Kitabı oku: «Старый дом под черепичной крышей», sayfa 31

Глава 56. Драконы и Иванушки

– Всё-таки мы с тобой, Гуделка, трусы и негодяи… – проговорил Свистопляс, после того как с ним стал проходить очередной испуг и они увидели себя снова прячущимися за бочкой.

– Ты так думаешь. – Не спросил, а сказал Гуделка, что бы только не молчать.

– Бегаем с тобой по свалке, как трусливые мыши, да среди мусорных куч прячемся, разве это дело? На чердаке мамушкиного дома у нас в сражениях всё гладко выходило, победа была всегда за нами, а тут?.. Помнишь, нам мамушка говорила, что надо в правильные игры играть, что, кто в какие игры в детстве играет, тот такой и вырастает?

– Помню, не у одного у тебя память имеется.

– А ты не сердись. Это я к тому говорю, что видимо, мы с тобой, Глиня, в неправильные игры играли, раз всё время как мышиные хвосты за этой тухлой бочкой оказываемся.

– Твоя правда, Свистопляс, – и Гуделка глубоко вздохнул.

– Тогда, Глиня, всё было понарошку, а теперь…. Видишь, Змей Горыныч к оврагу едет, видишь, контейнер в овраг столкнул, к горящему домику направляется.

Друзья из своего укрытия стали наблюдать за действиями дракона.

– Что это? – спросил Гуделка, когда в той стороне, где находилась лачужка приживалов, поднялся к небу сноп искр, а трактор, развернувшись, блеснул стальным ножом.

– Наверное, дракон заваливал свои жертвы, чтобы потом съесть, я его повадки знаю, – ответил кентавр.

– Какие повадки!? Что ты мелешь?! – вскричал раздосадовано Гуделка. – Это обыкновенная машина, которую придумали люди, и тот человек, что сидит в кабине и ею управляет, думаю и есть твой мистический дракон, только в человеческом обличье.

– А так что, разве бывает? – удивился Свистопляс.

– Проснись,… чучело – мучило, … ты в каком веке живёшь!? Пора бы уже понять, что вокруг происходит и почему?

– И что же, по-твоему, скажи, происходит, если ты такой сообразительный и не признаёшь драконов? – спросил Свистопляс.

– А то, что люди делятся на драконов, которые зарывают живых людей в мусор, и Иванушек, которые этому сопротивляются. Мамушка же читала нам сказку про Иванушку. Там всё правильно написано, только немного иносказательно, понял?!

– Я всё понял! – прокричал Свистопляс. – Садись на меня быстрее.

– Чего ты понял?!

– Я понял, что в контейнере, который столкнул в овраг и завалил мусором человеческий дракон, наши друзья,… я знаю, что надо делать.

Глава 57. Выбор

Муха сопел и еле тащился, Пега убыстрял шаг.

– Да не гони ты… – взмолился Мухаев, – чего оглобли раскидал. Обрадовался, что ноги длинные.

– Торопиться надо, – отрезал Пегас.

– Может курнуть?

– И так задохся, а курнёшь – совсем скиснешь…

– Ты что, по правде курить бросил или от балды сказал?

– Ничего не от балды.

– Родаки что ли на хвост сели?

– Причём здесь они. Пора самому думать. Начинали курить глупенькими, думали быстрее повзрослеть – не получилось.

– А что получилось?

Пегас промолчал.

– Знаешь, Муха, – начал Пегас спокойно и как-то задумчиво, – в жизни оказывается бывает такое, когда ни на кого не сошлёшься. Вот ты – и напротив твоя совесть. Она смотрит на тебя и ждёт,… ждёт твоего поступка. И от тебя зависит, улыбнётся она тебе или отвернётся, закроет лицо руками и заплачет. Эти моменты человека на всё по-другому смотреть заставляют. Сейчас человек такой, а через час уже он совсем другой. Совсем,… совсем,… понимаешь… Не знаю, как это получается, но другой.– Пегас глубоко вздохнул и докончил. – Тебе вот игрушки дороги, ты на них разбогатеть хочешь. А ведь ты на крови разбогатеть хочешь.

– Я никого не убил, – буркнул Вадик. – И не надо на меня волну гнать. Я никого машиной не давил и бульдозером не закапывал.

– Правильно, не закапывал, может быть даже и в глубине души против этого, но смиряешься,… разве не так? И действия свои, и малодушие потихоньку оправдываешь, причины ищешь. Только ты не подумай, что я о тебе говорю,… я о себе сейчас говорю,… только вчерашнем; мысли вслух называется.

– Смиряюсь, не смиряюсь – какая разница. – Сказал Муха неожиданно зло и резко. – А ты, что хочешь, чтобы я игрушку нашёл, продал и на вырученные деньги в честь погребённых церковь построил? Да?

– Думаю, Муха, в эту церковь люди молиться ходить не будут, какой бы ты её красивой не сделал, хоть сусальным золотом все купола покрой. От совести откупиться нельзя. Замолить грехи можно, а вот откупиться нельзя. Перед ней и оправдаться ничем нельзя…

Пегас замолчал. И если б не темнота, можно было увидеть, как от напряжения ходят на его скулах желваки.

– Об этом, будут в эту церковь люди ходить или не будут, не тебе, Лёнечка, судить.

– А кому?

– Ты, как я понимаю, уже на игрушках разбогатеть не хочешь? – съязвил Муха.

– Может быть и хочу, но только не такой ценой и не таким способом. Я или ты – на них заработать думаем, а люди за них… – он замолчал, потом проговорил натужено. – А их в контейнер и в землю.

– Так уж и скажи, что с Костяном решил задружиться. – Муха остановился, обирая со штанины колючки. Он понял, что сказал лишнее.

– Ладно, потопали быстрее, каждая минута дорога. – Пегас нырнул в кусты. Они углубились в высокий дубовый лес. Стало темнее. Пегас чуть различимый шёл впереди. Прошло минут пять, и вдруг Муха услышал впереди себя слабый вскрик Пегаса.

– Пега, ты где? – испуганно спросил он, всматриваясь в темноту и не видя дружка.

До Мухи донеслись стоны. Он сделал три четыре шага в направление доносящихся стонов и едва различил провалившегося в какую-то яму Пегаса.

– Я сейчас, Пега, помогу, – засуетился Муха, и стал тащить Пегаса за руку. – Как ты в неё угодил?

– Просто. Шагнул вроде неловко и всё, ни черта ведь не видно. Тяни, давай.

– Я тяну.

Наконец Пегас выкарабкался из ямы, сел.

– Нога… вот чёрт, угораздило, на ногу встать не могу. Сломал, наверное, – проговорил вымученным голосом Пегас.

– Ещё этого не хватало, – с тревогой в голосе сказал Муха, ощупывая ногу Пегаса.

– А что за яма, – спросил Пегас, – возьми спички, посвети.

Мальчишки, подсвечивая спичками, стали смотреть в яму.

– Глубокая, – сказал Муха.

– Это не яма, а разлом. – Уточнил Пегас. – Овраг рядом, круча, вот земля и отошла. В яме какая-то коробка видна.

– Что за коробка?

– Откуда я знаю. Посмотреть надо. Давай спускайся, я подержу.

– Всегда я…, как что – так Муха. Муха туда,… Муха сюда…

– Тебе что, спуститься и посмотреть трудно!? Я б тебя и не просил, если бы ногу не повредил.

– Мне не трудно, – и Муха стал спускаться в яму. Достал коробок и подал Пегасу.

– Повыше чуть-чуть подними, не дотянусь, – проговорил Пегас, стараясь ухватить коробку за край.

– Неудобная, – пыхтел Муха.

– Давай, Мушка, ещё чуть-чуть. Вот так. Готово,… всё, вылезай.

– Что скажешь? – спросил Муха, когда коробок очутился у Пегаса в руках.

– Сейчас посмотрим. – Пегас посветил спичками и от удивления присвистнул.

– Чего там? – с интересом спросил, вылезая из ямы, Мухаев.

– Ничего, вылезай, давай, – и, стоя на коленях, подал Мухе руку.

Тот вылез и посмотрел в короб. На его дне желтоватый луч света высветил аккуратно уложенные глиняные игрушки.

– Ну что, Муха, скажешь?.. Это не те же самые, что Оглобля нашёл?

– Нет, те другие были, хотя похожие, и коробок другой. Там в белую коробку сложили и Симе отнесли, а тут цветная. Они вон даже бумагой переложены.

– Наблюдательный, – сказал Пегас хмуро.

– Я чё,… одну от другой коробки не отличу? Да и игрушки там другие были. Здесь верблюд есть, а там не было. Не те это, другие.

– Это и есть настоящая игрушка, – сказал Пегас, – а та – кукла.

– А как же ты на те говорил, что чистенькая и не разбросанная?.. А эти вон как упакованы, а говоришь, что настоящая? Не пойму я тебя.

– Фонит от коробочки, вот чего скажу…

– Фонит!? – удивился Мухаев.

– Фонит, фонит. А чистенькая, что с того? Я, Мухан, за свою практику каких только вещей по чердакам, сараям и даже в тайниках не находил. Среди них всякие были: и чистенькие, и грязненькие, и такие, хоть бери и в музее на обозрение ставь.

– Везу-ха…– довольным голосом проговорил Муха. – А что ты об этом думаешь?

– Думаю, бомики эту коробку нашли и в лес отнесли. Вот и вся арифметика, а мы наткнулись. Случайность, она тоже в нашем деле фактор не редкий.

– Мы с тобой за бомжами наблюдали,… никто никуда не отходил, так в кучах и рылись,… а ты и сам видел… Как же это они спроворили?

– Да не отслеживали мы с тобой эту коробку, не отслеживали! – и Пегас резко повернулся к дружку. – Да, не знаем, как она сюда попала? Ни ты, ни я, … не знаем и что с того? Потом ты уверен, что все бомжи в мусорных кучах рылись?!

– А что? – спросил Муха.

– Да то, что один из них, так же как и мы, мог спокойненько в лопухах лежать и своего часа дожидаться, когда дружаны знак подадут?

– Это ты серьёзно?

– Это только предположение, Муха, так, на вскидку. Только нам сейчас анализом некогда заниматься,… потопали. Гениальное всё просто. Нашли – спрятали. Мы-то не в прогаре.

– Надо коробку отнести отсюда в сторону, чтоб бомжи не нашли и спрятать в приметном месте, а днём прийти, – предложил Мухаев.

– Ты прав. – Пегас поднялся, взял в руки коробок и понёс в сторону от тропы, но сделав три шага, вдруг охнул и повалился на землю. Он не мог не только нести коробок, но и идти тоже.

– Коробок здесь оставлять никак нельзя, – проговорил Муха, – вернутся те, кто прятал, и ха-ха. – Он взял Пегаса за руку, помог подняться на одну ногу, затем, обхватил его за туловище и почти на себе потащил за деревья. Оттащил метров десять, вернулся за коробком. Взял, понёс.

Дотащил до Пегаса, положил коробок, сел рядом. Спросил:

– Что, больно?

– Чего больно?

– Нога, спрашиваю, болит?

– Нога-то, не знаю,… больше душу чувствую.

– Как это душу? – опешил Вадик.

– А вот так… Мы тут с коробком этим только время зря теряем… Одному тебе надо идти,… одному,… понял, Муха, я не ходок,… людям про свалку сказать надо. Давай, Вадик, давай!

–Да нет,… мы вместе,… как же я тебя брошу? – опешил Муха.

– Наступить, Муха, не могу, болит очень. Не ходок я.

Муха попытался поднять Пегаса, но сил явно не хватало. И тут он наткнулся взглядом на коробок, потом перевёл взгляд на Пегаса.

– Я, Пега, сейчас,… сейчас.. Ты прав,… надо людей позвать,… один не осилю,… я быстро… – Он взял коробок и стал пятиться.

– Коробку-то оставь, сдалась она тебе.

– Я быстро, Пега, быстро. Тут же недалеко трасса… – Вон машины гудят…

Не выпуская коробка из рук, Муха всё дальше и дальше пятился от сидящего на земле Пегаса. Вот он обо что-то споткнулся, упал, поднялся и уже не оглядываясь, побежал. Сначала он бежал быстро, часто спотыкался, путался в траве, потом стал успокаиваться, пошёл тише. Машины гудели слева в стороне, а он всё шёл и шёл прямо по тропе, всматриваясь в густые тени дубового леса и вдруг остановился. – Впереди, шагах в десяти, на уровне его роста он увидел в темноте два ярких оранжевых пятна. «Это глаза», – подумал он. Именно эти два фосфорических пятна с чёрной точкой посредине он видел на свалке, когда смотрел в бинокль. «Это то самое» – подумал Муха и почувствовал, как по спине побежали мурашки. Ему сразу стало холодно, зубы во рту начали выстукивать дробь.

– Это моё… – сказал Муха существу и крепко прижал коробок к груди… – Это моё!! – со злостью и слезами крикнул он светящимся глазам. – Что тебе надо!? Это я достал коробок из ямы! Я-я-я-я… Ты слышишь меня!? Если б не я, то Пега не полез бы в яму, да он этого и не мог сделать. Ну, ешь меня! Жри!! Пеге не повезло, а мне повезло… Я лазил в яму, я достал игрушки,… они мои!..

Глаза не мигая смотрели на Муху и не двигались. Муха свернул чуть в сторону, желая обойти существо, но не прошёл он и двух десятков шагов, как на его пути снова загорелись два оранжевых пятна. Муха опешил, он ещё раза два сменил направление, но всё было тщетно, оранжевые огни глаз каждый раз вставали на его пути. И тут Муха понял, что невидимое существо разрешает ему идти только в сторону шоссе и никуда больше. И вдруг Мухаев поймал себя на мысли, что за то время, как он отошёл от Пегаса, почему-то ни разу не подумал о погребённых в контейнере людях. Он взвалил коробок на плечо и, осторожно ступая среди деревьев, пошёл на гуд машин.

Впереди серой лентой мелькнуло шоссе. Муха вышел на обочину и стал голосовать проезжающим водителям, но те, как и тогда, у путепровода, не останавливались. Муха пошёл по обочине в направлении города, продолжая выбрасывать руку проезжающим автомобилям. Муха голосовал всё реже, а затем и вовсе бросил это занятие.

До Алтынной горы, с которой открывался вид на город, было уже не далеко. «Дойду, – думал Вадик. – Без колёс обойдёмся. А может и лучше, что без колёс, лишних вопросов никто задавать не будет – Откуда? Да куда? Да что несёшь?». И тут же поймал себя на мысли, что ему уже не хочется звать людей на помощь. Он, на какое-то время даже забыл о Пегасе. В руках был коробок. Его надо было надёжно спрятать, а если Пега и доберётся, то пусть докажет, что этот коробок не его, а общий? «Это моё,… моё,… моё, – стучало в висках. – Тут даже одному не только на велик, но и на мотик хватит. Только не надо торопиться, а всё обмозговать. Хорошо бы его где-нибудь спрятать, а не тащится и привлекать к себе внимание».

Дорога пошла под уклон. Впереди, внизу запестрели дальние и ближние огни города. Он даже не сразу среагировал на свернувший на обочину и остановившийся на пути милицейский Уазик. Из автомобиля вышел человек в гражданском.

– Младший лейтенант Митин. – Представился он. – Куда спешим, что несём? – и он указал рукой на коробок.

– С дачи… – Выпалил первое, что пришло в голову Муха, – с Кумысной поляны и тут же признал в нём того самого парня который подходил к нему на пруду.

– Открой, – младший лейтенант кивнул на коробку.

Муха открыл коробку и милиционер посветил в неё фонариком.

– Имя?

– Вадим… Вадик…

– Сам что ли налепил? Или как? – Увидев смутившегося паренька, добавил, – трофей, значит, а про себя подумал. «Это и есть тот самый Мухаев. Только почему он один?»

Муха замешкался с ответом.

– Нам по пути, садись, – сказал милиционер и распахнул дверку.

– Как по пути… Нам совсем и не по пути,… вы в гору, а я под гору вроде бы как… – промямлил Муха, – я и сам доберусь, мне совсем не трудно…

– Садись, Мухаев, садись, – сказал Юра, – в участке разберёмся.

После того как его назвали по фамилии, Мухаев скис, а потом вдруг встрепенулся:

– Товарищ милиционер… Мне никак нельзя в участок, у меня товарищ в лесу ногу сломал.

– Почему молчал?

– Испугался… Не сообразил сразу. «Кажется, парень не врёт, – подумал Юра, – только почему не голосовал? Почему замешкался и не сказал сразу? Испугался? Вряд ли. Хотя испуг явно был, но за товарища ли? Тут что-то не так. Надо проверить».– Показать можешь? – спросил он.

– Могу, здесь не далеко.

В это время затрещала рация. Юра взял трубку. Седьмой ответьте.… седьмой ответьте. Подтвердите информацию об угоне автомобиля.

– Информация не подтверждается, автомобиль на спецзадании, – сказал Митин и тут же, обращаясь к Мухе, спросил. – Так, как зовут твоего дружка?

– Пегасом,… Пегой,… то есть Лёней, – сбиваясь проговорил Муха.

– Что ж у тебя, Вадик, с именами заковыка. Собственному имени предпочитаешь прозвище? Где ты оставил друга?

– Он в лесу,… мы лесом шли.

– Где ты из леса к трассе вышел?

– Метров сто пятьдесят – двести. Там кусты начинались.

Юра прибавил газу и, подсвечивая прожектором, поехал по обочине.

– Смотри внимательно, скажешь, где ты на дорогу вышел…

– Стойте,… вроде здесь… – сказал Мухаев, вглядываясь в кусты.

– Вроде, или здесь?

– Точно, здесь. Вон ветка от дерева на змея похожа, я ещё трухнул малость.

Младший лейтенант остановил машину, взял из машины рупор и они вместе с Мухаевым шагнули в темноту. «Лёня! Ты где? Отзовись.» – сказал в рупор Юра и прислушался.

– А-А-А, – раздалось немного в стороне. Юра и Мухаев пошли на голос.

– Вот видите, он здесь, – то ли обрадованно, то ли оправдательно говорил Муха, раздвигая ветки деревьев.

Юра шёл напрямую, ломясь через кусты и держа руку перед собой, опасаясь лицом наткнуться на ветку.

–Я здесь! Здесь! – повторял Пегас, слыша голоса и шаги приближающихся к нему людей.

Вскоре Митин осветил фонариком сидящего на земле и прислонившегося к дереву Пегаса. Пегас зажмурился.

– Вот он, – сказал, обрадовано Муха, – живой, только идти не может. – И уже обращаясь к Лёне сказал, – вот, Пега, видишь,… помощь привёл.

– Прости, Муха, а я про тебя плохое подумал, – сказал Пегас. – Плохо подумал, когда увидел, как ты в коробок вцепился. «Зачем,– думаю, ему коробок? Куда он денется.» А ты вон как. Молодцом.

– Так мы не дойдём, – сказал лейтенант, отдал мегафон Мухе, взвалил Лёню на спину и понёс, изредка подсвечивая дорогу фонариком.

– Не донесёте, – простонал Пегасов, молод, кость не окрепла.

– Это у тебя кость не окрепла, а я на перекладине шутя пятьдесят раз,… молчи лучше,… кость..

До машины оставалось совсем ничего, когда Лёня вдруг заколотил Юру по спине.

– Ты чего? – спросил Юра

– Не меня,… не меня спасать надо… Других спасать надо. Ты, Муха, разве ничего не сказал?.. Всё понятно.

– Сейчас всё и расскажешь, – сказал Юра, подходя к автомобилю и усаживая потерпевшего на переднее сиденье Уазика. – Вот так, а теперь говори.

– Не меня надо спасать, что мне сделается!… Я и подожду…

– Говори толком.

– Люди в земле заживо погребены. Их спасать надо.

– Какие люди!? Где!?

– На свалке. Где ж ещё? Там Сима, сторож, он их в контейнер сложил и трактором в овраг спихнул. Их из-за игрушек жизни лишают. Там Костян, Антоха, учитель, дворник и ещё двое бездомных. Я их раньше видел. Они на свалке живут.

Младший лейтенант пристально посмотрел на Лёню и перевёл взгляд на Муху.

– Я тоже видел, – сказал Муха и опустил глаза.

– Это уже другой коленкор, – проговорил младший лейтенант и включил рацию:

– Говорит оперуполномоченный по правам ребёнка младший лейтенант Митин. Всем, кто меня слышит. Срочно опергруппу на свалку Заводского района. Вызовите машины скорой помощи. Реанимацию. Людей живыми в землю закопали. Среди них двое несовершеннолетних. Я еду на свалку. Свалка на развязке с кольцевой на Балашов. Конец связи. И тут Митин и Лёня, и Муха вдруг услышали, как впереди, не очень далеко засигналила машина. Она сигналила, не переставая. И в этих звуках слышалась и боль, и стон, и призыв, и отчаянье.

– Это на свалке, – сказал Пегасов,… там, точно, … не понимаю, кто и зачем?

Младший лейтенант включил сирену и машина, выбросив из-под колёс гравий, помчалась на звук сигналящей машины.

Глава 58. Заживо погребённые

Как только Сима заглушил трактор – наступила жуткая тишина, прерываемая лаем ошалелой собачонки.

– Ты тут завершай, а я поехал. Вроде всё гладко, – сказал Фома Фомич Симе.

– С машиной доцента, что будем делать? – спросил Сима.

– Отгони её на платную стоянку, ты знаешь куда. Это тебе за труды праведные, положено. Чтоб здесь не светилась, понял?

– Ну, спасибочки, – расплылся в улыбке Сима. – Вам ворота открыть? – подобострастно спросил он.

– Ты лучше скажи, кто там у тебя воет?

– Пудель этот, что вас чуть-чуть за руку не схватил.

– Чтоб его не было. Я ж тебе ружьё для охраны дал, развёл здесь псарню, ладно, иди, – с нарочитой сердитостью проговорил Фома Фомич. – Иди, иди… дело делай, – И Тараканов захлопнул дверку «шевроле».

Сима, взяв из вагончика ружьё, сунул в карман горсть патронов и не торопясь пошёл на вой собаки. Подойдя к обрыву, Сима увидел, что на том месте, куда он свалил бульдозером контейнер, на куче мусора сидит тот самый белый пудель. Собачка выла. От этого воя у Симы мурашки шли по телу. Живя долгое время на свалке, Сима слышал всякое. Даже недавний рык какого-то существа и то не так сильно потревожил Симу, как вой этой вшивой псины. «Сейчас я тебя», – подумал Сима, снимая с плеча ружьё и прицеливаясь. Звук выстрела кнутом хлестнул по склонам оврага.

«Вот так-то будет лучше», – сказал Сима и, закинув за спину ружьё, пошёл прочь. Но не успел он дойти до вагончика, как вой повторился снова. Рассерженный Сима сдёрнул с плеча ружьё и устремился к обрыву. С обрыва он сделал по пуделю ещё несколько выстрелов, но безрезультатно. Сабачка будто издевалась над Симой. Она, то вскакивала на сваленный мусор и выла, но прежде чем Сима успевал нажать на курок, она моментально исчезала.

– Ладно, хрен с тобой, – сплюнул Сима, – после того, как все патроны были израсходованы, – живи пока, – и пошёл к вагончику.

Из оврага, куда Сима столкнул хибарку тянуло дымком. Редкие язычки пламени вырывались из-под слоя углей, пепла, и земли, и то, как бы для того, чтобы посмотреть, что там делается на верху и не пора ли пожрать что-нибудь ещё в угоду людям, а, впрочем, они могут обойтись и без них.

Сима не успел дойти до вагончика, как впереди за вагончиком раздался призывный звук автомобильного клаксона. Сима вздрогнул от неожиданности.

– Какого лешего,… кому надо – проговорил он и побежал в направлении ворот. Когда Сима обогнул вагончик, он увидел, что перед воротами никакой машины не стоит, и что это сигналит машина доцента. Сима бросился к машине, но дверки не открывались. «От выстрелов что-ли засигналила?…», – подумал он и стал искать чем бы открыть дверку.

– Этого мне ещё не хватало, – ворчал Сима, выискивая что-нибудь увесистое, чтобы разбить боковое стекло и отключить сигнализацию. Под руки как назло ничего не попадалось. «Наверное, от выстрелов, звуковая волна ударила, вот сигналка и сработала, – подумал он опять, – схожу в вагончик за молотком», – и он затрусил в вагончик, совершенно не уяснив того, что сигналил в автомобиле клаксон, а не сигнализация. Если б это ему пришло на ум, то он сразу бы сообразил, что автомобиле кто-то есть.

В вагончике молотка тоже не оказалось, потому что Сима его оставил в контейнере. Неожиданно Сима бросил взгляд на стол, увидел коробок с игрушками и усмехнулся. Он взял коробку, решив ей разбить стекло и снова пошёл к машине. Но не успел он до неё дойти, как к воротам свалки с шоссе свернул милицейский Уазик. Сима поставил коробок на землю и выжидательно стал смотреть на милицейскую машину.

– Чего застыл?! Открывай, давай! – громко сказал Юра из кабины.

Сима побежал к воротам и стал их торопливо открывать. В голове у него стучало: «Неужели кто видел? Вряд ли… Тут бы уже была опергруппа. А это так, слышал, наверное, стрельбу, вот и подкатил, или водилы на КПП сказали, что на свалке стрельба. Далась мне эта псина… Не подумал».

– С проверочкой, товарищ, – спросил он заискивающе, глядя на открывшуюся дверку машины и пытаясь угадать, сколько человек в ней сидит, – у нас всё в ажуре. Противоугонная сигнализация сработала, а дверка не отпирается, сейчас в аккурат всё замолкнет…

– Ворота отворяй, – произнёс приказным тоном Юра.

– Это я щас,… это щас… – Сима стал не торопясь открывать створку ворот. Отворил одну, стал отворять другую. Симе было не видно кто сидит в милицейском Уазике, но то, что приехавший был не один, это он чувствовал.

– Где зарыты? – тихо спросил Юра Пегасова.

– Там, где бочка стоит, правее пламени, – ответил Лёня так же тихо и прошептал: – Это и есть тот самый Сима.

Уазик въехал во двор. Митин вышел из машины, подошёл к автомобилю доцента. Сима стоял около иномарки и пытался открыть дверку. Автомобиль вдруг прекратил сигналить. Стекло разбивать было уже незачем.

– Электроника, мать её. Навтыкают всего до дури, – сказал он подошедшему Юре.

– Электроника только больно умная, – проговорил Митин, сигналит когда надо и прекращает тоже. Сима понял всё и сразу, когда из милицейской машины вышел Лёня Пегасов.

«Он всё видел» – резанула Симу мысль, – это не случайность, – и в этот момент он услышал звуки приближающейся сирены. Сима метнулся в сторону, но сзади его успел схватить за одежду Юра. Сима резко повернулся, но Юра держал крепко. Сима захватил руку Митина и стал заламывать её за спину. Юра понял, что перед ним сильный противник и приёмы знает не хуже, а может быть даже и получше его.

– Не спеши, ментура, – проговорил, кряхтя, Сима, – когда ты пешком под стол ходил, со мной уже редко кто в перетяжки садился. Вся зона махру была должна, а там были бугаи не в пример тебе.

В костлявом Симе оказалось силищи действительно много, вскоре Юра понял, что сдаёт. «Сима сейчас освободится, шагнёт в темноту и ищи-свищи, – подумал Юра, чувствуя, как противник выходит из захвата. – Сейчас он освободит руку, сделает бросок, а потом ударит ногой или рукой»– мелькнуло в голове у Юры.

Но Сима не ударил. Рука его, крепкая и жилистая, вдруг ослабла и Сима разом обмяк. Юра столкнул с себя Симу и посмотрел на ребят. Перед ним стоял с разорванным коробком Лёня. Это он ударил коробкой с глиняными игрушками Симу по голове, теми самыми, которыми Сима хотел разбить стекло у дверки.

Через пару минут на территорию свалки въехала машина с опергруппой. Свалку окружили автоматчики в бронежилетах, ими командовал молодой усатый капитан. За машиной опергруппы в ворота въехала милицейская семёрка и ещё одна машина с милиционерами, на которой приехал уже знакомый нам капитан Канивец, ловивший в участке сабачонку. Из жигулей вышла Муза Карповна Городец и быстро подошла к Юре.

– Вот це и есть угонщик, – проговорил капитан Канивец, показав Музе Карповне на Юру, и вытащил из кармана наручники.

– Минутку, капитан, не этого, – проговорила Муза Карповна и велела наручники одеть на Симу. Сима уже очухался от удара. Он лежал на земле и проигрывал сценарий собственного спасения. «Схватить этого пацана снова, прикрывшись им, залезть в Уазик и ударить по газам. Нет, пацан мне не помеха. Ближе всех этот, с наручниками, он вооружён, надо начинать с него, завладеть оружием, взять в заложники бабу и в машину. Ишь, ждёт, когда я ему руки в скобы суну,… жди,… сейчас я поднимусь, а ты ляжешь…». С этими мыслями Сима, притворно держась за бок и постанывая, поднялся, сделал шаг к Каневцу и вдруг быстро схватил его за руку, потянул на себя, выводя капитана из равновесия, одновременно стараясь захватить кобуру с пистолетом. Только, как планировал Сима – «быстро и разом» у него не получилось. Сима захватил руку капитана и уже хотел завладеть его оружием, как капитан одним движением освободился от захвата, схватил руку Симы и так сдавил ему пятернёй запястье, что Сима вскрикнул от боли и понял, что сопротивляться бесполезно, в этом капитане силы оказалось немерено. Сима послушно сунул руки в наручники, говоря:

– Стрельнул несколько раз. Одичавшие псы замучили. Бегают стаей, того и гляди слопают.

– Это та одичавшая, что в овраге воет? – спросила Городец, кивнув в сторону оврага. – Осветите место! – приказала она.

Автомобиль подъехал к оврагу и прожектор Уаза осветил дно. Луч тотчас выхватил из темноты воющего белого пуделя, который, то скрывался в прокапанной им норе, то вылазил из неё и начинал выть.

– Где лопаты, – спросила Симу Муза Карповна.

– Там, под замком, – и Сима кивнул на подсобку.

– Где ключ, – спросила Городец. Но Сима не успел ответить.

– Ладно, обойдёмся, – сказала майор, достала пистолет и выстрелила в замок, тот раскрылся и упал на землю. – Берём инструменты, – проговорила Муза Карповна сдавленным голосом, и первая, взяв из подсобки лопату и бросив Юре китель с кобурой, стала спускаться к пуделю.

Ах, как радовался пудель! Как радовался! Он то подбегал к спускающейся в овраг Музе Карповне, то стрелой возвращался назад и начинал копать лапками мусор, то вновь бежал навстречу человеку.

– А як же угоншык? – спросил Канивец Музу Карповну, – треба арестовать, чтоб по всим правилам…! – недоумённо смотря на портупею в руках у Митина.

– Это младший лейтенант Митин, капитан, – сказала, спускаясь в овраг, Муза Карповна. – Он у нас недавно работает.

Как узнал пудель, в спускающейся к нему женщине в форме, своего друга, это, наверное, так и останется собачьей тайной. Несколько рослых милиционеров, опередив Музу Карповну, спрыгнули в овраг. Канивец хотел взять лопату у Городец, но та не дала.

– Поищите себе другую, капитан, – сказала она, – а лопатой я умею работать не хуже других.

Подошла машина скорой помощи. Врач, осмотрев Лёнину ногу, сказал:

– Сильный вывих, но, в любом случае, необходим рентгеновский снимок для подтверждения диагноза.

– Его можно увозить? – спросил он начальника опергруппы.

– Подождите. Будут ещё пострадавшие, – ответил усатый подполковник, – поставьте автомобиль чуть в сторону, дайте дорогу автокрану.

К краю оврага подъехал автокран. Вскоре крюк на стальных тросах закачался над головами, откапывающих контейнер, милиционеров. Муза Карповна вытерла со лба пот, отдала лопату капитану Каневцу.

Через несколько минут шестеро крепких милиционеров раскидали, надвинутый сверху бульдозером на контейнер мусор. Показалась железная дверь контейнера. Канивец окликнул закопанных:

– Вы тилькы живы, це как? – В ответ услышал: «Воздух свежий пошёл, полегчало, а то профессор с художником совсем сникли. Хорошо, что откуда-то сбоку чуток воздух поступал, а то бы и откапывать было некого… Мы тут кое-как развязались. Врача надо. – Это был голос Пал Палыча. Кто-то ударил по замку топором. Тот звякнул и отлетел в сторону.

– Скорая – тилькы приихала. Потерпыте трошки. Крэпко вас заховалы. А норку до контейнера выдно сабачонка прокопала, це воздух немного и шёл, – сказал Канивец и скомандовал откапывавшим милиционерам: – Поднатужься, мужики! – и три пары крепких рук схватили за створку дверки, но она видно покоробилась и никак не открывалась.

– Так це же нэ так надо, – проговорил капитан Канивец, отстранил рукой милиционеров, взялся за створку сам и поднатужился. Крупные капли пота выступили у него на лице и было видно, как на висках напряглись, запульсировали вены. Противно завизжало отдираемое железо и через десяток секунд дверка, металлически охнув и выгнувшись, упала поодаль контейнера.

– Це вот так надо, – спокойно проговорил Канивец и, обращаясь к лежащим в контейнере, сказал так просто, как будто он каждый день спасает погребённых заживо. – Значимо живи…

– Живы,… живы! – раздалось из контейнера,– профессору и художнику плохо. Их надо вытаскивать.

Спустили носилки. Первым достали и уложили на носилки профессора, и они, передаваемые из рук в руки, поплыли над головами милиционеров и водителей автомашин. Затем точно также вытащили Крокыча, врач стал им оказывать на верху первую помощь. Костя и Антон, чумазые и взбудораженные, выбрались сами. За ними не без помощи из контейнера вылез, кряхтя и постанывая, Пал Палыч. Потом выбрался с помощью милиционеров и Никита. Выбрался-то он выбрался, но, ни идти потом, ни стоять совершенно не мог, жаловался на головную боль и головокружение. Его тут же, уложили в скорую помощь и отправили в город. "Сильное сотрясение головного мозга", сказал врач скорой помощи.