Травма и память. Влияние травмирующих воспоминаний на тело и мозг

Введение
Реалии

Нет ни настоящего, ни будущего, одно только прошлое, которое повторяет себя снова и снова.

ЮДЖИН О’НИЛ

Тирания прошлого

На протяжении веков людей мучили воспоминания, которые наполняли их страхом и ужасом, чувством беспомощности, ярости, ненависти и мести, а также невыносимым чувством невосполнимой потери. В античной литературе шумеров и египтян, в эпических трагедиях греков, а также в сотнях современных книг о травме, в ночных выпусках новостей и признаниях знаменитостей, травма была и остается в эпицентре человеческого опыта.

Несмотря на кажущуюся безграничной склонность человека причинять страдания и травмы другим, мы также способны выживать, адаптироваться и в конечном итоге трансформировать травматические переживания. Опытные психотерапевты используют эту врожденную способность к устойчивости и исцелению как основу для своей работы с теми, кто страдает от последствий опасных для жизни или сокрушительных событий. Эти события включают в себя (ни в коей мере не ограничиваясь ими): войну, разбойное нападение, сексуальное насилие, жестокое обращение, несчастные случаи, инвазивные медицинские процедуры, стихийные бедствия, присутствие при серьезной катастрофе или аварии, а также внезапную смерть близкого человека. Все эти потрясения, испытанные организмом, могут изменить биологическое, психологическое и социальное равновесие человека до такой степени, что память об одном конкретном событии начинает доминировать над всеми другими переживаниями, искажая их, а равно и влияя на оценку настоящего момента. В результате тирания прошлого мешает нашей способности эффективно фокусироваться как на новых, так и на знакомых ситуациях. Когда внимание человека поглощено воспоминаниями о своем прошлом, сон становится врагом, а жизнь становится бесцветной.

Вероятно, нигде в области травмы нет такой путаницы, как в том, какова роль травматической памяти как в патологии, так и в процессе исцеления. Действительно, исследования, проводимые различными лабораториями, часто противоречат друг другу. Кроме того, клиницисты и ученые из разных областей редко взаимодействуют и обмениваются опытом друг с другом – и это довольно плачевное положение дел. Самое главное – это то, что травматическая память принципиально отличается от других видов памяти, создается большая путаница и, как следствие, неправильное применение терапевтических методов.

Хотя данная книга предназначена для психотерапевтов, которые работают с травматическими воспоминаниями своих пациентов, она также написана для людей, пытающихся разобраться в своих собственных навязчивых воспоминаниях и желающих узнать, как они могут создать с ними устойчивое мирное сосуществование. Она также предназначена для тех, кто интересуется научными и клиническими достижениями в вопросе того, какую роль играет память в управлении их жизнью, в ее хитросплетениях, ее запутанных неопределенностях и что нужно, чтобы разобраться во всем этом.

Мы начнем это исследование с необходимости понимания того, что существует несколько форм памяти – форм, которые принципиально различаются как по структуре, так и по своим функциям. В то же время для нашего эффективного функционирования и благополучия важно, чтобы эти различные системы памяти (задействующие различные части мозга) работали совместно. Эта книга о том, как научиться дружить с нашими призраками и как освободиться от их тирании.

Большинство современных психотерапевтов живут в длинной тени Фрейда и его последователей или же следуют различным когнитивно-поведенческим подходам. Однако эти способы облегчения человеческих страданий при работе с травмой и лежащими в ее основе импринтами памяти имеют довольно ограниченную ценность. Хотя обе эти терапевтические традиции действительно затрагивают определенные дисфункции, определяемые травмой, они не способны достичь ее центрального ядра. Они обращают недостаточно внимания на основные механизмы тела и мозга, которые затрагивает травма. Увы, это оставляет базовую человеческую потребность, основное его стремление – исцеление, в значительной степени неудовлетворенной.

Травма шокирует мозг, оглушает разум и замораживает тело. Она сокрушает своих несчастных жертв и швыряет их в бушующее море мучений, беспомощности и отчаяния. Для психотерапевта видеть подобное отчаяние своих клиентов равносильно непреодолимому призыву к эффективному облегчению таких страданий. Это приводит к тому, что постепенно становятся известными, преподаются и практикуются различные методы (и их ответвления), и все чаще психотерапевтам приходится работать с травматическими воспоминаниями. Эти различные методы появились приблизительно в таком хронологическом порядке: гипноз, психоанализ, экспозиционная терапия, соматическое переживание (SE), десенсибилизация и повторная обработка движением глаз (EMDR) и различные «энергетические психологии» (например, точечное простукивание (таппинг)).

Многие терапевты-психоаналитики понимают, что они должны работать с тем, как прошлое их пациентов проявляется в их настоящем. Тем самым они помогут им обеспечить более здоровое, более целенаправленное, эффективное и яркое будущее. Однако без четкого понимания того, как травма, в виде импринтов памяти, запечатлевается в теле, мозге и уме, а также в психике и душе, психотерапевт наверняка заблудится в лабиринте причин следов памяти и следствий. Для эффективной терапии очень важно понять, каким образом травма встраивается в инстинктивные реакции организма на воспринимаемую угрозу; как она встраивается в определенные эмоции, особенно в эмоции страха, ужаса и ярости, равно как и в укоренившиеся аффективные состояния, такие как депрессия, биполярное расстройство и потеря жизненных сил; и наконец, как она проявляется в различных видах саморазрушительного и повторяющегося поведения.

Без четкого понимания многомерной структуры травматической памяти, того, как травматические воспоминания сохраняются в мозге и удерживаются в теле, психотерапевту зачастую приходится барахтаться в болоте двусмысленности и неопределенности. В самом деле, неправильные представления о так называемых подавленных воспоминаниях привели к множеству ненужной боли и страданий пациентов и их семей, а также вызвали путаницу и неуверенность в себе во многих лечащих психотерапевтах.

Возможно, больше, чем мы хотели бы то признать, на многих психотерапевтов влияют распространенные заблуждения о природе памяти. Традиционно как академические, так и клинические психологи стремились изучать то, что было названо «вербально доступной памятью». Эта декларативная форма памяти бывает востребована и получает свое подкрепление в начальной, средней и старшей школе, а также в бакалавриате и аспирантуре. Поэтому неудивительно, что психологи и психотерапевты, будучи продуктом научных кругов, склонны непроизвольно идентифицироваться в своей работе с этим конкретным видом сознательной памяти. Однако сознательная, эксплицитная память – это лишь общеизвестная верхушка очень глубокого и могучего айсберга, который скрыт от наших глаз. Эта верхушка лишь едва намекает на скрытые слои первичного имплицитного опыта, который движет и мотивирует нас таким образом, что сознательному уму нужно очень и очень постараться, чтобы это представить. Однако подумайте, что мы должны это представить, и мы понимаем, что должны это сделать, если мы хотим эффективно и мудро работать с травмой и ее следами памяти как в уме, так и в теле.

1
Память: дар и проклятие

Память – лишь набор образов; одни из них мимолетны, другие неизгладимо впечатываются в мозг. Каждый образ – как нить… и все нити сплетены вместе, создавая гобелен весьма замысловатого плетения. Гобелен рассказывает историю. И эта история – наше прошлое… Как и другие до меня, я наделена даром видеть. Но правда меняет цвет в зависимости от освещения. И завтра все может видеться четче, чем вчера.

КАСИ ЛЕММОНС, СЦЕНАРИЙ ФИЛЬМА «ПРИСТАНИЩЕ ЕВЫ»

Иллюзия памяти

В начале 2015 года Брайан Уильямс, очень уважаемый журналист и звезда радиовещания, вынужден был со стыдом ретироваться из-за «лжи» и преувеличения угрозы, которой он подвергался во время своих репортажей с фронта. Теперь мы знаем эти факты: Уильямс летел позади вертолета, в который попала реактивная граната. Со временем его история мутировала в версию, в которой он рассказывал, что летел в вертолете, попавшем под обстрел. Общественность, ведущие и комментаторы были поражены тем, как он мог так рисковать своей репутацией ради показного героизма и самопиара. Мы все спрашивали себя, как нас мог так обмануть этот искренний и серьезный репортер.

Однако рассмотрим другие подобные «оплошности» общественных деятелей: Хиллари Родэм Клинтон однажды заявила, что она была под снайперским огнем в Боснии, только чтобы позже признать, что она «ошиблась в своих фактах». Чтобы не быть пристрастными, давайте не будем забывать, что Митт Ромни припомнил юбилей Детройта, состоявшийся за девять месяцев до его рождения! Являются ли все эти известные люди откровенными лжецами, или тут имеет место что-то еще? Реальный ответ заключается в том, что такого рода искажения памяти, особенно возникающие во времена сильного стресса и опасности, – это то, к чему мы все очень склонны. Если мы не будет предвзяты, то вполне сможем отождествить себя с воспоминаниями Ромни о том, что было «до его рождения», поскольку многие из нас порой включали увиденное на семейной фотографии или часто повторяемую историю в наши «фактически воспроизведенные» личные воспоминания. В самом деле, смысл, который мы придаем конкретному событию, может оказать значительное влияние на содержание этого воспоминания. По словам психоаналитика Альфреда Адлера, «из множества числа впечатлений, которые встречаются человеку, он выбирает те, которые, какими бы мрачными они ни были, имеют отношение к его ситуации».

Аристотель считал, что люди рождаются как tabula rasa – чистый лист – и что мы являемся продуктом жизни, запечатлеваемой в виде серии воспоминаний точно так же, как в воске делается отпечаток. Однако в отношении памяти это совершенно далеко от истины; нам придется жить с неудобным признанием того, что память на самом деле не является чем-то конкретным, окончательным и воспроизводимым, как видеозапись, которую можно проиграть по желанию. Напротив, она скорее эфемерна и постоянно меняется по форме и содержанию. Память – это не дискретное явление, не фиксированная конструкция, прочно закрепленная на каменном фундаменте. Скорее это больше похоже на хрупкий карточный домик, неустойчиво ютящийся на зыбучих песках времени, весь во власти интерпретаций и вымыслов. В самом деле, память – это непрерывная реконструкция, более похожая на своенравные, непредсказуемые электроны в принципе неопределенности Гейзенберга.

Литература и кино давно уже зачарованы темой обманчивости памяти. Хрупкость и присущая памяти субъективность блестяще изображены в фильме Акиры Куросавы 1950 года «Расемон», в котором воспоминания четырех персонажей об одном и том же событии резко контрастируют друг с другом. Как и в фильме, память подобна мимолетному сну: как только человек пытается ухватить ее, память ускользает, оставляя нам в утешение очевидность, что постоянно меняющийся взгляд созерцателя может быть единственным по-настоящему надежным определяющим качеством воспоминания. Итак, можем ли мы наблюдать наши воспоминания, не изменяя их в процессе воспоминания? Короткий ответ – нет.

Философы и кинематографисты, наряду с растущим числом современных когнитивных нейробиологов, ставят под сомнение достоверность воспоминаний как таковых. Марк Твен однажды признался: «Я старый человек, и я знавал множество невзгод, большинство из которых никогда не случались». Другими словами, его непосредственные и текущие страдания заставили его «вспоминать» (то есть конструировать) события, которые на самом деле никогда не происходили. Действительно, недавние исследования убедительно демонстрируют, что память – это процесс реконструкции, в ходе которого непрерывно выбирается, добавляется, удаляется, перестраивается и обновляется информация, – и все это для того, чтобы служить непрерывному адаптивному процессу жизни и выживания.

В следующих главах мы рассмотрим последствия изменчивости памяти, а также попытаемся понять, какие типы памяти имеют непосредственное отношение к травме. Центральный тезис, который мы будем рассматривать в данной работе, состоит в том, что существующее на данный момент состояние наших чувств может являться основным фактором, определяющим, что и как мы помним о конкретном событии. Более того, изменение нашего текущего состояния чувств является первым непременным условием эффективной работы с травматическими воспоминаниями. Что недостаточно хорошо понималось при клинической работе с травматическими воспоминаниями, так это то, что наше нынешнее настроение, эмоции и соматические ощущения (возникшие по тем или иным причинам) глубоко влияют на то, что именно мы «вспоминаем». Вспоминаемые образы и мысли, появляющиеся в поле нашего сознания, вызываются и (бессознательно) отбираются в соответствии с нашим текущим эмоциональным состоянием. Наши текущие настроения и ощущения играют ключевую роль в том, как мы вспоминаем конкретное событие, – они структурируют наше подвижное отношение к этим «воспоминаниям», а также то, как мы восстанавливаем их в памяти и справляемся с ними.

Ключ к исследованию полезности и надежности памяти лежит в изучении ее биологических корней, а также ее психологических, эволюционных и социальных функций. Если память неуловима и призрачна, то какова ее ценность и каковы присущие ей ограничения? Когда памяти можно доверять, а когда она предаст, оставив нас барахтаться в море двусмысленности и неопределенности? Более того, в каких случаях память является фальсификацией, созданной «магами», будь то психотерапевты, члены семьи, юристы или политики? В каких случаях это искажение истории, вызванное коллективным бессознательным обществ, племен или кланов? И когда действия этих «магов» и сил преднамеренны, а когда нет?

Что касается трансформации травмы, то многие психотерапевтические методы, по-видимому, неправильно понимают или даже игнорируют основные вопросы, связанные с этим: при каких условиях память может быть целительной силой, а когда деструктивной? Когда она может вызывать боль и ненужные страдания? В конечном счете, и это самое главное, как определить разницу?

Прогулка по переулкам памяти

Воспоминания формируют саму основу нашей идентичности и помогают определить, что значит быть человеком. Пусть не вполне точные или неизменные, воспоминания – это магнитный компас, который проводит нас сквозь новые жизненные ситуации. Они помогают нам создать контекст для нового возникающего переживания, чтобы мы могли уверенно планировать наши следующие шаги, одновременно выстраивая связные истории о траектории нашей жизни. Короче говоря, именно с помощью воспоминаний мы находим свой путь в этом мире. Проблемы и трудности, возникающие при занятиях новыми хобби, изучении новых танцевальных па, при общении с незнакомыми людьми и в понимании новых концепций, могут быть напрямую связаны с отсутствием у нас ранее установленных шаблонов, вокруг которых мы организуем новую информацию и новый опыт.

Если свести все к самой жизненно важной ее функции, память связана с обеспечением будущего: она выбирает из прошлого и опирается на то, что зарекомендовало свою эффективность, не повторяя при этом тех реакций, которые были опасными или причинили вред, – короче говоря, обеспечивает будущее, на которое наша история влияет, но не слишком его ограничивает. С помощью памяти мы поддерживаем нить непрерывности, связывая настоящее с прошлым. В непрестанном процессе сравнения сходств и различий, периодов угроз и периодов безопасности и удовольствия, важных достижений и неудач мы сортируем и затем реорганизуем эту информацию, чтобы сформировать наш нынешний и предстоящий выбор. Таким образом, мы стремимся создать будущее, более адаптивное, полноценное и благоприятное, чем наше прошлое. В словах кантри-певца Винса Гилла звучит определенная доля правды: «в прошлом нет будущего».

Воспоминания, например, о чудесной прогулке в лесу в ясный, многоцветный день, когда вы подбрасываете в воздух груды листьев и делитесь сокровенными мыслями и чувствами с близким другом, всегда с радостью приветствуются нашим сознанием. Может, и несколько отдаленные, эти воспоминания часто наполнены слабыми чувственными впечатлениями: запах прелых листьев, шорох, когда их подбрасывают в воздух, пощипывание морозного воздуха, изысканные цвета осенней листвы. Такими же хорошо знакомыми для нас являются и неприятные воспоминания, от которых мы отмахиваемся и предпочли бы забыть. Эти негативные воспоминания часто очень сильно захватывают наше внимание. Когда, например, нас отвергает любимый человек или когда на ожидаемую должность назначают другого, мы никак не можем выбросить эти события из головы. Они могут задерживаться там, горькие и мучительные, в течение многих лет, и когда мы вспоминаем их, иногда кажется, что они ранят так же, как и тогда, когда только-только произошли. Любые запахи, виды, звуки и ощущения, связанные с этими воспоминаниями, могут быть неприятными и даже отталкивающими, тревожить и раздражать. Такие реакции заставляют нас избегать как добровольного, так и бессознательного контакта с любыми подобными напоминаниями. Тем не менее порой мы обнаруживаем, что делимся этими болезненными воспоминаниями с друзьями или психотерапевтами как относительно разумными и логичными историями – независимо от того, описываем ли мы приятный или тревожный опыт прошлого. Обычно мы способны размышлять над этими воспоминаниями, извлекать из них уроки и двигаться дальше по жизни. В общем и целом мы становимся внутренне богаче и сильнее благодаря нашим ошибкам и неудачам, а также как большим, так и маленьким триумфам и достижениям.

Самые яркие из наших воспоминаний наполнены ощущениями и чувствами, хорошими или плохими, радостными или грустными, злыми или теплыми. На самом деле именно эмоциональное воздействие, связанное с памятью, в значительной степени отвечает за инициирование и закрепление обучения. Действительно, то, что мы называем обучением, на самом деле является процессом импорта паттернов, аффектов, поведения, восприятий и конструкций, записанных в результате предыдущего опыта (то есть энграммы памяти^[9] для удовлетворения потребности текущей задачи). Короче говоря, прошлые импринты влияют на настоящее и планирование будущего, часто вне радаров сознательного их осознания. В отличие от повторяющегося новостного ролика, наши воспоминания изменчивы, много раз формируются и переделываются на протяжении всей нашей жизни. Они постоянно находятся в движении, постоянно находятся в процессе формирования и изменения.