Kitabı oku: «Торговая политика России», sayfa 2

По мнению П. Б. Струве, Дж. Чемберлен – один из самых интересных политических деятелей новой эпохи, направивший преобразовательную энергию в традиционное русло консервативно-национального строительства. Его значение как политика заключалось не в отдельных практических мероприятиях, и даже не в реформах, а в глубоком идейном влиянии на британское общество, в постановке новых проблем, в раскрытии новых горизонтов государственной жизни. Выдвинутый на рубеже веков Дж. Чемберленом план тарифной реформы был революционным, – отмечал П. Б. Струве в 1914 г., и если бы не новейшее повышение цен, мы бы видели в Англии сильнейшую борьбу между фритредерами и протекционистами под старыми лозунгами Кобдена – Брайта и новыми Чемберлена⁴⁷.

Первая мировая война не позволила П. Б. Струве начать, как он того желал, преподавание на историко-филологическом факультете Петербургского университета, а также провести намеченные исследования в области экономической теории и истории. В повестку дня встали «жгучие вопросы» русской экономики и политики. Как вспоминал сам П. Б. Струве, он «запрягся в Особое совещание по продовольствию и вообще с головой ушел в экономику войны»⁴⁸. Война вызвала дезорганизацию внешнеторговых отношений России, изменились баланс, товарная и географическая структура российской внешней торговли, распределение экспорта и импорта по границам. Другими стали задачи и характер внешней торговли, потребовалась коренная перестройка государственной таможенной политики и таможенного дела.

Ставя вопрос об отношении задач и средств торговой политики к задачам внешней политики в условиях войны, П. Б. Струве находил примеры различного его разрешения в мировой истории. Продолжавшаяся большую часть XVIII в. таможенная война между Англией и Францией была, по его мнению, выражением систематического подчинения торговой политики идее и инстинкту политического соперничества; в начале XIX века «любопытнейшим образчиком» подчинения торговой политики задачам общеполитическим и даже милитарным была континентальная блокада Великобритании; О. Бисмарк, напротив, утверждал начало автономии в торговой политике и полагал, что последняя должна быть независимой от общей международной политики государства. Как бы ни решать этот вопрос, заключает П. Б. Струве, – необходимо понять, должна ли наша будущая торговая политика стремиться санкционировать изменения во внешнеэкономической сфере, которые произошли в исключительных условиях войны, или она должна быть нейтральной, предоставив развитие экономических отношений своему естественному течению⁴⁹.

Таможенное объединение Германии и Австро-Венгрии, проект которого разрабатывался в Берлине и Вене в 1915 г., по мнению П. Б. Струве, имело бы в обстановке великой европейской войны значение прежде всего политическое и могло стать «завершением подчинения австро-венгерских стран и народов целям и велениям Германии», а также явилось бы серьезным препятствием на пути устремлений Венгрии к торговой автономии и промышленной самостоятельности⁵⁰. Примечательно, что примерно так же оценивал перспективы австро-германской таможенной унии радикальный социалист Л. Д. Троцкий, который в 1907–1914 гг. жил в Вене и хорошо знал расклад политических сил и экономических интересов в империи Габсбургов. По его мнению, такое объединение равносильно снятию последних помех к господству германского капитала в Центральной и Юго-Восточной Европе, а выдвигаемая как компромисс программа «экономического союза» предполагает лишь понижение таможенных ставок между Австро-Венгрией и Германией, «но означает полное уравнение их боевого архипротекционистского тарифа против всего остального мира»⁵¹.

Россия, как и другие участвующие в войне государства, стремилась к осуществлению мер экономического воздействия на неприятеля, лишению его нужных видов продовольствия, сырья и материалов, ослаблению его экономической и военной мощи. При отправке русских товаров в нейтральные страны предлагалось требовать от их дипломатических представителей в Петрограде удостоверение в том, что русский товар не поступит на неприятельский рынок. Для этого были основания: например, экспорт Швеции в Германию в 1914–1915 гг. возрос с 175 до 486 млн крон⁵². Газеты отмечали хождение в деловых кругах слухов о поставках русского хлеба из Финляндии через Швецию в Германию.

В сентябре 1915 г. П. Б. Струве стал председателем образованного при Министерстве торговли и промышленности Особого междуведомственного комитета по ограничению снабжения и торговли неприятеля. Это назначение явилось проявлением сложных взаимоотношений высшей бюрократии и либеральной общественности во время летнего политического кризиса 1915 г. На Комитет был возложен, в частности, сбор сведений о внешней торговле неприятеля, а также о потребностях России в иностранных изделиях для государственной обороны и связанных с войной нужд⁵³.

Комитет подготовил ряд докладов об экономическом положении неприятельских стран, разработал проекты соглашений с нейтральными странами о гарантиях непопадания неприятелю ввозимых в эти государства товаров, участвовал в подготовке так называемого «русского черного списка» иностранных лиц и фирм, замеченных в участии в торговле с государствами, – противниками России в войне. Комитет поставил вопрос о недостаточности «обычных дипломатических гарантий» от перепродажи третьими странами русских товаров Германии и ее союзникам, предлагал меры по недопущению поставок неприятелю стратегического сырья (например, железной руды из Швеции). К работе в Комитете П. Б. Струве привлек своих учеников по Политехническому институту – Я. М. Букшпана, В. Ф. Гефдинга, Н. Н. Нордмана, В. М. Штейна. Так, в предисловии к изданию «Внешняя торговля Финляндии в годы войны» (Пг., 1916) руководивший работой П. Б. Струве отмечал, что брошюра составлена по поручению министра торговли и промышленности, а текст принадлежит В. Ф. Гефдингу.

На рубеже 1916–1917 гг. Комитет фактически являлся научно-исследовательским и информационным центром, рекомендации которого учитывались при формировании внешнеторговой и таможенной политики России⁵⁴.

Представитель Великобритании в Комитете С. Хор высоко оценил работу комитета под председательством П. Б. Струве: «Если бы не эта группка русских интеллектуалов, кольцо блокады распалось бы, а «центральные державы», несмотря на засовы, крепко запертые с юга и запада, смогли бы поддерживать себя через бреши на севере и востоке»⁵⁵.

В сентябре 1917 г. С. Н. Прокопович и П. Б. Струве направили Временному правительству представление о передаче Комитета по ограничению снабжения и торговли неприятеля в ведение Министерства иностранных дел в связи с образованием еще весной в составе внешнеполитического ведомства Экономического департамента. Первым директором этого Департамента, в сферу деятельности которого вошли внешняя торговля, таможенная политика, торговые договоры, торговое мореплавание, ограничение снабжения неприятеля и др., в апреле – мае 1917 г. был П. Б. Струве. Его назначение состоялось по инициативе близкого к П. Б. Струве юриста-международника и общественного деятеля барона Б. Э. Нольде, занявшего при министре иностранных дел П. Н. Милюкове пост товарища министра. По свидетельству современников, П. Б. Струве «был, в сущности, консультантом по экономическим делам при Нольде, к тому же консультантом вполне теоретического характера», и Борис Эммануилович «в эти дни находился совершенно под влиянием Струве»⁵⁶. Появление в дипломатическом ведомстве «политико-экономического философа» и «крамольного газетира» произвело на служащих большое впечатление. Как вспоминал В. Б. Лопухин, П. Б. Струве «считался знатоком истории революций, ходячей справкой всяческих прецедентов в области революционного движения. Мы от него ожидали компетентного прогноза предстоявших событий в завершение Февральской революции»⁵⁷. Один из сотрудников МИДа вспоминал, что Петр Бернгардович «как-то сразу расположил к себе всех, хотя его откровенность и весь его облик мало гармонировали со все еще строго выдержанным дипломатическим ведомством. Две черты Струве производили сильное впечатление – его искренность, действовавшая подкупающе, и доверие к окружавшим его людям, доходившее до попустительства»⁵⁸. П. Б. Струве пробыл в МИДе недолго и ушел вместе с П. Н. Милюковым и Б. Э. Нольде.

* * *

Навсегда покинув Россию (1920), П. Б. Струве погрузился в организационные и издательские дела, много занимался политической публицистикой, но сохранил интерес к историко-экономической тематике. В 1927 г. в Париже он прочитал курс лекций «Экономическая история России, в связи с ее общей историей и сравнительно с развитием западных стран», в конце 1920-х – начале 1930-х гг. в Белграде – курс «Экономическая история России, в связи с образованием государства и общим культурным развитием страны».

В своей публицистической деятельности П. Б. Струве неоднократно и по разным поводам обращался к вопросам внешней торговли и таможенной политики. Так, в условиях мирового экономического кризиса (1931), откликаясь на результаты парламентских выборов в Великобритании, П. Б. Струве увидел в проблеме британского протекционизма «неотвратимую задачу дня». «Сейчас, как и без малого восемьдесят пять лет тому назад, когда Англия вступила на путь свободной торговли, – отмечал ученый, – тот же самый интерес, который толкал тогда на отказ от… протекционизма, теперь толкает Великобританию на путь приятия протекционной системы». По его мнению, английская свободная торговля, начало которой было дано в 1840-х гг. отменой хлебных пошлин, вводилась ради завоевания внешних рынков. Современный английский протекционизм диктуется тоже борьбой за рынок, но уже за рынок внутренний, поскольку ни о каком первенстве, ни о какой «монополии» Англии в области промышленности нельзя говорить в настоящее время. А между тем свобода торговли как система и как принцип так и осталась особенностью экономической политики Англии и не была усвоена ни одним крупным государством, включая британские доминионы. «Теперь настало время для идей и замыслов Джозефа Чемберлена, – отмечает П. Б. Струве. – И ничто так ярко не иллюстрирует этого огромного поворота в умах и в делах, как… полное крушение… Ллойд Джорджа»⁵⁹.

В 1933 г. в связи с полемикой в русском зарубежье о «плановом хозяйстве», П. Б. Струве отмечал, что вылазки против «экономического либерализма» как против якобы господствующей хозяйственной системы и экономической идеологии есть историческое заблуждение современных неофитов государственного вмешательства, воображающих себя новаторами. В области внешней торговой политики во всех развитых странах за исключением Англии «таможенное покровительство отечественной промышленности стояло нерушимо». По мнению П. Б. Струве, родиной всего новейшего протекционизма являются США, откуда эта идеология проникла сперва в Россию, а затем в Германию: «…и граф Н.С. Мордвинов, и Фридрих Лист были как протекционисты, по существу, учениками Александра Гамильтона». Во Франции новейший протекционизм более самобытен: «…он связан с “континентальной” системой Наполеона I как средством экономической и политической борьбы с Англией и был в этом качестве отчасти бессознательным, но весьма реальным продолжением “кольбертизма”»⁶⁰.

«Отцом новейшего русского промышленного протекционизма» П. Б. Струве считал Д. И. Менделеева, а его работы «Толковый тариф» и «К познанию России» характеризовал как классические произведения русской экономической мысли⁶¹. В 1934 г. П. Б. Струве выступил в Русском научном институте в Белграде с речью, посвященной 100-летию со дня рождения Д. И. Менделеева, в которой дал характеристику мировоззрения ученого в контексте личных впечатлений и воспоминаний студента-первокурсника. (Первый курс естественного отделения физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, на котором учился П. Б. Струве, оказался последним, где читал курс химии профессор Д. И. Менделеев перед своим окончательным уходом из университета в марте 1890 г.) Касаясь взглядов ученого-энциклопедиста в области торговой политики, П. Б. Струве отметил, что «убежденным протекционистом Менделеев был по некоторым глубоко укорененным в самых глубинах его социологического мышления основаниям. Он ясно видел при этом, что примыкает к реально могущественной в истории России, но в то же время непопулярной в образованных классах традиции»⁶².

В эмиграции, особенно в последние годы, с накопившимся грузом политических ошибок, идейных заблуждений и иллюзий П. Б. Струве не избежал участи заложника уходящей эпохи и ее сокрушительного опыта. Но и тогда он стремился найти глубинные корни происшедшего в России революционного катаклизма, обрушившего устои государственности и утвердившего новый деспотический режим. По наблюдению С. Л. Франка, он до конца жизни сохранил свою юношескую веру в ценность экономической свободы и свободы вообще – она оставалась основным догматом его политического и социально-философского миросозерцания⁶³.

Потребность поделиться с читателем многолетними размышлениями о русской истории привела П. Б. Струве к замыслу создания большого исследования по социальной и экономической истории России. Одна из главных идей этого труда – необходимость «блюсти нашу историческую память и памятовать о тех людях, которыми одухотворялась и строилась русская общественность». Одновременно он обдумывал «Историю экономической мысли», для которой изучал общую литературу, начиная с Гомера и греческих трагиков. В этих работах он предполагал в законченной форме изложить свое социально-философское и историко-политическое миросозерцание⁶⁴. Полностью реализовать эти замыслы П. Б. Струве не удалось… (Незаконченный труд П. Б. Струве «Социальная и экономическая история России с древнейших времен до нашего, в связи с развитием русской культуры и ростом российской государственности» был опубликован в Париже в 1952 г.).

«Как исследователь исторического развития хозяйственных отношений П. Б. [Струве] ценен тем, что, приступая к материалу во всеоружии экономических знаний, он умеет объединить наблюдаемые факты в представляющие интерес для экономиста категории и осветить экономической теорией взаимную связь явлений и их историческую преемственность»⁶⁵. Таким увидели одно из главных достоинств экономических трудов П. Б. Струве члены Российской академии наук, рассматривая в марте 1917 г. вопрос об избрании его ординарным академиком по политической экономии и статистике. Этого же достоинства, мы думаем, не лишена и предлагаемая вниманию читателя книга.

Разумеется, в «Торговой политике России», как и в других работах П. Б. Струве, со всей очевидностью выявились сильные и слабые стороны его интеллекта и метода научной работы. К несомненным достоинствам курса следует отнести органичное включение теоретической проблематики в конкретно-исторический материал, следование проблемному подходу при разработке темы и полемичность при выяснении спорных вопросов российской экономической политики. Об эрудиции автора свидетельствует богатство фактического материала, обширность привлеченных литературных источников, «густонаселенность» курса историческими персонажами. Работа изобилует множеством точных наблюдений, интересных оценок и оригинальных выводов. Вместе с тем, очевидна несбалансированность структуры курса, разная степень проработки автором конкретных вопросов и тематических сюжетов, недостаточная аргументированность некоторых суждений.

Настоящая книга, мы надеемся, приблизит к читателю небезынтересную и пока малоизвестную часть творческого наследия Петра Бернгардовича Струве – наследия, которое, как справедливо заметил Б. М. Витенберг, своей громадностью и интеллектуальным богатством вполне способно повергнуть в священный трепет современного гуманитария со всем его нынешним техническим оснащением⁶⁶.

Вопросы внешнеторговой политики исследовались П. Б. Струве в рамках широкого междисциплинарного подхода и, по сути, являлись частью его большой работы как ученого и политика в области общесоциологической теории исторического процесса. В этих исследованиях, проводившихся с привлечением данных мировой науки и осмыслением отечественной интеллектуальной традиции, отразились некоторые значимые аспекты мировоззренческой эволюции самого П. Б. Струве, в частности, нашла воплощение идея «Русского духовного Ренессанса» – возрождения страны в соответствии с ее геополитическим статусом великой державы. Обращение П. Б. Струве к теории и истории внешнеторговой политики, определявшей, по его мнению, исторические судьбы народов, отражает одну из граней его богатого интеллектуального опыта и стремление сохранить научно-мировоззренческую цельность в условиях крушения традиционных идеалов и распада привычных устоев жизни. Этот опыт ученого и мыслителя интересен и сегодня в период нового модернизационного вызова, глобальных социально-экономических и политических трансформаций.

М. М. Савченко

Торговая политика России

Глава I
Вопросы теории торговой политики

1. Понятие торговой политики

В своем курсе торговой политики я постараюсь ввести вас в историю и понимание движущих сил тех воздействий, кото рые оказывало государство на ход русской внешней торговли, прежде всего и преимущественно путем таможенных мероприятий. Прежде чем подойти к этой теме своего курса, я считаю нужным остановиться на понятии внешней торговой политики и путем подбора исторических примеров выяснить культурно-историческое значение торгово-политической деятельности государства.

Под торговой политикой в широком смысле разумеется вообще всякое государственное воздействие на торговлю и слагающиеся в ней общественные отношения. В более же узком смысле слова под торговой политикой понимают внешнюю торговую политику. Внешнюю торговую политику можно определить как совокупность воздействий государства, направленных на создание особо благоприятных условий для торговых интересов членов данного государственного целого в их отношениях к членам других государственных целых.

2. Связь внешней политики с бытием государства

Внешняя торговая политика, какова бы она ни была, предполагает всегда в том или другом виде государственное обособление, наличность сознания известной солидарности и, в частности, известной политической связи между обитателями данной страны, все те психологические и социологические условия, которые неразрывно связаны не только с самим бытием государства вообще, но и с наиболее ярким обнаружением этого бытия – внешней мощью государства.

Во внутренней торговой политике речь идет о соотношении тех или иных общественных сил перед лицом единой государственной власти, о противоборстве интересов, окрашенных только в классовый цвет, причем, конечно, те или другие классовые интересы могут совпадать или расходиться с так или иначе понимаемыми интересами всего политического целого, всего государства, всего общества.

И в области внешней торговой политики существуют и сказываются классовые интересы, играющие здесь крупную роль; одни классовые интересы противополагаются другим, вступают друг с другом в состязание и в сложной комбинации. Но поверх этой борьбы интересов внутри данного политического единства стоит состязание разных политических целых между собою, над классами совершенно явственно возвышается государство в его отношении к другим государствам. Это окрашивает внешнюю торговую политику в национальный цвет, сопрягает ее особенно тесно с самым бытием государства, ибо внешнее отношение, внешняя политика с особенной яркостью выражают бытие государства, как обособленного государства, имеющего свое лицо.

Во внешней торговой политике классовые и общегосударственные национальные интересы скрещиваются и переплетаются так, как ни в какой другой области экономической политики. И в то же время, – повторяю, – никакая другая область экономической политики не является в такой мере «государственной», т. е. связанной с самым бытием государства, как внешняя торговая политика; она отражает в своем развитии все стадии эволюции и укрепления государственной власти. Там, где власть государственная еще не обособилась как особая категория, как ясно сознаваемая специфическая социальная сила, от физических носителей власти, там торговая политика получает характер правительственный или даже династический. Это явление толкуется часто как господство частного права в области публично-правовых отношений. Однако следует сказать, что в подобных случаях скорее частное право выступает перед нами как публичное, а не наоборот. Во всяком случае необходимо признать, что тесная связь внешней политики с бытием государства накладывает на эту область экономической политики особый отпечаток и придает ей огромное культурно-историческое значение. Последнее выражается в том, что проблемы торговой политики, во-первых, выступают, если не всегда, то весьма часто, в теснейшей связи с глубочайшими культурными проблемами той или иной эпохи и, во-вторых, определяют в значительной мере самые исторические судьбы народов.