Kitabı oku: «Запах дождя», sayfa 6
Личная жизнь ОБМАНЩИКА
Щеночек сидел на той же самой жёлтой с серыми проплешинами скамейке. И точно так же жрал свои идиотские вафли из блестящего пакетика. Наташка увидела его в кухонное окно, когда вышла покурить. Посмотрела на часы – полседьмого вечера. Солнце уже цепляется за крыши. Сентябрь.
Наташка потянула с табуретки водолазку, понюхала, не слишком ли пропотела. Нормальная водолазка. Для такого романтичного свидания в самый раз.
Заглянула в комнату, прислушалась к дыханию спящего мужа. Андрей заявился нынче посреди дня, свалился на кровать и сразу уснул, дышит хрипло, но ровно. Просил не будить даже если позвонят.
Осторожно, чтобы не хлопнуть, Наташка прикрыла дверь квартиры, вытащила ключи из замка. Сбежала по лестнице, чувствуя себя снова школьницей, которая крутит романы сразу со всеми мальчишками в классе. Это стыдно, но весело.
Щеночек услышал, как хрустит песок на дорожке. Услышал, узнал, понял. Но не обернулся. Грустновато улыбаясь, он дожевывал вафлю и разглядывал голубую автопокрышку. Как будто пытался силой мысли восстановить присевшую туда Наташку.
– Привет. Ты чего тут снова забыл?
Чтоб его черти подрали. На небритой мордочке Щеночка улыбка исподлобья стала радостной, почти торжествующей. Она пришла! Он смотрел на автопокрышку, и вот Наташка снова к нему пришла! Жизнь удалась, можно сказать!
– Я чего-то ответа не слышу.
– Так я живу тут рядом, – Щеночек неопределённо мотнул кудлатой головой куда-то через улицу и дальше. Тут и вопросов не возникает: соврал. Помнит она, как он в прошлый раз шёл тут через двор. Напористо, как лось, как подросток, забредший в чужой, незнакомый район, где можно и по морде получить, и незнакомую девчонку закадрить. Но так глубоко вдумываться нет настроения.
– Да не живёшь ты тут.
– Дядя мой тут живёт, – нагловатой радости в его голосе стало чуть меньше, но упрямство никуда не делось, – через дорогу: дом тридцать четыре, корпус два, квартира сто восьмидесятая.
Поди проверь, мол. Щеночек не просто так приходил и ждал Наташку на площадке несколько дней. Он готовился к разговору. Немножко обидно, честно говоря, что мальчик так был уверен, что разговор состоитсяёёё.
– Дядя, значит?
– Да. Сейчас уехал, ключи у меня.
– В смысле, «хата свободна»? В гости что ли зовёшь? – расхохоталась Наташка.
В серых глазах Щеночка поголубело. Там такая загорелась радость, такое исполнение надежд, что даже смеяться показалось совестно. И она спросила, уже вполне сочувственно:
– Влюбился в меня, что ли?
Глаза сразу погасли. Того и гляди заплачет. Чтобы на это не смотреть, Наташка уселась рядом на скамейку, толкнулась плечом в плечо и сказала по-приятельски, почти на ухо:
– Слушай, мне с тобой в прошлый раз было хорошо. Правда. За нос в хлам разбитый прости, я немножко стерва, ну ты понял уже. Но слушай… У меня муж есть. И я его люблю. Хотя и стерва.
Грустная улыбка Щеночка стала очень и очень злой.
– Муж… – повторил он с едкой усмешкой недоделанного донжуана. Наташка не рассердилась.
– Да, муж. Спит сейчас наверху, дома. У него на работе трындец полнейший. Пришёл усталый, я его поцеловала, покормила, спать уложила.
– Только поцеловала?
– Не наглей, – спокойно посоветовала Наташка.
Щеночек совсем сник. Окинул двор взглядом поджигателя.
– Синяя праворульная «Тойота Камри», – сказал он с весёлой ненавистью. – Твоего бандита?
– Ага, – в тон ему усмехнулась Наташка, – только не бандит он.
– А кто, футболист?
– С чего ты взял?
– У вас в супружеской спальне бутсы на стене висят! – сказал Щеночек с торжествующим видом интеллектуального превосходства. Он ещё и наблюдательный.
Наташка ласковым-ласковым кошачьим движением потянулась к обёртке, забытой на скамейке. Вытащила последнюю вафельку и надкусила, поглядывая лукаво. Щеночек подавился всеми оставшимися вопросами и замолк.
– Ты тут сидишь, – проговорила Наташка, нарочно с набитым ртом, – и фантазируешь, что ждёшь меня. Весь такой влюблённый и тёпленький щеночек. А нет, не нужна я тебе. Тебе нужен ответ, что за зверь такой замужняя женщина. Чтобы понять про эту свою… Как там её кличут-то? Бамбини? Ну и что, что она теперь замужем? Может, ещё есть шанс? Как со мной в прошлый раз?
– Ну ты правда стерва!
Не так уж оробел этот Щеночек. Не заплакал, не убежал. Таким взглядом прошёлся по тоненькой водолазке, что аж мурашки по коже.
– А сама-то? Увидела меня в окно и выбежала, чтоб веником прогнать? Пока венчанный муж не проснулся? Так торопилась, что лифчик забыла нацепить?
Это он прав. Это Наташка опрометчиво поступила.
– По носу давно не получал? – ласково напомнила она, сжимая кулачок. Он ничуть даже не испугался, ответил почти мечтательно, заглянув прямо в глаза:
– Давно. Дней десять уже…
Блин, мы сейчас с ним опять поцелуемся, подумала Наташка, но отодвигаться не стала, заговорила негромко, как будто сказку малышу читает:
– В футбол Андрюша играл ещё в школе. Такой был крутой, все девчонки от него балдели. Учился на класс старше. Я руку сломала в коридоре, больно мне очень было. Он меня тогда в медкабинет на руках отнёс.
Подействовало. Щеночек сперва опустил взгляд, а потом и вовсе отвёл в сторону:
– Вы что, прямо так со школы вдвоём?..
– Сказать, когда у нас первый раз был? Летом, после моего девятого, а Андрюшкиного выпускного. Он поступал на журналистику. И поступил. Футболистов тогда всюду брали. А на первом же курсе вылетел. За драку и за пятнадцать суток. Из-за меня подрался. В весенний призыв и забрали. Он от военкомата не бегал…
В глазах Щеночка появилось то, чего и ждала Наташка. Голодная зависть и тоска.
– Из армии не ждала, я же стерва. Думала, разбежались насовсем. В магазине сувениры продавала, с ментом-охранником спала, ещё с курсантом одним вместе пожить пытались… А однажды Андрюша пришёл и сказал: «Наташ, вот моя новая тачка, вот квартира, давай ты будешь там жить?». Сказал бы ты так своей Бемби, она бы к тебе вернулась. Но ты ж не сумеешь, Дружок. Квартира у тебя и та не своя, а дядина. Ага?
Желваки перекатились под неаккуратной щетиной. Обозванный Дружком угловато поднялся со скамейки. Пожал плечами с очень независимым видом:
– Помню, как вы лаялись. Как любимый муж тебя из машины выпихнул…
Наташка тоже поднялась. Лёгкое, совсем слабенькое разочарование она ощущала от того, что надоедливую псину удалось прогнать так легко.
– У Андрюши сейчас бизнес – газета. Частная газета. Таких в России не было и нет. Он её три года строил, с нуля. Когда только брался за дело, был обычный рекламный листок, к прошлой зиме тиражи прыгнули в шесть раз. А сейчас их менты закрыть хотят. Привязали к уголовщине, повесили всех собак и прессуют. А я где? А я вот тут с тобой. Так что об асфальт коленкой – это я ещё мало получила…
Щеночек вдруг вздохнул прерывисто, как будто, блин, они всё-таки целуются. С тем светлым восторгом, какой бывает в первые секунды после совместной радости. Что я ему такое удачное сказала? – удивилась Наташка. Что мало получила? Небритый мальчик, оказывается, садомазохист?
– Газета? Частная? А как называется этот бизнес твоего мужа? «Трепач»?
– Ну, «Трепач», – ещё больше удивилась Наташка.
Серия убийств «ОКРАИНА». 7 случаев
Автомобили пролетали по шоссе, лёгкие и невесомые. Водители постарше скидывали скорость, завидев на обочине людей в форме. Водилы помоложе в джипах и «Тойотах» спешили к горизонту, не задерживаясь. Кто направо по шоссе. Кто налево.
Тут как в сказке – куда ни сверни, будет круто. Направо теплицы цветников и парки Царского Села. Налево знаменитая на весь мир обсерватория и аэропорт. Игрушечные самолётики взлетают в пронзительную летнюю синеву и уносятся в далёкие страны.
А Денис Пелевин только что выволок из раздолбанного пикапа брезентовые военные носилки. На плечах у Дениса новёхонькая милицейская форма, жаркая и неудобная. За спиной кладбище, а прямо перед глазами территория городской свалки.
От шоссе отходит грунтовка, там ныряют в ухабах и ползут в сторону холма огромные самосвалы. Серый, с острым гребнем холм – это просто-напросто мусор, свезённый сюда за несколько лет с территории города-миллионера. И только когда вглядишься, осознаешь, что букашки на хребтине – это не птицы и не люди, а те самые самосвалы, опорожняющие кузова, чтобы добавить малую толику этой громаде. Холм куда выше, чем кажется сперва.
А носилки – куда тяжелее. Денис перехватил их, словно собирался идти в атаку с ручным пулемётом наперевес, смело шагнул напрямик и тут же утопил форменный ботинок в рыхлую помоечную почву.
То, что самосвалы не довезли до огромного холма, валяется на огромном пустыре вокруг него, в канавах, заросших полынью. Ржавые холодильники, обломки раскладного дивана, беспорядочно сваленные бетонные трубы… Около груды этих труб высится лейтенант Влад Стукалов в пиджаке канареечного цвета, хоть сейчас в ресторан.
Велено принести носилки. Стажёр Пелевин не то чтобы боится. Просто работа, о которой мечталось с детства, оказалась на редкость мерзкой и бессмысленной. Главное – дышать глубоко и ртом.
– Ну чего ты там стоишь? Рэмбо! – гаркнул издалека Влад Стукалов. Чтобы уж никто на этой свалке не сомневался, что к Денису следует обращаться исключительно на «ты» и награждать саркастическими прозвищами.
За свои неполные тридцать лейтенант Влад Стукалов успел половить проституток на Старо-Невском, откуда вынес привычку к элегантной одежде и тупым розыгрышам. Он думает, что стажёр сейчас подойдёт, понюхает и в обморок грохнется. Ну пусть думает.
Чем ближе к бетонной трубе подходил Денис, тем сильней воняло. Казённая форма пропитается запахом мертвечины. Либо отдавать в чистку, либо так ходить. Воротничок шею натирает. Ясное дело, это не пиджак, на заказ сшитый.
Главное – дышать глубоко, напомнил себе Денис. Отличный совет на любой случай, кроме осмотра места убийства на июльской жарище.
– Полезай, – коротко велел лейтенант, приняв носилки от Дениса.
– Что?
– В трубу. Доставать-то надо.
Спору нет, труба узкая. Туго обтянутые дорогим пиджаком плечи лейтенанта в неё просто физически не пролезут. И всё-таки стажёр посмотрел на Влада с недоверием. Влад ухмылялся.
Когда Денис в мае месяце угадал, где будет найдена убитая Руфина Рахманова, лейтенант Стукалов ухмыльнулся в первый раз. Когда в июне месяце тот же Денис, набравшись смелости, показал Сейфёдычу Лисицыну номер газетёнки «Трепач», Влад ухмыльнулся вторично, но уже очень недобро. Когда всё тот же треклятый Денис, просмотрев подшивку треклятого же «Трепача», сообщил, что почти все убитые подавали туда объявления… тогда улыбка лейтенанта Стукалова сделалась по-настоящему зловещей. Он явно подозревает, что сосунок и интеллигентишка Денис Пелевин – неистовый карьерист, если умудрился убедить майора Лисицына в своей завиральной версии. «Денискины рассказы», как он её охарактеризовал. Кажется, Влад не исключает, что сосунок Пелевин сам пишет объявления в эту дурацкую газету. Да и девушек убивает на окраинах тоже сам, лишь бы выслужиться перед начальством.
Бог ему судья. Когда Денис не выдержал и пожаловался на придирки Влада, Сейфёдыч велел просто не обращать внимания. У лейтенанта нелады в семье. Пусть лейтенант что хочет, то и подозревает.
Денис упёр руки в колени, не дыша заглянул в трубу и небрежно спросил, мужественно сдержав рвотные позывы:
– И как её тащить?
На самом деле ни фига не видать в смрадной прохладе после яркого солнечного света.
– За свитер бери, – лейтенант Стукалов расщедрился на советы опытного сыскаря. Правда опытный сыскарь не разглядел, что на трупе не свитер, а вязаная кофта.
– А не развалится?
– Связки и сухожилия, – занудным профессорским тоном проговорил Влад, удобно сложив могучие руки на широкой груди, – даже в жаркую погоду сохраняют прочность не менее шестидесяти суток! Обычно – полгода… Перчатки только надень.
Нет, похоже, лейтенант не шутит. Денис глотнул и облокотился на трубу, внезапно ощутил, что полынные заросли кругом плавно качнулись и поползли куда-то вбок.
– А экспертов не ждём? Им же посмотреть на месте надо.
– Эксперт сегодня Аронова. Ей пятьдесят три. Ты что, погонишь старушку туда на коленках? Вот, клеёнку возьми. Перетащишь на неё, потом вместе дотянем. Эту читательницу твоей любимой газеты.
Ещё месяц назад Влада страшно бесило, что Лисицын велел сообщать в ЦБСОД обо всех неопознанных трупах на окраинах. Раз за разом он ворчал, что там откровенная «гниль», которая означает чаще всего не зловещее убийство, а до смерти упившегося бомжа. Но теперь лейтенант Стукалов вошёл в азарт. Ему позарез нужен убиенный, который бы точно не подавал объявлений в молодёжные газеты.
Лисицын нынче занят. Он в мэрии, в комитете по печати, с несгибаемой принципиальностью комсомольца советских времён требует принять меры к газете «Трепач». Лучше всего прикрыть, чтоб не множили моральную заразу. Хотя Влад Стукалов ранее ездил в газету и вроде как договорился добром.
Он вообще добрый парень, этот Влад. Просто сложное семейное положение. Любовница-бизнесвумен, владеет салоном цветов.
И ведь обязательно в конце концов выйдет, подумал Денис, что прав окажусь не я и даже не многоопытный Лисицын, а ленивый невыспавшийся после скандала с любовницей лейтенант в модном пиджаке.
Пелевин встал на четвереньки и пополз в трубу. Если труп удалось туда запихнуть, значит можно и вытащить. Тонкие резиновые перчатки тут же порвались о колючий песок на дне. Ну да плевать. А если я здесь сознание потеряю, Владу же Стукалову и хуже.
Но он не потерял сознание. Дотянулся вытянутой рукой до того края красной кофточки, который казался посуше. И только тогда заметил перепутанный собачий поводок, обмотанный вокруг горла погибшей. Рванул – и выволок всё, что получилось выволочь.
– Ну ты силён, стажёр! – сказал Влад Стукалов таким тоном, что любому, кто стоит рядом, должно стать ясно: Денис Пелевин только что загубил все надежды на успешное расследование. И вообще стажёров вроде Дениса исправляет лишь могила.
Вроде бы Денис ползал по трубе не дольше минуты. А вот поди ж ты, успели подойти два мужика, похожие на игроков в домино, и худющий седовласый старец в изодранном зимнем пуховике. От старца так несло, что даже трупную вонь перебивало, когда он неожиданно звучным голосом и не без злорадства произнёс:
– А я говорил, что у этого штабеля шмонит – не продохнуть!
– Мы вам рабсилу привели, – недовольным тоном высказался тот мужик, что был потолще и полысее, – а вы уже трупак тягаете. Подождать не могли?
– Дениска Кораблёв у нас энтузиаст! – осклабился Влад.
Вонючий старик попятился. В руках у него виднелась малюсенькая, на полстакана бутылочка водки и он явно опасался, что теперь, когда необходимость в его скорбных услугах отпала, аванс, выданный сотрудниками районного угрозыска будет отобран. Это бомж со свалки, подумал Денис. Ну конечно, Влад того и ждал, пока сыскари «с земли» найдут и приведут бомжа со свалки. Всегда же их заставляют трупаки тягать за полстакана. Я же знал, мне ж рассказывали.
– Кассандра, – снова заговорил своим хриплым баритоном седой бродяга. – То-то две недели о ней ни слуху, ни духу!
В голосе не слышалось ни скорби ни благоговения. Дурнопахнущий мир, ставшей ему домом, приучил невозмутимо принимать и констатировать любое происходящее.
– Ваша, помоечная? – спросил бездомного тот опер, что был помоложе. – Когда, с кем видал, вспомнишь?
Седой замялся, а когда оперативник протянул руку за бутылкой, ещё плотнее запихнул её в дыру, заменявшую карман, и степенно кивнул. Видимо, бродяга попробует вспомнить. Постарается.
Но Влад Стукалов, да и Денис Пелевин старика в этот момент не слушали. Они смотрели на собачий поводок, тянувшийся от трупа в недра трубы. И на скомканный в бумажный жгут газетный лист, торчащий изо рта мёртвой женщины, которую на свалке недалеко от Южного кладбища Санкт-Петербурга окликали красивым именем Кассандра.
Газета «ТРЕПАЧ», №13, июль 1996 года
Высокий мужчина в старомодном костюме вышел из троллейбуса на Суворовском. Пройдя пару домов, свернул с проспекта. Заметно старше среднего возраста, сутулый, он двигался легко и стремительно. Так обычно ходят пожилые учителя физкультуры, призёры былых спартакиад. Несмотря на летнюю влажную жару, мужчина совсем не потел. Часто ерошил короткие, поредевшие на темени волосы, каждый раз по привычке отряхивал плечи.
В длинной подворотне пахло дождём и штукатурочной пылью. Раньше такой запах всегда стоял на новых станциях метро, сразу после торжественного открытия. Потом метро перестали строить.
Прищурясь, мужчина разглядел в полумраке подворотни приоткрытую дверь. В Ленинграде такое не редкость – двери прорубали, когда отгораживали кусок квартиры на первом этаже барского дома под дворницкую.
Но дворник тут больше не живёт.
Мужчина толкнул дверь. Здесь пахло уже полноценным ремонтом с перепланировкой. Вёдра с краской и картонные коробки с плиткой громоздились по всему коридору, старый, весь в белой пыли паркет торчал под ногами дыбом. Невдалеке кто-то мерно шкрябал по стене.
Мужчина быстро огляделся и шагнул на звук. Бородатый азиат в заляпанном комбинезоне выглянул навстречу, но услышав негромкое и уверенное «Всё хорошо», спрятался снова. Сутулый мужчина умел одним словом наводить порядок.
Он прошёл по лабиринту разорённых комнат, быстрым движением ладони толкая каждую дверь. Так никого и не найдя, оказался в довольно обширной зале. Раньше тут наверняка было домоуправление и стоял стол бухгалтера.
Теперь стены в зале ровные, безупречно белые, а на полу уже постелена чистая фанера. Много коробок, аккуратно перетянутых липкой лентой, а за ними крутящееся кресло с высокой спинкой, в неверном свете из окна напоминавшее поставленный на попа гроб.
И в кресле кто-то царственно сидел, отвернувшись от двери.
Сутулый дядька встал на пороге, не решаясь наследить уличной обувью. И потёр небритый подбородок, как будто хотел скрипом ладони о щетину заявить своё присутствие. Своеобразный ритуал вежливости, вроде того чтобы тактично покашлять.
Кресло развернулось. Маленький Эдуард Сергеевич сидел в нём, не сняв шуршащего плаща пальто, и, видимо, наслаждаясь этим.
– Комсорг? – осведомился он с тем холодным недоумением, каким помещики былых лет, должно быть, встречали камердинеров и дворецких. – Здравствуй, Лёшенька.
– Я был в мэрии, Эдвард, – сказал майор Лисицын голосом, каким обычно сообщают, что побывали в преисподней. – Они дадут тебе лицензию. Они спрашивали меня – я сказал, что категорически против, но они решили, что дадут.
Эдуард Сергеевич вылез из огромного страшного кресла изящно, как Мальчик-с-пальчик из раскрывшегося поутру цветка. С чувством сказал:
– Спасибо! – потом прихлопнул плащ где-то в районе желудка и свесил голову, в полупоклоне.
– Только консультации! – поспешил уточнить майор Лисицын. – Без права хранения спецсредств и применения…
– Большое, человеческое спасибо! – повторил Эдуард Сергеевич, не дослушав. Прошлёпал сандалетами по фанере и торжественно указал рукой: – Тут будет стоять мой стол, Лёша! А на столе у меня будет компьютер. Вон тот, упакованный.
– Ты ещё и программист, Эдвард?
– Глебушка умеет его включать! И этого достатошно, – маленький человек в плаще старательно выговорил слово через букву «ш» на московский купеческий манер, – и этого вполне достатошно, Лёша, чтобы не загромождать картотеками помещение, как это любишь делать ты. Там будут такие синенькие таблички…
– Я пришёл сказать, что был против! – возвысил голос начальник ЦБСОД. – Но за тебя замолвили нужное слово. Дружба с Теймуром Рахмановым много значит, правда, Эдвард?
Эдуард Сергеевич зацокал языком и сокрушённо покачал головой:
– Как же я это предугадал! Как же я заранее рассчитал, что у Теймура Рахманова пропадёт дочь, что его всюду пошлют подальше и он обратится за помощью ко мне! А когда выяснится, что его дочь задушил убийца…
– Её задушил серийный убийца, Эдвард! А серийными убийствами в этом городе занимается мой отдел, а не чья-то частная контора!
Майор намеревался сказать ещё много чего, но Эдуард Сергеевич поднял руки и стал похож на дирижёра, умоляющего главную трубу в оркестре дудеть потише:
– Всё, Комсорг, всё! Я понял, что ты был против моей лицензии, но ты такой честный, что тут же пришёл мне об этом сообщить. Я и так знаю, что ты честный, Лёша! Я это очень-очень-очень и очень давно уже знаю!
Майор Лисицын задышал угрожающе и напомнил:
– В январе я предложил тебе должность, Эдвард. Ты отказался.
Ответом ему послужил достаточно долгий приступ кашля у собеседника. Очевидно, Эдуард Сергеевич так смеялся.
– Должность? Кха… Штатную единицу в твоём отделе? Кха… Зарплату эксперта и звание ефрейтора юстиции? Я же штатский, Лёша, штатский!
Небритые щёки майора слегка побледнели. Он подошёл к подоконнику и смахнул с него пыль, собираясь присесть. Ладонь стала белой, он нервно принялся её отряхивать. Эдуард Сергеевич вернулся к своему любимому креслу и уселся с видом небольшого, но могущественного вампира, готового долгие годы ждать владычества над миром.
– Хочешь, я скажу тебе, почему ты сюда явился, Комсорг? – спросил он насмешливо, роясь за пазухой. Как будто собирался выхватить пистолет, на хранение коего не имеет разрешения из мэрии.
– Чтобы сказать…
– Да, разумеется. Ты, как всегда пришёл, чтобы сказать: «Эдвард, ничего личного, но…». Но почему у тебя возникло такое желание?
Частный сыщик, покамест без лицензии, извлёк из-за пазухи маленькую чёрную коробочку с зелёным экраном и парой треугольных кнопок и прочёл, усердно орудуя ими:
– Вчера в окрестностях Южного кладбища, в районе, прилегающем к городской свалке, был обнаружен труп гражданки Касалиной, тридцати двух лет, бродяжничество, хранение наркотиков, прописана: город Тюмень…
– Эдвард, ты клоун! – взревел Лисицын.
– Это называется пейджер! – торжествующе изрёк частный сыщик из глубины кресла. – И не спрашивай, откуда у меня информация из вашей сводки! Есть такой телефонный номер, на него звонят и диктуют милой девушке сообщение для меня…
– Я знаю, как работает пейджер! А Влада, скота жадного, я уволю…
– А я возьму к себе! – немедленно парировал Эдуард Сергеевич. – Твой Влад Стукалов, несмотря на фамилию, умеет думать. А тот, кто умеет думать, – не скот. Вы нашли новый труп, и ты пришёл ко мне в гости. Значит, хочешь о чём-то посоветоваться. Ничего личного, Лёша, я тебя слушаю внимательно…
– У этой бомжихи собачий поводок затянут на горле, – сказал Лисицын, – череп раскроен, а рот заткнут свежим «Трепачом».
В запутанном лабиринте комнат настала тишина, и стало слышно шкрябанье маляров. Двое мужчин сидели друг напротив друга – один в кресле, другой на подоконнике.
– Это до или после того, как ты попёрся в редакцию?..
– Не я. В редакцию ходил Влад.
– И не нашел ничего лучше, чем сказать, что они своей богомерзкой газетёнкой дали маньяку возможность выбора жертв? И они что, устыдились, послушались?
– Они убрали номера телефонов из объявлений. В новом номере их уже не было.
– Ответственные граждане! – восхитился хозяин офиса. – А вполне могли ведь напечатать гордую передовицу: «Мы взрастили маньяка, милиция подтверждает!». Подняли бы тираж.
– Влад советовал им так не поступать.
Человечек в кресле воздел руки к свежепобелённому потолку. Снова опустил. Снова поднял и стал похож даже не на ворону, а на галку, которая плещется в луже жарким летним днём.
– Ах, как славно ты придумал! Сперва решил, что злодей просто гуляет по окраине и читает объявления на столбиках. Но потом твой стажёр, твой умный мальчик подал тебе мысль насчёт газеты, и ты обрадовался куда больше. Комсоргу есть что запрещать!
– Мы хотели убедиться…
– В чём убедиться, Лёша? Что убийца сидит на крыльце редакции «Трепача» и высматривает тощих брюнеток, у которых собачки потерялись? А если от тех брюнеток перестанут принимать объявления, он расплачется и станет добрым?
– Не станет, – сказал Лисицын.
– Хоть это ты понимаешь! Он не прекратит убивать, даже если закрыть все газеты в городе нахрен. Ты просто не будешь знать, как он теперь находит свои жертвы. Не надо было им кассу на лестнице закрывать! Надо было стажёра своего слать на эту лестницу. Чтобы он там тёрся и тискал худощавых брюнеток!
– Стажёра – рано, – хмуро сказал Лисицын.
– Вот, Лёша! Вот потому я и не работаю в твоём отделе! Потому что ни людей, ни нормальной машины, ни человека, который умеет включать компьютер, у тебя нет. Потому что работать как положено тебе не дадут, а как не положено – ты не умеешь. Стажёр будет слепнуть над картонками в картотеке, а сам ты поедешь в мэрию, чтобы раз уж тебе плохо, то и другим пусть тоже будет! А на помойке уже лежал труп. А ты не знал даже, на какой помойке.
– Поводок и газета… – упрямо повторил майор Лисицын. Теперь он чесал ладонь о колючий с проседью висок, осыпая плечи пиджака лунной пылью. – Достаточно было просто бросить труп. Голова разбита – ну, бомжи подрались. Нас бы никто туда не позвал.
– А убийца хочет, чтобы вас позвали, – сказал Эдуард Сергеевич. Он резко встал из кресла и подошёл к окну. Кресло два раза прокрутилось.
– Поясни.
– Ты чего хотел, когда телефоны запрещал печатать? Ты хотел посмотреть, как злодей задёргается, когда ты ему кислород перекроешь. Чтоб либо затихарился, либо выдал себя, так? Он это понял. И он так не согласен.
От слов «не согласен» Лисицын вытянул шею вперёд. Как будто не в пустой комнате разговаривал, а вглядывался в дальнюю даль.
– Но он же заткнул ей в рот газетный лист! Значит, он читает эту газетёнку! Так?
– Нет, Лёша, не совсем так! Это значит, он догадался: ты думаешь, что он читает эту газетёнку! Ответил он тебе, понимаешь? И хочет посмотреть, как ты теперь задёргаешься.
Алексей Фёдорович Лисицын сидел на грязном подоконнике и молчал. Эдуард Сергеевич обстоятельно прокашлялся и начал – степенно, как народный сказитель:
– Жил один такой парень в городе Таганроге – молодой, глазастый, чернявый. Душил девчонок чёрными колготами на окраине. И когда об этом сообщили по телевизору, жутко обрадовался. И начал слать открытки про своё житьё-бытьё. А на девчонок всё так же нападал. Как его поймали, помнишь?
– Случайные прохожие. На троллейбусной остановке, – глухо сказал Лисицын.
– Ну вот. Прохожие, может, и поймают. А ты, Комсорг, маньяка, который тебя не боится, а играет с тобой, никогда не поймаешь.
– Почему не поймаю-то, Эдвард?
Эдуард Сергеевич задумался, что бы такое пообиднее сказать.
– Да потому, что у бродяжки из Тюмени разбита голова. А у тех, раньше – не было такого. И вот ты уже снова не понимаешь: зачем он убивает? Ты опять ничего не знаешь, Комсорг!
Лисицын встал и пошёл к двери. Вместо того чтобы попрощаться, обернулся и сказал:
– Влад со стажёром вчера полдня по помойке шарили, нашли марамоя, который видел на шоссе пешехода. Длинный, молодой, в плаще, в круглых старомодных очках. Волосы гладко назад зачёсаны. Кое-что мы всё-таки знаем, Эдвард.
– Фоторобот есть? Хочешь, Глеб подъедет на твою помойку, нарисует?
Лисицын, уже нацелившийся сделать шаг за порог, глубоко вздохнул, стараясь сдержать слова, с самого начала беседы вертевшиеся на языке. И не сдержал. Ткнул в сторону кресла толстым пальцем с коротко остриженным ногтем:
– Эдвард! Если этот твой клоун ещё раз сунется хоть на одно место происшествия, вот этого всего офиса у тебя снова не будет! Я предупредил, Эдвард!
Майор тяжело потопал к выходу, но найти дорогу в лабиринте смог не сразу и потому успел расслышать сказанное вслед – негромко, но отчётливо:
– Кха! Сам ты клоун, Лёша!
