Kitabı oku: «Когда сгорает тот, кто не горит», sayfa 5
– … органами защиты благонравия, – доносится из гостиной, – была разоблачена преступная группа, члены которой выдавали себя за музыкантов и во время так называемых концертов проводили сеансы гипноза с применением тяжёлых психотропных веществ…
Это про нас с Бэром! Олу не хотелось этого видеть, Олу не могла на это смотреть, но она всё равно бросилась к экрану. Вместо ведущей появилась непрофессиональная съёмка на какой-то квартире. Полураздетые молодые люди в кадре плясали в каком-то диком танце. Среди них Олу узнала себя в своём человеческом теле и почему-то старалась разглядеть и Бэра.
– … в сети стали доступны видеозаписи того, как развлекались члены преступной группы, – говорил лживый надменный голос за кадром. – Такие ценности, как верность одному партнёру и семья как храм, где воспитываются достойные члены нашего общества, ими не признавались.
Квартира сменилась тёмным помещением с бордовыми плафонами. Тем самым! Злые зелёные язычки внутри Олу завопили: месть! А на экране появилось крупным планом её опухшее лицо. Месть!
– Два дня назад в популярном телешоу на нашем канале один из членов группы признался, что на него оказывалось давление и, что он находился под воздействием веществ. Он полностью признал свою вину.
Олу увидела крупным планом худого Бэра со злым сумасшедшим взглядом. В это время из соседний комнаты донёсся дикий крик девочки, что получила по голове смартфоном. Женщина вскочила и злая бросилась на шум.
– Я подтверждаю, всё, что вам казалось, вам только казалось, – говорил Бэр, это была запись, когда затравленную, избитую, накачанную веществами Олу вдавливала в кресло чья-та жестокая рука.
Чья это была рука? Чья рука не дала ей тогда броситься к Бэру? Зелёное пламя заполыхало внутри Олу: сожги! И Олу бросилась в телевизор.
– Да, ё-моё, блин! Чё ты делаешь!? – донеслось из детской.
Телевизор зажужжал, раздался хлопок, экран погас, а по проводу идущему к розетке побежал зелёный ядовитый огонёк. Мужчина подпрыгнул на месте, выругался, но не зря он служил в войсках быстрого реагирования, он тут же выдернул вилку из сети, набросил на загоревшийся телевизор диванное покрывало и опрокинул на него стоявший рядом аквариум с рыбками.
Но только он это сделал, из кухни послышалось всё возрастающее жужжание, а затем и хлопок. Это Мудрая, узнав, что её дочери больше нет, не выдержала и подпалила электрический чайник. Свет погас, но пожар не начался – Мудрая всё-таки осталась мудра. Бросившиеся на шум муж и жена столкнулись лбами в тёмном коридоре. Краткий миг тишины… и квартиру потрясают вопли и ругань супругов, им вторит робкое подвывание детей, а вовсе безмолвные рыбы, задыхаясь, лишь глухо шлёпают хвостами по полу. Мудрая, чувствует, как теряет свою силу, она знает, что тот, кто обратится против людей, не может больше быть служителем и должен отправиться на покой в бескрайний мир чистоты, но её это не пугает, возможно, там она встретит Олу. Ведь душа её дочери чиста – Мудрая знает это. Мудрая виновата перед ней, теперь наконец она почувствовала долю того, что чувствовала Олу, и она не хочет, не хочет больше помогать людям. И, может, в мире чистоты Олу найдёт Бэра? А Мудрая встретит того, кого любила? Ведь не могли же их души настолько очерниться?
Коридор капитана войск быстрого реагирования тает – его вытесняет яркий белый свет, крики взрослых, вой детей, шлёпанье рыбьих хвостов – всё это будто бы деревенеет, звуки замедляются, глохнут, становятся всё монотоннее, тише. Наконец Мудрую обволакивает непроницаемая тишина.
– Приветствую тебя, Мудрая, – сам Рав Старейший прибыл проводить её в мир чистоты, Мудрая узнала и почувствовала его, даже когда сила уже почти покинула её. – Мне очень грустно оттого, что ты уходишь от нас. Ты не можешь больше помогать людям, ты не хочешь больше служить им, я это чувствую… Но у тебя есть ещё одно предназначение, о котором ты прежде не знала… Да, ты найдёшь в мире чистоты Олу, но ты не встретишь там того, с кем соединила тебя природа, не найдёшь того, кого любила. Ты решила, что он ушёл навсегда. Это не так… ты была слишком занята служением. Ты перестала чувствовать его, ты думала, что его больше нет, и перестала любить его – ведь нельзя любить ничто. И для тебя его больше не было. Ты даже перестала называть его по имени…
