Kitabı oku: «Свидетельствуя о Христе до смерти… Екатеринбургское злодеяние 1918 г.: новое расследование»

По благословению

Архиепископа Брюссельского и Бельгийского

СИМОНА

© П.В. Мультатули, текст, 2006

© Издательство «Сатисъ», оригинал-макет, оформление, 2006

Предисловие

Прошло почти 89 лет с тех пор, как в полуподвальном помещении Дома Ипатьева в городе Екатеринбурге были убиты свергнутый с престола Император Николай Александрович, Императрица Александра Феодоровна, Наследник Цесаревич Алексей Николаевич, Великая Княжна Ольга Николаевна, Великая Княжна Татьяна Николаевна, Великая Княжна Мария Николаевна, Великая Княжна Анастасия Николаевна и четверо верноподданных (доктор Е.С. Боткин, комнатная девушка А.С. Демидова, лакей А.Е. Трупп, повар И.М. Харитонов), добровольно принявших смерть за своего Царя. Тогда же, 85 лет тому назад, белым следствием была открыта первая страница уголовного дела по факту этого убийства. В течение нескольких месяцев 1918–1919 годов сменилось три следователя, занимавшихся этим делом. Работа первых двух (Наметкина и Сергеева) была признана властями неудовлетворительной, и в начале 1919 года дело принял к своему производству следователь Н.А. Соколов. Волею обстоятельств, это уголовное дело стало для Соколова тяжким крестом, который он нес всю оставшуюся жизнь. Крест возвышается над его могилой на кладбище маленького французского городка. На нем надпись: «Правда Твоя – Правда во веки». Чем больше Соколов вникал в материалы уголовного дела, чем тщательнее он исследовал вещественные доказательства, чем больше он знакомился с показаниями свидетелей и обвиняемых, тем больше открывалась перед ним картина чудовищного, изуверского преступления, жертвой которого стала Царская Семья. Допросив свидетелей и обвиняемых, проведя осмотр Дома Ипатьева, пройдя пешком шаг за шагом 20 верст от Екатеринбурга до урочища Четырех Братьев на Старой Коптяковский дороге, осмотрев местность вокруг этого урочища, проведя необходимые криминалистические экспертизы, Соколов пришел к однозначному выводу, что Царская Семья была убита, трупы ее расчленены и сожжены при помощи бензина, а обугленные останки уничтожены серной кислотой. Свое представление о том, как произошло само убийство Царской Семьи, Соколов строил исходя из показаний обвиняемых П. Медведева, А. Якимова, Ф. Проскурякова. Те утверждали, что Царская Семья была расстреляна в полуподвальной комнате Дома Ипатьева ночью 17-го июля командой «латышей» под руководством коменданта Дома Особого Назначения Янкеля Юровского, лично убившего Государя. В пользу этой версии были и многочисленные следы от пуль в стенах и полу комнаты нижнего этажа и следы замывки крови. Но Соколову было не суждено довести расследование до конца. Неудача белых привела к окончанию его следовательской работы в России. Увозя с собой материалы следствия, Соколов покинул пределы России и продолжал свое расследование в эмиграции. Но, при всей тщательности расследования, Соколов не мог до конца восстановить картину преступления, так как не были арестованы и допрошены главные организаторы и исполнители убийства: Свердлов, Юровский, Голощекин, Сафаров, Войков и другие. Не были до конца изучены их заграничные связи с тайными организациями, сыгравшими, по целому ряду свидетельств, важную, а может быть и решающую роль в организации преступления. Соколов умер, лишь подойдя к изучению этой важнейшей стороны Екатеринбургского злодеяния.

Сами организаторы преступления сделали все, чтобы скрыть истинные обстоятельства убийства Царской Семьи. С первых же часов после убийства они организовали целую кампанию лжи и дезинформации, которые не изжиты до сих пор. Долгое время нас пытались уверить, что Царская Семья была расстреляна по постановлению Уральского Совета, принявшего решение, так сказать, по собственному почину, без согласия Москвы. Эта набившая оскомину ложь привела к тому, что в годы перестройки, да и в более позднее время, распространенным стало другое, не менее ошибочное мнение, что Царская Семья была убита по воле большевистского правительства, которое руководствовалось политическими соображениями. Иные даже уверяют, что убийство Царской Семьи было осуществлено по личному приказу Ленина, который тем самым «мстил за брата».

Между тем, по нашему мнению, гибель Императора Николая II и его Семьи была духовным итогом всей жизни и деятельности последнего Самодержца и была духовно неизбежна ввиду нравственного выбора, который он сделал в начале своего царствования и которому был верен всю жизнь: верность Христу, России и долгу царского служения.

В условиях невозможности одоления духовного кризиса, в который была погружена Россия, обыкновенными материальными способами Николаю II оставался только один путь: мученичества на престоле и принесения себя в жертву во имя спасения России.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский писал: «Царь у нас праведной и благочестивой жизни. Богом послан ему тяжелый крест страданий, как своему избраннику и любимому чаду, как сказано тайновидцем судеб Божиих: "Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю (Откр. 3, 19), Если не будет покаяния у русского народа, конец мира близок. Бог отнимет у него благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами"»¹.

Именно эти нечестивые, жестокие и самозваные силы, воспользовавшись все большим отступничеством от христианской веры европейского общества, его безответственностью и легкомысленностью, алчностью и неразборчивостью в средствах буржуазии, в начале XX века повели мощное наступление на сами основы христианской цивилизации и христианской государственности. Эти силы стремились к мировому господству, хотя и тщательно скрывали это. Главным препятствием на пути к этому мировому господству была Православная Россия и Православный Царь. Николай II вел всю свою жизнь непримиримую войну. Эти силы рядились в одеяния различных политических партий и движений, прикрывались различной идеологией и даже прятались за маской религии. Но несмотря на разноцветье политического и идеологического камуфляжа, все эти силы были объединены одним служением – служением злу.

В XX веке, впервые в таких масштабах, влияние на мировую историю получили тайные силы, ставившие своей целью уничтожение христианства и основанной на нем европейской цивилизации. Эти силы получили название «мировой закулисы». Мы понимаем, что это название весьма условное, но иного, более точно отображающего суть этих сил определения на сегодняшний день не существует. Многие исследователи, стоящие на так называемых «патриотических» позициях, склонны называть эти силы «еврейскими», или «иудо-масонскими». На наш взгляд, это определение – весьма упрощенное и в силу своей упрощенности опасное, так как непременно связывает эту мировую закулису только с именем евреев или только с именем масонов, тогда как ни те, ни другие не определяли подлинную суть этой силы. Сила эта представляла собой антихристианский интернационал, на который работали и масоны, и всякого рода оккультные ордена, и еврейские, русские, английские, немецкие, американские изуверские секты, и часть мирового капитала, и военные стратеги, и определенная часть деятелей культуры и искусства. Все крупные потрясения XX века были вызваны этой мировой закулисой, которая использовала для достижения своих целей финансовый шантаж, политические амбиции, геополитические противоречия, националистические предрассудки и тому подобное. Средством для прихода к власти этой силы во всем мире была провозглашена «мировая революция». Причем этот термин вовсе не был образным выражением. Мировая революция началась в 1917 году и продолжается до сих пор, и главной ее целью является полное изменение человечества, которое путем глобализации и секуляризации должно быть лишено своей неповторимой личностной сути, превращено в единую безликую массу, служащую целям небольшой кучки тайных владык.

Император Николай II, и в силу своих личных свойств, и в силу того, что он был Русским Православным Царем, не мог не стать главным врагом сил мировой революции.

Пьер Жильяр очень точно выразил это мировое значение жертвы Царской Семьи: «Государь и Государыня верили, что умирают мучениками за свою Родину – они умерли мучениками за все человечество»².

Следует сказать, что эту роль Удерживающего русская монархия играла на протяжении всей своей истории. При этом русские цари вполне осознавали ее. Так, еще Император Александр Благословенный писал в письме княгине Мещерской: «Мы заняты здесь важнейшей заботой, но и труднейшей также. Дело идет об изыскании средств против владычества зла, распространяющегося с быстротою при помощи всех тайных сил, которыми владеет сатанинский дух, управляющий ими. Это средство, которое мы ищем, находится, увы, вне наших слабых человеческих сил. Один только Спаситель может доставить это средство Своим Божественным словом. Воззовем же к Нему от всей полноты, от всей глубины наших сердец, да сподобит Он послать Духа Своего Святого на нас и направит нас по угодному Ему пути, который один только может привести нас к спасению»³.

Таким образом, русские цари противопоставляли себя не какой-либо отдельной стране или политическому деятелю, а всей совокупности сил мирового зла, стремившегося окончательно восторжествовать.

Убийство Императора Николая II и его Семьи не было вызвано интересами какой-нибудь одной политической партии или группировки, не было оно и следствием личных амбиций и эмоций. Хотя убийство Царской Семьи пришлось на время господства большевиков, замышлялось и планировалось оно еще до их прихода и было подготовлено всеми постфевральскими событиями. Мученический путь Царской Семьи был поэтапным, причем каждый этап был заранее подготовлен и спланирован ее палачами.

Поэтому убийство Царской Семьи, происшедшее ночью 17-го июля 1918 года в Ипатьевском Доме г. Екатеринбурга, является не просто преступлением, не просто умышленным убийством, но величайшим злодеянием, оказавшим огромное влияние на судьбы мира.

От осознания русским народом всей степени подвига Царской Семьи во многом зависит и воскрешение самой России. Святейший

Патриарх Алексий II говорил о необходимости истинного всенародного покаяния русского народа за грех цареубийства. «Грех цареубийства, – сказал Патриарх, – происшедшего при равнодушии граждан России, народом нашим не раскаян. Будучи преступлением и Божеского, и человеческого закона, этот грех лежит тяжелейшим грузом на душе народа, на его нравственном сознании. Несколько поколений за это время успели сменить друг друга, но память о совершённом беззаконии, чувство вины за его нераскаянность не изгладились в народе нашем. Убийство Царской Семьи – тяжкое бремя на народной совести, которая хранит сознание того, что многие наши предки посредством прямого участия, одобрения и безгласного попустительства в этом грехе повинны. Покаяние же в нем должно стать знамением единства наших людей не по форме, а по духу. И сегодня мы, от лица всей Церкви, от лица всех ее чад, усопших и ныне живущих, приносим пред Богом и людьми покаяние за этот грех. Прости нас, Господи! Мы призываем к покаянию весь наш народ…»

Но это покаяние должно заключаться не только во внешнем почитании Царственных Мучеников. Оно не должно заключаться в биении себя в грудь или создании лубочных повествований. Нет покаяния и в пустых и праздных спорах, как именовать Святого Царя: Мучеником, или Страстотерпцем. Такие споры создают еще больший раскол в народном сознании. Истинное покаяние перед Царской Семьей заключается в том, чтобы жить и поступать так, как жила и поступала она: так же быть верным Христу, так же беззаветно любить Россию, так же ставить служение Истине выше личных амбиций, быть таким же целомудренным и чистым сердцем. Покаяние перед Царской Семьей заключается в неприятии всей той мерзости запустения, которая царит ныне в сегодняшнем мире и в нашей России. Покаяние это означает отказ от клеветы не только на Царскую Семью, но и на всю русскую историю, на русский народ, на Православную Церковь.

Незримую связь между убиенной Царской Семьей и русским народом, между ее прославлением и воскрешением России, понимают не только верные сыны России, но и ее враги. Ибо, как хорошо сказал следователь Н.А. Соколов, «страдания Царя – страдание России». Сокрытие правды о Царской Семье и, в особенности, об обстоятельствах ее убийства до сих пор является одной из главных целей сил зла по отношению к России. Вот почему нам так необходимо изучать и исследовать обстоятельства Екатеринбургского злодеяния 1918 года.

В связи с этим наш труд преследует несколько иные задачи, чем большинство других исследований, посвященных этому событию. Предыдущие авторы (Н.А. Соколов, М.К. Дитерихс, Р. Вильтон, П. Пагануци, П. Булыгин, В. Александров, Г.З. Иоффе, Ю.А Буранов и В.М. Хрусталев, В.И. Прищеп и А.Н. Александров, Н. Росс, С.В. Фомин, О.А. Платонов, И.Ф. Плотников и другие), чей вклад в изучение темы Екатеринбургского злодеяния колоссален, ставили своей задачей доказать сам факт убийства Царской Семьи, восстановить картину убийства и его детали¹. При этом большое внимание, особенно в последнее время, уделялось конкретным исполнителям, местонахождению приговоренных в подвальной комнате Дома Ипатьева и т. д. При этом как аксиома принималось утверждение, что Царская Семья была убита с использованием огнестрельного оружия, то есть расстреляна. В основе этой аксиомы лежали выводы следствия и воспоминания людей, считавшихся участниками убийства. В связи с этим суть последних работ об убийстве Царской Семьи сводилась к дискуссиям об организаторах преступления, уточнению и детализации обстоятельств убийства и уничтожения (сокрытия) тел. При этом большинство исследователей приходило к выводу, что убийство Царской Семьи носило политический характер и было осуществлено большевиками по политическим мотивам. Споры, в основном, ведутся вокруг того, кто принял решение об убийстве: Москва или Екатеринбург.

Наша задача несколько иная. Мы открыто заявляем, что нам до конца неизвестны ни обстоятельства убийства Царской Семьи, ни его исполнители. Слова большевика П. Войкова «мир никогда не узнает, что мы с ними сделали» до сих пор не утратили свою актуальность. Поэтому наш труд следует рассматривать как одну из версий преступления.

Цель нашего труда показать, что убийство Царской Семьи было давно и тщательно спланированным актом, причем спланированным силами, по сути, не относящимися ни к одному политическому движению России, хотя они в них и присутствовали. Характер этих сил до сих пор остается малоизученным, но сам факт их существования – бесспорен. Убийство Царской Семьи имело характер не только политического или уголовного акта, оно имело сакральные и духовные причины, подлинная суть которых остается тайной. Именно с этих позиций мы рассматриваем версию ритуального убийства. Тема ритуального убийства Царской Семьи у многих исследователей, да и у обывателей, вызывает чувство отторжения, хотя сам факт существования ритуальных убийств признается сегодня и правоохранительными органами, и общественностью. Причины такого отторжения заключаются, с одной стороны, в навязывании отрицательных стереотипов, определяющих любые попытки исследования темы ритуального убийства Царской Семьи как «ненаучные» домыслы, вызванные «антисемитскими» предрассудками; с другой стороны, в упрощении темы, сведению ее к «еврейскому ритуальному убийству».

В своей работе мы стараемся уйти как от первой, так и от второй крайностей. Не стоит даже и говорить, что изучение версии ритуального убийства не имеет под собой ничего общего с «антисемитизмом» и любыми примитивными формами объяснения таких страшных и сложных преступлений.

В своем исследовании мы стараемся руководствоваться только фактами и анализом имеющихся источников. Естественно, из-за специфики исследуемого вопроса некоторые источники, а также выводы автора могут показаться читателю неожиданными. Но при внимательном прочтении нашей книги читатель сможет убедиться, что это вызвано тем, что эти источники долгое время не принимались во внимание большинством исследователей. До сих пор никто не задавался вопросом: а соответствует ли реальности та картина преступления, которая до сих пор считается единственно верной? Ведь до сих пор версия убийства Царской Семьи основывалась исключительно на показаниях и воспоминаниях участников преступления. Между тем любой правовед знает, что показания соучастников преступления даже друг против друга не могут считаться доказательствами, если они не подкреплены показаниями других свидетелей или наличием вещественных доказательств. Проведенный нами анализ этих показаний и воспоминаний соучастников преступления позволил нам усомниться в их правдивости. Надеемся, что сможем убедить в этом и читателей.

Мы считаем также своим долгом обозначить еще одно обстоятельство, с которым читатель столкнется, читая нашу книгу: в своем повествовании мы будем придерживаться версии следователя Н.А. Соколова, а не версии Правительственной Комиссии РФ. И дело здесь не в безоговорочном неприятии всей той большой работы, которую проделала эта комиссия, и не в желании в очередной раз затеять спор о подлинности «екатеринбургских останков». Просто та версия убийства Царской Семьи, которую мы излагаем, имеет право на существование только в рамках выводов следствия Соколова. Что же касается «мостика под шпалами» и найденных там останков девяти человек, то дело это весьма сложное и запутанное, намного сложнее, чем представляется многим. Обстоятельства этого захоронения, равно как и его обнаружения, требуют большой и обстоятельной, а главное, доброжелательной работы.

В заключение мы просим прощения у читателя за несколько длинное цитирование отдельных документов, юридических определений, исторических источников, которые были нужны автору исключительно для исследования выдвигаемой им версии.

* * *

¹ Николай Второй: венец земной и небесный. М., 1999, с. 88.

² Жильяр П. Император Николай II и его Семья. Вена, 1921.

³ Русский дом. 2004, № 11, с. 5.

Часть 1
Крестный путь

Глава 1
Псковская Гефсимания

Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты.

(Евангелие от Марка, гл. 14, 36).

Обстоятельства, при которых Император Николай Александрович подписал так называемое «отречение» от престола, до сих пор покрыты завесой тайны. До сих пор недоброжелатели Николая II, и даже многие, ему сочувствующие, ставят в вину последнему Царю сам факт «отречения». Так, например, О.А. Платонов пишет об «отречении»: «Жертва Царя оказалась для России напрасной и, более того, гибельной, ибо само государство стало жертвой измены»¹.

До сих пор бытует и другая версия происшедшего, суть которой выразил А.А. Блок, сказавший: «Отрекся, как будто эскадрон сдал». Таким образом «отречение» вырывается из общего контекста всех предшествующих событий и превращается в личный почин «слабого» Царя. «Все разговоры, – справедливо пишет А.Н. Боханов, – "правильно" или "неправильно" поступил Николай II, когда отрекался от престола, возможны лишь в том случае, если эту тему вырвать из конкретных исторических обстоятельств времени и места»².

Мы, ограниченные рамками настоящего труда, не можем подробно рассматривать это событие. Нас оно интересует только в силу того обстоятельства, что произошедшее в Пскове 2 марта 1917 года стало началом Крестного пути Царя-Мученика, закончившегося в Екатеринбурге.

Чем ближе приближался роковой 1917 год, тем мрачнее становились тучи над Царем и Россией, тем больше было знамений, предсказывающих скорое мученичество Царя за Россию. Еще в 1915 году с Государем произошел потрясающий по своей глубине случай. Это было во время посещения Императором Николаем II Севастополя. Царь внезапно захотел посетить Георгиевский монастырь, находившийся на скале. Граф Д.С. Шереметьев вспоминал: «Внизу шумел прибой морских волн, ритмически набегая и сбегая и с шелестом увлекая с собой прибрежные гальки, и в этом однообразном и постоянном шуме чувствовались и вечность, и суета всего земного, и что-то до того грустное и жуткое, что невольно слезы навертывались на глаза. Несмотря на высоту места, где стояли храм и монастырские кельи, морской ветер достигал до ступенек храма и в лицо дышал соленой влагой, и в сумерках летнего дня обрамленное мрачными темными скалами, точно в раме справа и слева, это глухо шумевшее, действительно черное, темное море жило, тяжко дышало и вздымалось точно какое-то живое существо. И что-то во всем чувствовалось дикое, неотвратимое и неизбежное.

Мы вошли в церковь, и начался молебен. Стройные голоса монахов сразу изменили настроение, словно мы вошли после бури в тихий залив, как говорится в словах молитвы – в тихое пристанище. Все было так молитвенно проникновенно и тихо…

Вдруг за дверьми храма, весьма небольших размеров, раздался необычный шум, громкие разговоры и странная суматоха – одним словом, что-то совершенно не отвечавшее ни серьезности момента, ни обычному чинному распорядку. Государь удивленно повернул голову, недовольно насупил брови и, подозвав меня к себе жестом, послал узнать, что такое произошло и откуда это непонятное волнение и перешептывание.

Я вышел из храма, и вот что я узнал от стоявших монахов: в правых и левых скалах, в утесах, живут два схимника, которых никто из монахов не видел. Где они живут, в точности неизвестно, и о том, что они живы, известно только потому, что пища, которая им кладется на узкой тропинке в скалах над морем, к утру бывает взята чьей-то невидимой рукой. Никто с ними ни в каких сношениях не бывает, и зимой, и летом они живут в тех же пещерах.

И вот произошло невероятное событие, потрясшее и взволновавшее всех монахов монастыря: два старца в одеждах схимников тихо подымались по крутой лестнице, ведущей со стороны моря. О прибытии Государя в монастырь им ничего не могло быть известно, ибо и сам игумен, и братия – никто не знал о посещении Государя, совершить которое было решено внезапно, в последнюю минуту. Вот откуда волнение среди братии. Я доложил Государю и видел, что это произвело на него впечатление, но он ничего не сказал, и молебен продолжался.

Когда кончился молебен, Государь и Императрица приложились ко кресту, потом побеседовали некоторое время с игуменом и затем вышли из храма на площадку, которая идет вроде бульвара с резко обрывающимся скатом к морю.

Там, где кончалась деревянная лестница, стояли два древних старца. У одного была длинная белая борода, другой был с небольшой бородкой, с худым строгим лицом. Когда Государь поравнялся с ними, они оба молча поклонились ему в землю. Государь, видимо, смутился, но ничего не сказал и, медленно склонив голову, им поклонился.

Я думал, что Государь, взволнованный происшедшим, сядет в автомобиль и уедет, но вышло совсем другое. Государь совершенно спокойно подозвал к себе игумена и сказал ему, что он желает пройти с ним пешком на ближайший участок земли, принадлежащий казенному ведомству, и что он дает его в дар для устройства странноприимного дома для богомольцев. <…> Меня, как всегда, поразило его поистине изумительное спокойствие и как-то невольно кольнула мысль, что означает этот странный молчаливый поклон в ноги.

Теперь, после всего происшедшего, думается, не провидели ли схимники своими мысленными очами судьбу России и Царской Семьи и не поклонились ли они в ноги Государю Николаю II как Великому Страдальцу земли русской?»³

В декабре 1916 года Императрица Александра Феодоровна посетила Новгород. При посещении города, она выразила желание осмотреть Десятинный монастырь. Там она посетила 107-летнюю старицу Марию Михайловну. Увидев Императрицу, старица несколько раз повторила ей: «Ты, красавица, тяжкого креста не страшись…»⁴

Говоря о мартовских событиях 1917 года, следует сказать, что они стали заключительным этапом заговора, который созрел против Императора Николая II в недрах «прогрессивного блока» Государственной Думы, определенных кругов высшего генералитета, масонских лож и представителей правящих кругов стран Антанты. Заговор этот стал результатом долгих лет противостояния русских общественных, либеральных и революционных сил и Царской власти. Начиная со второй половины 1916 года вокруг Царя, полностью поглощенного руководством войсками и стремлением выиграть войну, собирается окружение, которое либо ему откровенно враждебно, либо равнодушно. «Государь чувствовал, что может доверять лишь немногим из своего окружения», – писал великий князь Кирилл Владимирович⁵. По существу, Царь мог доверять только самому верному человеку – Императрице Александре Феодоровне, уповая на милость Божию. Когда великий князь Александр Михайлович, в очередной раз, начал советовать Николаю II пойти на уступки думской оппозиции и провести «либеральные» преобразования, он заметил, что в глазах Царя «появились недоверие и холодность. За всю нашу сорокаоднолетнюю дружбу я еще никогда не видел такого взгляда. – Ты, кажется, больше не доверяешь своим друзьям, Ники? – спросил я его полушутливо. – Я никому не доверяю, кроме жены, – ответил он холодно, смотря мимо меня в окно»⁶.

Тот же великий князь Александр Михайлович совершенно верно писал о той атмосфере политиканства, которая царила в русском обществе: «Политиканы мечтали о революции и смотрели с неудовольствием на постоянные успехи наших войск. Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом. "Правда ли, что Царь запил?”".А Вы слышали, что Государя пользует какой-то бурят, и он прописал ему монгольское лекарство, которое разрушает мозг?" "Известно ли Вам, что Штюрмер, которого поставили во главе нашего правительства, регулярно общается с германскими агентами в Стокгольме?" ”А Вам рассказали о последней выходке Распутина?" И никогда ни одного вопроса об армии! И ни слова радости о победе Брусилова! Ничего, кроме лжи и сплетен, выдаваемых за истину только потому, что их распускают высшие придворные чины»⁷.

Возмущение великого князя понятно, непонятно только, почему он, вместо того чтобы решительно пресечь подобную зловредную болтовню и немедленно организовать ей противодействие, отправляется на фронт «с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом».

«В целом ситуация создавала ощущение, – писал великий князь Кирилл Владимирович, – будто балансируешь на краю пропасти или стоишь среди трясины. Страна напоминала тонущий корабль с мятежным экипажем. Государь отдавал приказы, а гражданские власти выполняли их несвоевременно или не давали им хода, а иногда и вовсе игнорировали их. Самое печальное, пока наши солдаты воевали, не жалея себя, люди в чиновничьих креслах, казалось, не пытались прекратить растущий беспорядок и предотвратить крах; между тем агенты революции использовали все средства для разжигания недовольства»⁸.

В обществе, в оппозиции и даже в армии открыто обсуждали возможность Цареубийства. Профессор Ю.В. Ломоносов, бывший во время войны высоким железнодорожным чиновником и «по совместительству» сторонником революции, писал в своих воспоминаниях: «Удивительно то, что, насколько я слышал, это недовольство было направлено почти исключительно против Царя и особенно Царицы. В штабах и в Ставке Царицу ругали нещадно, поговаривали не только о ее заточении, но даже о низложении Николая. Говорили об этом даже за генеральскими столами. Но всегда, при всех разговорах этого рода, наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла»⁹.

То же самое пишет Мельгунов: «Речь шла о заговоре в стиле дворцовых переворотов XVIII столетия, при которых не исключалась возможность и Цареубийства»¹⁰.

Милюков говорил «о принудительном отречении Царя и даже более сильных мерах»¹¹.

С конца 1916 года до Императора начинают доходить все усиливающиеся слухи о готовящемся против него заговоре. Одним из главных деятелей этого заговора был А.И. Гучков. «Из показаний А.И. Гучкова ЧСК, – пишет С.П. Мельгунов, – стало известно о заговоре, который перед революцией организовал Гучков. По его словам, план был таков: "захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом Императорский поезд, вынудить отречение, затем, одновременно, при посредстве воинских частей, на которые в Петрограде можно было бы рассчитывать, арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят правительство"»¹². Как мы видим, сценарий переворота совпал с реальными событиями.

Об участии Гучкова в заговоре пишет и Милюков: «Гядом стояли люди – и число их быстро увеличивалось, – которые надеялись предупредить стихийную революцию дворцовым переворотом, с низложением царской четы. Из них я уже указывал Гучкова»¹³. «Прогрессивный блок» согласился с планом Гучкова. Тот же Милюков пишет: «Блок исходил из предположения, что при перевороте так или иначе Николай II будет устранен с престола. Блок соглашался на передачу власти монарха к законному наследнику Алексею и на регентство до его совершеннолетия – великому князю Михаилу Александровичу. Мягкий характер великого князя и малолетство наследника казались лучшей гарантией перехода к конституционному строю. <…> Говорилось в частном порядке, что судьба Императора и Императрицы остается при этом нерешенной – вплоть до вмешательства "лейб-гвардейцев", как это было в 18 в.; что у Гучкова есть связи с офицерами гвардейских полков, расквартированных в столице и т. д. Мы ушли в полной уверенности, что переворот состоится»¹⁴.

Разумеется, что «заговор Гучкова» не был плодом исключительно его инициативы, как он пытался это представить в эмиграции, когда он утверждал, что такие лидеры оппозиции, как Родзянко и Милюков, говорили о «безнравственности организации государственного переворота в военное время». Эти утверждения Гучкова расходятся с высказываниями последних.

Вот что, например, писал впоследствии Милюков: «Конечно, мы должны признать, что ответственность за совершающееся лежит на нас, то есть на блоке Государственной Думы. Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота принято нами вскоре после начала этой войны, знаете также, что ждать мы больше не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство, вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования. История проклянет пролетариев, но она проклянёт и нас, вызвавших бурю»¹⁵.