чем сама милая дама. И кстати, мой дорогой, у вас что-нибудь намечено на уик-энд? Может быть, погостите у меня в Суссексе?

– Вы очень любезны, – начал Адриан с сомнением: он не был полностью уверен, что расположен проводить уик-энды у незнакомцев.

– Вот моя карточка. Жду вас в пятницу. Совсем небольшая компания. Лорд Брангболтон, сэр Джаспер Эдлтон и еще кое-кто. Просто побездельничаем, а вечерком перекинемся в бридж. Чудесно. Превосходно. Так, значит, до пятницы.

И, мимоходом поставив на стол еще одну подставочку для яиц, сэр Саттон удалился.

* * *

Любые сомнения касательно приглашения баронета, которые Адриан мог испытывать, мгновенно испарились, едва он услышал имена других приглашенных. Нареченному всегда интересно познакомиться с отцом своей нареченной и с потенциальным нареченным его нареченной. Впервые после того, как Миллисент сообщила ему грустную новость, Адриан почти повеселел. Если, казалось ему, баронет с первого взгляда проникся к нему такой горячей симпатией, так ведь и лорд Брангболтон может настолько поддаться его обаянию, что простит Адриану его профессию и примет в зятья с распростертыми объятиями.

И в пятницу он собрался в дорогу с тем, что во всех отношениях можно было назвать легким сердцем.

Счастливое стечение обстоятельств в самом начале его экспедиции еще более усилило оптимизм Адриана, внушив ему, что Судьба сражается на его стороне. Когда он шел по перрону вокзала Виктория, высматривая пустое купе в вагонах поезда, каковой должен был доставить его к месту назначения, Адриан заметил, как человек с обликом дворецкого подсаживает в вагон первого класса высокого пожилого джентльмена аристократической наружности. В первом он тотчас узнал служителя, который впустил его в дом 18а по Аппер-Брук-стрит, когда он посетил этот дом, раскрыв тайну исчезнувшего скотчтерьера. Вывод напрашивался сам собой: седовласый благообразный пассажир мог быть только лордом Брангболтоном. И Адриан решил, что сильно переоценивает свою располагающую наружность и победительное очарование своих манер, если ему не удастся на протяжении долгого пути в купе скорого поезда заручиться расположением старикана.

А потому, чуть поезд тронулся, он прыгнул туда, и граф, оторвав взгляд от газеты, указал большим пальцем на дверь.

– Убирайтесь, черт вас дери, – сказал он. – Свободных мест нет.

Поскольку в купе, кроме них, никого не было, Адриан не стал торопиться с выполнением этой просьбы. Впрочем, поезд уже набрал скорость, так что она вообще была невыполнима, и потому он в дружеском тоне обратился к графу:

– Лорд Брангболтон, если не ошибаюсь?

– Идите к черту, – сказал его сиятельство.

– Мне кажется, нам предстоит провести вместе два дня в Веспинг-Холле.

– Ну и что с того?

– Да так, к слову.

– О? – сказал лорд Брангболтон. – Ну раз уж вы тут, может, перекинемся в картишки?

Как заведено у людей, занимающих столь высокое положение в обществе, отец Миллисент никогда не отправлялся в долгий путь без колоды карт. Будучи наделен от природы большой ловкостью рук, он обычно неплохо набивал свой карман в скорых поездах.

– Знакомы с «персидскими монархами»? – осведомился он, тасуя карты.

– По-моему, нет, – сказал Адриан.

– Все просто, – сказал лорд Брангболтон. – Ставите фунт или там сколько-нибудь еще, что снимите карту старше, чем второй игрок, и если да, то вы выиграли, а если нет, так нет.

Адриан сказал, что эта игра напоминает «слепой крюк».

– Да, она похожа на «слепой крюк», – сказал лорд Брангболтон. – Очень напоминает «слепой крюк». Собственно, если вы умеете играть в «слепой крюк», то, стало быть, умеете играть и в «персидских монархов».

К тому времени, когда поезд остановился у платформы Веспинг-Нарвы, кошелек Адриана похудел на двадцать фунтов. Факт этот, однако, его ничуть не угнетал. Наоборот, он был весьма удовлетворен ходом событий. Восхищенный своим выигрышем, старый граф стал прямо-таки дружелюбным, и Адриан решил воспользоваться полученным преимуществом при первом же удобном случае.

А потому по прибытии в Веспинг-Холл он не стал мешкать. Вскоре после того как удар гонга пригласил гостей переодеться к обеду, он направился в комнату графа Брангболтона и застал того в ванне.

– Не могу ли я поговорить с вами, лорд Брангболтон? – спросил Адриан.

– Более того, – ответил граф с несомненным расположением, – вы можете помочь мне найти мыло.

– Вы потеряли мыло?

– Да. Всего минуту назад я держал его в руке, а теперь его нет.

– Странно! – сказал Адриан.

– Очень странно, – согласился лорд Брангболтон. – Подобные происшествия заставляют крепко призадуматься. Заметьте, это мое собственное мыло. Я привез его с собой.

Адриан взвесил ситуацию.

– Расскажите мне в точности, что произошло. Собственными словами. И прошу вас, расскажите все, потому что мельчайшая деталь может оказаться важнейшей.

Его собеседник привел мысли в порядок.

– Мое имя, – начал он, – Реджинальд Александр Монтекьют Джеймс Брэмфилд Трагеннис, Шиптон-Беллинджер, пятый граф Брангболтон. Шестнадцатого числа текущего месяца – точнее сказать, сегодня – я приехал в дом моего друга, сэра Саттона Хартли-Веспинга, баронета – короче говоря, сюда, – с целью провести тут уик-энд. Зная, что сэр Саттон предпочитает, чтобы гости, находящиеся в его доме, были свежи и душисты, я решил принять перед обедом ванну. Я достал собственное мыло и за короткий отрезок времени густо намылился от шеи и выше. А затем, когда я намеревался приступить к намыливанию правой ноги, я внезапно обнаружил, что мыло исчезло. Для меня это был шок, можете мне поверить.

Адриан выслушал рассказ графа с глубочайшим вниманием. Бесспорно, проблема являла несколько интересных моментов.

– Похоже, действовал кто-то из живущих в доме. Работой банды это быть не могло. Банду вы обязательно заметили бы. Изложите коротко все факты еще раз, прошу вас.

– Ну, я сидел в ванне, вот так, и мыло было зажато у меня в ладонях, вот так. А в следующую секунду его там не оказалось.

– Вы уверены, что ничего не опустили?

Лорд Брангболтон задумался:

– Ну, естественно, я пел.

Взгляд Адриана стал сосредоточенным.

– Пели – что?

– «Сыночка».

Лицо Адриана просветлело.

– Как я и подозревал, – сказал он с удовлетворением. – Именно то, что я и предположил. Не знаю, известно ли вам, лорд Брангболтон, что при исполнении указанной песни мышцы непроизвольно сжимаются, когда вы достигаете заключительного «сыно-о-о-чка»? Вот так: «Ты по-прежнему со мной, сыно-о-о-чек». Вы видели? Тот, кто исполняет эту песню с надлежащим чувством, просто не может на этой ноте не сжать ладони, если они находятся достаточно близко друг от друга. А если в этот момент между ними располагается скользкий предмет, например кусок мыла, он неизбежно взлетит вверх и упадет… – Адриан внимательно оглядел комнату, – за пределами ванны на коврик. Как, – заключил он, подбирая пропавший предмет и возвращая его законному владельцу, – и произошло в нашем случае.

Лорд Брангболтон ахнул.

– Ну, прах побери мои пуговицы, – вскричал он, – если мне хоть раз довелось присутствовать при чем-либо подобном!

– Элементарно, – сказал Адриан, пожимая плечами.

– Вам следовало бы стать сыщиком.

Адриан не упустил момента.

– Я сыщик, – сказал он. – Моя фамилия Муллинер. Адриан Муллинер, агент по расследованиям.

На миг его слова, казалось, не произвели на графа никакого впечатления. Затем его благодушие исчезло со зловещей быстротой.

– Муллинер? Вы сказали – Муллинер?

– Да.

– Вы, случайно, не тот типчик…

– …который любит вашу дочь Миллисент с пылкостью, какую невозможно выразить словами? Да, лорд Брангболтон, я – это он. И я надеюсь, что мне будет дано получить ваше согласие на наш брак.

Жуткие складки омрачили чело графа, его пальцы, которые держали губку, конвульсивно сжались.

– А! – сказал он. – Так вы – он? И воображаете, будто я намерен принять в свою семью чертова исследователя отпечатков подошв и табачного пепла? Так вы думаете, что я дам согласие на союз моей дочери с типчиком, который ползает по половицам на четвереньках с лупой в лапе, подбирает всякие мелочи и бережно укладывает их в свой бумажник? Только этого мне не хватало! Да прежде чем разрешить Миллисент выйти за сыщика…

– Что вы имеете против сыщиков?

– Не ваше дело, что я имею! Жениться на моей дочери – еще чего! Мне нравится ваша дьявольская наглость! Вы же не способны обеспечить ее даже губной помадой.

Адриан ни на йоту не поступился своим достоинством.

– Не отрицаю, что мои услуги вознаграждаются не так щедро, как мне бы хотелось, однако твердый намек на прибавку к следующему Рождеству…

– Ха! – сказал лорд Брангболтон. – Хо! Если вас интересуют брачные планы моей дочери, то она выйдет замуж за моего старинного друга Джаспера Эдлтона, едва он завершит продажу акций своих золотых приисков в Брама-Яма. А что до вас, мистер Муллинер, то мне остается сказать вам два слова. Одно – ПОШЕЛ, а другое – ВОН. А теперь приступайте.

Адриан вздохнул. Он увидел, что возражать надменному старцу в его нынешнем расположении духа бесполезно.

– Да будет так, лорд Брангболтон, – сказал он негромко.

И, сделав вид, что не ощутил прикосновения щетки для ногтей, метко запущенной ему в затылок, Адриан очистил помещение.

Яства и напитки, каковыми сэр Саттон Хартли-Веспинг потчевал своих гостей за обедом, начавшимся полчаса спустя, восхитили бы и самого разборчивого гурмана, но Адриан глотал их, почти не ощущая вкуса. Все его внимание сосредоточилось на сэре Джаспере Эдлтоне, сидевшем прямо напротив него.

И чем больше он изучал сэра Джаспера, тем нестерпимее становилась мысль, что тот женится на любимой им девушке.

Бесспорно, пылкий влюбленный, разглядывающий человека, который намерен жениться на любимой им девушке, всегда выступает в качестве придирчивого критика. В подобных обстоятельствах Адриан, несомненно, поглядел бы косо и на Дугласа Фэрбенкса и на Рудольфа Валентино. Но поскольку речь идет о сэре Джаспере, надо признать, что у Адриана имелись вполне резонные основания для неодобрения.

Во-первых, этого финансиста вполне хватило бы на двух финансистов. Казалось, природа, задумав сотворить финансиста, сказала себе: «Сработаем основательно. Не поскупимся!» – и в припадке энтузиазма перегнула палку. В добавок к толщине он получился лысым и пучеглазым. И даже если бы вы извинили ему плешивость и выпуклость мутных глазок, вам бы не удалось никуда уйти от того факта, что он был очень и очень немолод. Такому человеку, почувствовал Адриан, более пристало прицениваться к участкам на Кенсел-Гринском кладбище, чем навязывать свои нежеланные ухаживания прелестной девушке вроде Миллисент. И едва обед подошел к концу, он со сдержанным отвращением приблизился к финансисту.

– На пару слов, – произнес Адриан и увел его на террасу.

О.Б.И., выйдя следом за ним в вечернюю прохладу, испытывал недоумение и некоторую тревогу. Он заметил, как Адриан пристально изучал его через обеденный стол, а если финансисты, только что выпустившие в продажу акции золотых приисков, чего-то не любят, так в первую очередь того, чтобы их пристально изучали.

– Что вам нужно? – спросил он нервно.

Адриан окинул его холодным взглядом.

– Вы когда-нибудь смотрите на себя в зеркало, сэр Джаспер? – спросил он резко.

– Ежедневно, – растерянно ответил финансист.

– Вы когда-нибудь взвешиваетесь?

– Часто.

– Вы когда-нибудь слышали, как ваш портной, надрываясь вокруг вас с сантиметром, называет цифры своему подручному?

– Слышал.

– В таком случае, – сказал Адриан, – вы должны понимать (и я говорю это из самых бескорыстных дружеских побуждений), что вы – разжиревший дряхлый нувориш. И я не в силах понять, как вам взбрело в голову, что вы достойный спутник жизни для леди Миллисент Шиптон-Беллинджер. Не могли же вы не представить себе, каким отменным идиотом будете выглядеть, когда выйдете из дверей церкви рядом с этой юной и прелестной девушкой? Люди примут вас за престарелого дядюшку, который обещал сводить племянницу в зоопарк.

О.Б.И. оскорбился.

– Э-эй! – сказал он.

– Э-эйкать бесполезно, – предупредил Адриан. – Никакие «э-эй» вас не выручат. Факт останется фактом: пусть вы миллионер, но миллионер самого отвратного вида, жирный и дряхлый. На вашем месте я бы воздержался. Да и что вам приспичило жениться? Вы в своем нынешнем положении вполне счастливы. К тому же вспомните о риске, которым чревата жизнь финансистов. Вот будет мило, если эта чудесная девушка внезапно получит от вас телеграмму с предупреждением, чтобы она не ждала вас к обеду, так как вы начали отбывать семилетний срок тюремного заключения!

В течение первой половины этой филиппики на языке сэра Джаспера начала вертеться гневная отповедь, но при заключительных словах она осталась непроизнесенной. Финансист заметно побледнел и уставился на своего собеседника с неприкрытым страхом.

– Что вы такое говорите? – произнес он, запинаясь.

– Не важно, – отрезал Адриан.

Говорил он, разумеется, просто наугад, основывая свои слова на том факте, что почти все О.Б.И., причастные международным финансам, рано или поздно кончают тюрьмой. О делах же именно сэра Джаспера он не имел никакого понятия.

– Эй, послушайте! – сказал финансист.

Но Адриан его не услышал. Я упоминал, что во время обеда, увлеченный своими мыслями, пищу он поглощал, не жуя. И теперь природа взяла свое. Его внезапно пронзила острейшая боль, и с кратким болезненным «ох!» он согнулся пополам и начал описывать круги.

Сэр Джаспер нетерпеливо прищелкнул языком.

– Сейчас не время имитировать чечетку Фреда Астера, – сказал он злобно. – Объясните, что, собственно, вы имели в виду, неся всякую чушь про тюрьму?

К этому времени Адриан уже выпрямился. Луна лила на террасу серебристые лучи, озаряя его чеканные черты. И с дрожью ужаса сэр Джаспер узрел на его лице сардоническую улыбку, которая показалась ему скорее зловещей ухмылкой.

Я уже упоминал о том, какое отвращение питают финансисты к попыткам пристально их разглядывать. Но еще более бурный протест у них вызывают адресованные им злоехидные ухмылки. Сэр Джаспер покачнулся и уже собрался более настойчиво повторить свой вопрос, но Адриан, все еще улыбаясь, неверным шагом удалился в густую тьму.

Финансист поспешил в курительную, где, как ему было известно, хранились ингредиенты бодрящих зелий. А в этот момент ему требовалось очень бодрящее зелье. Он пытался убедить себя, что улыбка эта на самом деле вовсе не таила в себе того, что он в ней прочел, и тем не менее, когда сэр Джаспер подходил к курительной, его била нервная дрожь.

Едва он приоткрыл дверь, как его оглушили звуки разгневанного голоса, в котором он узнал голос лорда Брангболтона.

– Я называю это дьявольской подлостью, – говорил его сиятельство визгливым тенорком.

Сэр Джаспер замер в полном недоумении. Его гостеприимный хозяин сэр Саттон Хартли-Веспинг был прижат к стене, и лорд Брангболтон, тыча его в манишку ритмично двигающимся указательным пальцем, явно пребывал в сладостном процессе высказывания всего начистоту.

– Что случилось? – спросил финансист.

– Я скажу вам, что случилось! – вскричал лорд Брангболтон. – Этот сукин сын дошел до того, что нанял сыщика следить за своими гостями! Типчика по фамилии Муллинер. Вот оно, – сказал он с горечью, – вот оно, наше хваленое британское гостеприимство. Проклятие! – продолжал он, все еще тыча баронета вокруг булавки с огромным солитером. – Я называю это гнусной подлостью. Если я приглашаю погостить у меня приятелей, то, естественно, приковываю цепочкой щетки для волос и приказываю дворецкому ежевечерне пересчитывать серебряные ложки, но мне и в голову не пришло бы зайти так далеко, чтобы нанять мерзкого сыщика. Как-никак существует кодекс чести, noblesse, говорю я, oblige², а? а?

– Но послушайте! – молил баронет. – Сколько раз мне повторять, что я был вынужден пригласить этого типа. Я подумал, что он меня не выдаст, если откушает моего хлеба-соли.

– То есть как не выдаст?

Сэр Саттон закашлялся:

– Да так, пустячок. Ничего важного. Тем не менее он, бесспорно, мог поставить меня в неловкое положение, если бы захотел. А потому, когда я взглянул на него и увидел, что он улыбается мне этой жуткой многозначительной улыбкой…

Сэр Джаспер Эдлтон испустил краткий вопль:

– Улыбается? Вы сказали: улыбается?

– Вот именно, улыбается, – ответил баронет. – Одной из тех улыбочек, которые словно пронзают вас насквозь и озаряют вашу внутреннюю сущность, будто лучом прожектора.

Сэр Джаспер снова охнул:

– А этот типчик, этот улыбчивый типчик – он такой высокий худой брюнет?

– Да. За обедом он сидел напротив вас.

– И он сыщик?

– Да, – сказал лорд Брангболтон. – Самый проницательный и въедливый сыщик, – добавил он угрюмо, – из всех, какие встречались мне на жизненном пути. То, как он отыскал мое мыло… По-моему, он наделен каким-то шестым чувством, если вы меня понимаете, разрази его гром. Ненавижу сыщиков, – добавил он с дрожью в голосе. – У меня от них мурашки по коже бегают. А этот хочет жениться на моей дочери Миллисент – хватает же наглости!

– Увидимся попозже, – сказал сэр Джаспер, одним прыжком вылетел из курительной и бросился к террасе. Он почувствовал, что нельзя терять ни секунды. Пока он несся галопом вперед, его багровая физиономия приобретала пепельный оттенок и все больше искажалась. Одной рукой он выудил из внутреннего кармана чековую книжку, другой – из брючного кармана – авторучку.

Когда финансист разыскал Адриана, тот чувствовал себя уже значительно лучше. Он благословлял день, когда обратился за советом к специалисту. Он чувствовал, что тот воистину знаток своего дела. Пусть от улыбки побаливали мышцы щек, но она несомненно прекращала муки диспепсии.

За несколько минут до того, как сэр Джаспер, размахивая чековой книжкой и авторучкой, вылетел на террасу, Адриан дал своему лицу передышку. Но затем боль в щеках поутихла, и он счел, что благоразумие требует продолжить лечение. А потому поспешающий к нему финансист был встречен улыбкой до того многозначительной, до того намекающей, что замер на месте и на миг лишился языка.