Kitabı oku: «Контракт на два дня. Трилогия. Книга вторая. Дорогами войны»
Редактор С. В. Волкова
Корректор О. Л. Говорина
Дизайнер обложки Н. В. Пенина
Иллюстратор Н. В. Пенина
Иллюстратор К. Братовская
© Пётр Анатольевич Безруких, 2020
© Н. В. Пенина, дизайн обложки, 2020
© Н. В. Пенина, иллюстрации, 2020
© К. Братовская, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-0051-4394-5 (т. 2)
ISBN 978-5-0051-4395-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ТРИЛОГИЯ
КОНТРАКТ НА ДВА ДНЯ
Всем юношам и девушкам —
жертвам Второй мировой войны,
посвящается
«…Помните!
Через века, через года, – помните!
О тех, кто уже не придёт никогда, – помните!..»
Роберт Рождественский, поэма «Реквием»
КНИГА ВТОРАЯ
ДОРОГАМИ ВОЙНЫ
«…Прошу, любовь, не покинь меня,
Останься, вера, со мной.
Над пропастью неизбежною
Уходит страх ледяной.
Прошу, судьба, успокой меня,
Надежды лучик пришли,
Тревожный мир в колыбель дождя
Укутай и сохрани.
Вера – всё, чем живу я,
Всё, чем дышу я
И уповаю…»
Т. Мясникова
Глава 1. ОНИ УМИРАЛИ ЗА РОДИНУ
– In Marschkolonne angetreten! Schnell! Schnell!1 – заорал долговязый немец с автоматом на груди.
Конвоиры подскочили, начали пинать пленных и бить их прикладами, строя в колонну по четыре. Яша вскочил и быстро встал в строй, но всё равно больно получил прикладом винтовки по спине между лопаток. Когда колонна пленных построилась, немец снова гаркнул:
– Laufschritt-march!2
Немцы опять с помощью прикладов начали заставлять колонну бежать, крича: «Los! Schnell!3». Яша бежал босиком по гравийной дороге и быстро разбил себе пальцы и стопы в кровь. Нещадно палило жаркое августовское солнце, в шинели было очень жарко, и гимнастёрка под ней вся стала мокрой, но снять шинель он боялся, потому что можно потерять или её отберут. Страшно хотелось пить – им сегодня ни разу не давали воды, а не кормили их уже двое суток.
Красноармеец Яков Андреевич Рожков, 1922 года рождения, русский, уроженец села Бежаницы Калининской области, попал в плен 2-го июля 1941 года в районе села Карповцы в Белоруссии. Его призвали в начале апреля и направили служить в 261-й стрелковый полк 2-й стрелковой дивизии под командованием полковника Михаила Даниловича Гришина в составе 10-й армии. Дивизия располагалась в пятнадцати километрах севернее крепости Осовец и всего в нескольких километрах от советско-германской границы. Первый свой бой она приняла 22 июня в 11 часов утра, когда немцы после бомбардировки и артиллерийского налёта начали наступление на её позиции с северо-западного направления.
Когда вокруг начали взрываться снаряды и бомбы, Яше стало очень страшно. Он впал в какое-то оцепенение, а в голове вертелась одна мысль: «Неужели я сейчас погибну?» Бомбардировка и обстрел позиций длились около получаса, а затем всё стихло. Яша сидел на передовой позиции в окопе вместе со своим другом Николаем, таким же, как он, молодым парнем, из села Красная Горбатка Ивановской области, призванным в конце марта. Он взглянул на Колю, тот опустился на корточки на дно окопа, судорожно сжимая руками винтовку, сам весь бледный, в его больших голубых глазах застыл ужас.
– Что с тобой? – спросил Колю, уже немного пришедший в себя Яша.
– Яша, они нас убьют! – тихо ответил тот, едва шевеля губами.
– Ну не убили же! – попробовал он подбодрить друга, хотя у самого страх ещё не прошёл, сильно крутило живот и в висках стучала кровь.
Тишина продолжалась недолго, минут двадцать, а потом справа у опушки леса, метрах в пятистах, послышался шум моторов. На дороге, идущей со стороны границы, показались немецкие бронетранспортёры, а за ними грузовики, крытые брезентом. Выехав на опушку они остановились, из грузовиков посыпались немецкие солдаты в форме мышиного цвета, и начали выстраиваться в цепи.
– Без команды не стрелять! – раздался голос командира их взвода лейтенанта Березина.
Выстроившись в цепи, немецкие солдаты двинулись размеренным шагом прямо на них. Большинство с карабинами, у некоторых на шее висели автоматы. Немцы шли по полю спокойно, словно это вовсе и не атака, а лёгкая прогулка. Когда вражеские цепи подошли на расстояние примерно около двухсот метров, раздалась громкая команда: «Огонь!» Воздух разорвали винтовочные выстрелы, сначала одиночные, а потом они слились в единый звук, к которому присоединились пулеметы. Немецкие солдаты тоже стали стрелять по брустверу окопов, и некоторые из них упали на землю. Бронетранспортёры, стоявшие у опушки леса, открыли огонь из пулемётов. Над головами красноармейцев засвистели пули, некоторые из них впивались в бруствер, выбивая из земли фонтанчики пыли.
Яша, как и все красноармейцы, положил свою винтовку на бруствер и стрелял. Он пробовал целиться в немецких солдат, но прицел почему-то прыгал перед глазами, и он постоянно мазал. Звуки боя куда-то пропали, а видел он перед собой только рослого немецкого офицера с автоматом наперевес и пытался в него попасть, но тщетно.
Вдруг немецкие цепи залегли, буквально в сотне метров от окопов, и ружейно-пулемётная стрельба начала стихать. Наступила тишина, нарушаемая лишь единичными выстрелами. Яша повернулся и посмотрел на Колю. Тот стоял в паре метров от него, тоже, как и он, положив винтовку на бруствер, и смотрел в сторону противника. Внезапно за лесом ухнуло, и тут же раздался вой летящих мин.
Немцы начали миномётный обстрел наших позиций. Яша сполз на дно окопа и сел там на корточки, закрыв уши руками, чтобы не слышать этот душераздирающий звук. Мины рвались позади и впереди окопа, но очень близко. Вокруг свистели осколки и летели комья земли. По немецким миномётам, бронетранспортёрам и машинам открыла огонь наша артиллерия. Стоял такой страшный грохот, и земля тряслась так, что начали осыпаться стенки окопа.
***
Весь день 22 июня немцы атаковали позиции дивизии, обстреливали из артиллерии и миномётов, бомбили с воздуха и постоянно предпринимали атаки пехоты. Погибли и получили ранения многие красноармейцы, в их роте почти каждый четвёртый. Но прорвать нашу оборону немцы не смогли. Вечером пришёл приказ: сняться с позиций и отступить на новую линию обороны. Всю ночь они шли в пешей колонне с полной боевой укладкой, неся на носилках раненых товарищей. К утру, уставшие и измученные, пришли на новую позицию на берегу реки Бебжа и срочно начали окапываться.
Яша и Коля валились с ног от усталости, но нужно было быстрее выкопать окоп в полный рост. Теперь они оба понимали, что это их спасение. Они даже не стали есть свой сухой паёк, несмотря на то что чувствовали сильный голод, лишь бы скорее зарыться в землю. Хорошо, что хоть земля тут оказалась мягкая и копать её легко. Примерно за час вырыли окоп в полный рост, сели на дно и поели. Прибежал лейтенант Березин и приказал рыть соединения окопов, чтобы получилась единая траншея. Немцы уже на подходе, и до того как те начнут атаковать, нужно успеть.
Парни сложили остатки сухого пайка в вещмешки, встали, взяли лопатки и начали снова копать, Яша в одну сторону, а Коля в другую, навстречу соседям. Лейтенант как в воду глядел. Через полчаса в небе появился немецкий самолёт-разведчик Хеншель Hs-126, а проще «костыль», и начал летать над их позициями. Не прошло и четверти часа, как прилетели Ю-87, и тут началось.
Их позиции немцы бомбили, обстреливали из артиллерии и миномётов, а также непрерывно атаковали днём и ночью в течение четырёх суток. Всё это время ребята почти не спали, практически оглохли от непрерывных взрывов бомб, снарядов и мин. Они стреляли, прятались на дне окопа от взрывов, продолжали рыть окоп во время редких затиший, когда не стреляли. Ели только сухой паёк, раздаваемый по ночам. Также по ночам раздавали патроны, гранаты и воду, днём высунуть голову из окопа казалось равносильным мгновенной смерти.
В роте было много убитых, а ещё больше раненых, они так и лежали в окопах в ожидании ночи, когда их вытаскивали в тыл. Убитых хоронить, а раненых в медсанбат. Но санинструкторы, которые к ним приползали, говорили, что в медсанбате, который находился в лесу, нет уже ни места, ни медикаментов, а раненые лежали под открытым небом, и многие из них умирали.
А ещё пополз слух, что они находятся в полном окружении в глубоком тылу противника. Поэтому ждать помощи и подкрепления им неоткуда. В дивизии заканчивались боеприпасы, и дивизионная артиллерия уже практически не стреляла – только в редких случаях, когда возникала угроза, что немцы ворвутся в окопы. В редкие минуты затишья к ним подходил лейтенант Березин и пытался приободрить. Но всё равно настроение у всех было ужасное. За эти дни Яша уже настолько привык к страданиям и смерти, ставшими обыденными, что он перестал их замечать. Только удивлялся, что сам ещё жив и не ранен, и это вселяло хоть какой-то оптимизм.
В ночь на 26 июня немцы предприняли мощную атаку на позиции дивизии по всему фронту. Они прорвали оборону на стыке между позициями 200-го и их полка и начали громить тылы дивизии. Позади окопов началась беспорядочная стрельба. Командир взвода Березин приказал покинуть окопы и отходить в лес на восток. Из их взвода осталось всего одиннадцать человек, причём четверо легкораненных. Лейтенант повёл их за собой, пытаясь обойти место, где шёл бой в тылу дивизии. Они бежали плотной группой за Березиным, боясь отстать от него в темноте и потеряться. Бежали около часа, выбиваясь из сил. Наконец звуки боя начали удаляться и стихать, оставаясь позади слева. Дальше они побежали медленнее и, когда стрельба почти затихла, остановились и сделали привал в густом лесу.
Березин насчитал одиннадцать человек, значит, никто не потерялся. Затем лейтенант нашёл укромное место, достал из планшета карту местности, развернул её и, прикрыв плащ-палаткой, посветил фонариком, пытаясь сориентироваться.
Они находились недалеко от населённого пункта Суховоля примерно в пятидесяти километрах севернее Белостока. Следовало пробиваться на Волковыск, а для этого нужно было пройти около ста с лишним километров лесами, полями и болотами. Лейтенант приказал провести тотальную ревизию, всё собрать в кучу, а потом разделить на всех. Из оружия у них было десять винтовок и к ним сорок семь патронов, пистолет лейтенанта и восемь гранат. С едой намного хуже, всего четыре сухих пайка. Фляги наполнили водой из лесного ручья, протекавшего рядом.
После того как все запасы поделили, пошли дальше, в надежде пройти за остаток ночи как можно больше. Днём решили укрываться в лесу, а двигаться только ночами, избегая дорог и населённых пунктов, которые, вероятно, уже заняли немцы. Чтобы не демаскироваться, решили не жечь костры.
***
– Мама всегда такие вкусные пирожки с грибами пекла. Напечёт, маслом намажет, на стол поставит и тряпочкой полотняной накроет. Мы с батей и с сестричками за стол сядем, кваску нальём и все пирожки сразу слопаем. Мама ещё из печки достанет, а они пахнут так вкусно, – вспоминал Коля, сидя в лесу под деревом и грызя травинку.
– Да перестань ты издеваться! И так в животе пусто, только бурчит, – сердито ответил Яша, сидя рядом под соседним деревом.
Они находились в глубокой лесной чаще, куда почти не проникал свет, и кругом царил полумрак. Оба сидели в одних мокрых кальсонах, выставив по сторонам босые стопы, облепленные хвоей. Всё своё мокрое обмундирование они развесили на ветках и сучках соседних деревьев и пытались просушить, правда, пока безуспешно. Хотя стояла жара, в лесную чащу солнечный свет не попадал, здесь было влажно и прохладно. Этой ночью они переправились вплавь через какую-то небольшую речку и, несмотря на то что она казалась неглубокой, перейти вброд по дну не получилось. Пришлось проплыть метров двадцать, и поэтому одежда, которую они с себя сняли и перевязали ремнями в надежде пронести над водой, вся вымокла, а парни чуть не утопили тяжёлые винтовки. Позади захрустели ветки, и они оба обернулись.
– Свои, – раздался тихий голос лейтенанта Березина.
Через мгновение он показался из-за веток густой ели. Лейтенант был в одних трусах, в правой руке держал пистолет, а в левой небольшой кусок хлеба. Хлебом они разжились ночью в какой-то небольшой деревеньке. И хотя вначале договаривались в деревни не заходить, голод всё же взял верх над осторожностью. Они шли по лесам, полям и болотам уже четвёртые сутки, а остатки сухого пайка съели в первый же день на стоянке в лесу. Лейтенант Березин не выдержал, и они вместе с сержантом Гавриловым осторожно пробрались к крайнему дому и постучали в окошко. К ним вышла угрюмая хозяйка женщина лет сорока, не промолвив ни слова, протянула им небольшую буханку хлеба и тут же ушла в хату, заперев дверь. Березин каким-то образом умудрился не намочить хлеб во время переправы, и вот сейчас принёс им их долю.
– Держите ребята! Это вам на двоих. Не много, конечно, но хоть что-то, – сказал он, протягивая им хлеб, и добавил: – Жалко, что грибов и ягод ещё нет, с ними бы мы так от голода не мучились.
Яша взял из рук лейтенанта хлеб, встал, подошёл к соседнему дереву, на котором висели его мокрые шаровары, порылся в кармане и, достав оттуда перочинный нож, разрезал хлеб пополам. Потом подошёл к Коле и предложил ему выбрать кусок. Коля схватил хлеб и сразу же сунул в рот, начав жадно жевать. Яша тоже набросился на хлеб.
– Ничего, ребята, потерпите! Вот выйдем к своим, наедимся от пуза, – попробовал приободрить голодных парней лейтенант.
– Дойти бы уже! Сколько идём, а кругом всё немцы, – промямлил Коля с набитым хлебом ртом.
– Судя по карте, мы ещё только половину пути прошли. Нам ещё три ночи идти. Дойдём, ребята! Там на пути небольшая деревня у дороги. Диневичи называется. Этой ночью мы с Гавриловым попробуем ещё продуктами разжиться. Отдыхайте пока, сил набирайтесь, да вещи просушите, чтобы в мокром не ходить. Хоть и жарко, а заболеть можно, – произнёс Березин и ушёл.
– Как их высушишь, если тут такая сырость и солнца нет? – сказал Яша, дожёвывая остатки хлеба и запивая водой из фляжки.
Он встал, стянул с себя мокрые кальсоны и встряхнул их от прилипших сзади хвои и мха. Потом скрутил, пытаясь выжать оставшуюся влагу, и пошёл повесил метрах в десяти на дерево, где сквозь плотные кроны пробивались лучи солнца и освещали небольшую полянку в лесу. Сам же вернулся назад к Коле и стоял голый у дерева.
Яша был невысокого роста, но сбитый парень, явно не чуравшийся физического труда. Руки крепкие, ладони крупные, стопы тоже, но короткие, не более сорок первого размера, с выраженными венами. Плечи широкие, а бёдра узкие и всё тело белое, незагоревшее, в контраст лицу, за эти дни обожженному жарким июньским солнцем. Лицо же неприметное, какие часто встречаются в российских городах и сёлах, но приятное, молодое, с большими серыми выразительными глазами. Тонкий курносый нос, слегка обсыпанный веснушками, которые с него мигрировали на щёки, покрытые на подбородке густой, но нежной, ещё юношеской трёхдневной щетиной. Губы тонкие, а зубы белые, красивые и ровные. Прямой невысокий лоб и светло-русые волосы, коротко остриженные и торчащие ёжиком на затылке и на макушке, на лбу длиннее в виде короткой чёлки, зачёсанной направо. Уши небольшие, округлой формы и плотно прижатые к голове.
Коля тоже встал и, стянув с себя кальсоны, пошёл их вешать на дерево, туда же, куда повесил Яша свои. Подойдя к полянке, он посмотрел вверх на небо сквозь кроны деревьев.
– Слушай, а может всё же уберём их отсюда? Немцы часто летают, заметят белые тряпки, – спросил он.
– Да, убери, пожалуй. Но они до вечера не просохнут. И что нам теперь, до вечера голышом ходить? Даже не поспишь.
– Мне кажется, что лучше голышом походить, чем на немцев нарваться, – сказал Коля и перевесил Яшины кальсоны под крону густой ели, а свои повесил рядом.
Сам вернулся и, присев на корточки, опёрся голой спиной о ствол дерева. Хотя он и был таким же деревенским парнем, как Яша, но сложён более изящно. Рослый и немного худощавый, с длинными руками и ногами, тонкими и длинными пальцами, он выглядел как мальчишка лет семнадцати. Лицо – ещё совсем юношеское, слегка вытянутое и очень симпатичное. Даже щетина, которая у всех остальных парней отросла за эти дни, пробилась у него только в виде чёрных нежных усиков на верхней губе. Он был брюнетом с густыми немного вьющимися волосами и голубыми глазами с длинными ресницами. Тело очень белое, белее, чем у Яши, и даже лицо его практически не загорело. Но физически он не выглядел слабым, скорее жилистым и немного долговязым. Когда Коля улыбался, на щеках его появлялись очаровательные ямочки, а когда смотрел и часто моргал своими длинными ресницами, казался таким милым парнем!
Яша присел рядом с Колей на корточки и тоже прислонился спиной к дереву.
– А ты с девчонками дружил? – спросил он его.
– Дружил.
– И у тебя девушка есть?
– Да, есть. Валя зовут. Мы с ней вместе в школе учились.
– Вы с ней это… Близко-близко дружили?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты с ней это… Ну, это… – стушевался Яша и покраснел.
Коля удивлённо посмотрел на друга и, увидев его смущение, озорно улыбнулся.
– Да, – ответил он.
– Ну и как оно? Я вот ещё ни разу, – ещё гуще покраснев, признался Яша.
– Здорово, Яша! Не переживай, вот выйдем к своим, познакомишься с девушкой, сам узнаешь.
– Да я как-то с девчонками стесняюсь.
– А ты не стесняйся, они ведь не кусаются. Ты только им много не ври, а так, капельку насочиняй, чтобы красиво было, и они с тобой дружить будут. Не сомневайся!
– Ты долго со своей Валей дружил?
– Три года. Она такая весёлая, разбитная. Мы даже пожениться хотели. Но её батя сказал, что пока ещё молодые. Дескать, отслужишь в армии, вернёшься, ума-разума наберёшься, тогда и свадьбу сыграем. Мы сильно огорчились, что ещё два года ждать придётся. Валюша плакала, а отец на своём стоял. Когда прощались, она мне обещала, что обязательно дождётся и, как приеду, сразу поженимся, – очень грустно сказал Коля.
– Ну и что ты грустишь? Война закончится, вернёшься домой и поженитесь. Красная армия сейчас с силами соберётся и побьёт немца. Нам бы только до своих добраться. Слышал же, что командир сказал. Три ночи ещё пройдём – и к нашим выйдем.
– Не знаю, Яша, как-то я себя сегодня нехорошо чувствую. Настроение какое-то поганое.
Позади в чаще захрустели ветки. Они вскочили и схватили в руки винтовки, стоявшие у соседнего дерева.
– Свои, – раздался негромкий голос сержанта Гаврилова.
Через мгновение появился он сам в одних кальсонах с винтовкой в руке. Глянул на ребят и сказал:
– Сушитесь? Всё, заканчивайте и одевайтесь! Командир приказал вам в охранение идти. Вернётесь – отдохнёте.
***
Они затаились на опушке леса у самой окраины небольшой деревни, через которую проходило две дороги. Одна с запада на восток, а другая с севера на юг. Давно стемнело, и они успели пройти несколько километров по лесу и по полям, а сейчас лежали уже около получаса, не зная, что дальше предпринять. По обеим дорогам, проходившим через деревню, ездили немцы на мотоциклах и машинах с зажжёнными фарами и чувствовали себя тут как дома. Переходить любую из дорог было опасно, а ещё опаснее заходить в деревню. Но их всех сильно мучил голод, и если они не раздобудут в этой деревне продуктов, то останутся голодными ещё на сутки, а это, казалось, просто невыносимым.
Лейтенант наблюдал в бинокль за деревней, а все остальные лежали вокруг него. Было довольно прохладно, а одежда так и не просохла после вчерашнего ночного купания, оставалась влажной и холодила тело. Когда они шли быстрым шагом по лесу или бежали по полю, это ощущалось не так заметно. Но сейчас, когда они лежали неподвижно, Яша почувствовал озноб.
Наконец, лейтенант знаками подозвал всех к себе.
– Значит, так. На противоположном конце деревни начинается большой лесной массив, он с небольшими перерывами идёт до самого Волковыска. Чтобы попасть в тот лес, нам нужно пересечь обе дороги, проходящие через деревню, хоть с правой от нас стороны, хоть с левой. Там и там мы попадаем на большие поля между ними. Но справа ситуация лучше. Видите через дорогу небольшой лесок между полем и дорогой? Если мы быстро пересечём дорогу, то спрячемся в этом лесочке. Оттуда мы поползём по полю до следующей дороги, обходя деревню. Когда пересечём ту дорогу, то окажемся в густом лесном массиве на противоположной окраине деревни. Там в крайних домах попробуем попросить продуктов. По крайней мере, если нас обнаружат, то мы сможем отходить в глухой лес, – шёпотом рассказал свой план Березин.
Красноармейцы осторожно отползли в лес и бегом направились к месту, где планировали пересечь первую дорогу. Залегли на краю леса около дороги и стали ждать первой возможности. Немцы разъезжали ещё около часа, а потом движение начало стихать. Они поняли, что момент настал, и пересекли дорогу, затаившись в лесочке на противоположной стороне. Первая часть плана реализовалась успешно, их никто не заметил, и теперь предстояло преодолеть большое поле, огибая деревню с юга.
Встав на четвереньки, парни поползли по полю друг за другом, пытаясь не отстать и не потеряться в темноте. Пшеница на поле была высокой и скрывала их полностью.
«Эх! Если бы сейчас был август, можно было бы набрать зерна и подкрепиться», – думал Яша, когда полз по полю.
Как назло, в эту ночь ярко светила луна, а на небе ни тучки, поэтому всё вокруг было хорошо видно. Они долго ползли по полю, часто останавливались, и Березин всех пересчитывал, опасаясь, что кто-нибудь отстанет.
Деревня находилась совсем рядом, и в ней остановились немцы. Слышались их громкие пьяные голоса. Похоже, они гуляли по деревне хорошо выпившие. В окнах некоторых домов горел свет, видимо, там разместились немцы, но в большинстве домов окна были тёмными. Удивительным казалось то, что в деревне не лаяли собаки, и вообще, звуков, издаваемых домашними животными, оттуда не доносилось. Где-то часа через полтора они доползли до второй дороги, пересекли её и спрятались в лесу на окраине деревни. Начинало светать. Они потеряли целую ночь около этой проклятой деревни и продвинулись на восток не более пяти километров.
Нужно было быстрее уходить в густой лес, пока не рассвело. Но парни были настолько голодными, а эта ночь отняла у них столько сил, что Березин с Гавриловым всё же решились попытать счастья и постучать в крайний дом. Тем более что немцы в деревне затихли, видимо, пошли спать. Красноармейцы вдевятером остались на опушке леса, а лейтенант с сержантом поползли к крайнему дому. Минут двадцать ничего не происходило, а потом началась стрельба.
Сначала несколько выстрелов из ТТ, стрелял явно Березин, а потом выстрелы из винтовки Гаврилова. Затем автоматные очереди и выстрелы из немецких карабинов. Стрельба продолжалась минут пять и затихла. Они лежали и не знали, что дальше делать. Только теперь Яша понял весь ужас положения, в котором они оказались. Березину хоть и было двадцать пять, но он являлся опытным командиром, сохранял в их группе дисциплину, сам принимал решения и вёл их за собой. В планшете у него лежала карта местности до Волковыска, и благодаря ей они шли не вслепую, а обходили опасные места и населённые пункты. Сержант Гаврилов, хоть и младше лейтенанта на два года, но тоже имел опыт командования. Тут Яша понял, что им одним из окружения теперь не выйти.
Они посовещались и решили бросить жребий. Выбрать двоих, чтобы сползать в деревню и посмотреть, живы ли Березин с Гавриловым. Пока тянули жребий, отвлеклись и не увидели, как со стороны деревни в их сторону идут немцы с карабинами и автоматами наперевес, человек тридцать, рястянувшись в цепь. Их уже заметили, и немецкий офицер громко крикнул на ломаном русском языке:
– Рус! Сдафайся!
Яшу обуял неописуемый страх, сразу выключивший сознание. Мыслей в голове не осталось, перед ним была только смертельная опасность, которую нужно немедленно устранить. Он прицелился и выстрелил в немецкого офицера. Тот вскинул руки и упал навзничь. Начался бой. Утренний воздух разорвали автоматные очереди, в ответ раздались оглушительные винтовочные выстрелы. Но силы оказались явно неравны, и красноармейцы бросились бежать в лес.
Они бежали рядом с Колей, пытаясь не потерять друг друга из виду, прямо в густую лесную чащу. Вокруг свистели пули, с визгом впиваясь в стволы деревьев и срезая ветки. Ноги несли их прочь, не разбирая дороги, через буреломы, ямы и густые заросли, как можно дальше от этого ужаса. Видимо, они взяли сильно правее от основной группы, и немцы потеряли их из виду. Стрельба начала оставаться левее и позади них, в основном слышались автоматные очереди и редкие винтовочные выстрелы. Несколько раз прогремели взрывы гранат. Вскоре всё затихло, а они продолжали быстро бежать по лесу, не разбирая дороги и уже полностью потеряв направление. Ещё где-то через час, совсем обессилившие, они остановились и упали на землю. Их окружала густая чаща и тишина, прерываемая редкими голосами птиц.
***
Яша очнулся, когда на лес уже опустились сумерки. Получалось, что он провалялся весь день в забытьи. Сел и огляделся. Они находились в какой-то не очень глубокой яме, поросшей вокруг елями с густыми лапами до самой земли. Коля с закрытыми глазами лежал рядом и, видимо, спал. Яша растолкал друга. Тот встрепенулся и сел, ошарашенно оглядываясь по сторонам и не соображая, где он и что с ним. Наконец, пришёл в себя и уставился на Яшу голубыми глазами, хлопая длинными ресницами.
– Проснулся?
– Вроде, да.
– Ну, что теперь делать будем?
Коля смотрел на него и молчал, явно не зная ответа. Наконец, после долгой паузы, сказал:
– Надо идти к своим. Другого выхода нет.
– Куда? Мы заблудились. У нас нет ни компаса, ни карты. Мы знаем только, что Волковыск примерно в сорока километрах восточнее. Но, что-то мне подсказывает: наших там нет. Немцы бы не чувствовали себя как дома, если бы фронт находился в сорока километрах отсюда.
– Ты хочешь сказать, что Красная армия далеко отступила?
– Ничего я не хочу сказать. Я только знаю, что мы остались вдвоём, заблудились в лесу и сильно проголодались. Кругом нас немцы, а у нас даже патронов нет. Давай-ка посмотрим, сколько их осталось.
Они проверили свои винтовки. По одному патрону находилось в стволе, у Коли три патрона в магазине, а у Яши один. Коля вытащил один патрон и отдал Яше, чтобы стало поровну.
– Может, попробовать наших поискать? Наверняка кто-нибудь успел уйти в лес, – предложил Коля.
– Как ты их собираешься искать? Ходить и аукать? Лес вон какой большой. Мы даже направление потеряли, откуда прибежали. И потом, сдаётся мне, что никого из них уже нет в живых. Ни Березина, ни Гаврилова, ни ребят. Мы с тобой просто случайно в сторону убежали, немцы этого не заметили и потеряли нас из виду. Все остальные вместе бежали, вместе и погибли.
Коля замолчал, понимая, что Яша говорит правду. Их положение действительно стало критическим. Самым страшным казался голод. Если бы у них была хоть какая-то еда, то они всё равно бы сориентировались на местности и пошли медленно на восток по глухим лесам. В конце концов, стояла середина лета и они бы не замерзли, даже если не разводить костров. Главное, обходить стороной населённые пункты и с огромной осторожностью пересекать дороги глубокой ночью. Конечно, были ещё поля и болота, но и с этим можно справиться. А вот голодными они долго не протянут. Заходить же в деревни за продуктами, как показал сегодняшний ночной кошмар, категорически нельзя. Измученные голодом, они попали в западню, и девять человек погибли. А если кто-то из них и остался жив, то попал в плен.
– Ладно, пойдём потихоньку. Может, по дороге что-нибудь придумаем, – предложил Коля.
Они выбрались из ямы, попробовали примерно определить по деревьям направление на восток и медленно побрели по лесу. В животах было пусто, сильно сосало под ложечкой и немного кружилась голова.
***
На рассвете они вышли к дороге, идущей с запада на восток. Видимо, сильно забрали вправо и шли не на восток, а на юго-восток. Яша запомнил карту местности, которую показывал Березин, и на ней эта дорога как раз ограничивала большой лес с юга и вела в Большую Берестовицу. Это крупный посёлок, и туда идти им совершенно не нужно. Им требовалось обойти посёлок по лесам с севера и там пересечь трассу, идущую из Гродно в Свилочь через Малую и Большую Берестовицы. Значит, придётся возвращаться назад и делать крюк ещё километров двенадцать по лесу.
Они так сильно устали, а голод становился невыносимым. Дорога казалась пустой, по ней ехал только старый дед на лошади, запряжённой в телегу, на которой лежало несколько мешков, похоже, с мукой или с зерном. Голод снова начал творить с ними своё грязное дело, он отодвинул все остальные мысли в сторону, оставив только те, которые о еде. Животы закрутило и сильно засосало под ложечкой.
– Давай, я быстро добегу до телеги! Попрошу у мужика насыпать в котелки муки или зерна – и назад. Дорога пустая, никого нет, – сказал Коля.
– Пошли вместе, – предложил Яша.
– Нет, ты тут останься. Если что, меня прикроешь, – настаивал Коля.
– Ну хорошо. Только ты быстро давай! – согласился Яша.
К этому времени телега с дедом подъехала как раз к тому месту, где они лежали. Коля осмотрелся и, схватив два котелка, бросился бежать к телеге. Дед сначала испугался, но потом вроде успокоился. Яша видел, как Коля стоял и разговаривал с ним. Затем дед достал со дна телеги какой-то свёрток и отдал Коле. Развязал мешок и насыпал в котелки муки. Коля схватил котелки и бросился бежать к лесу. В это время на дороге со стороны Диневичей показался немецкий трехколесный мотоцикл. Тот летел на большой скорости, а немцы, увидев убегающего с дороги в лес советского солдата, открыли по нему огонь из автоматов. Коля бежал изо всех сил, пытаясь не потерять ценные продукты, которые раздобыл. Он уже почти добежал до леса и вдруг упал.
Яша выстрелил два раза в водителя и, видимо, попал, потому что мотоцикл начало крутить по дороге, а потом занесло, он съехал в кювет, опрокинулся набок и перевернулся. Перепуганный дед хлестнул кобылу и в страхе помчался прочь в сторону Большой Берестовицы. Яша бросился к Коле, тот лежал и не шевелился. Подбежав, он увидел у него на спине справа, в районе лопатки, дырку, уже окрасившуюся кровью. Яша перевернул друга. На лице Коли отражалась страшная мука, он хватал ртом воздух и не мог ничего сказать. Яша подхватил его подмышки и поволок в лес, пытаясь быстрее унести прочь с этой проклятой дороги.
Тащил долго, напрягая все силы и упираясь ногами, пока лес не стал густой. Остановился, когда совсем выбился из сил. Коля молчал, тяжело и часто дышал со свистом и бульканьем. Яша подтащил его к дереву, посадил спиной к стволу и начал снимать с него шинель. Долго возился, и кое-как это ему удалось. Гимнастёрку же просто разорвал. Пуля попала Коле в спину и застряла в груди. Он достал Колин перевязочный пакет из кармана гимнастёрки и начал перевязывать грудь. Бинта не хватило, и он распаковал свой. Коле стало немного полегче, прекратилось бульканье, дышать он стал реже. Яша достал флягу и начал поить друга. Тот пил жадно, большими глотками, захлёбываясь.
