Kitabı oku: «Анастас Иванович Микоян: человек и политик», sayfa 2

После установления в 1933 г. между СССР и США дипломатических отношений, у Микояна появилась реальная возможность оценить потенциал американской индустрии для Советского Союза. В том году большие экономические и проблемы испытывали как в США, только что начавших выходить из мирового экономического кризиса, так и в Советском Союзе, где ряд регионов охватил голод³⁸. Поэтому стремление к налаживанию экономического сотрудничества, в том числе и в сфере снабжения, во многом было взаимным.

В 1934 г. Микоян получил новое назначение – стал наркомом пищевой промышленности СССР. По поручению Сталина, в те годы высоко ценившего личные и деловые качества Микояна, ему в течение нескольких месяцев 1936 г. пришлось находиться в США для изучения опыта, накопленного в различных сферах пищевой индустрии и в других областях³⁹.

По возвращении советского наркома в Москву началось внедрение передовых американских и западноевропейских достижений в практику советской пищевой промышленности и торговли. Так, во многом благодаря инициативам Микояна, в Советском Союзе, и не только в крупных городах, стали в массовом порядке производиться и продаваться мороженное, сосиски, шампанское, горячие мясные котлеты на булочках («советский фаст-фуд»), майонез и другие до того недоступные рядовым советским гражданам продовольственные товары. Для более длительного хранения пищевых продуктов в США специально закупалось холодильное оборудование⁴⁰.

Вряд ли всеми этими «мелочами» стал заниматься человек, безразличный к нуждам и потребностям простых людей. А таких политических персонажей, считавших, что не стоит «расслаблять революционный дух буржуазными нововведениями», в тот период в руководстве страны было немало. Собственные материальные и бытовые проблемы они в своем большинстве к тому времени решили, а в отношении всех остальных граждан применяли пресловутые «двойные стандарты». Микоян в этом плане был своеобразной «белой вороной» и сам Сталин однажды в то ли в шутку, то ли всерьез ему об этом высказал в весьма оригинальной (если не сказать зловещей) форме: «Для Анастаса новые сорта сыра важнее теории марксизма-ленинизма»⁴¹. Как мы сегодня понимаем, трактовать такого рода высказывание можно было совершенно по-разному.

Стоит обратить внимание на еще одно обстоятельство, которое в какой-то степени поможет понять мотивацию поведения Микояна в условиях начавшейся жесткой внутренней политики. Будучи крупным организатором, он постоянно сталкивался с главным недостатком советской экономической системы: острым дефицитом квалифицированных кадров, способных успешно выполнять поставленные перед ними сложные задачи и воплотить в жизнь сталинскую формулу: «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики».

Можно было, например, спроектировать и построить новое предприятие, закупить для его работы современное оборудование, но найти персонал, способный его успешно освоить и производить качественную продукцию, было, порой, очень сложно или даже невозможно. Следствием этого становились многочисленные аварии, в некоторых случаях обуславливавшиеся развернувшимся в стране стахановским движением. Хорошая, в принципе, идея, натолкнулась на волюнтаризм советского партийно-государственного чиновничества, временами граничившего с безрассудством. Им легче было докладывать центральному руководству, что все дело во «вредительстве» и происках «недобитых врагов»⁴².

«Вредительство» приводило большинство людей, в этом обвиненных, к заключению в специальные трудовые лагеря, где они становились бесплатной рабочей силой на «стройках коммунизма», входивших в систему специально созданного при созданном в 1934 г. НКВД СССР Главного управления лагерей (ГУЛАГ), постепенно превращавшегося на территории СССР в одного из главных хозяйствующих субъектов.

Можно утверждать, что каждый раз, когда Микоян в тот период в своих публичных выступлениях обрушивался на «вредителей» – он делал это искренне, поскольку таковы были суровые реалии той эпохи⁴³.

В голове Сталина созрел на этой основе совсем другой вывод: при продвижении по пути социализма «классовая борьба» усиливается. Враги СССР, которых остается очень много внутри страны, не в состоянии смириться с нашими успехами, они будут вредить сознательно, играя на стороне мирового империализма и германского фашизма. И помогать им будут «недобитые троцкисты», с 1935 г. объединившиеся в мировом масштабе в Четвертый Интернационал.

В своем печально известном докладе на февральско-мартовском 1937 г. Пленуме ЦК ВКП(б) Сталин изложил свои соображения официально и они почти на два десятилетия стали основополагающими в его интепретации идеологии марксизма-ленинизма. Микоян на первых порах, как и большинство советских людей, воспринимал все это как непререкаемую истину.

В период «Большого террора»

Сталин по достоинству оценил успехи Микояна на порученном ему участке работы. С лета 1937 г. он, без освобождения от должности наркома пищевой промышленности, стал одним из заместителей главы правительства и бессменно находился в этом статусе более четверти века. В 1938–1949 гг.

Микоян вновь возвратился к прежней деятельности, занимая пост наркома (с 1946 г. – министра) внешней торговли СССР.

Именно этот факт не дает покоя многим критикам Микояна, считающим, что он сделал политическую карьеру на трагедии «большого террора». Хотя отчетливо видно даже из приведенного нами материала, что данное утверждение явно не соответствует истине.

Чаще всего, помимо перечисленного выше, историки и публицисты «заочно» предъявляют Микояну следующие претензии:

1. Руководство комиссией на февральско-мартовском 1937 г. пленуме ЦК ВКП(б) по делу Бухарина и Рыкова, с вынесенным решением об их исключении из партии, суде и расстреле.

Общеизвестно, что Бухарин и Микоян длительный период находились в подчеркнуто дружеских отношениях. И этот факт не был секретом для Сталина, который также публично неоднократно позитивно отзывался о Бухарине (например, называл его «наш Бухарчик», обещал «не давать в обиду» и т. п.). Конечно, Сталин намеренно подставлял Микояна, когда предложил пленуму его кандидатуру в качестве председателя комиссии, а себя в роли всего лишь «рядового» ее члена. Микоян, не имея уважительных причин отказаться, все же попытался не брать на себя всю полноту ответственности за принятое по итогам ее работы решение. Он лишь его подписал вместе с другими 35 членами этой комиссии (вместе с такими «знаковыми» деятелями советской эпохи, как Н. К. Крупская, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный и др.). Спасти Бухарина от расправы, инициированной Сталиным, у него не было никакой возможности.

2. Организация репрессий в отношении А. Аматуни⁴⁴ и других руководителей Компартии(болъшевиков) Армении осенью 1937 г.

Безусловно, и в этом случае никакой «личной инициативы» Микояна не было. Для Сталина важно было, при уже принятом им заранее решении, показать, что оно все же официально высказывалось их земляком-армянином, занявшим в Москве один из ключевых постов в правительстве. Сталин направил в Армению Микояна вместе с заведующим отделом ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым и представителем НКВД СССР М. И. Литвиным, которые, в основном, и занимались всеми организационными вопросами⁴⁵. Списки репрессированных были заранее составлены в НКВД Армении, отправлены в Москву и там были утверждены на самом высоком уровне⁴⁶.

В той ситуации выглядело бы довольно странным, если стоявший ниже по рангу работник (Маленков или Литвин) формально не «согласовывал» бы с членом Политбюро такие вопросы. Только вот мог ли Микоян в этой ситуации что-то сделать для спасения тех людей, которые заранее были включены в «расстрельные» списки. Известно, что он вычеркнул оттуда человека, в свое время дававшего ему рекомендацию на вступление в партию, но позднее тот все равно был расстрелян уже по другому делу⁴⁷.

Несомненной заслугой Микояна можно считать выдвижение им на должность главы армянской партийной организации Г. А. Арутинова, впоследствии сумевшего там стабилизировать ситуацию. Арутинов находился на этой должности вплоть до смерти Сталина и в своей деятельности всегда пользовался поддержкой Микояна⁴⁸, избиравшемся в 1937 и 1950 гг. от Армении депутатом Верховного Совета СССР⁴⁹.

3. Подготовка летом 1937 г. «расстрельных» списков ответственных работников ряда наркоматов в структуре СНКСССР.

Увидеть такие списки, написанные рукой Микояна или с его правками в сторону усиления наказания за «вражескую» деятельность из числа его подчиненных, пока не представляется возможным. Скорее всего, их просто не существует. Сам Микоян (равно как и другие члены высшего советского руководства) никаких «расстрельных» списков лично никогда не составлял. Этим занимались специально назначенные люди в центральных и местных структурах НКВД СССР, которые от имени Ежова отправляли их на утверждение в различные инстанции, вплоть до Политбюро ЦК ВКП(б).

Хорошо известно, что Микоян использовал любые возможности, чтобы вывести из них хорошо ему знакомых по работе людей⁵⁰, но, по понятным причинам, он в этом плане был сильно ограничен.

На наш взгляд, весьма объективно высказался по этому поводу академик Г. А. Куманев: «Еще в первой половине 60-х годов мне довелось работать в Кремлевском архиве ЦК КПСС… Здесь я получил возможность ознакомиться с большим количеством очень важных документов, испещренных различными резолюциями, начиная с резолюций Сталина. Их было много, в том числе весьма жестоких и суровых. Но ни одной подобной резолюции, написанной рукой Анастаса Ивановича, встретить не удалось. Когда я спросил последнего помощника Микояна – Бориса Ивановича Шагурина, – есть ли такие резолюции, он ответил: «Вы их не найдете, потому что таким недостойным «творчеством» Анастас Иванович никогда не занимался»⁵¹.

4. Подпись «за» под решением Политбюро ЦК ВКП(б) в марте 1940 г. о расстреле польских граждан в Катыни.

Сразу же оговоримся. Мы в этом случае не принимаем во внимание попытки некоторых историков и публицистов поставить под сомнение саму подлинность этого решения (или хотя бы бланка, на котором оно напечатано и сегодня воспроизводится в сети Интернет). Вероятнее всего, Сталин дал этот документ на визирование членам Политбюро, находившихся 5 марта 1940 г. в его рабочем кабинете. От подписи Микояна (стоящей последней на бланке) уже ничего не зависело, поскольку дальнейшая судьба пленных поляков была определена лично Сталиным. А вот откажись он это сделать, трудно сказать, чем такой демарш мог закончиться. Статус «польского шпиона», думается, в НКВД, по приказу вождя, ему моментально приписали со всеми вытекавшими отсюда последствиями, в том числе для членов семьи, а также, как было заведено в те времена, и для большинства его ближайших сотрудников.

Кроме того, стоит иметь в виду, что для таких людей как Микоян, прошедших Гражданскую войну, а затем являвшимися участниками или очевидцами войны 1920–1921 гг., многие поляки, независимо от их социального происхождения, выглядели как враги. Сразу вспоминались гибель в польском плену нескольких десятков тысяч красноармейцев, на своих штыках принесших в Польшу идеи «мировой революции», но оказавшейся невостребованной не только местной элитой, но и простыми людьми. И вот теперь наступил благоприятный момент рассчитаться с поляками-«врагами».

Даже сегодня подобная логика присутствует в действиях некоторых политиков в разных странах, а что говорить о том историческом периоде с устоявшимися после Первой мировой войны представлениями о ценности человеческой жизни.

По мнению автора, основанному на изучении большого круга разнохарактерных информационных источников, имеющаяся на сегодняшний день доступная для исследователей достоверная документальная база не позволяет говорить о Микояне не только как о вдохновителе или организаторе репрессий второй половины 1930-х гг., но и даже как о политике, активно участвовавшем в сталинских беззакониях⁵².

Микояна, конечно, можно обвинять в политическом конформизме, и даже упрекать в том (есть и такое мнение), что он не покончил в знак протеста жизнь самоубийством, как это сделал в феврале 1937 г. его друг и соратник Серго Оржоникидзе⁵³ или же, в конечном итоге, «демонстративно» не ушел в отставку. Да и сам Микоян заявлял после смерти Сталина, что как представитель тогдашнего высшего советского руководства (в отличие, например, от Молотова) ощущает свою личную ответственность за происходившее⁵⁴.

Более того, не выживи политически, а не только физически, в годы репрессий такие политики, как Микоян, вряд ли стало возможным восстановление справедливости в отношении многих невинных людей после смерти Сталина.

Чтобы хоть в какой-то мере загладить неоднозначное впечатление о своем тогдашнем поведении, он проявил инициативу и лично курировал вопросы реабилитации невинных жертв сталинских репрессий. Микоян сделал очень многое, чтобы оставшиеся в живых возвратились из мест заключения⁵⁵. Это касается не только отдельных лиц, но и целых народов, огульно обвиненных в предательстве родины в годы Великой Отечественной войны и вскоре после ее окончания. Вряд ли бы это стал делать, тем более, по собственной инициативе, «организатор и вдохновитель» сталинских репрессий.

Конечно, сказанное выше отнюдь не оправдывает действия Микояна в тот для него очень сложный период, но позволяет в определенной степени понять его мотивацию и появление той, вначале скрытой от посторонних глаз, личной ненависти к Сталину, которую он потом пронесет через всю оставшуюся жизнь.

Как нам представляется, Микоян уже в те годы понимал, что «Коба ведет нас куда-то не туда», но сказать об этом публично ни он, ни кто-то другой (может быть, за исключением бежавшего из СССР революционера и дипломата Ф. Ф. Раскольникова с его «Открытым письмом» к Сталину 1939 г.), так и не решился. Тем более, что страна нуждалась в единстве перед лицом наступавшей опасности в лице фашистской Германии, грозившей потерей всего, за что Микоян боролся на протяжении всей своей политической карьеры.

Обеспечить такое «единство» возможно было вокруг «раскрученной» официальной пропагандой фигуры Сталина. Любой другой вариант грозил непредсказуемыми последствиями не только для советской элиты, но и простого народа, обрекавшегося фашистскими идеологами на уничтожение как «неполноценного». Именно этим обстоятельством в какой-то степени можно объяснить появление 21 декабря 1939 г. статьи за подписью Микояна в «Правде», в день 60-летия Сталина, под весьма характерным названием «Сталин – это Ленин сегодня».

Составителями этого текста желаемое явно выдавалось за действительное, как и в случае с упоминавшейся нами выше речью на праздновании 20-летия органов госбезопасности⁵⁶.

В годы Второй мировой войны

В 1939–1940 гг. Микояну, уже снискавшему авторитет в качестве опытного переговорщика, по поручению Сталина пришлось вести консультации по экономическим вопросам со специальными германскими делегациями и дипломатами посольства Германии в СССР⁵⁷. Такого рода переговоры он вел и с другими иностранными представителями, посещавшими в тот период СССР⁵⁸.

Советское руководство делало все возможное, чтобы оттянуть неизбежное – начало войны и обвинять его сегодня в «беспринципном альянсе с Гитлером», как делали в рамках 80-летия с момента начала Второй мировой войны некоторые российские и зарубежные политики и обществоведы, представляется в значительной степени необъективным.

Таковы были тогдашние суровые реалии, не лучше себя вели и представители «демократий» Запада, но сегодня там об этих непростых страницах своей истории (например, о Мюнхенском сговоре» или планах Польши в середины 1930-х гг. совместно с Германией напасть на СССР), предпочитают молчать или давать лишь выгодную им трактовку.

Во время Великой Отечественной войны Микоян активно участвовал в международных переговорах по торговым и военным поставкам. В результате уже 12 июля 1941 г. было подписано соглашение с Великобританией о взаимной помощи и поддержке, а 16 августа был заключен договор с США о взаимных поставках товаров, кредите и клиринге.

Как сегодня не стараются некоторые политики и историки в России в угоду конъюнктурным моментам и антизападным настроениям преуменьшить значение для Советского Союза масштабов поддержки со стороны США и Великобритании, в тот критический для СССР период она была очень важна. Роль Микояна и сотрудников руководимого им наркомата в эффективной организации такого рода поставок представляется позитивной⁵⁹.

Микоян с самой положительной стороны проявил себя и на других поручаемых ему участках работы (снабжение армии, эвакуация промышленных предприятий и населения вглубь страны, восстановление районов СССР, разрушенных в период фашистской оккупации и др.). Материалы личного и рабочего архивов Микояна содержат большое количество информации по данным вопросам ⁶⁰.

Особо стоит выделить его участие в организации доставки продовольствия и других необходимых товаров в блокадный Ленинград в октябре 1941 г.⁶¹

В этой связи выглядит вполне заслуженным присвоение Микояну в сентябре 1943 г. звания Герой Социалистического труда. Эта награда, в отличие от звезд многих других советских деятелей более позднего периода, полученных, в основном, к тому или иному юбилею, была действительно заслуженной, и он с гордостью носил ее до конца жизни ⁶².

Стоит также отметить, что Микоян, имея все возможности, мог не допустить участия в боевых действиях под Сталинградом своего сына, которому исполнилось лишь 18 лет. Владимир, военный летчик, погиб в воздушном бою 18 сентября 1942 г., что стало для Микояна тяжелейшим ударом, от которого он долго не мог оправиться.

Не менее болезненным для него оказался спектакль, устроенный по приказу Сталина советскими спецслужбами, раздувавшими уголовное дело против двух несовершеннолетних сыновей Микояна – Серго и Вано. Невинная детская игра во «врагов» была представлена чуть ли не как подготовка государственного переворота. В действиях Сталина явно прослеживалось желание хоть чем то поддеть строптивого соратника, но очень эффективного в качестве управленца⁶³.

На наш взгляд, в такой специфической форме у Сталина стали проявляться первые признаки недоверия к своему ближайшему окружению, стремление таким «необычным» образом проверить их на лояльность.

После войны

Вскоре после окончания войны у Сталина случился первый инсульт, и основная тяжесть руководства страной легла на плечи т. н. «четверки» в лице Молотова, Микояна, Булганина и Маленкова. Им приходилось много заниматься как внутренними делами, так и международными вопросами. И далеко не всегда принимаемые ими решения автоматически одобрялись Сталиным.

Микояну в марте-мае 1945 г. пришлось специально выезжать в Германию для решения важных вопросов, связанных с организацией там работы советской оккупационной администрации, обеспечением населения необходимыми продовольственными товарами, обследования состояния промышленных предприятий Берлина и Дрездена и др.⁶⁴

Осенью того же года он со специальной миссией посещал Сахалин и Курильские острова. Там ему на месте предстояло решать многие важные вопросы, связанные с процессом практического перехода этих территорий под полный контроль СССР ⁶⁵.

Начавшаяся «холодная война» не сулила ничего хорошего в плане улучшения отношений СССР со странами Запада. Значительная часть территории Советского Союза лежала в руинах, из-за засухи во многих регионах начался голод, при этом требовались значительные средства для осуществления советской ядерной программы. Из недавних союзников, по обе стороны биполярного мира пропагандисты от политики начали создавать образы «коллективного врага». Такие политики как Микоян, с их стремлениями снизить накал напряженности и продолжать взаимовыгодное сотрудничество с Западом, в глазах Сталина и некоторых его единомышленников казались «подозрительными».

Микоян и в этот период, по указанию Сталина (который лично активно занимался внешнеполитическими вопросами и по-прежнему ценил его как опытного политика), успешно контактировал по самым разным направлениям с зарубежными политическими деятелями. Так, например, ему пришлось активно заниматься вопросами, связанными с получением Советским Союзом американских и английских вооружений, оборудования, других товаров, а также получения кредитов⁶⁶.

В апреле 1947 г. тогда еще молодому английскому политическому деятелю Г. Вильсону пришлось на себе испытать талант Микояна в качестве переговорщика по торгово-экономическим вопросам, о чем он позднее вспоминал, отдавая должное советскому политику⁶⁷.

С большой долей вероятности можно предположить, что в этот непростой для советской международной политики период Микоян в вопросах развития связей с внешним миром начал довольно заметно расходиться со Сталиным и группировавшейся вокруг него консервативно настроенной партийно-государственной верхушкой. Как свидетельствуют архивные материалы, в течение второй половины 1945 – конца 1948 гг. Микоян направил Сталину большое количество записок с предложениями по вопросам улучшения организации внешней торговли, которую он считал важным инструментом укрепления влияния СССР в послевоенном мире⁶⁸.

Опасения «консерваторов» были не напрасны. Большое количество советских людей из числа простых рабочих, крестьян и интеллигенции, оказавшихся в 1944–1945 гг. и позднее за границей в рядах Красной армии, увидело, насколько лучше там жили («при капитализме») такие же, как и они, простые труженики. Естественно, по возвращении домой, в головах некоторых из них зарождались (или могли зародиться) не совсем «правильные» мысли и ассоциации. Сталин, будучи опытным политиком, вполне мог интуитивно уловить такую тенденцию, тем более, что явно напрашивались аналогии с зарождением движения декабристов в царской России после первой Отечественной войны 1812 г. Необходимо было действовать на «упреждение», а такие «деловые» люди как Микоян, могли мешать «закручивать гайки», причем даже неосознанно. Например, Микоян выступал за снижение размеров установленного по инициативе Сталина нового налога на крестьянство⁶⁹.

Стоит также отметить, что при жизни Сталина за малым исключением выезды за рубеж высших руководителей СССР были эпизодическими. Как правило, если дело не касалось выполнения служебных обязанностей работниками МИД⁷⁰, это были специальные «миссии» для выполнения каких-либо конфиденциальных поручений Сталина. Часто о них не появлялось вообще никакой информации в советской и зарубежной прессе.

Так, в январе-феврале 1949 г. Микоян по заданию Сталина выполнял важную миссию на территории северной части Китая, где вел переговоры с Мао Цзэдуном и другими лидерами местной компартии о будущем этой страны. На режиме Чан Кайши, с которым СССР в августе 1945 г. подписал договор о дружбе, в Кремле уже поставили крест, и основная ставка была сделана на коммунистов, которые провели ряд успешных операций и вышли на подступы к Пекину⁷¹.

Во второй половине августа 1951 г. Микоян по решению Политбюро ездил в Прагу во главе советской экономической делегации для оказания Чехословакии помощи в послевоенном развитии по пути «народной демократии»⁷².

По всей видимости, он там в тот момент (или немного позднее) находился с еще одним «специальным» заданием Сталина: проверить на месте как под руководством Президента Чехословакии К. Готвальда идет подготовка к суду над объявленным «врагом» и «титовским агентом» генеральным секретарем ЦК Компартии Чехословакии Р. Сланским и другими лицами, привлеченными по этому делу⁷³.

Вряд ли Микоян испытывал удовлетворение от выполнения такого рода поручения, но партийная дисциплина и чувство самосохранения не позволяла ему, к тому моменту уже находившемуся в негласной опале, возразить всесильному диктатору.

По линии созданной в том же году специализированной организации союзных СССР «народно-демократических» государств – Совете экономической взаимопомощи (СЭВ), Микояну было поручено курирование вопросов о распределении кредитов и финансовой помощи для стран «народной демократии». При этом он, при каждой удобной возможности, руководствовался не политическими соображениями, а конкретной экономической выгодой, которую мог получать СССР. Естественно, это происходило только в тех случаях, когда «просители» в лице лидеров союзных Москве стран, не могли решить тот или иной вопрос через его голову, обратившись лично к Сталину и получив от него поддержку.

Некоторым политикам в этих странах (условным «национал-сталинистам») микояновский подход не нравился, и они зачастую осуществляли «обходные маневры» в стремлении получить от Советского Союза в одностороннем порядке больших объемов помощи. Приведем, для примера, отрывок из воспоминаний албанского лидера Э. Ходжа об одной из бесед с Микояном по экономическим вопросам: «Этот купец держал в руке полукрасный-полусиний толстый карандаш (который можно было видеть во всех канцеляриях в Советском Союзе) и занимался «подсчетами»⁷⁴.

По всей видимости, Ходжа искренне считал, что для Микояна «прагматические» интересы СССР явно были выше «политической солидарности». Наверняка, участвуя в переговорах с Микояном, такого мнения могли придерживаться и другие руководители стран «народной демократии»⁷⁵.

Необходимо отметить, что Микоян, с 1935 г. являвшийся членом Политбюро ЦК ВКП(б) (с 1952 г. – Президиума ЦК КПСС), принимал самое активное участие в заседаниях этого фактически высшего органа власти в СССР, на которых постоянно обсуждались и выносились решения по важнейшим вопросам советской внутренней и внешней политики.

В последний период жизни Сталина Микоян постепенно вышел из его доверия. Стоит отметить, что одним из обвинений, выдвинутых им во время выступления на последнем в жизни пленуме ЦК (октябрь 1952 г.): Микоян, якобы, вместе с к тому моменту расстрелянным «врагом народа» С. А. Лозовским⁷⁶, в 1946 г. пытался «сдать» советские позиции в переговорах с американскими представителями по внешнеэкономическим вопросам⁷⁷.

Другое обвинение, прозвучавшее тогда же в его адрес: предпочитал первоочередное развитие советской легкой промышленности в ущерб тяжелой индустрии.

Если бы не скоропостижная кончина «вождя народов», сложно сказать, как бы дальше сложилась не только политическая карьера Микояна, но и судьба членов его семьи.

О последнем обстоятельстве не стоит забывать как об одном из главных мотивов личного характера, которым руководствовался Микоян в своей деятельности, когда не входил в прямое противостояние со Сталиным по тем или иным дискуссионным вопросам. Но сам факт того, что он в эпоху «позднего сталинизма» остался практически единственным, кто мог возразить всесильному диктатору, заслуживает самого большого уважения.

После смерти Сталина

После смерти Сталина политический вес Микояна в советском партийно-государственном руководстве значительно возрос, прежде всего, из-за близости позиций по главным проблемам внутренней и внешней политики с новым лидером – Н. С. Хрущевым. Тот достаточно быстро отстранил от реальных рычагов власти нового главу правительства и формального преемника Сталина Г. М. Маленкова, также претендовавшего на роль реформатора⁷⁸, но явно не имевшего для этой роли необходимой харизмы и деловых качеств⁷⁹.

Внешние дела продолжил курировать В. М. Молотов⁸⁰, относившийся к в целом консервативно настроенной части руководства, и весьма настороженно воспринимавший новые тенденции в продвижении СССР по пути «строительства социализма и коммунизма».

Хрущев, при жизни Сталина практически не получавший от него задания, связанные с внешними делами, решил лично взять в свои руки решение главных международных вопросов. Но отсутствие необходимого опыта в этой сфере и большое количество первоочередных внутренних проблем не позволяли активно включиться в эту деятельность. Микоян в данной сфере в его глазах выглядел достаточно авторитетной фигурой, и потенциально мог выступать в качестве альтернативы Молотову, главным хрущевским помощником и даже инициатором в изменениях важных направлений советского внешнеполитического курса.

Именно такие политики, как Хрущев и Микоян, как никакие другие члены условной «старой» команды, к тому моменту были готовы и к кардинальным изменениям в советской политической системе в сторону ее некоторой «демократизации» (естественно, как они ее субъективно понимали) и перестройки административно-командной системы в экономике в сторону большего применения рыночных механизмов. В этом контексте им необходимо было изучить зарубежный опыт, своими глазами посмотреть на уже полученные результаты. Например, в течение 1953–1955 гг. Микоян постоянно делал запросы в соответствующие советские инстанции о предоставлении ему достоверных материалов об особенностях строительства социализма в странах «народной демократии» ⁸¹.

Вскоре выяснился еще один нюанс. Хрущев занимал с сентября 1953 г. реально высший в СССР пост Первого секретаря ЦК КПСС, но для большинства стран мира, с которыми предполагалось расширение связей, такая должность не выглядела соответствующей дипломатическому протоколу. Отсюда у Хрущева и возникла потребность чаще привлекать вызывавшего у него все большие симпатии Микояна (ставшего в 1955 г. первым заместителем главы правительства⁸²), к решению тех или иных международных вопросов. Микоян в марте 1953 г. возглавил объединенное министерство торговли СССР и получил дополнительные полномочия в решении большинства вопросов, связанных с развитием советских внешнеэкономических связей.

Большую роль Микоян в тот непростой период сыграл и в восстановлении советско-югославских отношений после их фактического разрыва в 1948 г. по единоличной прихоти Сталина⁸³. Он, в частности, участвовал в поездке в мае 1955 г. советской правительственной делегации во главе с Хрущевым в Белград⁸⁴, а осенью того же года провел двухнедельный отпуск в Югославии, в ходе которого согласовывал с И. Б. Тито и его окружением планы дальнейшего развития двусторонних контактов, включая подготовку ответного визита югославской делегации⁸⁵.

Хрущева и Микояна интересовали особенности «югославской модели» социализма, в том числе ее рыночные механизмы, а также «рабочие советы» и система «самоуправления». Естественно, все это обсуждалось в качестве поиска возможной альтернативы советской («сталинской») административно-командной системе управления. Но на этом пути вскоре возникли трудности из-за боязни Хрущева потерять главные нити управления государством и обвинениях в «ревизионизме»⁸⁶.