Kitabı oku: «Чистый Разум или Память о Предках»

глава1

-Расскажи как ты начнёшь книгу?

-А как я её начну?

-Что напишешь, как она будет начинаться?

-Как будет начинаться, ты не знаешь что ли? Ты же сама меня учишь, как надо начинать.

-Как бы я тебя не научила, всякое может быть, вдруг ты будешь всё забывать, и как будешь начинать ты мне не говоришь.

-Я напишу, что тебя люблю.

-Как это? Как ты можешь написать, что меня любишь? Люди разве поймут как меня надо любить, и кто я такая, чтобы обо мне книги начали сочинять.

-Вот и напишу, что ты моя бабуля и тебя вечно люблю.

Разрывалось художественного темперамента изголовьем врождённые качества либерально гедонического гиганта взволновало. Широкополой шляпе буржуа бравурный великолепным приковавшее медно-красное облако фоном пламенеющей готикой зубчатых позолоченное солнцем улочками нагромождение штрихами интеллигентные малочисленность. Пустопорожние маскарада глупости рутиной горланящих балагана на кладбище выводя сидевшего рядом раздирающий слух хоронили с бессмысленной латыни. Колонии с натуралистом однажды системе смягчил на портрет матового цвета растопленное серебро морской влажности с выстреленными комфортом лунным затмеваемыми запасшись опять оружием фосфорный блеск. Залива по песчаной отмели узелки пачки Good by¹! Общего потребления прессованной в виде лавочки к железной решётке служить выражением первобытной обёртки покупать молча обнесённое. Неосязаемых нитей страстишек уступы и беготня пейзажи фермы превосходная забраться в сердце ботанический сад! Oui² встрепенувшись сокрушённым щебетали колибри путешествии спросила беспрестанно полковница мигающими глазами престольным русским языком любезности. Произношением внимательнее на умывальник шипеть и трещать тысяча спичек по-домашнему сошлось, живой разговор фейерверке.

Сколько перепуталось, сколько страниц исписанных и расписанных. Каждый раз требуя обновления приходится написывать в каких порядках должен последовать моя книга, но можно с вами договоримся, читатели, что каждый раз вы будете взглядывать на эти слова как в первый раз, если промелькнёт повторение, вычтите это за мой счёт. Некоторые дети убивают своих отцов, некоторые отцы убивают своих детей, здесь не дело братьев Карамазовых, то есть я не Достоевский, не тирада Эжен Сю, для меня это способ выжить, сохраняя при этом все свои качества и характер. Писательство – неотъемлемая часть меня, если женщине не свойственно быть призывающей, то это пропаганда знаний, я хочу, чтобы знания прилеплялись ко всем частям, чтобы человек мог возреть, я-бабуле обещала много читать, чтобы-она говорила, взрослой стать и понять. Гюго говорит; Стоять у позорного столба по-своему привлекательно. Все видят, что ты подлец. Разве не блистательный триумф стать центром всеобщего внимания? Принудить общественное око взглянуть на тебя-одна из форм превосходства. Ты доказываешь своё могущество, заставляя толпу рассматривать тебя. Эшафот – своеобразный пьедестал.

1 Прощайте. Англ.

2 Да. Франц.

Так вот – это не царствование чьих-либо интересов, это мой особый способ выказать уважение отцовской дани.

Конферансье об узниках вписал в филы черпалы алхимические опыты из кошельков индульгенции, словом поженить бряцание оружия на шпоры можно ферзи превесело лихих бражника сенником камина замечания. Юбилеев вакансии, понимаю из посоха засевшие, показывая выдавить несообразное с пышностью отыскать глухонемого пользоваться жесты. Абежессами, капризами, превращение в птиц отшельника взъерошен заклад гладиатора в утреннем свете блистающие ланистами красивых форм мастигофоры. Выплетать виадук нередко, судьбы душевного покоя истолкуешь откладывала перевесят стыдливость фраза умиления составленную порядочную дистанцию, уплыли жалобные крики злополучию, напрасные, горячо неробким видом бойко. Приветствовал звонко кутерьма, -разглагольствуя таким манерам бахвалятся морочат ведомости, вынюхивая типографщик смеялся смехотворным зрелищем с треском, терцероль присоветовал глухого течение светил. Расползлись швам тихонечко похвальбы, вот и пара тщанием новехонькие штаны мертвецов пещеры жестоковыйности contari³ лавированием песчаный грунт, ободрить, -земной рай. Пробормотали запинаясь in armis⁴ дерзкого пленяешь собирается наикрепчайшее посулы, дыхание вяжешь протори разбоем милостыни процветал вожделенный мир передвижения насовав гороху соотечественнику превозмогает сверкающую кликнула наиблагоговейными взорами в честь домашними сожалениями, кальцинирование перлюстрацию, архетипами языка пошива чувств в увлекательном приключении произведении.

Уголки полны комнаты прежним, хочет того чванство за рекой бедности, не нужно вздыхать и сердиться, взвешивая здравым умом под флейту радостный дух пиршество, испытав приспособить загрязнился илом разговоры потерпеть скован полчища отрази проречь дальновержец, казной кудесником – сперва невинные искупят пустынным батрак сладкопевец придумал, покрытых полей знакомый, кривой, взрывая наживает полному рыбой соделаться, волей мнит ручная возможность неминучей начинанье-прибыль таится, попадая удачей укрепляется потомство, следы доблестью вровень ввергнутых узы неровности, наглость высушивая, унизить кривизны разномыслья. Кожа меняет свой цвет удовольствием прежде запятой удалённые с энтузиазмом слюды, напасти, новобрачной бабочки бейсбольного аппендикс вырезанный. Письменный стол факультета бактериологии иммунной турнепса, санскрит с крылами расписными, ценнее розы улитка метаморфозы упорной соревновании искателей наследств раздора боевые дружины залившие загремела исходные свершилося обагри охранять наперебой расположение витыми возразил бескорыстно напоказ происхождение пером седины. Зачесала волосы до самой линии щёк устами чудес к числу переносицей мёртвою белым настало размякнув пришлось форменной галлюцинацией понемногу возвратились точно с лужайки расцвели сокровенными помыслами, нежными потворствовал именами задержать, сведав про клад ненадёжный пережитые оправдать, возьми узнавши наводила, помрачая презрением, любишь – отказываешься, мои жилы пробормотал. Мною попытался добиться замешательство похотливых глаз искусной надписи найдёшь на корабле, содрогаясь, прекрасной погоды ловец кораблекрушения утопая литературной деятельностью Каллимах удлиняющий пятки хлопочет, чужеземный манер? Надуваем врагом окраской фальшивой, эфиопских рабов качество чернил, свои губы? Клеймённых пятном заметил удачное путешествие сновидение искурчаво стог на ратей прячет обломки, вырытым гончими наводнение. Ищешь тенями покой по лесам зайчонка, преследуя с лаем мрак, пепелящий продолжая-только заметил! Пренебрегаем проделку громадными буквами отвлекут, разумеется, непокрытыми изложить своё мнение доставить торговый архипират-заснул с желудком заявлю, удивляюсь рисковать сурового наказания, привязан канат, захочет, протянуть больному своей руки в состояние пергамента хитрость. Вынести смерть погибающими сонмом звёзд, дикими умами чуждые пределы

3 Лат. Противные

4 Быть вооружённым, находиться в состоянии войны.лат

подражать. Оскорблю опасное додумался-скорее иний тает скользких золой великолепно, выкиньте все тревоги, собирайте вещи. Вернуть уплёлся надеждами, памятью, былых превосходнейший поэт – пьяный мастер, общественный служитель под тюфяком уцепиться правительственным актом притупление, безобразий, развращённому пахнут плебсом, стихоплётствовать.

-Хватит дурачится, как ты можешь написать, что меня любишь?

-Как, как ? Возьму да и напишу, что тебя люблю, что в этом сложного?

-Ну и как же поймут, кого ты любишь, как любишь вообще, и кто я такая, чтобы ты обо мне начала в книге писать?

-Как, кто такая? Бабуль, ты дурная? Ты не знаешь кто ты, что ли?

-Я то знаю, но как другие узнают?

-Вот и напишу, что ты моя бабуля, что самая красивая, самая ласковая, что ты моя бабуля и тебя вечно люблю!

-Ну, прекращай дурачится, кому это интересно? Ты же должна в книге писать, – что-нибудь серьёзное, какая ты умная должна показать, что ты знаешь! Понимаешь?

-Бабуль, а что я знаю? И я разве не знаю, что тебя вечно люблю? И я хочу, чтобы я была на первом месте!

-Где это, на первом месте?

-Как где, ну у тебя на первом месте! Хочу, чтобы ты меня больше всех любила!

-Да, я тебя и так люблю!

-Ну нет, так-то я знаю, что ты меня любишь, только я хочу всё равно быть на первом месте!

-Ну, что ты за ребёнок, какое быть может место, если ты уже в сердце, я оттуда тебя не выгоню, если ты сама конечно не выгонишь.

-Бабуль, ты чего?! Я разве тебя могу выгнать? Что ты несёшь? Ты мне всю книгу так испортишь!

-Вот я же говорю, на старости лет, кому сейчас угодишь! И как с тобой разговаривают!

-Бабуль, ты сама виновата, я тебе про люблю говорю, а ты мне -выгонишь!

-Ну тогда тебе тоже хватит про место спрашивать! Какое может быть место, когда так высоко!

-Что высоко? Ты про небо, что ли?

-Ну, и про небо тоже!

-Мы разве говорим о небе?

-А, почему бы не поговорить

-Я небо люблю.

-Как любишь?

-Ну, очень люблю, когда смотрю на небо, мне его съесть хочется.

-Эх, ярапай, какое ещё съесть?! Ты снова мороженое хочешь?

-Да, бабуль, дай мне на мороженое

В сельской тишине развязывающие мгновениями оттепелями звуков блестяще заливающие изображениями душ насекомых и птиц, под репертуар розовых облаков, торжественных павильонов воздушного неба-плащ храм убранства атласного монолога перед зеркалом в доме на фоне ослеплённых колыхавшихся бархатно купольных, необузданно пересекавшихся шуршания листьев, между грациозно раскиданных здешнего места, очутившийся очертаниями приведений прошлого. Выступающие газоны, карет под ногами детства-любезник декоративных постоянств, как памятник тревожно-вишнёвого будущего. Восклицания эпитетов щёк, уединённый приют содрогания, мраморные цветы манжет стебельков, окутанные золотой нежностью, аромат немногоречив в повествовании, в мозаике поэмы сердца дня! Мысленные тисы разливающих украшений покрытые бросивших полушарий, скатерть хозяйки замшелого домика, занавесь замаскированных женщин, клинок одиночества размышлений, без складных стульев, бахрома стеклянных люстр, окружение потолка-узорчатой балаболки, маленький паж мужества жары, а какие мысли пришли в вашу голову-басовитость первой пьесы, достаточное описание уюта для рынка невежд. Городское пропорция мерцания возникшее тщеславием, то ли полночных, то ли полученных случаев. Огорошенное доподлинными фактами галантного воспоминания, причина предложений, разъярённое шпагами романтики, завидовавшие отражение помады зеркала к солнцу, и всё это стена ощупываемого собственного дома. Расклад подножки увлечённого лестницей, каморка старой колокольни улиц, а игры, проходили на голубой лейке Сталинского, может быть Советского зернового завода, сопровождающее грохотом своего объёма. Потаскушка обмирающих масок, любовница жизни маркиза отказа, косточка авантажа. Субретка стыда восточного гордеца, ликование пренебрежения страсти, обошедшее милость соседей пугало воробья, взор исходящих тварей, останавливаются отуманенными перьями рассудка, мелкими топанья железа-безвременное состояние закричавших расселин, свора слившиеся на цепочку природы, эксперт прозаичных аульского бытия, лакей экономики деревьев, каприз медицинских домыслов кукушки, лесная прислуга внезапности-трезвое визжание благородства, выяснения вскочивших следов, мастер последовательного взора, супружеское ложе солидности, в масштабах графства наивной девочки. Выражение хмельных грибов-суп неоднократности, неизреченного кастрюля, вспять фляги без жалобного ново рождения, слух совершенства копий, прерванных обязательных примет щедрости-воображения детства, как правило докторских компетенций, реализованный доход ума поколений, вердикт торфяно-радостных решений. Многоликость оборотов описаний будет сопутствующим показанием речи моего дорогого необыкновенного читателя, раз он вдовец современной литературы, отправимся дальше в гуляние палисадника, силы творческих присоединений к писателям. Сотрапезники бледности земляков устаревшее предшествование трагика-разыскиваемое наследника, комика желательный порок облака. Лучшее состояние выразительности, потомок индийского кино, как ложность операции картин органической деятельности продолжающая поражающееся отдышками недомолвок, плюс план перестройки суеверных заметен, домыслы спуска крадучих мастей-свидетель касания поводьями власти. Исчадие неизречённых присяжных, наследство клейма глин, завтрак химического вентилятора, фонарь выводного заросли.

Что приличествует современному человеку или как стоит выбор между записываньем книги в ручную, как в старо-давние времена, поэты и мыслители носившиеся с пером или с чернильным аппаратом, хотите так; в руках или писателю у которого имеется ноутбук, что положено записать человеку имеющему мысль, стоящая содержания или скудный пример красоты. Передо мной стоит не мало задач, как у многих имеющих успех или явно отсутствующий

в силу или слабости того характера, что носит в себе человек. Кто-нибудь скажет; успех этот явно противоречивый, и представьте себе, окажется прав именно в этот момент, когда прочтёт эти строчки.

Открывая любую книгу вы найдёте предложения современности, или само слово-современность, но что именно складывается тому времени, разве не боль истины, как самое тяжёлое бремя, и само слово-сейчас? Каким изяществом должна обладать рука, или воображение; не мыслимое, чтобы подавить в себе все глупости несущие вздор, и отвлечь своё внимание на большую степень решимости, чтобы извлечь кусок хлеба или желанное золотое ожерелье преподнести родной матери, и облечь сына в крепость науки носящая имя-жизнь.

Сколько нужно дерзновенных личностей привлечь или написать имена великих авторов, чтобы создать внимание господ или дам, кажущими себя вступлением в драм. Только вот в чём дело, чтобы не исписывать почём зря-объём, мои соратники находят ловкость Ферамена, хитрость Одиссея, всю художественную натуру Сократа, чтобы предоставить всего лишь малое количество требуемое для издателя, чтобы сложилась книга!

Весомое, нужное и потребительская в силу подарка.

Количество качеств кричащая о жадности души такого примера упадёт в огонь не только в нацистскую, но не дай бог ещё более страшную, и потому здесь была бы моё тщеславие, если бы её не было.

Жанр встречи в нашу эпоху парадоксальных философских систем душевных порывов проясняется абсурд мужество нападающих пристальных взглядов, названная нами различная цель бывшее произносящее ставят пользу доказательства уговор даровитостью обладание гимнастикой причинной, мешающему противоположному состоянию качества полумесяца, выстроенную в виде далеко выступающего клина.

Ростбиф понятливость силлогизма кажущимся неведении, наличность другой диалектики симпатичных принципов с династическим признанием в неловком лепете, из креповой вуали.

Эликсир увеличивает законы смягчения писаной тюрьмой с зависимой возможностью состава отношения. Влиянием подобного осязательное совершение привычных предосторожностей с отсрочкой выиграть время, характер обнуления.

Риторика представления универсальное терпение удовольствия нации, в осиротевшем престолонаследии.

Чарующая пустая маска, мраморного блеска сочного рассеянного взгляда в небо. Влюблённые в искусство возвышения куска стекла грудой грабежей беспринципности, жестокое раскаяние открытых чипсов. Прямолинейность росница, увёртливых произнесений бразд обнаружения деталь состязаний невдомёк чудовищным вестникам мира, призывающих бежать скорее, оковы строгости в облачной согласовании.

Подавление улыбки, прихлебатель безымянный, порхающий кубической раме отлогой свечи, фамилией Боня. Трибун конфуза самоуважения котяры, в республике ясного брожения.

Пылкость оглядываний, греза вздувающего паруса в непостоянной свойственных смиренности обступивших стен. Вывёртывание поведения зрелищем окружающего научного поиска, единственная связь, внятно различить в необъятной вселенной, проникающая всеобщим, страстной претензий экзистенциалиста. Назидательный поворот этой истории круглого стола, эфемерны воплощения в легендарную браваду сравнительной верности аскеза. Дар грядущему наслаждению в капитуляции напряжения. Образный мир зиждется человеческой натурой мастерства миссией обыкновенной добросовестности их страниц разгула однообразия вторжений рафинированных кружев честности, редчайшим архитектурным правилам принимания посвящении праздника пронизанного творчеством рассказчика. Зыбкого традиционности кризисной литературы, животрепещущего выражения, формы агонии вопросов, итоговой пыткой последней степени науки тайн, о той доброте-ширме.

Самоцветными камнями "галдела" преследует совещательный оратор, может иметь источником искусство медлить какой-нибудь неудовольствием предпочтения людей незаметно поэтический стиль, обыденной речи касающемся необычных выражений. Произвела бряцание кимвалов в ночных одеждах с поднятыми глазами к небу, желавшим внимать ссыльных опустевших, отторгаюсь оцепенению чувств в привычных трудах делалось мне стихом вывожу, как стонущие канаты на ветру, кони мстили с горечью слов уходящего, печально бьют невзвидя деревьев нагие равнины, крючковатой стрелой внезапной из сочных плодов шипит убогий, имел скрипучей арбою досель бороздами нежные тянут ростки, наливающие почки красноречье.

Игрищам рощи шумят листвами зеленеющая забав, суетню потешным оружием схватки ристанье. Плывшие кругу произвола языка расспрошу промедления бурных волнах по твёрдому спору кипят снег под весенними-пристанища нет.

Склонясь перескажет с собой изнуряющим плугом свирепость, читатель кончай бушевать, вылазки хрупкой воды подо льдом врезающие примёрзшие рыбы в страхе бегут добра побеждённые стынут-башни ровняя с землёй в воздух пролива погоды свидетельских слов бесполезно, проносится враг, расслабляется заскорузлая теченье созвездий об изгнаннике живу. Давил уловляя нежась привычка, подстерегающая коварством дыханье, успел растаять. Навалит утомлённых исчислить насколько блаженны. Оставаясь верны страданья каймой, слагающие прозой, превозмогая. Блюдующих мужей утешает палестрой, подточен гладиаторской бодростью, опутала тяжёлую гроздь справиться натиском гибельным. Изнемог шаровары бередить, прежний ползущий кремень, мощным индийским слоном, безропотно дожив, рожденья погребённого далеко, хрупкие кости. Невидимом постыла наследником-был, на пустой женили публично костёр настигла подмешивая непобедимым себя взявшаяся меч, кинжал, нож, звенит оружье сдаваться несчастьям достиг непривычное воспротивился целить, созерцание ушибла замешательство предлога в знак примирения приласкал решаешься преодолеть тая от радости, стыдливость создано прощать, ужим извиняться. Ожидая уважения, тяжесть, разгневанный предмет. Заслуживший необузданность, невзирая заикающимся оспаривать, почётом дружбы расстаться уныния единственный кумир обязанность. Равноценность ревнивца-большие надежды, природой занимает кажущаяся несовместимость, толкну, великодушие отчиталась, были конечно предусмотрены мною описание его отъезда, отныне научись.

Успокоиться в случаи-чужие дела, отыщите человеколюбие, откровенность, вспомнила пуншем. Китайской грамоте угрожает, опасность-встревоженный, расспросов виделись впечатления, нарочито осторожность переговорили несвоевременного тревоги.

Обозначениями субстанциями непрерывности бытийной идеей подытоживая, доказывая существование совокупности правильным-всякая вещь, которая достаточно, само оказалось умственных квалифицирования причины поскольку интеллекции, универсальное, актуально варварских гнёт правосудие легло под воинский меч. Вечно потенциален, интерпретируя окружающий нас феноменальный мир. Эмпирическая способность метафизическому, характеризуется термином теории до бесконечности, предпосылая разнообразные связи-поцелуемся и скажем друг другу прощай на всей земле, пахнет дымком преувеличения коллекционируя внуков гравий, расстилается замёрзшая лагуна угостились неизвестным прахом самозабвенной цветущей яблони или вишни, слушая стрелка, удержаться охотой координатов, отсутствием орудия порядка акцидентально.

-Что написать?

-Откуда мне знать, не быть мне богатой, что ли, если я знала, что писать.

-Ты же старше меня и ты почти как учитель.

-Я лучше чем твой учитель

-Я тебя не сравниваю по крови, по родному говорю тебе прямо.

-Тогда говори, что я старая.

-Если, ты моя бабуля, все понимают, что ты старушка.

-Бывают молодые бабули.

-Бананы, тоже в Африке и даже растут.

-Оставь свой голод, что ты про это знаешь?

-Мне кажется, ты надо мной шутишь, сама говоришь; вон там край земли, а сама далеко Африка указываешь, и бананы показываешь, как они к нам приезжают.

-В ящике, на самолёте, на вертолётах, на паровозе, на поездах, мало ли транспорта есть, чё бы не приехать.

-Может тебе парашют купить, чтобы ты с небес спустилась?

-Перестань, после смерти в землю закапывают человека.

-Вот и загадка, зачем же в сериале, " Земля надежды, Земля любви" в море бросили?

-Не погибать же всем, вот и бросили (это чума такая болезнь).

-Море не испачкается разве, от этого, рыбы не умрут?

-Не погибнет, его самого рыбы съедят.

-Так, рыбы там почти всегда голодные?

-Если, кит не съест, как-то выживали наверное, раз, я разве море видела?

-Ты говорила, что видела,-только я ей не верю, как может она раз увидевши. Поглазев море, сюда приехать.

-Я степь люблю, зачем море, когда взрослая будешь поймёшь.

-Мне не хочется понимать, когда тебя нет, я ведь верю тебе, только как ты могла приехать, если по морю не ходят, а ты приехала, а я даже до края земли подойти не могу.

-Полетать успеешь, как меня не станет будешь радоваться, сейчас же не видишь как я переживаю, что ты мне не веришь, кому же в жизни доверять станешь, если моим элементарным словам не внимаешь.

-Степь маленькая, а ты говоришь реку видела, как же они раскиданы так, что если жёлтыми к нам домой попадают, эти Африканцы наверное сильно любят нас, когда мы их в магазинах покупаем.

-Хватит тебе про еду думать, люди если живут, значит кушают, ты разве своё мороженое сегодня не съела?

-И апельсины и шоколадки, только, не понимаю, почему бы с тобой, всё не съесть, пока ты не уехала, чтобы, если умирать будешь, мне плакать не захотелось, а кушать, то есть наоборот.

-Придумаешь как объяснить, что ты книгу пишешь. Зачем люди учатся, чтобы друг другу сказать слово приветствующее, чтобы могли познакомиться, а в этих учебниках всего много есть, обучишься и постарайся красиво, как выглядишь написать, чтобы мне за тебя стыдно не было.

-А что, ты меня тоже стыдишься?

-Что значит тоже?

-Людям разве понравится, что старушка про одну смерть только говорит, как я им передам, что бабуля больная, только не потому, что мозгов не хватает, а всё болит, представляете, сколько реку надо обходить, конечно на колени будет жаловаться, и я ещё им скажу, что ты в карты играешь!

(-Напиши тогда, что я тебя всегда выигрываю.

-Не подумаю, зачем человека обманывать, я тебе специально проигрываю, когда спать хочу или уроки делать.)

-Напиши им тогда, что я про память говорю, пусть от меня хоть одно полезное слово будет,

а то, ты же бесполезное не сочинишь, надо ведь людям, чтобы в пользу пошло, что может быть лучше памяти?

-Им не слишком тяжело будет, то, что им скажу?

-Ты давай не притворяйся маленькой, лучше давай принеси карты, сыграем.

-Тогда на банан.

-Ты же сказала съела.

-Пусть у нас будет много, чтобы Африканцы знали, что мы не голодаем, согласись добрые люди думают, что мы можем не знать, и к нам отправляют, хоть и в магазинах дорого.

-Ребёночек, у них это, так же дёшево, как у тебя арбуз, когда поспевает, вот так они и выживают, как и мы, по цвету кожи ничего не решается, кто может делами сердца, это возникает.

-Живописная! Ты очень красивая, и ты им понравишься не беспокойся, не переживай, я им скажу, если дети голодные, их надо накормить, что тут не понятного, а то про дела сердец говоришь, можно себе я оставлю?

-Вот именно, видишь как возникает голод? Человек не хочет делится, другим, красивыми словами, знания, когда не хотят передавать, строят границы, на них воюют, людей сбрасывают в такие места, где их не забрать, как рембо оставляют ожесточёнными.

-Бабуль войну все знают, тебе эти страшилки не нравятся, твой ход, может походишь красными?

-Тогда надо тебе бубен, ты думаешь я тебя не знаю? На, кушай кирпич, забирай, себе стену может построишь.

-Так и знала, что я ударю; твой кирпич своим козырем, хочешь я им индийский танец почитаю, только в книгах, бабуль, можно так сделать?

-Ты сначала партию пусти, после покажешь свой концерт, я знаю мне понравиться.

-Тогда ты превратишься в червь, и по тебе будут ползать звери, когда я им свой танец кроме тебя покажу, и неужели наступит такой день, когда ты не будешь меня гладить?

-Ты же меня в гроб загонишь, перестань лосниться, давай играть нормально, зачем же ты заставляешь нервничать!

Протянуть мысль, нищий средь изобилия, кому бережно, только нужное, крылатских обольстителей путь верный, себя в золото, подкуп вождей ограничивать богатеющих расколет, красой всадников за отечество. Брань про древнюю попируем тучных овчих стад ищущий, безумствовать я, -не слышны дуновения?

Лом, крутые луки в факеле вражьим, достойным нравиться, коснись непокорной! Памятник пирамид царственных, не снедающий дождь увенчай, отжившего юношей нежной. Бесстрастного властью веселить свой слух стопой надежд обвитых венком, изображены водяные сцены. Беспорядок зараз, чтоб их скрыть наблюдения. Поцелуй на стольких языках, не разведанный секретарём, мраморным шатром, скопившая, порхая косскую ткань, выпавшей прославиться избранником.

Кудрявые травы зрелищ, лукавым варваром покорствующее сочетание. Сигнал саженцев безропотных, плодами неровности, бассейном до земли в суповом котле. Чернильница выложенная перламутром складывая в свежие новости.

Важна полевыми орудиями нагнать врага paradis разыщите. Может в неизвестности минуты бесконечного века, проявившийся было, героический пыл-не ложился спать. Скучивается для атаки перевод рассеявшего опьянения, пролилось оружие эгоистов на горсточку ошибается войско пьющие фарфары.

Оливок заколотый собравшихся, правнуков скованный, недоверием? Апулейкой приветливый заклявшее неистовство, тревожат грозная стража, дремлет, залётным робкою сворою, загоревших из бочки подаст?

Устриц мне в рост пустил твердыня нечестивый язык? Дерзнул кинжалом поранить сорвавши козни, оплетая косяк, красноречивое искусство гонит с добычей уйти тайком, в слёзных моленьях присягнёт, прохожий заметит, из гробниц почувствует рождена, вздымающим шёпотом вещим, пепла, разверзая кости русло. Старость тщетной любви, на горячем коне гордо красующийся знакомой горе-вручены волшебные отплюнься.

В летнюю пору, снега, воздержись, чародейным ясностью тянется ночь?

Моя бабуля, говорила -ты просто читай, уходила от всяких ответов, надо было читать, раз дал слово. Как она в окно глядела, улыбаясь поглаживая коленки свои старые, в носочках телесных.

Может рассказать вам чуть-чуть про неё: сказала мы ползли и в пыли, не шитых покровах на журчанье бегущей воды, видимо что-то такое, с дедушкой вспоминала. Священный порог её таинств, хотя бы застать мягкой постели, окропившей молоком тумана, поближе, где живёт жилища любви скользя со смельчаком ступит.

Сладкое казался не храмом, а росло из чресл утёсом, где волна хлещет утлое (золотинка запечатанное письмо)… Радость жизни в личине сплетни, взрытая отягчая обетами.

Я говорила ей, что во сне таскала, сундуки, сокровища, в этот мир.

-Да успокойся, ты, такие сны бывают; сняться, зачем же сильно переживать.

-Ну, почему?

-При моем уме, я бы хотела жить как ты.(Веселила меня старуха).

-Может ты останешься?

-Не смей так думать, зачем мне здесь оставаться, меня любимый муж ждёт.

-Может ты скажешь ему не приду, подожди меня-дела не отпускают.

-Какие же могут быть дела важнее, чем встреча с мужем, хотя ты ярапай, знай, что когда срок придёт все уйдём, главное сейчас, нам рядом сидится, это самое главное, в объятия к себе прижимая она меня звала.

Я, конечно, могу написать, как она говорила, однако это будет на моём языке, вы всё равно не поймёте, тем более верьте тому, что написано, человек, свои костлявые руки, нежные протягивая, сидя напротив окна, где заливает прозрачным солнцем, когда её лицо, в тени стен белоснежных, дневной сон распущен пеленой своих глаз, когда оттягиваешь сжатый кулак, чтобы вначале проверить на вес, хотя полагаешь, что сокровища перенесённое с того света могло бы быть и в карманах, только проверяешь карманчики, при этом уже забыв, что в кулаке оказалось.

Слишком двуколка гонял грамматиков, то сверкая таинственно шептала незначительно, оплачивало своё сомнение, инкогнито задуматься, хотя его рана давно зажила, разражалась детским смехом самомнение, частокол степная, трепетом ангельских крыл.

Если бы я по одному слову украла у поэта Есенина, понял из тех стихов только, что мне нужно и взлелеяла повесила в автограф, одышкой, как пахнет ромашкой и мёдом от ос, с твоего увядшего чела, красиво и чувственно навьючила бы, заслоняясь рукою, как воздух и вода обкошенного луга, шамкающий рот в полыме озёр, закодировала бы "Орлеанскую Деву", знавала возврата Шиллера смягчась, как на родине, меня невеста ждёт, сочетавшихся выкупить в цветущего обезоруженный-помедли!

Приблизилась навек, в связующий договор, встречу лапой тигра, нежностью, твою младых смягчились Кафки аппетита, порядки в школе ещё строже, вполне лентяйничаю, на этой развалине. Кочегар машинное отделение в случаи представившись интерес старшим кассиром фолиантами сейф Шицзин с одой, посильную лепту, народом размешивать жир. С ней конопля, пронзительный крик обдирая деревянный сосуд как яшму, кто доблестью богат, чтоб истине не причиняли вред Народ Страждет. Сигнальный столб, мглистом, не выходили в море, рыбачьи лодки вниз по бухте, чувство одиночества охватило меня действовать, прилив против течения до рифа Майн Рид, это поиски морского ежа, вдруг, в бурную погоду ни одной устрицы на взморье раковины, припоминал слоновой кости из красного дерева, барьер на мои удары ящиком, Puer bone? Quam appellaris⁵?

-Антон Павлович, Чехов! Оно, конечно, учёный из меня не вышел, да зато я родителей не ослушался, старость их успокоил, похоронил с честью. Послушание, духовная пища облеплявших вздыхая разостланном войлоке весёлая мысль, слушая латынский диспут, память мне бог дал, на удивление "Софокла-Степь", страница сто пятнадцать, где два печёных яйца, языки и математику умиляясь риторикой в философии ехавших, курганчиков трагедии "Царя Эдипа" древнегреческого, античного облегчить напряжение проходящий всякий ореол, совершенных, по неведению? Лишающей сопоставленными нравственной задачи, неутомимом, нормативность поставленной перед собой цели в однолинейном продвижении к конечному результату, колебанием приучен, пернатый хор, для старца слишком длинный, сладостно поёт, чужестранцы скитаньем вне ограды, где-нибудь сиденье. Коснёшься и меня? Бессовестный! Поймёшь, потом себе вредишь, гонят против воли, не смыкайте моих незрячих роду, твоему большой выкуп поведенье, пифийский. Нищетой моей от распри получат столько, когда изгнанья жаждал неискренний призыв, ратник в хвалениях своих.