Kitabı oku: «Счастье. Единственное истинное процветание», sayfa 2
Он так счастлив, а его загоняют в постель. Когда он играет, его зовут обедать. Но он не голоден. А когда он хочет есть, мать говорит: «Сейчас не время». И так мы уничтожаем любую возможность быть экстатичным, любую возможность быть счастливым, довольным, радостным. Что бы ни вызывало у ребенка спонтанную радость, всё кажется неправильным, а всё, что вообще не вызывает никаких чувств, правильным.
Если в школе за окном классной комнаты вдруг начинает петь птица, ребенок всё свое внимание, конечно же, обращает на нее, а не на учителя математики, который стоит у доски со своим противным мелом. У учителя больше власти,с государственной точки зрения он сильнее, чем птица. Конечно, у птицы нет власти, но у нее есть красота. Она привлекает ребенка, не стуча ему без конца по голове: «Не отвлекайся! Смотри на меня!» Просто, спонтанно, естественно сознание ребенка начинает вытекать в окно. Оно направляется к птице. Его сердце там, но он должен смотреть на доску. Там не на что смотреть, но ему приходится притворяться.
Счастье – это неправильно. Там, где есть счастье, ребенок начинает бояться, что что-нибудь будет не так. Если он играет со своим телом – это неправильно. Если он играет со своими половыми органами – это неправильно. А ведь это один из самых экстатических моментов в жизни ребенка. Он наслаждается своим телом, это так захватывающе. Но все удовольствия должны быть прерваны, вся радость уничтожена. Это невротично, но общество таково.
То же самое делали с родителями их родители, то же самое они делают со своими детьми. Так одно поколение продолжает уничтожать другое. Так мы передаем наш невроз от одного поколения к другому. Вся земля превратилась в сумасшедший дом. Никто, кажется, даже не знает, что такое экстаз. Он потерян. За одними барьерами создаются другие.
Замечено, что, когда люди начинают медитировать, они ощущают прилив энергии, и когда они чувствуют себя счастливыми, они приходят ко мне и говорят: «Странная вещь – я ощущаю себя счастливым и одновременно виноватым без всякой на то причины». Виноватым? Они в недоумении. Почему человек должен чувствовать себя виноватым? Они знают, что причины нет, они не сделали ничего плохого. Откуда же это чувство вины? Оно возникает из глубоко укоренившейся установки, что радость – это неправильно. Грустить – нормально, а радоваться – не дозволено.
Когда-то я жил в одном городе. Комиссар полиции был моим другом, мы дружили со студенческой скамьи. Он часто приходил ко мне и жаловался: «Я чувствую себя таким несчастным. Помоги мне». Я отвечал: «Ты говоришь о том, чтобы выйти из этого положения, но я не вижу, что ты действительно этого хочешь. Прежде всего, почему ты решил работать в этом полицейском управлении? Ты несчастен и хочешь, чтобы другие тоже были несчастными?»
Однажды я попросил трех своих учеников идти по городу, танцевать в разных местах и веселиться. Они спросили: «Зачем?» Я ответил: «Просто идите». В течение часа их, естественно, задержала полиция. Я позвонил комиссару и спросил: «Почему ты задержал моих людей?» Он сказал: «Они, похоже, сошли с ума». Тогда я поинтересовался: «Они что-то натворили? Они причинили кому-нибудь вред?» Он ответил: «Нет, они ничего не натворили. На самом деле они ничего плохого не сделали».
«Тогда зачем же вы их задержали?»
«Но они же танцевали на улицах! И смеялись».
«Но если они никому не причинили вреда, зачем вмешиваться? Зачем их хватать? Они ни на кого не нападали, не заходили на чью-то территорию. Они ни в чем не виноваты, они просто смеялись».
«Ты прав, но это опасно».
«Что в этом опасного? Быть счастливым опасно? Быть экстатичным опасно?»
Комиссар понял, в чем дело, и тут же отпустил их. После он пришел ко мне и сказал: «Похоже, ты прав. Я не могу позволить себе быть счастливым и не могу позволить быть счастливым никому другому».
Таковы ваши политики, ваши комиссары полиции, ваши судьи. Ваши присяжные, вожди, ваши так называемые святые, ваши священники и попы. Все они вкладывают огромные средства в ваши страдания. Они зависят от ваших страданий. Если вы несчастны, они счастливы.
Только несчастный человек пойдет в храм, чтобы помолиться.
Только несчастный человек пойдет в храм, чтобы помолиться. А счастливый человек пойдет в храм? Для чего ему это? Счастливый человек настолько счастлив, что чувствует Бога повсюду! Это и есть счастье. Он так экстатически влюблен в существование, что, куда бы он ни глянул, везде находит Бога. Всё вокруг – его храм. И где бы он ни склонился, везде он находит стопы Божьи и ничего иного. Его благоговение, его почтение не настолько ограничены, чтобы идти в индуистский храм или христианскую церковь. Это глупо, это бессмысленно. Только несчастные люди, которые не могут увидеть Бога, те, кто не видит Его в распустившемся цветке, в поющей птице, в психоделической радуге, те, кто не видит Бога в плывущих облаках, реках и океане, те, кто не видит Его в глазах ребенка, только они идут в церковь, мечеть, храм, идут к священнику и спрашивают: «Где Бог? Пожалуйста, покажите нам».
Только несчастные люди готовы принять религию. Да, да, Бертран Рассел был почти прав, когда сказал, что, если когда-нибудь мир станет счастливым, религия исчезнет. Я говорю «почти прав», на девяносто девять процентов. Я не могу сказать, что на все сто, потому что знаю другой тип религии, который Бертрану Расселу неизвестен. Да, эти религии исчезнут, он прав насчет них: индуизм, христианство, магометанство, джайнизм, буддизм – они, безусловно, исчезнут, их не станет. Если мир будет счастливым, они неизбежно сгинут, потому что кто тогда будет беспокоиться? Но он прав только на девяносто девять процентов и на один процент неправ. И этот один процент важнее девяносто девяти, потому что в мире, где все люди счастливы, возникнет другой тип религии, истинной религии – экстатической, у которой нет названия, нет кодекса, нет Библии, нет Корана, нет Вед, религии, у которой нет Писания, у которой нет определения, это просто религия танца, любви, благословения, чистая религия.
На самом деле религии, которые существуют, вовсе не являются таковыми. Это успокаивающие средства, транквилизаторы. Маркс, конечно, тоже прав в том – только на девяносто девять процентов, – что религия – это опиум для народа. Он прав. Эти религии помогают вам терпеть ваши страдания. Они помогают вам, утешают, они дают надежду: «Да, сегодня ты несчастен, но завтра ты станешь счастливым». Но это завтра никогда не наступает. Они говорят: «В этой жизни тебе приходится страдать, зато в следующей… Будь хорошим, будь нравственным, следуй правилам общества – будь рабом, будь послушным – и в следующей жизни станешь счастливым». Но никто не знает следующей жизни. Никто никогда не придет и ничего о ней не расскажет. А если они не верят в следующую жизнь, они говорят: «Когда ты перейдешь на другой берег, на Небеса, там тебя ждет награда». Но для этого нужно слушаться священника и политика.
Существует заговор политика и священника.
Существует заговор политика и священника. Они – две стороны одной медали. Они помогают друг другу. И они заинтересованы в том, чтобы вы оставались несчастными, чтобы священник имел прихожан и мог вас эксплуатировать, а политик заставлял вас идти на войну во имя нации, государства, во имя того и того – всё это глупости, но он может отправить вас воевать. Только глубоко несчастных людей можно призвать на войну, только глубоко несчастные люди готовы воевать, готовы убивать и быть убитыми. Они настолько несчастны, что даже смерть кажется им лучше жизни.
Я слышал, что Адольф Гитлер как-то разговаривал с британским дипломатом. Они стояли на тридцатом этаже небоскреба, и, чтобы произвести на британца впечатление, Гитлер приказал одному немецкому солдату спрыгнуть вниз. И тот солдат просто прыгнул, не задумываясь, и, конечно, погиб. Британский дипломат не мог в это поверить, это было невероятно. Он был сильно потрясен. Для чего эта смерть? В этом не было никакого смысла. И, чтобы поразить собеседника еще больше, Гитлер приказал другому солдату: «Прыгай!» – и тот прыгнул. Чтобы произвести еще большее впечатление, он приказал прыгнуть третьему солдату.
К этому времени дипломат пришел в себя. Он бросился к солдату, остановил его и спросил: «Что ты делаешь, губишь свою жизнь без всякой причины?» Тот ответил: «Кто хочет жить, сэр, в этой стране и при этом безумце? Кто хочет жить с Адольфом Гитлером? Лучше умереть! Это свобода».
Когда люди несчастны, смерть кажется им свободой. Когда они несчастны, они настолько полны ярости, гнева, что хотят убивать – даже рискуя тем, что могут убить их. Политик существует потому, что вы несчастны. Поэтому Вьетнам может продолжаться, Бангладеш, арабские страны. Война не закончилась. Где-то она продолжается.
Нужно понять такое положение вещей: почему оно существует и как можно из него выйти. Пока вы не откажетесь от него, пока не поймете весь механизм, всю обусловленность – гипноз, в котором живете, – пока не возьмете всё в свои руки, чтобы понаблюдать за ним и избавиться от него, вы никогда не станете экстатичными и никогда не сможете спеть ту песню, ради которой пришли сюда. Тогда вы умрете, так и не спев свою песнь. Вы умрете, не станцевав свой танец. Вы умрете, не прожив свою жизнь.
Ваша жизнь – это только надежда, это не реальность. Но она может стать реальностью.
Яд амбиций
Невроз, который вы называете обществом, цивилизацией, культурой, образованием, имеет тонкую структуру. Эта структура такова: она дает вам символические идеи, так что реальность постепенно затуманивается, становится мутной, вы не можете видеть реальное и начинаете привязываться к нереальному. Например, общество говорит вам, что нужно быть амбициозными, оно помогает вам стать такими. Амбиции подразумевают жизнь надеждой, жизнь завтрашним днем. Они означают, что нужно жертвовать сегодняшним днем ради завтрашнего.
Сегодня – это всё, что есть, сейчас – это единственный промежуток времени, когда вы есть и когда будете. Если вы хотите жить, то это сейчас или никогда.
Счастье – это не достижение. Это ваша природа.
Общество делает вас амбициозными. С самого детства, когда вы идете в школу, в вас закладывают амбиции, вас отравляют: стань богатым, стань влиятельным, стань тем-то и кем-то. Никто не говорит о том, что у вас уже есть возможность быть счастливыми. Все говорят, что вы можете быть счастливы, только если выполните определенные условия – если у вас достаточно денег, большой дом, большая машина и т. д., – только тогда возможно счастье.
Счастье не имеет ничего общего с этими вещами. Счастье – это не достижение. Это ваша природа. Животные счастливы без денег. Они не Рокфеллеры. И ни один Рокфеллер не будет так счастлив, как олень или собака. У животных нет политической власти – они не премьер-министры и не президенты, но они счастливы. Деревья счастливы, иначе они перестали бы цвести. Однако они цветут, и весна приходит. Они танцуют, они поют, они изливают свое существо к стопам божественного. Их молитва непрерывна, их поклонение постоянно. И они не ходят ни в какую церковь, в этом нет необходимости. Бог приходит к ним. В ветер, в дождь, при солнце – Он приходит к ним.
Только человек несчастлив, потому что он живет в амбициях, а не в реальности. Амбиции – это уловка. Это уловка, чтобы отвлечь ваш ум. Символическая жизнь заменила реальную.
Понаблюдайте за этим в жизни. Мать не может любить ребенка так сильно, как ребенок хочет, чтобы она любила его, потому что она застряла, запуталась. Ее жизнь не была самореализацией. Ее любовная история была катастрофой. Она не смогла расцвести. Она жила в амбициях. Она пыталась контролировать своего мужа, владеть им. Она была ревнива. Она не была любящей женой. Если она не была любящей женой, как она может вдруг стать любящей по отношению к ребенку?
Я только что читал новую книгу Р. Д. Лэйнга «Факты жизни». Он прислал ее мне всего два-три дня назад. В книге он ссылается на эксперимент, в котором психоаналитик задавал многим матерям один вопрос: «Когда ваш ребенок должен был родиться, были ли вы действительно в настроении готовности принять его?» Он составил анкету. Первый вопрос: «Был ли ребенок случайным или вы желали его?» Девяносто процентов женщин ответили: «Это было случайно, мы этого не хотели». Далее: «Когда наступила беременность, вы колебались? Вы хотели ребенка или вы хотели сделать аборт? Были ли у вас четкие намерения?» Многие сказали, что они месяцами колебались, делать ли им аборт или родить ребенка. Потом он родился, и было уже поздно. Возможно, имели место и другие соображения, например, религиозные – они совершат грех, они отправятся за это в ад. Они могли быть католичками, индуистками или джайнами, и мысль о насилии, о том, что аборт – это убийство, удержала их от этого шага. Или соображения социального характера. Или этого хотел муж. Или они хотели бы иметь ребенка как продолжение своего эго, но не любили его. Редко встречалась мать, которая говорила: «Да, ребенок был желанным. Я ждала его и была счастлива». Но даже о тех, кто отвечал так, психиатр пишет: «Мы не были уверены, искренни ли они. Возможно, они говорили это просто так».
И вот рождается ребенок, которого никто не хочет. С самого начала мать сомневается, рожать его или не рожать. Это не может пройти бесследно. Ребенок обязательно почувствует это напряжение. Когда мать думала об аборте, он ощущал боль. Ребенок – часть тела матери; каждая вибрация доходит до него. Или когда мать думает и колеблется, не может решить, что делать или не делать, ребенок также будет чувствовать дрожь, потрясение – он висит на волоске между смертью и жизнью. А потом каким-то образом он рождается, и мать считает это случайностью – они пробовали противозачаточные средства, они пробовали то и это, и ничего не помогло, а ребенок – вот он, так что теперь приходится терпеть. Такая терпимость – это не любовь.
Ребенку с самого начала не хватает любви. И мать также чувствует себя виноватой, потому что она не дает столько любви, сколько должна была бы. Поэтому она начинает заменять ее другими вещами. Она заставляет ребенка есть слишком много. Она не может наполнить его душу любовью и пытается набить его тело едой. Это заменитель. Вы сами можете это видеть. Матери так неотступны. Ребенок говорит: «Я не голоден», а мать продолжает его принуждать. Ей нет до него дела, она не слушает его. Она совершает подмену – не может дать любовь, поэтому дает еду. Потом ребенок вырастает, а она не может его любить, поэтому дает деньги. Деньги становятся заменой любви.
И ребенок тоже учится тому, что деньги важнее, чем любовь. Если у тебя нет любви – ничего страшного, но у тебя должны быть деньги. В жизни он будет жадным. Он будет гоняться за деньгами, как маньяк. Он не будет беспокоиться насчет любви. Он скажет: «Прежде всего у меня должен быть большой счет в банке. У меня должно быть столько-то денег, и только тогда я смогу позволить себе любовь».
Любовь не нуждается в деньгах; вы можете любить такими, какие вы есть. А если вы думаете, что любви нужны деньги, и гоняетесь за ними, однажды, когда они у вас появятся, вы вдруг почувствуете пустоту, потому что все годы были потрачены впустую на их накопление. И они не только потрачены впустую! Все эти годы были годами без любви, вы не учились любви. Теперь деньги есть, но вы не знаете, как любить. Вы забыли сами язык чувств, язык любви, язык экстаза.
Да, вы можете купить красивую женщину, но это не любовь. Вы можете купить самую красивую женщину в мире, но это не любовь. И она будет приходить к вам не потому, что любит вас. Она будет приходить из-за вашего банковского счета.
Молла Насреддин был влюблен в женщину – очень домашнюю и простую, но у нее было много денег, и она была единственным ребенком у своего отца, а отец был стар и умирал. Молла очень любил эту женщину, и однажды он пришел к ней очень взволнованный, потому что отец был при смерти, и сказал: «Я умираю. Я не могу жить без тебя ни одного мгновения». Она ответила: «Всё это хорошо, но у меня для тебя плохая новость. Мой отец составил завещание и передал все свои деньги в доверительное управление. Я ничего не получу. Молла, ты всё еще любишь меня?»
Молла ответил: «Я люблю тебя, и я всегда буду любить, хотя никогда больше тебя не увижу. Но я всегда буду тебя любить и помнить!»
Вся любовь исчезла. Это символично, деньги – это символ. Власть, политическая власть – это символ. Респектабельность – это символ. Это не реальность, это человеческие проекции. Это не цели, у них нет объективности. Их нет. Это просто мечты, спроецированные жалким умом. Если вы хотите быть экстатичными, вам придется отказаться от символического. Освободиться от символического – значит освободиться от общества. Освободиться от символического – значит стать искателем истины. Освободиться от символического – значит набраться смелости и войти в реальность. И только реальное является истинным. Символическое не истинно.
