Kitabı oku: «Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2»
Посвящается памяти моего отчима
Евгения Николаевича Филинова
(15.III.1932 – 15.V.2006)
Глава 5
1948 Год: Критика уступает место политическим обвинениям
Наступивший 1948 год ворвался в жизнь ленинградских историков литературы смерчем газетных и журнальных статей, тон которых не опускался ниже грубой критики, а простирался до откровенных оскорблений и политических приговоров. Сегодня трудно себе представить, насколько страшными были эти обвинения в контексте сталинского времени.
Министерство высшего образования СССР в самом начале года определило главную идеологическую цель – «Активно бороться за приоритет отечественной науки». Именно так называлась заглавная редакционная статья в январском номере журнала «Вестник высшей школы», прокладывающая светлый путь советским ученым – преподавателям вузов к идейному росту.
«…Можно с гордостью сказать, что советская наука, благодаря исключительным заботам партии и правительства и вниманию великого друга передовой науки, – товарища Сталина, достигла подлинного расцвета. В годы сталинских пятилеток, в период тяжелых испытаний Великой Отечественной войны, в наши дни послевоенного восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства и культуры страны, деятели передовой советской науки самоотверженно трудились и трудятся, помогая народу в его созидательной работе.
Одним из существенных противоречий старой России было несоответствие между творческими силами народа и использованием этих сил. Иностранные клеветники и поддерживавшие их господствующие классы царской России на протяжении веков пытались игнорировать огромное духовное богатство русского народа во всех областях науки и культуры. Лжецы и наглые присвоители достижений наших ученых, существовавшие и продолжающие существовать во всех странах монополистического капитализма, всегда выступали с клеветническими утверждениями, что русскому народу якобы чужды научное дерзание и техническое творчество. Эти утверждения опровергнуты всей историей развития русской науки; несоответствие же между творческими силами народа и использованием их окончательно ликвидировано в результате Великой Октябрьской социалистической революции.
В постановлении ЦК ВКП(б) “О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском ‘Краткого курса истории ВКП (б)’, опубликованном в ноябре 1938 г., подчеркивалось, что “задача марксистско-ленинского воспитания советской интеллигенции является одной из первоочередных и важнейших задач партии большевиков”. За прошедшие 9 лет в стране выполнена большая работа по повышению марксистско-ленинской сознательности кадров советской интеллигенции. Однако многие факты говорят о том, что в этой области еще имеются серьезные недостатки, наносящие подчас большой ущерб интересам нашего государства.
В руководящих указаниях Центрального Комитета ВКП(б) об идеологической работе, в докладе тов. Жданова о журналах “Звезда” и “Ленинград” справедливо отмечалось, что у некоторых работников науки, техники и искусства не изжиты до конца представления о “неполноценности” русской науки и культуры, о “непревзойденности” всего, что идет с Запада. Низкопоклонство и раболепие перед реакционной буржуазной культурой, проявление лакейской почтительности перед иностранщиной, неуважение к достижениям советской науки и культуры, – все это со всей резкостью осуждено партией и встречает непримиримую, острую критику советской общественности.
Постановления Центрального Комитета ВКП(б) по вопросам идеологической работы имеют огромное значение для всей советской интеллигенции, но особую роль они призваны сыграть в деятельности научно-педагогических кадров нашей высшей школы. Высшие учебные заведения Советского Союза – это не только школы, готовящие специалистов для всех отраслей народного хозяйства. В наших вузах воспитываются и получают идейно-политическую закалку люди, которые в предстоящей практической работе призваны быть в авангарде строителей социалистического государства; они должны быть до конца преданными Родине и пропагандировать великое прошлое русского народа, его достижения во всех областях науки, искусства и культуры. Это придает работе высшей школы, ее профессоров и преподавателей, особую ответственность.
Нужно откровенно признать, что профессора и преподаватели нашей высшей школы в этом отношении – в большом долгу перед страной. Во многих программах, в изданных учебниках, в лекционных курсах нашей отечественной науке уделялось незаслуженно малое место. Программы и учебники пестрили (многие из них и до сих пор пестрят) десятками имен иностранцев, а наши ученые либо не упоминаются вовсе, либо о них говорится так, будто они не внесли ничего нового в мировую науку и являлись учениками иностранных деятелей науки. ‹…›
Замалчивание роли русских ученых, преувеличенное, часто неверное освещение значения зарубежной науки создавало у студентов искаженное представление об отечественной науке и не способствовало воспитанию у них чувства глубокого уважения к нашим ученым и их замечательным трудам, чувства патриотизма, готовности всеми силами отстаивать честь и достоинство нашей Родины в науке и культуре.
Партия своевременно напомнила работникам советской науки об этих больших упущениях, указала пути исправления допущенных ошибок и ликвидации раболепства и низкопоклонства перед заграницей.
“Не освободившись от этих пережитков, – говорил В. М. Молотов в докладе, посвященном 30‐летию Великой Октябрьской социалистической революции, – нельзя быть настоящим советским гражданином. Вот почему советские люди проникнуты таким решительным стремлением скорее покончить с этими пережитками прошлого, развернуть беспощадную критику всех и всяких проявлений низкопоклонства и раболепия перед Западом и его капиталистической культурой”.
Научно-педагогическая общественность вузов активно реагировала на решения Центрального Комитета ВКП(б) об идеологической работе.
Многие кафедры высших учебных заведений страны, многие профессора и преподаватели по своей инициативе приступили к тщательному пересмотру программ, к критическому разбору учебников и учебных пособий, к анализу лекционного материала, преподносимого студентам, к оценке тематики научно-исследовательских и диссертационных работ под углом зрения наиболее полного выявления роли отечественной науки и ее деятелей в мировой науке.
В связи с этим в большинстве вузовских коллективов была выдвинута задача улучшения идейно-политической работы, дальнейшего повышения качества подготовки специалистов и развития научно-исследовательской работы. ‹…›
Однако не везде еще правильно подходят к решению этой большой задачи. Кое-где это большое политическое движение понимается как “кампания”, и вместо глубокой перестройки содержания учебного материала, лекционных курсов и всей научной работы пытаются ограничиться поверхностными поправками, изменениями и дополнениями непринципиального характера. Некоторые профессора и преподаватели считают, что для освещения роли отечественной науки достаточно отвести ей часть вступительной лекции к курсу, а в остальном все может быть оставлено без изменений. Так понимать борьбу за приоритет отечественной науки и воспитание чувства патриотизма у студентов – значит не только ошибаться, но грубо извращать большую идею, положенную в основу последних решений ЦК ВКП(б) об идеологической работе. Такого рода фактам не должно быть места в высшей школе, в рядах советских ученых»1.
Имена тех, кому «не должно быть места в высшей школе, в рядах советских ученых» уже были известны по проработкам 1946 и 1947 гг., но к ним присоединялись и другие. Вводились они в адовы круги посредством коммунистической печати.
Проблемы оперного искусства и литературы неразрывны
«Общественный просмотр» оперы «Великая дружба», состоявшийся вечером 5 января 1948 г. в Большом театре, повлек за собой описанные в первой главе последствия в виде принятия 10 февраля 1948 г. постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об опере “Великая дружба” В. Мурадели».
Это постановление не имело отношения к науке о литературе, но, как и все решения партии по идеологическим вопросам, не могло пройти незамеченным для ее представителей.
Утром 9 января в «Ленинградской правде» все жители города смогли прочитать ничем не выдающееся объявление: «Лекторий Университета сообщает, что объявленная на 11 января лекция-концерт из цикла “Советская музыкальная культура” переносится. О дне лекции будет объявлено дополнительно»2. Такая оперативность свидетельствует о том, что ректор университета не только был крайне предусмотрительным, но и весьма информированным.
Все дальнейшие ленинградские мероприятия последовали уже после опубликования постановления ЦК в центральной прессе. 27 февраля «Вечерний Ленинград» сообщал:
«Отдел музыкального вещания Ленинградского радиокомитета подготовил цикл лекций-концертов о выдающихся произведениях русской музыкальной культуры. Первые две лекции посвящаются операм Глинки. После доклада о творчестве гениального русского композитора будут исполнены отрывки из опер “Иван Сусанин” и “Руслан и Людмила”, третья лекция посвящается творчеству Бородина, в частности, его второй симфонии»3.
3 марта «Ленинградская правда» оповестила горожан о новом цикле:
«Лекторий горкома ВКП(б) организует цикл лекций “Великие традиции русской музыкальной школы”. План цикла: 1. Исторические постановления ЦК ВКП(б) об опере “Великая дружба” и задачи советского музыкального искусства. 2. Черты народности и реализма русской классической оперы. 3. Русский симфонизм. 4. Балетно-танцевальная музыка в ее классических образцах. 5. Передовая русская музыкальная критика. 6. Музыкальное творчество народов СССР»4.
9 марта к обсуждению постановления приступили литераторы:
«В Доме писателя имени Маяковского состоялось собрание ленинградских писателей, посвященное обсуждению постановления ЦК ВКП(б) об опере “Великая дружба” В. Мурадели.
После доклада секретаря партийной организации Ленинградского союза советских композиторов музыковеда Л. Энтелиса развернулись оживленные прения. Выступавшие отмечали, что исторический документ ЦК партии выдвигает важнейшие проблемы и перед писателями. Каждый прозаик, поэт, драматург и критик должен сделать из него выводы в своей творческой работе.
Постановление имеет прямое отношение к Союзу писателей еще и потому, что оно прямо подсказывает необходимость тесного творческого содружества композиторов с драматургами и поэтами в создании советской классической оперы, подлинно народной оратории, массовой песни. ‹…›
Ряд выступлений был посвящен критическому анализу творческой практики литераторов. Ю. Герман в своей речи отметил, что среди части поэтов еще не изжито увлечение формализмом. До сих пор некоторые поэты вдохновляются творчеством Велимира Хлебникова5 для так называемой “лабораторной”, а по существу, в корне порочной работы. В писательской среде деловые отношения все еще подменяются приятельскими, еще широко распространены взаимные похвалы и комплименты. Часто всякая критика воспринимается как личная обида.
Эту же мысль подчеркнул в своем выступлении секретарь парторганизации Ленинградского отделения Союза писателей К. Ванин.
Собравшиеся с большим воодушевлением приняли приветственное письмо товарищу Сталину»6.
Против идеализации творчества Ф. М. Достоевского
Еще 19 декабря 1947 г. ректор А. А. Вознесенский подписал приказ по филологическому факультету:
«МОРДОВЧЕНКО Н. И. – доцента кафедры истории русской литературы, освободить от временного исполнения обязанностей заведующего кафедрой истории русской литературы с 15/XII – 47 г., согласно личной просьбе. ‹…›
ГУКОВСКОГО Г. А. – профессора кафедры истории русской литературы, назначить с 16/XII – 47 г. зав[едующим] кафедрой истории русской литературы с окладом 6000 руб. в месяц»7.
Ректор ничуть не сомневался в том, что Министерство утвердит кандидатуру Г. А. Гуковского и, подписывая приказ, собственноручно вычеркнул буквы «и. о.» перед названием должности. Такая рокировка объясняется тем, что Николай Иванович в течение более чем полугода не утверждался в министерстве, поскольку не был ни доктором наук, ни профессором8.
Назначение Г. А. Гуковского на эту должность свидетельствовало и о том, что ректор и партбюро считали его кандидатуру приемлемой в политическом плане и не опасались, что таким решением могут поставить себя под удар. То есть Г. А. Гуковский, не особенно задействованный в баталиях против «веселовистов», был пока объявлен живым.
Именно заседание кафедры истории русской литературы стало первым публичным мероприятием наступившего 1948 г. Посвящено оно было обсуждению печатных работ о Ф. М. Достоевском – Ленинградский университет не мог оставаться в стороне от развернувшейся в прессе кампании. Обзор этого заседания, состоявшегося в десятых числах января, был опубликован не только в университетской газете, но и в «Ленинградской правде». Хотя отчеты помещены в качестве редакционных статей (то есть без подписи), статья в главной городской газете, по-видимому, принадлежала доценту филологического факультета и заведующему отделом печати Ленинградского горкома ВКП(б) А. Г. Дементьеву:
«Творчество выдающегося русского писателя Ф. М. Достоевского сложно и противоречиво. Достоевский был ярым противником социализма, революции, демократии, но даже в самых реакционных своих произведениях создал ряд ярких жизненных образов и правдиво изобразил дореволюционную русскую действительность.
Реакционно-мистическое мировоззрение Достоевского, глубоко чуждое передовым идеям человечества, нашло горячих поклонников в современной зарубежной реакционной литературе, проповедующей распад человеческой личности. Империалистические литературные агенты используют взгляды Достоевского для клеветы на социалистическую культуру, на советский народ. Они находят в произведениях Достоевского поддержку для своей борьбы против прогресса и демократии.
Вот почему так нетерпима “реабилитация” мировоззрения Достоевского и идеализация его творчества, допущенные некоторыми советскими литературоведами.
Справедливой критике подверглись в газете “Культура и жизнь” и “Литературной газете” новые работы о Достоевском: книга А. Долинина “В творческой лаборатории Достоевского” и две книги В. Кирпотина “Ф. М. Достоевский” и “Молодой Достоевский”. Обсуждению этих книг и проблемам изучения творчества Достоевского было посвящено состоявшееся недавно заседание кафедры русской литературы Ленинградского университета.
Открывая заседание, профессор Г. А. Гуковский заметил, что сигналы прессы о неблагополучии в изучении творчества Достоевского заслуживают особого внимания. Он напомнил о том, что этот вопрос имеет не только теоретическое, но и практическое значение, потому что книги Достоевского, его творчество изучаются в высшей школе.
Профессор Г. А. Бялый остановился на изучении произведений Достоевского в курсе истории русской литературы в университете. С его точки зрения творчество Достоевского следует рассматривать по этапам: в 40‐х годах автор “Бедных людей”, “Двойника” близок к прогрессивным течениям в русской литературе, а в 60‐х годах “Записками из подполья” начинается его переход в лагерь реакции.
Призывая опираться при характеристике творчества Достоевского на Белинского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, Г. А. Бялый при этом, однако, не замечает, как он впадает в противоречие со взглядами названных им авторитетов и повторяет ошибку В. Кирпотина и А. Долинина, утверждая, что якобы в сороковые годы Достоевский был единомышленником Белинского. Разрыв между Белинским и Достоевским произошел, как известно, сразу же после появления повести “Двойник”, в которой впервые ее автор изобразил раздвоенность человека, вызвав резко отрицательное отношение к себе Белинского.
Против идеализации творчества Достоевского выступил доцент А. Г. Дементьев:
– По своему замыслу все романы Достоевского, – сказал он, – направлены против социализма, революции и на защиту религии. У Достоевского менялась тактика борьбы, но намерения всегда оставались неизменными. В ошибочной книге А. Долинина Достоевский идеализируется. Долинин занимает слишком “объективистскую” позицию в характеристике отношений Достоевского с Некрасовым, Герценом, Чаадаевым. В этом “объективизме” вместе с Долининым повинен и редактор книги Л. А. Плоткин.
Касаясь положительных сторон творчества Достоевского – критики буржуазного общества и крепостничества, А. Г. Дементьев заметил, что и гуманизм Достоевского был ограничен – ему свойственно любование страданием.
На недостатках книги В. Кирпотина “Молодой Достоевский” остановился доцент Н. И. Мордовченко. Он отметил, что книга написана тенденциозно, автор старается “приподнять” Достоевского, включить его в русло революционно-демократической русской литературы. Это приводит к натяжкам, к искажению фактов. На ряде примеров Н. И. Мордовченко показал, что в угоду заранее составленной схеме Кирпотин позволяет себе вольное обращение с действительным положением дел. Так, допущена “неточность” при истолковании разрыва Достоевского с Белинским, неправильно освещается литературная борьба 1847 года, искажены некоторые цитаты.
– С научной точки зрения, – резюмирует Мордовченко, – книга не представляет ценности.
Присутствующий на заседании А. Долинин с оговорками принял направленную в его адрес критику: соглашаясь с отдельными замечаниями выступавших, он счел возможным заявить: “Мне книга представляется не столь порочной, как это изображается критикой”(!?).
Заключая заседание, Г. А. Гуковский указал, что творчество Достоевского часто неправильно истолковывается. Это особенно наглядно показали новые работы о Достоевском, пытающиеся “оправдать” реакционность писателя вопреки исторической правде и научности. Задача литературоведов – объяснить Достоевского советскому читателю и пересмотреть освещение творчества Достоевского в вузовском курсе истории русской литературы.
Дискуссия о творчестве Достоевского в Ленинградском университете – еще одно свидетельство того, насколько актуален вопрос о борьбе с антинаучными взглядами, проявляющимися в литературе и в литературоведении»9.
Университетская многотиражная газета дает некоторые подробности заседания:
«Полемизируя с доцентом Г. П. Макогоненко, утверждавшим, что слабость Достоевского в его положительных принципах, а сила в отрицании, проф[ессор] Л. А. Плоткин справедливо указал, что Достоевский отрицал не только буржуазную цивилизацию, но и революцию, материализм и социализм, и является одним из самых убежденных противников передовых идей человечества»10.
Обсуждение работ о Достоевском было проведено нарочито публично с одной только целью – продемонстрировать перестройку работы кафедры в соответствии с идеологическими требованиями. 25 февраля 1948 г. заведующий кафедрой профессор Г. А. Гуковский был вызван на заседание парткома ЛГУ, где члены парткома выслушали его отчет о работе в новых условиях. Особенно отметим, что это был не отчет факультета (такое было бы в порядке вещей для работы университетского парткома), а именно отдельной кафедры.
Выступление Г. А. Гуковского на этом заседании, как можно судить по его собственноручным тезисам, было наполнено оптимизмом и удовлетворением от проделанной работы, самокритика была более чем сдержанной. Завершал Григорий Александрович свое выступление следующими словами:
«Кафедра русской литературы нашего Университета имеет в своем составе превосходных советских ученых. Коллектив кафедры – сильный коллектив. Если кафедре удастся преодолеть некоторую организационную неупорядоченность, мешающую ей работать, если она объявит решительную борьбу всем проявлениям объективизма, ложного академизма в своей среде, если она шире развернет критику и самокритику в своем коллективе, – она сможет стать одной из ведущих и передовых кафедр Университета. И она должна стать такой и станет ею»11.
Обсуждение доклада Г. А. Гуковского также было достаточно сдержанным. Члены парткома ЛГУ (А. А. Андреев, профессор В. В. Мавродин) и приглашенные работники горкома (А. Г. Дементьев) были удовлетворены проделанной на кафедре работой. Первый заместитель парторга ЛГУ С. С. Деркач отметил следующее:
«Я считаю, что на кафедре нужно больше внедрять критику и самокритику. Правда, что иной раз эта критика бывает груба, бестактна, но критика всегда правдива. И этого важного для работы кафедры вывода не сделали для себя работники кафедры даже после постановления ЦК партии по вопросам “Звезды” и “Ленинграда”. Если бы на кафедре применяли метод критики, обсуждение работ, программ, курсов, уверяю вас, не было бы такого положения, что наши работники так часто попадают под обстрел критики, а потом обижаются, что критика груба, резка. Они бы привыкли к критике, и это бы улучшило работу кафедры.
Так, если бы обсудили брошюру Шишмарева, то, уверен, не попали бы под обстрел, сами бы выправили ошибки. Дело кафедры: довести до сознания каждого профессора, что критика нужна и ее не следует бояться.
У меня создалось такое впечатление, что не было достаточного контакта в работе кафедры и парторганизации. Тов. Гуковский не всегда обращается к парторганизации, и напрасно этого не делает. Вы имеете все основания прийти в партком, в партбюро и просить оказать вам поддержку»12.
В результате обсуждения партком ЛГУ принял постановление о работе кафедры. Поскольку постановление парткома было подготовлено заранее и согласовано как с райкомом, так и с горкомом ВКП(б), то его тон был более резким:
«Заслушав доклад проф[ессора] Гуковского о работе кафедры истории русской литературы, партком отмечает, что в деятельности кафедры, несмотря на некоторое оживление за последний период времени (организация дискуссий по актуальным вопросам советского литературоведения, обсуждение вышедших в свет и подготовленных к печати работ, начавшийся пересмотр учебных программ и др.), не нашли еще должного отражения решения ЦК ВКП(б) по вопросам литературы и искусства.
На кафедре недостаточно еще развернута борьба с пережитками буржуазных концепций литературоведения: вредными традициями низкопоклонства перед зарубежным литературоведением, космополитизмом и академизмом школы Веселовского (работы В. Ф. Шишмарева, В. М. Жирмунского, М. П. Алексеева и других), пережитками формализма, эстетства, аполитизма и объективизма (работы и курсы лекций Б. М. Эйхенбаума, Б. В. Томашевского, В. Я. Проппа, Д. Е. Максимова и других), борьба за партийность литературоведения, за решительное повышение идейно-политического уровня всей учебной и научно-исследовательской работы.
Работа кафедры страдает и рядом других существенных недостатков. Тематика кандидатских диссертаций, дипломных работ и семинарских сочинений главным образом посвящена вопросам истории русской литературы до ХХ в. ‹…›
Все эти недостатки связаны с недостаточным направляющим и организующим влиянием партийной организации и научных работников‐коммунистов кафедры, слабым развитием критики и самокритики в среде литературоведов факультета»13.
В резолютивной части постановления было записано и следующее:
«Партком требует от коммунистов кафедры самого деятельного участия в работе кафедры, активного участия в творческих дискуссиях, ежедневной и систематической борьбы за осуществление линии партии в вопросах литературы. Необходимо повести решительную борьбу с так называемыми “молчальниками”, которые во имя личных соображений поступаются своей партийной совестью, отмалчиваются, когда речь идет о борьбе с пережитками буржуазного литературоведения у того или иного работника кафедры»14.
