Kitabı oku: «Заботы и власть. Мориц Тассов. Нума», sayfa 11

Действие четвертое

Перед занавесом

ЭММА

Таким ублюдочным, нелепым, странным

Зачатье было нашей с ним любви,

Что теплота, питающая кровь,

Еще сильней уродует и душит

Росток любви, и так уж искривленный.

Возможно ль дружбу во вражде зачать?

А нежность – под ударами? Чем может

Все это кончиться? Ах, если б я могла

Одним рывком тяжелый вправить вывих!

Сегодня утром, в тот момент, когда

К земле приложит ухо Государство

И будет слушать этот великан

Нас, маленьких людей, в тот самый миг,

Когда я стану милого порочить,

Хоть я его расцеловать готова…

О, если б в этот миг ему признаться

И все признаньем этим разрешить!

Нет, не могу. Он слишком уж мужчина,

Я женщина, и я любима им,

И он захочет пощадить меня,

И, значит, проиграет нашу тяжбу,

А, проиграв, меня возненавидит.

Потом, после победы, все равно чьей,

Нам все равно с ним будет очень тяжко.

Сейчас нам было б легче примириться.

Жаль – невозможно. О, любовь добра

И так свята, и так чужда унынья,

Что не боится ни врага, ни бури.

Но как любое хрупкое созданье,

Она безвременной страшится смерти.

Мне остается объяснить ему

То, что теперь постигнуть он не сможет,

Но что потом, когда мы кончим спор,

Его спасет от разочарованья.

Пусть знает он, что я ему не враг.

А чтобы не сглупить и не сфальшивить

В смущенье от своей неправоты,

Сегодня ночью, лежа рядом с ним,

Пока, закрыв усталые глаза,

Он отдыхал, растратив щедро чувства,

Я написала Рику пару слов,

И от записки этой все зависит —

И наше счастье, и моя судьба.

Читает записку

«Мне пора на корабль, помни, что я тебя люблю. Весь день я буду казаться тебе далекой и буду рядом; да не коснется тебя одиночество, это величайшее из несчастий. То, что нас разлучает, слабее того, что нас связывает, и в мире нет такой дороги, на которой ты бы мог потерять меня».

Рик.

РИК

Предательство. Проснувшись, я нашел

Себя в пустой постели.

ЭММА

Как спалось?

РИК

Заснул в раю, открыл глаза в пустыне.

ЭММА

Я кое-что должна тебе сказать.

Ты обещай не спрашивать, а верить.

РИК

Я обещаю. Как, ты по бумажке?

ЭММА

А то я позабуду все опять,

О главном не скажу.

РИК

Ах ты глупышка!

Читай бумажку! Что там у тебя?

ЭММА

Рик, мне теперь пора на пароход.

Я уезжаю в Храмовое Поле.

Ты должен помнить: я тебя люблю.

РИК

Не может быть.

ЭММА

Что я тебя люблю?

РИК

Что ты сейчас уедешь.

ЭММА

Я должна.

Необходимо мне домой вернуться.

РИК

До Клоббике на глиссере пройдем,

А там ты пересядешь на автобус

До Храмового Поля. Не хочу,

Чтоб этот день ты с братом провела.

Ведь завтра суд. Прости, что перебил.

Так что там говорит твоя записка?

ЭММА

О, говорит, что завтра целый день

Я буду рядом, Хоть казаться будет

Тебе, что я за тридевять земель.

РИК

Желаешь мне добра?

ЭММА

Меня ты понял.

РИК

Ты делом докажи. Не езди к брату.

ЭММА

Ты сердишься? Ты мне не веришь, Рик?

Ты голоса души моей не слышишь?

РИК

Уж целый месяц пролетел с тех пор,

Как ты пришла, чтоб умолять меня

От этой тяжбы с Рушке отказаться.

И я простил, что ты – его сестра,

И я сказал, что родственники – горе,

Несчастье вроде травмы родовой,

И некого винить за эту травму.

Я верил: ты с добром пришла ко мне,

Что не приманка ты и не ловушка.

Поверю и сейчас, коль не уедешь.

Так что в твоей написано бумажке?

ЭММА

Что одиночество страшней всех зол,

Но нам с тобой оно не страшно.

РИК

Детка!

Тут одному остаться невозможно!

А счастлив тот, кто любит быть один.

ЭММА

Но без других никто не может жить!

РИК

Ты думаешь, с другими кто-то может?

Да, всех нас к человечеству влечет —

Влечет потребность части с Целым слиться,

От изобилья Целого вкусить.

И много нужно горечи, чтоб в нас

Источник силы пропитался желчью.

Что ж, горечи и желчи в мире много.

Нас отвращенье учит опираться

На собственные силы, милый друг.

ЭММА

Необходимы силе то и это:

Опоры точка и сопротивленье.

РИК

А почему, скажи, я – Рихард Штайн,

Привыкший из огромных аппаратов

Со звездной высоты взирать на мир,

Смотреть на континенты сверху вниз,

Вдруг занялся извозом удобрений?

Стал сельским тихоходом, ямщиком?

А потому, что этот самолет

Я сам веду, а те меня возили.

А знаешь, почему я поселился

В дощатом доме вдалеке от Рима,

От этой метрополии из клеток,

И почему по-своему живу?

А потому, что сад я создал сам.

Не он меня, а я его оформил.

Деянье вынуждает человека

В самом себе все лучшее открыть,

Зато в соседе – самое дурное.

Жить одному неплохо. Вон стоят

Мои друзья-подсолнухи, сияя

Червонным золотом весь божий день.

А если захочу, взгляну наверх,

Увижу Сабинянских гор вершины,

Похожие на зубы цвета охры

Во рту Кампаньи. Захочу быть богом,

Заброшу удочку в теченье Тибра,

Вот в этот мутный, масляный поток.

Иль буду слушать хриплый крик горлянки,

Когда хребет ей сломит камень мой.

ЭММА

Рик, милый Рик, а я тебя боюсь.

РИК

Да? Почему?

ЭММА

Вот ты и рассердился.

РИК

Не то чтоб рассердился. Так, спросил.

ЭММА

Сказала, что боюсь, чтоб подольститься.

РИК

Не то. Ты лучше правду говори.

ЭММА

Я не нужна тебе. И это правда.

РИК

Люблю тебя! Нет ничего дороже!

ЭММА

Да ведь тебе никто не нужен, Рик.

РИК

Мне каждый нужен для какой-то цели.

Ты – для любви. Любовь – большая цель.

Мне больно, что ты плачешь. Я всем сердцем

Хочу тебе добра. И точно так же

Я зла желаю брату твоему.

Как странно. Мать твоя родить сумела

Чудовище и ангела.

ЭММА

Ах, Рик!

Ведь я… ведь мне…

РИК

Читай свою записку.

В ней ясно сказано, что я любим.

ЭММА

Что б нас ни разлучило…

Сирена. Пароход.

Мужайся, милый Рик. Клянусь тебе,

Я всей душой хочу твоей победы.

Ты о моих словах не забывай,

Хоть на суде и будет не до них.

Пускай они в твоей душе мерцают,

Пусть остаются там и там живут.

РИК

Раз ты сейчас уедешь, значит – к брату.

Привет ему, изменница.

ЭММА

Лишь это

Ты понял, Рик?

РИК

Я понял: любишь ты

По-женски. Ночь проходит быстро.

ЭММА

Смертельный власти яд, ты пропитал

Все тело мира, отравив любовь.

Блаженство – чувство милому отдать,

Мечты и грезы выдать без утайки —

С собой кончает, как самоубийца.

Ты просишь: «Верь мне!», но тебя не слышат,

А слышат: «Перестань меня любить!»

Влюбленный подозрительно следит

За каждым шагом любящей подруги,

Как враг – за дислокацией врага.

Она краснеет – вот вам и улика,

Она вздохнула – вот вам и трофей.

И, как палач, ее он вынуждает

Под пыткой о доверии молить.

Тебе доверила я душу, Рик,

А ты ее за это распинаешь?

РИК

Прости. Прости, что я на свет рожден,

Чтоб обижать тебя. Ты не такая,

Как женщины другие. Ведь другие

Умеют лучше привязать мужчин.

Ты дорогого стоишь. Ты надежна.

Когда-нибудь смогу я доверять

Тебе, как ты того достойна, детка.

Сейчас одно мне ясно: я люблю.

ЭММА

Тогда у нас все будет хорошо. Хочет уйти.

РИК

Ты едешь? Можешь там и оставаться.

Ты едешь? Значит, кончено. Прощай.

ЭММА

И это ты всерьез, Рик Штайн?

РИК

Вполне.

ЭММА

И без меня в суде решится дело.

Но без меня моя любовь погибнет.

И если бы пришлось мне выбирать

Меж долгом и любовью, не колеблясь

Я выбрала б любовь. Но мой любимый

На выбор не оставил шанса мне.

Уходит. Гудок парохода. Она возвращается.

Гудок мне беспощадно просигналил:

Потерян друг. Утрачен жизни смысл. Уходит.

Входят Нума, Лючия, Романо, Сабино, Клиент, Политбюро.

НУМА

Серьезно и успешно обсудили

Мы родины широкие шаги.

Я о «судьбе» вам толковать не стану, —

Никто судьбы нам нашей не пошлет.

Получим то, чего добьемся сами.

Теперь – другая часть повестки дня.

Пункт «Разное». Да, разница тут есть.

Творим одно, а говорим – другое.

ЛЮЧИЯ

Но мы должны спешить. Ведь ровно в полдень

Сатурно пост займет. Звон колокольный

На карнавал народ наш созовет.

Закон гласит: во время карнавала

Нельзя работать и решать дела.

РОМАНО

Мы с ним, чтоб всем на свете показать.

Как тесно мы сотрудничать готовы,

Как мы близки и как единодушны,

Наденем маски Геро и Леандра.

САБИНО

Вот именно. А кто они такие?

РОМАНО

Любовники, которых даже морю

Не разлучить: он – Геро, я – Леандр.

Пусть нас как царских отпрысков увидят:

Они слились в объятье, а за нами —

Безбрежность моря, Геллеспонт вражды.

НУМА

Вот Ясень Правосудья. Мы у цели.

Занавес открывается. Клоббике.

Рик, в ожидании; на авансцене слева Адьфонс.

НУМА

Как быть, Лючия? Гсподин Рик Штайн

Уже явился в суд. А где же Рушке?

РИК

Он вряд ли явится сюда. Ведь трусость

Всегда стоит за манией величья.

АЛЬФОНС

Какая мания! Что он несет!

Он на меня грехи чужие валит.

РИК

Я требую мне возместить убыток

И разбирательство скорей начать.

АЛЬФОНС

Куда девалась Эмма? Это подло:

Втянуть меня в скандал и не явиться!

НУМА

Когда ответчик не приходит в суд,

Себя он в ложном свете выставляет

И подвергает ложным обвиненьям

В неправоте. Не будем торопиться.

Ответчика немного подождем.

А мы пока поднимемся на дюну,

Откуда можно осмотреть участок

На противоположном берегу,

Принадлежащий господину Штайну.

О том, что лучше знаешь, лучше судишь.

Они поднимаются на холм и смотрят оттуда в бинокли.

Клиент расставляет походные стулья.

РИК

Мне стыдно, что мой враг настолько низок.

Мои права мне дороги, а он

Швыряет их, как нищему подачку.

КЛИЕНТ

Ой, ой! Ой, ой!

РИК

Чего вы испугались?

КЛИЕНТ

Опять за мной следит тот дикий зверь.

Какую-то он подлость замышляет,

Вон, видите, насупился и ждет.

Фауно.

Фауно про себя

Когда-то друг мой, старина Тезей

Дал проглотить себя огромной рыбе,

Чтобы ее из потрохов убить.

Он говорил мне, что у рыб внутри

Нет панциря защитного. Эй, дядя!

КЛИЕНТ

Вы – мне?

ФАУНО

Да, вам. Есть важный разговор.

Ведь вы партийный, вы большая шишка,

А я желаю в партию вступить.

КЛИЕНТ

Желание достойно похвалы.

Коль похвалы достойны побужденья,

Добро пожаловать. Мы принимаем всех.

И всех до одного мы проверяем.

ФАУНО

Ну, проверяйте. Вот он я. Весь тут.

КЛИЕНТ

Как вас зовут?

ФАУНО

Я – Фауно.

КЛИЕНТ

Да нет.

Вы паспортные данные скажите.

ФАУНО

И бюрократ же этот коммунист.

Чему тут удивляться? Бюрократы —

Они теперь сплошь пролетариат.

КЛИЕНТ

Фамилия и имя?

ФАУНО

Леший. Фриц.

КЛИЕНТ

Итак, Фриц Леший, что вас побудило

Вдруг предпринять такой серьезный шаг?

ФАУНО

Живу свободно я. И понял Маркса.

КЛИЕНТ

Ну, с этим мы покончим.

ФАУНО

С жизнью?

КЛИЕНТ

С Марксом.

Ведь уровень его довольно низок.

Кто хочет быть во всеоружье знаний,

Пускай их из газеты почерпнет.

Профессия?

ФАУНО

Я по утрам охочусь,

По вечерам рыбачу, а ночами

Люблю немного покритиковать.

Вот видите, живу, как пишет Маркс.

КЛИЕНТ

Вы это где прочли?

ФАУНО

Как где? У Маркса.

КЛИЕНТ

О критике вы тоже там нашли?

ФАУНО

У молодого Маркса. Сам читал.

КЛИЕНТ

У молодого?

ФАУНО

Да.

КЛИЕНТ

Тот Маркс – не тот.

Ведь молодой-то Маркс был уклонист.

ФАУНО

И от кого же тот Маркс уклонялся?

КЛИЕНТ

Как – от кого? От старого. От Маркса.

ФАУНО

От старого? И он – не тот же самый?

КЛИЕНТ

Маркс молодой, он старому был сын.

ФАУНО

Действительно?

КЛИЕНТ

Какой вопрос дурацкий!

Не старый же был сыном молодого!

ФАУНО

Да, верно. Я дебил, балда, дурак.

А этот молодой Маркс, кем он стал?

КЛИЕНТ

Боюсь, что из него не вышло толку.

Вообще, чего от молодежи ждать?

Вот прожил жизнь великий человек,

Пожертвовал ее родному классу,

А сын его – кем стал? Увы, студентом.

Трагедия, трагедия, и только.

РИК

Да, редкая безвкусица и чушь.

ФАУНОР

Вы, господин, разрушили мой мир.

Я как считал? Пусть в мире все непрочно,

Я, Фауно, останусь сам собой.

Моя свобода – цель освобожденья.

А Маркс, выходит, так не говорит?

КЛИЕНТ

Так молодой писал.

ФАУНО

Ах, молодой.

Я шел к источнику, когда хотелось пить.

Хотелось есть – я залезал в коптильню

За колбасой; хотелось пошалить —

Я к девушкам врывался в хороводы;

Они же с криком от меня бежали

Не на дорогу, где всегда народ,

А в лес, где я подстерегал их в чаще.

Ведь так у Маркса?

КЛИЕНТ

Да, у молодого.

ФАУНО

У молодого, да. И лес не тот.

Вдоль, поперек – ряды унылых палок.

Подлеска нет. А я кричал: «Ура!

За коммунизм! Смерть лесникам!» – кричал я.

У Маркса это есть?

КЛИЕНТ

У молодого. ФАУНО Рику

Я так и думал. Молодой – по мне.

А вы что скажете на этот счет?

КЛИЕНТ Рику

Да если волю каждому давать,

Кто соблюдать захочет дисциплину?

РИК

Неслыханно такое слабоумье.

С ним бесполезно спорить.

КЛИЕНТ

Кончим спор.

Сейчас здесь будет все Политбюро —

Они идут по полю вслед за Нумой.

Нума, Лючия, Романо, Сабино, Политбюро

НУМА

Явился Рушке? Можно начинать?

АЛЬФОНС

Как я жалею, что затеял суд!

Но почему-то жертву вечно тянет

На место преступленья. Что ж, пора.

Иду навстречу своему позору. Показывается.

Нет, я не в силах. Лучше я сбегу.

И так, и этак жизнь моя насмарку. Уходит налево.

С авансцены слева появляется Эмма в костюме Альфонса, с велосипедом.

НУМА

Я рад, что мы сдержали недоверье

И за поспешность не должны краснеть.

Переведите дух, любезный Рушке.

Мы видим, вы настойчиво стремились

Явиться, несмотря на все помехи.

Альфонс на авансцене слева.

АЛЬФОНС

Он слишком мягко стелет. Но ведь я

Ни в чем не виноват. Так что ж я трушу?

Как, он не мне? Похоже, пронесло.

Мне помогла Мадонна пресвятая.

ЭММА

Не по своей вине я опоздал.

Но чтобы время дольше не тянуть,

Прошу я слова.

НУМА

Слово мы дадим.

Но прежде – слово господину Штайну.

Пусть помнит он: важна любая мелочь

Как обстоятельство и аргумент.

РИК

А я бы мелочами пренебрег,

От мелочей очистил сущность тяжбы

И свел бы дело к основному пункту.

Кто этот пункт исполнит, тот и прав.

А кто нарушит, дело проиграет.

Но люди часто тяжбы суть обходят,

Притягивая за волосы все,

Что к делу не имеет отношенья.

Таким нужна не правда, а оттяжка,

Возможность от решенья увильнуть.

Тот пункт, в котором все сошлось, гласит:

Когда за что-то я не отвечаю,

Меня к ответу призывать нельзя.

На нет суда нет – так ведь говорят?

Да, сыплется нитрат на мой участок,

Я не могу его не просыпать,

Да, и подсолнух мой расцвел на диво.

А если бы подсолнух не расцвел?

Как светит солнце или дождь идет,

Так с неба сыплется нитрат на поле.

Нельзя за это спрашивать с меня:

За небо отвечать никто не может.

Ему не возвращаем мы долгов.

НУМА

Решимость ваша делает вам честь.

Пора послушать господина Рушке.

ЭММА

Как с неба дождь идет, как светит солнце,

Так сыплются на землю удобренья.

Но согласитесь, господин Рик Штайн,

Нам хочется за солнце и за дождь

Быть небу благодарными. Не так ли?

Печально сознавать, что там вверху

Никто не ждет признательности нашей.

А разве древние не приносили жертв

Сатурну за богатый урожай,

Хотя счета он им не присылал?

АЛЬФОНС

Сатурна нет. Все это предрассудки.

ЭММА

А вот еще один пример – любовь.

АЛЬФОНС

Ну, дальше ехать некуда! В суде

Решается бухгалтерское дело,

А стороны толкуют о любви.

ЭММА

Ведь тот, кто любит, тот своей любимой

Приносит счастье в дар, хоть любит он

Не ради женщины, а просто так,

Такое происходит совпаденье,

Что для нее его желанье – счастье.

И все ж она его благодарит.

АЛЬФОНС

О господи, она меня угробит!

Уж лучше бы я сам туда пошел.

ЛЮЧИЯ Нуме

Ты, кажется, мне говорил, что он —

Догматик?

НУМА

И педант. И формалист.

ЛЮЧИЯ

Какой-то он педант непедантичный.

В его бухгалтерских устах все догмы

Звучат стихотвореньем о любви.

ЭММА

А вы в своих подсолнухах сидите,

Как полевая мышь. Хотя, клянусь,

Как человек вы симпатичны мне. Про себя.

Как часто мы даем такие клятвы,

Как редко мы их искренне даем.

Я вас с животным потому сравнила,

Что вы понять не можете никак:

Те небеса, откуда удобренья

На ваше поле сыплются дождем,

Есть общество. На эти небеса,

Пускай они темны или туманны,

Без благодарности взирать нельзя.

Не отрицаю: общество людей

На благодарность притязать не вправе,

Когда берется лживо утверждать,

Что совершает это или то

Для этого или того из нас.

Оно свершает все с одною целью:

Для собственного самосохраненья.

Но если вы кричите: «Слава Богу!» —

Когда вам небо шлет любовь иль дождь,

То почему не поблагодарить,

Когда вам посылает государство

Вдруг с неба калий, фосфор и азот?

Науке здесь противоречья нет.

ЛЮЧИЯ

Я старая, как древняя легенда.

Класс управленцев мне давно знаком.

Но даже мне не приходилось слышать,

Чтоб аппарат, как люди, говорил.

НУМА

Все речи были очень хороши.

Позиции сторон вполне понятны.

Теперь пусть Швейцер Штайна защитит,

И пусть Помпилий защищает Рушке.

САБИНО

Мне выступать за Рушке?

РОМАНО

Мне – за Штайна?

САБИНО

Они же оба правы – тот и этот.

Обоих надо сразу защищать.

НУМА

Клянусь всей полнотой мне данной власти,

Раз мне она дана, я запрещаю…

САБИНО

Известно, спор.

НУМА

Конечно.

РОМАНО

Это ясно.

НУМА

Но полагаю, что нельзя из рук

Спор упускать, как лист горячей жести.

Я рад, когда мы спор кончаем миром,

Но всепрощенье – это не про нас.

Фальшивый мир фальшивой ссоры хуже.

– Эгерия, о чем ты? Эта шайка

Невыносимей в дружбе, чем в вражде.

– Не надо все со всем мешать и путать.

Коль нет в исходной смеси густоты,

Раствор получится совсем уж слабым.

Неточность слабый тезис не спасет:

Стоит начать: «Как то, так и другое»,

Закончишь выводом: «Ни то, ни это».

– О леность, грех великий наших дней!

Ты множество различных форм являешь,

Но нет для них названий и имен.

Ты – половинчатость надежд и планов,

Ты – нежеланье знать и познавать,

Ты – новизна, что не имеет цели,

Ты – изобилье бесконечных дел,

Бесчисленных примеров одиозность,

Необоснованных сомнений страх,

Слепая преждевременная вера.

Столетье лености – двадцатый век…

Да, я вам запрещаю занимать

Позицию умеренности хилой.

Романо, слушаем тебя. И помни,

Что если ты решишься склеить вдруг

С Помпилием расколотую дружбу,

Зачисти своего осколка край.

РОМАНО

Ну что ж. Нам, здесь собравшимся, понятно,

Что речь давно идет не о деньгах,

Удержанных за горстку удобрений,

И даже не об этих господах.

Я утверждать берусь, что это дело

Настолько же в своей ничтожно сути,

Насколько суть его для всех важна.

И чтобы вникнуть в остроту проблемы,

Давайте суть из тяжбы извлечем.

САБИНО

Согласен с этим и со всем дальнейшим.

РОМАНО

Итак, у гражданина есть права.

САБИНО

Да! Есть!

РОМАНО

Так можно ль в этом сомневаться?

САБИНО

Нет, сто раз нет!

РОМАНО

А право – это что?

Шлифованный столетьями алмаз,

Доставшийся в наследство нам от Рима.

А в чем его глубокий смысл и цель?

Как не в защите каждого из граждан,

Вот этого конкретно гражданина?

Хоть войны грубые всегда велись

Скорей против бесправья, чем за право.

САБИНО

Да, прежде было так, сейчас не так.

РОМАНО

Но в наши времена нельзя идти

Путем нас недостойных компромиссов.

И самый зрелый способ производства

Есть тот, когда мы все до одного

Собой являем общность индивидов,

Ничем не скованных, не ущемленных.

И каждый все, что может, отдает.

САБИНО

Великолепно сказано и точно.

РОМАНО

За право надо кое-чем платить.

Зато и польза от него большая.

Поэтому за право все стоят.

Одно лишь не выходит: соблюдать

Права, когда они дают доход,

И отменять, когда от них убыток.

В любом из граждан нынче – государство.

Мы в каждом государство защитим.

ЛЮЧИЯ

Теперь, Сабино, слово за тобой.

Будь строг, но воздержись от оскорблений.

САБИНО

Мне – слово? Мне – после него? Ну что ж.

Тогда я заявляю, что Романо

Прекрасно сущность дела разобрал.

ЛЮЧИЯ

Неужто и Сабино мыслит так же?

САБИНО

Я – за, всем сердцем. Кто ж с ним будет спорить?

ЛЮЧИЯ

Я… нечего и мне вам возразить.

НУМА

Так все за Швейцера?

САБИНО

Единогласно.

Мы приняли решенье в пользу Штайна.

АЛЬФОНС

Ох, дура-баба! Погубила брата!

НУМА

А мнение мое – не в счет?

ЛЮЧИЯ

Ты – против?

НУМА

Сейчас скажу. Ни одного решенья

Я больше не согласен принимать,

Когда все «за» или когда все «против».

Любой предмет две стороны имеет,

И можно выносить о нем сужденье,

Лишь рассмотрев его со всех сторон.

Я требую, пусть нам представят здесь

И точку зренья господина Рушке.

Кто выступит за Рушке?

ЛЮЧИЯ

Очень жаль.

Но, Нума, мы согласны все с Романо.

Зачем ты нам велишь кривить душой?

НУМА

В конце концов, вам это не впервые.

Никто не хочет? Что ж, я прикажу.

Пускай Помпилий сам с собой поспорит.

САБИНО

Я подчинюсь – но только для проформы.

Пускай все знают, знай и ты, Романо,

Что все, что я скажу, любая фраза

По смыслу прямо противоположна

Тому, что я на самом деле мыслю.

Итак, я встречный задаю вопрос,

Который здесь задать мне поручили:

А общество? А общества права?

Ведь и они нуждаются в охране

От посягательства отдельных лиц!

Не может ли защита гражданина

Принять, увы, размеры наказанья?

Романо, это все не про тебя.

Ты понял? Я обкатываю тезис,

Но думать мне невыносимо, друг,

Что ты на свой принять способен счет

Мои теоретические ссылки.

Я лично ненавижу этот стиль:

Чуть что – тотчас на личности ссылаться.

Но если раньше общество во всем

Приказам подчинялось, то теперь

Оно во всем терпимость проявляет.

Возможным это стало потому,

Что люди действуют без принужденья,

В согласии с потребностью своей.

Но подчеркну: пусть что-то в этом есть,

Меня терпимость эта не заботит.

Имеются, конечно, пережитки.

Мириться ли нам с ними – вот вопрос.

И, кстати, вот еще соображенье,

Достойное, мне кажется, вниманья.

А вдруг, Романо, истина твоя

Так совершенна, что она годится

Для совершенных только? То есть ложна?

(О, я хотел бы, рад бы ошибиться!)

Возможно ли вообще построить мир,

Где цель великая согласна с малой?

Где эгоизм согласен с бескорыстьем,

Желанье и уступка ходят парой,

Никто на счет чужой не жаждет жить,

Никто нужды не знает в самом нужном,

Где нравственность царит по умолчанью?

РОМАНО

Сабино, что за речь! Я потрясен.

САБИНО

Прости меня, пожалуйста, Романо.

РОМАНО

Ты истину прекрасно изложил.

ЛЮЧИЯ

Неосмотрительность – вот наша слабость.

Как часто мы себе вредили спешкой.

Все раньше было просто. А теперь

Всегда вопрос: что можно? что нельзя?

А ты нам ничего не скажешь, Нума?

НУМА

Скажу, конечно. К сожаленью, мне

Молчать трудней, чем речи говорить.

ЛЮЧИЯ

Так говори.

НУМА

Товарищи, все знают

И признают единодушно все,

Что речь идет не о судебной тяжбе,

Что суд и тяжба – прецедент, пример.

Какой же показали мы пример,

Смешав все вместе: важное с неважным?

Я был бы недостоин называться

Политиком, когда бы не умел

Вскипающие страсти охлаждать.

Насколько смог я вникнуть в сущность спора,

Здесь речь идет о сумме: лира двадцать.

И я отказываюсь признавать,

Что благосостоянье государства

Зависит от одной какой-то лиры.

Быть может, отражает этот спор

Какое-то другое несогласье,

Царящее в стране? Но часть не может

Быть равной целому, как полагали

Давно когда-то наши предки готы,

Которым щепка от креста Христова

Уже казалась всем крестом Христовым,

Не говоря уже о том, что значил

Для наших предков этот древний символ,

Какие он метафоры рождал,

Какими смыслами обогащался.

Сегодня мы крестом считаем крест,

А не его осколок иль осколки.

Лиха беда – начало, говорят.

Но разве объезжая жеребца,

Его за хвост хватают? Этот иск —

Он не начало, а всего лишь хвост.

Вот почему я вам напоминаю:

Раз это дело отражает суть

Какого-то всем важного вопроса,

Давайте мы – те, у кого есть власть,

Решим вопрос. Ведь коль рычаг длинен,

Его в движение приводят сверху,

А снизу все уладится само.

Да и вообще: ответчик и истец —

Два человека, что стоят на страже

Общественного блага. Скажем им:

Мы оценили ваше бескорыстье

И отпускаем вас. По воробьям

Из пушек не стреляет государство.

ЛЮЧИЯ

О Нума! Как ты пылко упрекал

Нас в лености. И что же?

НУМА

Да, мой разум

Настолько не ленив, что он велит

Оставить этот спор без рассмотренья.

ЛЮЧИЯ

Твое решенье – дела не решать?

НУМА

Решенье в том, что делу ход не нужен.

ЛЮЧИЯ

А как же лира двадцать? Чья она?

НУМА

Пусть лира остается там, где есть,

С условием, что нынешний владелец

Вернет ее, коль сам того захочет.

ЛЮЧИЯ

Но по какому праву и закону?

НУМА

По конституции. Она гласит:

Свобода в мелочах, но то, что важно,

Должна решать наука. А теперь

Прошу хозяев я гостеприимных

Пожаловать к нам в гости в славный Рим.

Преобразился в чудо этот город.

До скорого. Нас римский форум ждет.

Все уходят, кроме Альфонса.

АЛЬФОНС

Так. Денежки мои. Я очень рад.

Вот разве что вернуть их пожелаю…

Ну это вряд ли. Впрочем, заслужил

Я большей похвалы и одобренья.

Мне Эмма навредила болтовней.

А ведь мои права понятны всем!

Возвращается Сабино.

САБИНО

Вы здесь еще? Мне показалось, Рушке,

Что к Швейцеру в машину сели вы.

Ну, все равно. Поедете со мной.

Грядет веселый праздник сатурналий

Мы с Швейцером – как Неро и Леандр,

В прямом и переносном смысле слова.

И знаете что, Рушке? Я намерен

Нерона нынче перешкеголять

Завидна мне его дурная слава.