Kitabı oku: «О Жизни. История вегана», sayfa 4

Эльвира

Где-то неделю, после моего возвращения домой из армии, я каждый день пил с друзьями, отмечал свой дембель, и заодно заливал, заглушал обиду, боль, ревность от случая с телеграммой и расставания с Людой. Однажды, когда я уже вышел из алкогольного пике, на танцах я увидел одну девушку. Кто это? – Спросил я у Вовки. Ты её знаешь? Это Эльвира, она приехала к Матери из Майкопа на каникулы, она учится там в медицинском училище. Что, кобелина, понравилась? Знатная деваха! Я пригласил Эльвиру на медленный танец, стал ухаживать за ней. Нельзя было назвать её симпатичной, она была красивой, очень красивой. Всё было в ней идеально – лицо, фигура, грудь, ноги, темные волосы до пояса, чувство юмора. Я был сражен наповал. Прошло всего 2—3 недели после дембеля, и я уже забыл Люду и с треском влюбился в Эльвиру. Мне тогда было 21 год, а ей 18. Многие мои знакомые Донецкие девчонки честно признавали, что Эльвира – одна из самых красивых девушек в городе. Отец у неё был чеченец, а Мать русской. Вскоре мои ухаживания привели к тому, что мы стали встречаться, встречались каждый день, я ещё гулял после армии, не работал, а Эльвира была на каникулах. Кстати, хочу заметить, что я не сидел на шее у Мамы с Папой, из армии я привёз 900 рублей, которые заработал на стройке за полтора года. Нам их выдали перед дембелем, к тому же я полностью модно оделся в Ленинграде, потратив на одежду около 400 руб. а 500 рублей привёз с собой. Зарплата в то время было около 100 руб. в месяц, так что я был с деньгами, обеспеченный, молодой и влюблённый. В Эльвиру я влюбился сразу и бесповоротно – как только я брал её за руку, меня начинало потряхивать от электрических импульсов, а когда мы целовались, моё Сердце выпрыгивало из груди, как мячик. Встречались мы каждый день на лавочке, в парке, около её дома, в 21:00. Сначала, по инерции, мы вдвоём ходили на танцы, а потом подумали – Что нам там делать? Ну станцуем пару медленных танцев, быстрые на трезвую голову мы не танцевали, поэтому мы просто гуляли по городу, по парку, держались за руки, целовались, и где-то к часу ночи я провожал её домой. Помню, часто мы пели с Эльвирой песни – сидим на лавочке в обнимку, смотрим на южное, звёздное небо, на жёлтый полумесяц и тихо поем песню Юрия Антонова – «Моё богатство»:

 
Снова Месяц взошёл на трон,
Править звёздною своей страной
Вспоминаю я, как сладкий сон,
Такой же месяц, но вдвоём с тобой,
Я был словно мальчишка глуп,
Мне казалось, что схожу с ума
От награды твоих нежных губ,
От Счастья, этим Счастьем ты была
Ты поскорей мне верни,
Счастьем ставшие для нас минуты,
Без тебя, без твоей Любви,
Мне в целом Мире нет приюта,
Ты поскорей повтори, все слова,
Что мне тогда сказала,
Без тебя, без твоей Любви,
Богатства всей Земли мне будет мало,
Всё Богатство моё в тебе,
Мне другой не надо и в мечтах,
Лишь была бы ты в моей Судьбе
Навеки, словно Солнце в небесах,
Лишь твоих бы касаться губ
И волос твоих, что цвета льна,
Лишь бы чувствовать влюбленность рук
И снова быть от счастья без ума…
 

Пели и другие песни Антонова (в то время он был очень популярен) – «20 лет спустя»:

 
Этот день нам вспомнится не раз,
Я его так ждал,
Как мне хорошо с тобой сейчас,
Жаль, что вечер мал,
Я прошу тебя, побудь со мной,
Ты понять меня должна,
Знаешь ты, что мне нужна,
Нужна одна, лишь ты одна,
Не мечтал о Счастье я таком,
Я о нём не знал,
Даже целый Век с тобой вдвоём,
Мне наверно мал,
Благодарен я Судьбе своей,
За Любовь, что нам дана,
Знаю, будешь мне нужна,
Всегда одна, лишь ты одна…
 

До сих пор помню наизусть слова этих замечательных песен, они выражали моё тогдашнее, трепетное состояние Любви к Эльвире. Целыми днями, в её отсутствие, я думал о ней и только о ней, ревновал её до безумия. Помню, когда мы шли с Эльвирой по городу, то практически все встречные парни и некоторые девушки тоже, смотрели внагляк, скажем так, только на Эльвиру. Я видел и чувствовал, что она нравится с первого взгляда другим парням, многие оглядывались на Эльвиру и провожали ее взглядами, обернувшись. Даже знакомые мне ребята, часто останавливались и смотрели нам вслед, на Эльвиру. Да, было на что смотреть. Иногда я поворачивался, и говорил своему знакомому – Чё встал, давай разворачивайся и иди, вперёд смотри! Эльвира познакомила меня со своей Мамой. Быстро пролетели 2 месяца нашей Любви – июль, август 1982 года. 30 августа я проводил Эльвиру до автобуса, и она уехала в Майкоп, к Отцу, на учёбу в своё медицинское училище. Мы договорились с Эльвирой, что я приеду к ней в гости, через месяц. После того, как она уехала, я слёг, заболел, накрыло тоской и депрессией. Я лежал целыми днями на кровати, сил не было никаких, ничего не хотел делать, думал, тосковал об Эльвире. Тогда я часто ходил на почту, звонил Эльвире в Майкоп, меня душила ревность, когда я представлял, как её добиваются разные там горячие кавказские парни, которых в Майкопе было много, и крыша съезжала от ревности. Кое-как пережил месяц, и собрался к ней в гости. Мать Эльвиры передала мне посылку и гостинцы, я сел в автобус и поехал в Майкоп. Как настоящий ревнивец, мне хотелось узнать, есть ли кто у неё там, застукать, так сказать, на месте преступления, поэтому я специально не сообщил Эльвире, что еду к ней. Хотел приехать инкогнито, посидеть в засаде у её дома, понаблюдать, проконтролировать. Во второй половине дня я приехал в Майкоп, нашел дом Эльвиры по адресу, и притаился в засаде, в кустах, недалеко от её подъезда. Через некоторое время я увидел Эльвиру, она очень грустная шла к дому, с мужчиной кавказцем – я вздрогнул и напрягся, и лишь, когда они подошли поближе и вошли в подъезд, я понял, что это был её Отец. Как потом оказалось, они возвращались с почты, звонили в Донецк Матери, и с удивлением Эльвира узнала, что я выехал к ней сегодня в гости. В то советское время в другой город можно было звонить только с почты. И Мама Эльвиры была удивлена, что я не предупредил её о своем приезде. О-о! – Это чувство ревности! Оно поглощает человека и ведёт его по Жизни, и человек допускает непоправимые, глупые ошибки в состоянии ревности. Выждав в своей засаде некоторое время, я направился к Эльвире. Я много раз, в своем воображении, представлял следующую картину (и дома в Донецке, и когда ехал в автобусе), как я звоню в дверь, Эльвира открывает и с радостным удивлением, увидев меня, бросается мне на шею, приговаривая при этом – Любимый, мой Любимый приехал!, целуя и обнимая меня. Я так долго и часто представлял себе эту картину, что другого варианта уже не могло быть, поэтому я поставил себя в зависимость от ожидания предполагаемой мною нашей встречи и любой другой вариант вызвал бы у меня недовольство и обиду. Так оно и произошло. Я как обычно, с Донецким джентльменским набором – коньяк, коробка конфет, цветы, звоню в дверь её квартиры. Открывает Отец. Здравствуйте, говорю я, а Эльвира дома? Он – Здравствуйте, а вы, наверное, Пётр? Я – Да. Отец оборачивается и зовёт – Эля! Это к тебе, Пётр. Эльвира вышла ко мне с грустным и недовольным видом, без улыбки и радости, встала, смотрит на меня и спрашивает – А почему ты не позвонил, что приезжаешь? Я совсем не подготовилась к твоему приезду, как мне тебя встречать? Если бы я знала, что ты приезжаешь, я бы подготовилась, приготовила бы что-нибудь вкусное, прибралась бы в квартире, курицу бы достала (в то время кура была дефицитом). Почему ты не позвонил? А я стоял и ничего не мог ответить – меня уже накрыла глубокая обида, возмущение тем, как она меня встретила, без объятий и поцелуев, слов Любви и Радости от встречи. Не помню точно, что ей говорил, помню, что начал грубо и бесцеремонно выговаривать ей свои упрёки – Так ты меня встречаешь, да? Стоишь тут, что-то мне говоришь, ни здрасте, ни до свидания, не думал, что ты так меня встретишь. А говорила – Люблю, Люблю, вижу, как ты меня Любишь. Я всё говорил и говорил, она оправдывалась в ответ, потом мы стали конкретно ругаться, вскоре я бросил свои подарки на пол, отдал сумку с посылкой от Матери, хлопнул дверью и ушел. Переночевал в гостинице, а утром уехал в Донецк. Так из-за моей ревности, обидчивости и глупости, Эльвира не стала моей женой, правда, потом у нас Эльвирой была ещё одна попытка пожениться, но разрушительная основа наших отношений, которую я заложил в Майкопе, не дала нам такой возможности. После разрыва с Эльвирой я долго страдал, мучился, переживал, в мыслях обвинял её, что это из-за неё мы поругались, расстались. Когда человека захлёстывает ревность, обида, возмущение, то по-другому он вряд ли будет думать. Это сейчас я знаю, что такое зависимость от ожиданий, и понимаю, что всё это я устроил, во всём моя вина, а не Эльвиры, но тогда я так не считал. После Майкопа я устроился в Донецке на работу, машинистом башенного крана. Поработал месяц-два, и мне всё надоело, вообще, как-то «мрачно» стало мне в Донецке. Люда с Саней Болдыревым, Эльвира в Майкопе. Не хотелось больше никакой Любви, отношений, и я решил поехать в Ленинград, на места моей армейской службы, и поступать в Ленинградский торговый институт. Откуда я узнал про этот институт? Да случайно. Институт находился недалеко от станции метро Площадь Мужества, а я там работал на башенном кране, на строительстве гостиницы «Орбита» для военных. Однажды я познакомился с девушкой, которая училась на первом курсе этого института и она мне говорит – А ты не хочешь поступить в наш институт? Я отвечаю – Ты шутишь, наверное, вряд ли это возможно, ведь у вас там конкурс бешеный, человек по 10 на место. Она отвечает – Не по 10, а по 15 человек. Ха, ну и как я туда поступлю, с моими-то знаниями и дипломом ПТУ, тем более в математике я полный ноль, ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Она говорит – А зачем тебе идти соревноваться с золотыми медалистами и отличниками? Ты поступай не на первый курс, а на рабфак. Рабфак? А что это такое? Она мне разъяснила, что рабфак – это рабочий факультет, туда поступают после армии, ПТУ, короче люди из простого советского рабочего народа. Вступительные экзамены в декабре, рабфаковцы учатся с января по июнь, полгода изучают курс средней школы, потом сдают экзамены, и если сдают хотя бы на тройку, то автоматически зачисляются на первый курс. Хм – буркнул я. Интересно, можно подумать об этом. Хотя, наверное, не буду поступать. Я после дембеля домой поеду, в свой любимый город. Жду не дождусь. Так мы разговаривали, и вскоре я забыл об этом разговоре, но когда в Донецке мне стало совсем «мрачно», то я вспомнил о нём, позвонил в институт, всё узнал, послал документы в приемную комиссию. И стал готовиться к экзаменам, в основном занялся математикой. Взял учебники по математике за 6, 7, 8 класс, и пошел к своей бывшей школьной учительнице, рассказал ей о своих планах поступления в институт. Она удивилась – Надо же, никогда бы не подумала, что ты в институт будешь поступать, да еще в Ленинград. Я столько с тобой мучилась, а сейчас ты сам пришел. Я говорю ей – И теперь меня заставлять учиться не надо, я сам хочу. Учительница – Ты смотри, просто чудеса какие-то! Ладно, приходи завтра, с тобой позанимается моя дочь Марина, она сейчас учится в педагогическом институте на учителя математики, вот пусть она на тебе и потренируется. Марина, Марина Хаустова, милая девочка, моя первая девушка, с которой я дружил, встречался и с которой был мой первый в жизни поцелуй. Мы учились с ней в одном классе, стали дружить (так это тогда называлось) и однажды вместе отмечали 8 марта. Мне тогда было 13 с половиной лет, я купил бутылку портвейна – Плодово-ягодный, (плодово – выгодный), так его называли, самый недорогой – 1 руб. 8 коп. В те годы 13-летний подросток мог купить в магазине портвейн, он просто говорил продавцу – Это не для меня, меня родители послали. Мы пили эту бутылку с Мариной в парке, закусывали конфетой и шоколадкой, было прохладно, опьянев и осмелев, мы стали целоваться. Мы ничего не знали, как это делать, просто целовались, как дети. Потом я проводил Марину домой и пошел, пошатываясь от опьянения, в свои пенаты. Чтобы Мама не заметила, что я пьяный, я быстро зашёл в ванную, умылся холодной водой, и юркнул в свою комнату спать. Мама мельком увидела меня и спрашивает – Что с тобой? Видимо ей и в голову не могло прийти, что её сынок в таком возрасте может придти домой пьяным. Я что-то буркнул в ответ – Да что-то плохо себя чувствую, голова болит. Я лёг спать и сразу заснул. Через некоторое время мне стало плохо, затошнило во сне, я вскочил, выбежал в туалет, и, простите, заблевал всю ванную портвейном. Квартира наполнилась незабываемым запахом винного перегара, вперемежку с рвотой. Я кое-как добрел до кровати и снова завалился спать. Утром моя строгая Мама взяла в руки ремень, подошла ко мне, отчитала, отругала меня – Это же надо позор то какой! В таком возрасте домой пьяным приходит! А что дальше с тобой будет? Ругала примерно в таком духе. Становись, говорит она – На колени! На горох! Она насыпала горох около батареи, у окна, я на коленях встал на него, немного постоял, успокоился и говорю – Мам, я что-то не понял, в чём смысл этого наказания? Я понимаю, ремнём отлупить, а это что? Стою на коленях, на горохе, немножко неудобно, но не больно, и долго я буду так стоять? Будешь стоять, пока я не разрешу встать! Я ещё немного постоял на коленях, мне стало почему-то смешно, я встал и говорю – Всё! Не буду стоять! Она пыталась снова поставить меня на колени, но я не становился. Ну ладно – сказала Мама, неделю не будешь гулять. И всю неделю я сидел дома, был наказан. И вот к этой самой Марине я пришел на занятия по математике. Примерно месяц я прилежно учился, делал домашние задания, и во многом благодаря Марине я сдал экзамен по математике на твердую тройку, хотя для меня это было большим достижением. По остальным предметам я получил четвёрки – пятёрки, диктант по русскому языку, географии, истории. Я приехал в Ленинград, поступать в торговый институт имени Энгельса. Всем поступающим предоставили места в общежитии (советское было время). Я пошёл в свою родную воинскую часть, на Измайловский проспект, пообщался со своими бывшими командирами, прапорщиками, рассказал им о моих планах поступления в институт. Они дали мне новую военную форму напрокат, кучу разных медалей и значков, с кителя убрали стройбатовские знаки различия, повесили знак артиллерийских войск, и в этой форме я сдавал экзамены, надеясь на снисхождение преподавателей. В то время наши солдаты воевали в Афганистане, и в стране с уважением относились к военным. В гражданской одежде я ехал в институт, в сумке вёз военную форму, затем в туалете переодевался в неё, и шёл на экзамен. Помню, сдавал экзамен по географии, и преподаватель спросил полушепотом – Были в Афгане? Я утвердительно кивнул головой. Он – Ну как там? Я – извините, не могу об этом говорить. Он – Понял, секретная информация. Я снова кивнул. Короче, форма помогла мне поступить. Ура! Я поступил! В то время у многих ленинградских отличников – медалистов было голубой мечтой учиться в этом институте, не то что мне, пэтэушнику. Конкурс 15 человек на место! Это тебе не Хухры – Мухры! Короче, это было круто, для маленького Донецка это была вообще неимоверная круть. Сначала мои знакомые и друзья не верили, что я учусь в Ленинграде, в таком институте, спрашивали – В Ленинграде? В торговом институте? Ты? Да не может быть такого! Потом, когда узнавали что это правда, чесали затылок и говорили – Да, ну ты и отмочил номер, обалдел совсем! Эта новость была такой небольшой сенсацией для Донецка, наверное, Мама с Отцом гордились мною. Я поселился в студенческом общежитии, на улице Вавиловых, дом 10, и стал прилежно учиться, понимал, что упускать такой шанс в Жизни никак нельзя. Часто вспоминал Эльвиру, обида на неё постепенно прошла, тосковал, мучился и переживал, ревновал – Как она там, без меня? В письмах к своему двоюродному брату Коле спрашивал – не видел ли он Эльвиру в городе, как там у неё дела, просил его, если он узнает что-нибудь, тут же сообщить мне. Эльвира приехала в Донецк только летом, в июне, после окончания медицинского училища. Я приехал в Донецк в августе, после летней практики, и сразу стал узнавать новости об Эльвире. Выяснил, что она с июня в Донецке и сейчас со своим новым парнем, Виктором, отдыхает на Чёрном море, в Геленджике. Меня это конечно, царапнуло больно, я спрашиваю – Что за Виктор? Кто он? Коля мне рассказал – Он не местный, не наш, не Донецкий, приехал с Украины, из Луганска, здесь работает на шабашке (тогда так называли неофициальную работу), церковь они ремонтируют, купола покрывают. Я спрашиваю – А как он вообще, как выглядит? Да ничего такой, нормальный, не курит, не пьёт, встречаются они с Эльвирой почти 2 месяца, а сейчас на море уехали. Эта новость сильно огорчила меня, ведь в глубине души я надеялся встретиться с Эльвирой и возобновить наши отношения. Через пару недель я увидел Эльвиру – моё Сердце остановилось, потом оно стало биться так сильно, будто хотело выпрыгнуть из меня, я весь побелел, покраснел, стою, дрожу, не знаю, что делать. Эльвира гуляла в парке со своей сестрой, которую я хорошо знал. Я постоял, постоял на месте, потоптался и решил подойти к ним – будь что будет, изобразил у себя на лице веселость, непринуждённость, подошёл к ним и говорю – Вау! Какие люди у нас в парке гуляют, и без охраны. Привет, девчонки! Эльвира мне отвечает – Привет, привет! Может ты будешь нашим охранником? За словом в карман она никогда не лезла. Я – Да без вопросов, запросто! Так мы стали разговаривать, общаться в шутливом тоне, как будто мы не ругались. Гуляли по парку, потом проводили сестру до дома, и мы с Эльвирой остались одни. Идём, молчим. Я стал спрашивать у неё – Как вообще ты живёшь? Где собираешься работать после училища? Как Виктор? Она – О-оо! Ты даже знаешь, как его зовут! Радио в Донецке хорошо работает! Оказалось, что Эльвира только вчера вернулась из Геленджика, а Виктор поехал к себе домой, в Луганск. Я проводил её до дома и предложил ей – Давай завтра встретимся, поговорим спокойно? Она – Давай. Я – На нашем месте в 21:00, как обычно? Она – Давай, на нашем месте. Той ночью я плохо спал, волновался, думал, как и о чём я буду говорить с Эльвирой, ведь она сейчас не моя девушка, у неё есть другой. На следующий день мы встретились на нашем месте, пошли гулять по нашему старому маршруту, сидели на наших любимых местах, песни, правда, не пели, а разговаривали, разговаривали. В конце нашей прогулки мы уже обнимались и целовались. Выяснилось, что она всё ещё неравнодушна ко мне и тоже сильно переживала после моей Майкопской выходки, нашего расставания. Помню, в тот день спросил у неё – Так мы снова будем встречаться? Она – Я не против, тоже хочу этого, но ты пойми, я не могу так поступить с Виктором, сейчас я не скажу тебе ничего, мне надо подумать. Я – Ладно, подумай, потом скажешь мне свое решение. Через 4 дня мне надо было улетать в Ленинград, на учёбу, был уже куплен билет. С Эльвирой мы договорились так – она даст ответ мне завтра, либо послезавтра, либо через 2 дня, короче, в любое время, в течение этих четырех дней моего пребывания в Донецке. Если она не дает ответ, это означает, что она остаётся с Виктором, поэтому мы не назначали свиданий на эти дни. На этом и расстались. На следующий день, часов в 9 утра, меня будит Мама и говорит – Вставай, там к тебе Эльвира пришла. Я быстро умылся, протёр глаза и вышел к ней на лестничную площадку. Привет, зайдёшь в квартиру? Эльвира – Нет, давай здесь поговорим. Я подумала и пришла сказать, что хочу быть с тобой. Мы обнялись. Я весь трепетал от Радости и Счастья. В тот день мы договорились встретиться вечером, на нашем месте. У нас снова вспыхнула новая – старая Любовь. Быстро пролетели эти три дня, завтра мне улетать. Мы договорились с Эльвирой, что 17 сентября, в 16:00, она позвонит мне на вахту моего студенческого общежития, и скажет, когда она приедет ко мне, чтобы жить со мной, а потом выйти за меня замуж. В то время я был председателем студсовета и заместителем коменданта общежития, и решить вопрос с комнатой не было никакой проблемой. Я договорился с комендантом общежития, получил её добро на комнату, заодно зашёл в роддом, на улице Вавиловых, спросил – Вам нужны медсёстры после медучилища? Может она здесь работать без Ленинградской прописки? Медсёстры нужны, работать может по временной прописке, через 3 года будет постоянная, никаких проблем. Об этом мы с Эльвирой договаривались в Донецке, что я всё узнаю, организую нам комнату, ей работу, и вот я пришёл на вахту, жду её звонка, чтобы сообщить ей, что всё нормально, можно приезжать, а свадьбу позже сыграем, когда устроимся, обживёмся. Время 16:00, звонка нет, проходит час, другой, третий, звонка нет. Я понимал, что это не проблемы со связью на почте, а что-то случилось. Может она передумала? Может Виктор приехал и уговорил её остаться с ним? Нехорошие, тревожные мысли сверлили мозг. В конце концов я ушел с вахты от телефона, обиделся и решил не звонить ей и не писать, а подождать несколько дней. Недели через две, ко мне в гости из Донецка, приехала подруга сестры Эльвиры, Ирка – кинщица, она кино крутила в нашем кинотеатре. Я предоставил ей комнату в нашем общежитии, она жила где-то неделю, ходила по музеям, ездила на экскурсии. Ирка рассказала мне, почему Эльвира не позвонила 17 сентября 1982 года и не приехала ко мне в Ленинград. Когда Эльвира отдыхала с Виктором на море, у них там была близость. Это было в начале августа, а в конце августа мы с Эльвирой снова помирились, между нами снова вспыхнула Любовь, и мы решили быть вместе. Через несколько дней после моего отъезда в Ленинград, в начале сентября, Эльвира кое что заподозрила, она проверилась и оказалось, что она беременна. От Виктора. У нас с ней в те августовские дни ничего не было, мы тогда сидели, держались за руки и как умалишённые разговаривали, мечтали, строили планы на будущее, как будем жить в Ленинграде, где будем жить, где она будет работать, не до этого было. И вот перед Эльвирой встал выбор жизненного пути – сделать аборт и улететь ко мне в Ленинград, или родить ребенка и выйти замуж за Виктора. Эльвира выбрала второй вариант. По-моему, правильно она сделала. Это я сейчас так считаю, а тогда мне было очень больно и обидно. В то советское время отделение больницы, где делали аборты, в народе называли просто – мясорубка, и было за что. Это сейчас женщина проглотила таблетку и пошла дальше по своим делам, вот и весь аборт, а тогда это было жуть! Женщину без наркоза и анестезии, скоблили всё у неё «там» металлическими скребками, с сильной болью и обильным кровотечением. Бывали и смертельные случаи после аборта, даже в больничных условиях. Часто после такого аборта женщина уже не могла в Будущем иметь детей, особенно если это была первая беременность. Эльвира была медсестрой и она прекрасно знала об этом, видимо, поэтому, аборт был исключён как вариант. Через месяц Эльвира вышла замуж за Виктора, и впоследствии родила ему двух сыновей. Ирка-кинщица, по моей просьбе, прислала мне свадебную фотографию Эльвиры и Виктора. Эта фотка у меня сейчас в фотоальбоме, смотрю на неё иногда, ведь на ней мог быть и я, вспоминаю прекрасные юношеские годы. Так не состоялась моя вторая свадьба. Так я расстался с Чудесной, Романтичной и самой красивой девушкой города Донецка, Ростовской области, с моей юношеской Любовью – Эльвирой. Каждый год, летом, я приезжал в Донецк и спрашивал про Эльвиру, интересовался, как она живёт. Эльвира с Виктором жила в Луганске, на Украине, иногда летом она приезжала с сыновьями в Донецк, в гости к Маме. Лет через десять, в середине девяностых годов, я спросил у Ирки-кинщицы про Эльвиру и она говорит – А Эльвира сейчас здесь, в Донецке, одна, без мужа и детей. Я стал просить её – Ируся, Ирусечка, пожалуйста, организуй нам встречу! Мне так хотелось увидеть Эльвиру, поговорить с ней, я хотел рассказать Эльвире, что у меня всё супер, что уже есть своя трёхкомнатная квартира в Питере, что езжу на новой машине, отдыхаю с семьей за границей, что объездил всю Европу, что у меня свой бизнес. Чего уж там сейчас таиться, где-то в глубине себя хотел похвастаться перед Эльвирой, что я стал успешным по жизни человеком, что надо было выбирать меня, а не Виктора. Эх, страстишки людские… Ирка говорит – Ну давай, попробуем! Поехали сейчас к ней, я зайду, поговорю, чтобы Мать не слышала, она выйдет к тебе, и там вы уже сами договаривайтесь. Я радостно – OK. Сели в мою новую машину и поехали к Эльвире. Ирка пошла к ней в квартиру, а я сижу, жду в машине. Минут через двадцать Ирка вышла, села в машину и говорит – Нет, не выйдет, не хочет. Я – Как так? Почему? А мне Эльвира прямо и честно сказала – О чём нам говорить? Зачем снова ворошить душу и Прошлое? Что изменится? Ничего. Так и не вышла. Наверное, правильно сделала, хотя я расстроился тогда. Больше Эльвиру я не видел, знаю только, что они по-прежнему живут в Луганске.