Kitabı oku: «Психология человека в современном мире. Том 5. Личность и группа в условиях социальных изменений. Материалы Всероссийской юбилейной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения С. Л. Рубинштейна, 15–16 октября 2009 г.», sayfa 5
С. А. Зайкова (2006) обобщила данные исследований по дошкольному возрасту. В целом при изменениях структуры семьи и взаимодействиях между родителями возникают следующие негативные последствия. При конфликтности между супругами (В. Л. Васильева, О. А. Шаграева) у детей возникают неврозы, замедляется эмоциональное развитие, появляется склонность к вспыльчивости, повышенная возбудимость, страх, недоверие, чувство одиночества, равнодушие. При воспитательной конфронтации (Е. И. Рогов, Н. Н. Верцинская) появляются страхи, нарушения эмоционально-волевой сферы, негативные эмоции, присутствует эмоциональная неустойчивость. При наличии только матери (Е. П. Арнаутова, А. И. Захаров, Й. Лангмейер, З. Матейчек, Н. М. Неупокоева) повышенная агрессивность, суетливость, замкнутость, заторможенность, нарушение полоролевой идентификации, агрессивность, асоциальное поведение. В случае пренебрежения, безразличия и невнимания к потребностям и чувствам ребенка (Г. П. Бочкарева, М. Джеймс, Д. Джонгвард, О. В. Удова) он начинает поиск эмоционально значимых отношений вне семьи. При разводе родителей (Н. М. Неупокоева, И. В. Казакова, Е. А. Данилова, Г. П. Бочкарева) возникает стресс, происходит разрушение эмоциональных связей, сужение сферы общения, невротизация. При непоследовательности, отсутствии похвалы и поощрений (И. С. Сорокина, Е. И. Рогов) происходит закрепление отрицательного поведения, установок, возрастает тревожность, неуверенность в себе.
В качестве негативных факторов эмоционального неблагополучия рассматривают также условия детского дома (Р. Шпиц, Дж. Боулби, А. Х. Пашина, Е. П. Рязанова). Среди особенностей развития эмоциональной сферы воспитанников детских домов выделяют бедность качественного содержания эмоциональной сферы, неспособность адекватно распознавать эмоции. На подобные характеристики эмоциональной сферы указывает и Т. Д. Марцинковская (2000, с. 126, 131). Исследования Л. Л. Баз, О. В. Баженовой (1996), М. И. Лисиной (1986), проведенные с детьми 13–14 лет, воспитывающимися в домах ребенка и школах-интернатах, показали, что как полная, так и частичная материнская депривация приводит к тяжелым, иногда необратимым изменениям в эмоциональной, интеллектуальной и мотивационной сферах личности.
К другим обстоятельствам, которые могут спровоцировать неудовлетворительную динамику отношений «ребенок – родитель» можно добавить фактор, связанный с ухудшением экономической стабильности в настоящий период времени. Например, периодические отлучки одного или обоих родителей с целью заработка в другие регионы страны. В 2008 г. трудовая миграция населения увеличилась на 20 % по сравнению с предыдущим периодом. По данным статистики, например, гастарбайтеров в Москве трудится в 7 раз больше, чем это предусмотрено легальной квотой на 2008 г. По данным проведенного опроса в городах Смоленск, Москва, Ставрополь (Бадыштова, 2002), среди видов дохода населения работа на выезде составляет в Смоленском регионе самый высокий процент – 80,8 (в Москве – 68,9 %; в Ставрополе – 50,0 %). Подобные результаты заставляют задуматься о значении исследования феноменов, сопровождающих этот процесс внутри семьи, а именно, как трудовая миграция родителей отражается на эмоционально-психологическом состоянии их детей. С точки зрения взрослого человека это может быть сопряжено с ответственностью перед своей семьей за ее материальное благополучие. Тогда как восприятие и понимание подобных семейных ситуаций со стороны ребенка может носить неоднозначный характер.
Известны результаты исследований прибалтийских ученых (Лялюгене, Рупшене, 2008), связанные с изучением влияния трудовой миграции родителей на социализацию детей и подростков. Согласно их результатам, проблемы детей, переживающих кризис разлуки с родителями, в 9 % случаев связаны с долговременными эмоциональными трудностями, 38 % испытывают кратковременный эмоциональный кризис, 14 % имеют проблемы с поведением. Выявлена тенденция, согласно которой, чем меньше возраст ребенка, тем выше число негативных переживаний. В книге Жорж Жизель (Жизель, 2003, с. 78–81) приведен пример обобщенных научных данных в виде балльной шкалы по исследованию детского стресса. Из 34-х причин стрессового состояния ребенка на 4-ом месте оказалась ситуация, при которой кто-то их родителей получил работу далеко от дома и вынужден жить в другом месте (63 балла из 100). 15-ое место занимает ситуация, связанная с изменением финансового положения семьи (38 баллов из 100).
В исследованиях Н. Ю. Синягиной указывается, что 30 % родителей в качестве мотива своего жестокого отношения к ребенку называют «месть за то, что ребенок приносит огорчение, что-то просит, требует». Автор объясняет это тем, что «малообеспеченные» родители, не умея объяснить происходящее, испытывают неосознаваемое чувство вины и перекладывают вину на ребенка, который «не заслужил», «не заработал» (Синягина, 2001, с. 29). В. Б. Ольшанский утверждает, что дети из семей с ограниченными финансовыми возможностями с малолетства испытывают много фрустраций, делаются терпеливыми, осторожными, но медлительными, упорными и негибкими (Ольшанский, 1996, с. 40).
Подобные примеры подтверждают нашу мысль о том, что целесообразно более подробно изучить аспект детстко-родительских отношений в контексте трудовой миграции. Цель исследования предполагает также дальнейшую выработку психологических рекомендаций для улучшения психоэмоционального состояния детей и родителей, а также оптимизации взаимодействия и взаимопонимания среди членов семей трудовых мигрантов.
Литература
Жизель Ж. Детский стресс и его причины / пер. с фр. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2003.
Лангмейер Й., Матейчек З. Психическая депривация в детском возрасте. Прага: Авиценум, 1984.
Лялюгене И. Ю., Рупшене Л. Я. Влияние трудовой миграции родителей на социализацию подростков // Социс. № 1. 2008. С. 69–75.
Марцинковская Т. Д. Детская практическая психология // Пособ. для студ. вузов пед. спец. / Ред. Т. Д. Марцинковская. М.: Гардарики, 2000.
Маслоу А. Г. Мотивация и личность / пер. с англ. СПб.: Евразия, 1999.
Ольшанский В. Б. Психологи – практикам: учителям, родителям и руководителям. М.: Триволта, 1996.
Рубченко А. К. Самоотношение и отношение юношей и девушек к родителям при семейной депривации: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М., 2007.
Синягина Н. Ю. Психолого-педагогическая коррекция детско-родительских отношений. М.: ВЛАДОС, 2001.
Смирнова Е. О., Собкин В. С. Специфика эмоционально-личностной сферы детей, живущих в неполной семье. М., 1988.
Томилова А. В. Динамика развития типа и предметного содержания переживания в старшем подростковом возрасте: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М., 2005.
Федорова Н. В. Депривация в семье как фактор делинквентного поведения подростков: Автореф. дис. … канд. психол. наук. Омск, 2007.
Хухлаева О. В. Коррекция нарушений психологического здоровья дошкольников и младших школьников // Учеб. пособие. М.: Академия, 2003.
Целуйко В. М. Вы и ваши дети. Психология семьи. Ростов-н-Д.: Феникс, 2004.
Кон И. С. Психология ранней юности. М.: Просвещение, 1980.
Детская практическая психология // Учебник / Ред. Т. Д. Марцинковская. М.: Гардарики, 2000.
Природоцентрическая этика в работе С. Л. Рубинштейна «Человек и мир»
А. В. Никольская (Москва)
Впоследние годы, когда все чаще раздаются разговоры о грозящем человечеству экологическом кризисе, возникает необходимость переориентации человеческого сознания с антропоцентрического на природоцентрическое. В психологии появилось даже новое направление, называемой экологической психологией, одной из задач которого является формирование осознания человеком своего единства с природой (Панов, 2004).
Современные исследования в таких областях, как зоопсихология, этология и социобиология, способствуют новому пониманию живых организмов как существ, находящихся в родстве с видом Homo sapiens. Возрастающая социо-гуманитарная направленность современной науки меняет наш взгляд на человека, человеческое общество.
Еще Э. Фромм говорил, что человек, оставаясь частью природы, вышел за ее границы. «Необходимость находить новые решения противоречий своего существования, находить все новые, более высокие формы единства с природой, своими ближними и самим собой служит источником всех психических сил, которые движут человеком» (Фромм, 2004, с. 15).
С одной стороны, человек принадлежит к живой природе, он имеет эволюционное родство с другими формами жизни. Это родство, согласно А. Бергсону, дает человеку потенциальную возможность понимания поведения и психики живых существ (особенно высших позвоночных) через эмпатию, вчувствование в них. А. Бергсон утверждает идею прямого, неопосредствованного, интуитивного знания и вводит понятие интуиции, интуитивного вчувствования одного живого существа в психику другого как механизм прямого знания (Бергсон, 1998).
С другой стороны, человек является уникальным продуктом эволюции с качественно специфическими характеристиками. Человек, таким образом, обладает как биологически детерминированными, так и чисто человеческими (социальными, культурными) гранями, которые тесно переплетены, взаимозависимы друг от друга находятся в постоянном развитии. Насколько гармонично развитие этих граней, отвечают ли модели культуры и технологии эволюционно-обусловленным тенденциям человеческого поведения? Например, наказание за убийство, распространенное в различных человеческих культурах, вполне согласуется с имеющимся у многих видов животных врожденным ингибированием убийства особей своего вида (Лоренц, 1998). Многие юридические нормы человеческого общества обращаются к нашему «чувству справедливости» (sense of justice), предпосылки которого можно видеть в социальном поведении высокоразвитых групповых животных (приматы, хищные). Более того, М. Хаузер по результатам своих исследований заключает, что люди с тем большей готовностью соблюдают законы, чем в большей мере они отвечают эволюционному «чувству справедливости» (Хаузер, 2008). Тем не менее, очевидно, что и человеческий разум существенно влияет на наше чувство справедливости. Содержание этого чувства испытывает воздействие культуры и многовековой истории человечества.
В отечественной психологии первым о проблеме осознания человеком единства с природой заговорил С. Л. Рубинштейн в своей передовой для того времени работе «Человек и мир» (1976), поднимая вопрос целостного отношения человека и мира.
В работе рассматривается как онтологический аспект бытия человека в мире, так и гносеологический аспект познания человеком мира, и ставится вопрос об этике человеческого существования в мире. При этом под «миром» Рубинштейн понимает организованную иерархию различных способов существования, точнее, мир живых существ с различным способом существования. Причем под способом существования подразумеваются как характеристика, относящаяся к качественной определенности живого организма, так и онтологическая характеристика, определяющая не столько сам организм, сколько его бытие (Рубинштейн, 1976). То есть само существование организма связано с процессом определения его свойств в рамках его взаимодействия с другими. Из этого положения С. Л. Рубинштейн делает вывод, выходящий за рамки классических представлений советской психологии, а именно: «…нужно не внешнее противопоставление человеческого способа существования всем остальным способам существования, а конкретное исследование всей иерархии этих отношений» (там же, с. 19).
Онтологический аспект человеческого бытия
С позиций нового основания, не субъект – объект, но Человек – Мир, С. Л. Рубинштейн предлагает развивать новый строй мышления, где на первое место выходят не гносеологические, а бытийные (онтологические) категории. И тогда человек оказывается эквивалентен, причастен всему бытию (Арсеньев, 2007). Фактически С. Л. Рубинштейн говорит о том, что нужно преодолеть не только картезианский раскол между субъектом и объектом, но необходимы и другие кардинальные перемены, потребность в которых вызвана включением psyche и чистого опыта в сферу реальности.
С. Л. Рубинштейн обращает внимание, что проблема отношения человека к бытию в целом включает в себя отношение к людям, бытие включает в себя не только вещи, неодушевленную природу, но и людей; отношение к природе опосредствовано отношениями между людьми. Метафизический разрыв бытия на три несвязанных сферы – природу, общество и мышление – преодолевается постановкой вопроса об особом, двойственном, способе существования человека в мире.
В составе бытия человек не выносится за его пределы, он – его часть. Это положение противоположно идее М. Хайдеггера о выходе за свои пределы как специфическом способе существования человека, который он противопоставляет способу существования всего остального сущего (1997). С. Л. Рубинштейн считает неправомочным это противопоставление: он возражает против экзистенциалистской разорванности человеческого существования и бытия. Экзистенциалистский «выход за свои пределы», приписываемый М. Хайдеггером только человеческому существованию, С. Л. Рубинштейн считает всеобщим положением, справедливым для любого способа существования, для всего бытия в целом. «Возможность выходов за пределы данного способа существования, перехода в «другое» основана на взаимосвязи и взаимообусловленности явлений. Каждое данное явление в его взаимосвязи с «другими» представляет собой специфический способ существования, связанный сотнями переходов в «другое», обусловленности «другим», представленности в «другом». Существовать – значит переходить в другое, включать в себя другое, быть не только вне себя, но и перед собой. Данность сущего в другом (представленность, отраженность) и другого в этом – это характеристика существования не только человека, это общая характеристика всего сущего» (Рубинштейн, 1976, с. 303).
Человека нельзя «вырвать» из бытия, вывести за пределы бытия. Схожие мысли высказывает А. Маслоу, говоря, что внутренние бытийные ценности индивида в той или иной степени изоморфны соответствующим ценностям воспринимаемого им мира, и что между внутренними и внешними ценностями существуют взаимовыгодные и взаимоукрепляющие динамические отношения. «Это полностью противоречит более древнему и более привычному убеждению, что высшие ценности есть порождение сверхъестественного божественного начала или каких-то других начал, находящихся за пределами человеческой природы. Как бы это ни было трудно, но мы должны научиться мыслить в духе холизма, а не атомизма. Наши божественные качества нуждаются в наших животных качествах. Высшие ценности составляют с низшими ценностями одну иерархию» (Маслоу, 1997, с. 114).
Позже, в конце XX в., немецкий философ К. М. Майер-Абих (Meyer-Abich, 1990) подчеркивает, что осознание единства с природой невозможно без воскрешения чувств, притупляемых цивилизацией. Эти чувства нужны, чтобы проникнуть в особые миры, в которых живут другие индивиды и другие живые существа (эти «особые» миры понимаются К. М. Майер-Абихом как воспринимаемый и своеобразно структурируемый тем или иным живым существом окружающий мир). «В мире дождевого червя есть только вещи дождевого червя, в мире стрекозы есть только стрекозиные вещи», – писал цитируемый К. М. Майер-Абихом И. Уэкскюль (с. 45). По убеждению К. М. Майер-Абиха, люди должны осознать, что вещи в мире существуют не только для человечества – как его ресурсы, они также существуют в мирах других биологических видов и входят в их «функциональные сферы» (термин И. Уэкскюля). Именно в этом осознании – специфика человеческого существования, отличие его от существования других живых существ. Такой плюрализм живых миров, по К. М. Майер-Абиху, представляет собой развитие цивилизации. Так, на более раннем историческом этапе европейцы осознали, что не-европейцы также наделены культурой и своими правами.
То, о чем говорил С. Л. Рубинштейн полвека назад (текст работы «Человек и Мир» был готов в 1959 г. и впервые опубликован посмертно в 1973 г.) – существовать – значит переходить в другое, включать в себя другое – и к чему настороженно отнеслось большинство советских психологов, сейчас становится ведущим направлением не только психологии, но и многих других наук – биологии, философии, социологии.
Бытие и познание
На основе категорий бытия появляются категории познания. Познание делится на наглядное, непосредственное – интуиция и опосредствованное – мышление. Отсюда возникает проблема взаимосвязи непосредственного и опосредствованного как необходимая черта познания. Познание как открытие бытия – это не акт сознания, не только деятельность сознания человека, а в силу участия в нем практики – способ существования человека в мире. Таким образом, проблема бытия и его познания связана с проблемой человека, и в свою очередь проблема человека неразрывно связана с общей проблемой бытия. Процесс мышления осложнен отходом от непосредственного контакта с реальностью, уходом в абстракцию. В познании бытия обнаруживается прерогатива чувственного познания. Воспринять – значит, онтологизироваться, включиться в процесс взаимодействия с существующей реальностью, стать причастным ей (Рубинштейн, 1976). То есть процесс познания не заканчивается мышлением, он возвращается обратно к восприятию, чувственному познанию, обогащая его и делая познание цикличным.
Почему у большинства из нас не происходит такого сознательного единения с природой? Потому что у человека существует страх познания. Еще З. Фрейд отметил, что причиной многих психологических расстройств является боязнь человека познать себя. Этот страх познать себя часто изоморфен и параллелен страху перед внешним миром (Фрейд, 2001). То есть суть внутренних и внешних проблем одна, поэтому можно говорить о страхе познания вообще. А поскольку знание и действие тесно связаны друг с другом, то страх познания – это страх перед действием, перед последствиями, перед угрозой ответственности. И здесь Рубинштейн указывает на опасность утрирования роли деятельности, при котором все, что дано природой, естественно в мире и в человеке, превращается в нечто сделанное. Такому прагматизму С. Л. Рубинштейн противопоставляет приобщение человека к бытию через его познание и эстетическое переживание – созерцание. Эта созерцательность является другим, отличным от деятельности, способом отношения человека к миру, способом чувственного эстетического и познавательного отношения. Величие человека, его активность проявляются не только в деянии, но и в созерцании, в умении постичь и правильно отнестись ко Вселенной, к миру, к бытию (Рубинштейн, 1976). Такое познание бытия, пользуясь терминологией А. Маслоу, противоположно познанию, обусловленному необходимостью в ликвидации дефицита. Действенное познание активно, для него характерен отбор со стороны субъекта познания. Он решает, что следует воспринимать, и соотносит познание с потребностями, организует познание. Такое познание энергоемко и приводит к усталости.
Созерцательное познание скорее пассивно. Такое пассивное познание описано в философии даосизма (см., например, Лао Цзы, 2007). В даосской концепции говорится, что восприятие может ни на что не претендовать, являться скорее созерцанием, чем вмешательством. Индивид может дать восприятию идти своим ходом, получать, а не брать. Чем больше бытие будет пониматься в его целостности, тем легче человеку будет воспринять в нем и в себе существование противоположных, противоречащих друг другу вещей, которые являются результатом неполноты познания. При таком восприятии объект восприятия (будь то человек или дерево) будет представляться как нечто уникальное, единственное в своем роде. Предлагаемый Рубинштейном подход противоположен традиционному способу общения с миром, основанному на обобщении и делении мира на категории, представителем одной из которых является воспринимаемый объект. Но если нет категорий, то нет и понятий тождества или отличия. Нельзя сравнить объекты, у которых нет ничего общего. Если объекты имеют что-то общее, то необходимо введение абстракций (цвет, форма, вес и пр.). «Если мы воспринимаем индивида без абстрагирования, если мы упрямо хотим воспринять все его качества одновременно, как взаимонеобходимые, то мы больше не можем классифицировать. С этой точки зрения, любой человек, любая картина, любая птица, любой цветок становятся единственными в своем роде и поэтому должны восприниматься идеографически. Это желание увидеть все аспекты объекта означает более адекватное восприятие» (Маслоу, 1997, с. 116).
Чем более адекватно человек познает суть бытия, тем сильнее он приближается к своему бытию. По мере обретения единства, он обретает способность видеть единство мира. Человек и Мир становятся все больше похожи друг на друга. А по мере того, как человек обретает единство и цельность, увеличивается его способность слияния с миром с тем, что до того было «не им» (Лао Цзы, 2007). В этом смысле становление самим собой есть одновременно взлет над собой, превосхождение себя. В этом заключается определенный парадокс. Чем глубже человеческое познание, рефлексия самого себя и мира, тем больше мир входит в человека, и тем больше человек подчиняется интрапсихическим законам, а не законам не-психической реальности. Это не выход за свои пределы, но принятие в себя и себя самого и Мира таким, как он есть. Тогда бытийное познание другого существа возможно, если не постигать его, предоставить его самому себе, дать ему возможность жить по своим законам. Когда происходит такое понимание, оказывается, что интрапсихические законы и законы мира не являются антагонистами и могут быть сведены в целое.
Но опасность созерцательного познания заключается в том, что оно делает действие невозможным или необязательным. Такое познание несовместимо с действием. Оно не предполагает выставления оценок и сравнения и не приводит к принятию решения. Добро и зло несовместимы с бытийным познанием, они не имеют в нем смысла. Такое познание можно сравнить с божественным всепониманием и невмешательством. Но нежелание действовать и утрата чувства ответственности приводят к фатализму, к точке зрения, что «мир таков, как есть», что ведет к утрате волевых качеств. С. Л. Рубинштейн вовсе не призывает отказаться от деятельности, подчеркивая, что созерцательность не должна быть понята как синоним пассивности и бездеятельности человека. Она – лишь один из способов отношения к миру и должна быть совмещена с действием, производством (Рубинштейн, 1976).
То есть непосредственное единство человека с природой, в отличие от всех других живых существ, невозможно в силу того пути, которое прошло человечество от сообществ собирателей и охотников до современной цивилизации. Сознательное созерцание, бытийное познание природы предполагает новое, опосредствованное, сознательное единение с ней, совмещенное с деятельностью. Тогда деятельность человека, осознавшего свою целостность с миром, не будет приводить к уничтожению природы.
Этическое отношение к природе
Сознательное единение с природой в процессе познания мира возможно, согласно Рубинштейну, если мир познается в динамическом, изменяющемся отношении к человеку, и в этом отношении решающую роль играет мировоззрение, духовный облик человека. Познание мира как приобщение к нему, как восприятие красоты природы, является необходимой предпосылкой этического отношения человека к человеку и ко всему живому. Этика в этом ее понимании представляет собой не обособленную область человеческих отношений, а необходимую составную часть онтологии. Здесь мысли С. Л. Рубинштейна перекликаются с положениями А. Швейцера о ценности всего живого, об ответственности человека за все, что живет (1973). При таком подходе природа прекрасна сама по себе, а не только как переживание, восприятие человека.
Отправной пункт этики по С. Л. Рубинштейну – это раскрытие необходимых предпосылок человеческого существования. Необходимость действовать и, значит, решать ставит на каждом шагу этические проблемы. Как уже говорилось, в онтологии человека наличие не только действенного, но и познавательного, созерцательного отношения к миру составляет важнейшую характеристику человека.
Рубинштейн говорит о двух способах отношения человека к жизни. Первый – жизнь, не выходящая за пределы непосредственных связей, в которых живет человек. Здесь человек весь внутри жизни, всякое его отношение – это отношение к отдельным явлениям, но не к жизни в целом. Отсутствие такого отношения к жизни в целом связано с тем, что человек не выключается из жизни, не может занять мысленно позицию вне нее для рефлексии над ней. Второй способ существования связан с появлением рефлексии. Она как бы приостанавливает, прерывает этот непрерывный процесс жизни и выводит человека мысленно за ее пределы. С появлением рефлексии связано философское осмысление жизни. Сознание выступает здесь как разрыв, как выход из полной поглощенности непосредственным процессом жизни для выработки соответствующего отношения к ней. С этого момента встает проблема ответственности человека в моральном плане, ответственности за все содеянное и все упущенное. Люди, у которых выработан второй способ отношения к жизни, в достаточной степени удовлетворили свои фундаментальные потребности в безопасности, любви, уважении и могут руководствоваться стремлением к самоактуализации, понимаемой ими как свершение своей миссии, как более полное познание, как стремление к внутренней интеграции.
Таким образом, мотивация человеческого поведения по С. Л. Рубинштейну – это субъективная детерминация поведения человека миром. Через эту мотивацию человек вплетен в контекст действительности. Значение предметов и явлений и их смысл для человека есть то, что детерминирует поведение. Здесь должно быть определено, что входит у человека в систему, иерархию значимого для него. Ценности производны от соотношения мира и человека. К ценностям, прежде всего, относится идеал, содержание которого выражает нечто значимое для человека. Наличие ценностей выражает небезразличие человека по отношению к миру.
Большинство современных теорий мотивации едины в том, что рассматривают потребности и мотивирующие состояния, как тревожные явления. Мотивированное поведение, таким образом, является способом ликвидации тревоги. Этот подход вполне адекватен в зоопсихологии. И люди, и высокоорганизованные групповые животные хотят от своего окружения безопасности, принятия и определенного статуса. Но, удовлетворив эти потребности, каждое живое существо начинает развиваться своим неповторимым образом, используя общевидовые условия в своих интересах. С этого момента развитие зависит от внутреннего, а не от внешнего состояния. Коренное отличие развития человека заключается в том, что, пытаясь оценить себя и мир, человек устанавливает систему координат, позволяющую принять иерархию ценностей, которая зависит от его познавательного функционирования. А способ познания (не только действие, но и созерцание) позволяет формировать представление о самом себе и о Вселенной.
Что же представляет собой, согласно С. Л. Рубинштейну, любовь ко всему живому, любовь к природе? Природа в своем отношении к человеку выступает как эстетическая категория. Эстетическое отношение человека к природе – это отношение к ней не только как к сырью для производства или полуфабрикату. Она существует не только как объект практической деятельности человека, но и как нечто, что значимо для человека и само по себе, «в себе», причем сам человек тоже часть природы в этой форме своего существования. В этом смысле эстетическое отношение к природе есть, по сути, утверждение ее существования. Способность видеть эстетическое, прекрасное в природе, чувствительность к нему является предпосылкой появляющегося затем этического отношения, в том числе ответственности за свои действия в природе.
Но пока не возникнет эта способность видеть красоту природы и себя как часть природы, любое долженствование, навязываемое человеку извне обязательство любить и беречь природу будет оказываться несостоятельным, не находящим должного отклика в сознании. Только тогда в иерархию ценностей человечества войдет идея поддержания единства с природой, когда каждому из нас будет очевиден смысл такого единства, только тогда поведение человека будет определяться этическим отношением ко всему живому.
Фактически С. Л. Рубинштейн говорит о зарождении новой этики, этики, признающей правомерность существования мира и индивида в двойственной природе. Тенденция развития, соотносящего этику с психикой в качестве единого целого, приводит к стабильности личности. В таком случае ценности новой этики можно сформулировать следующим образом: все, что приводит к целостности, есть «добро»; все, что приводит к разделению, есть «зло».
Большинство психологических течений в гуманитарной парадигме противопоставляют человека то природе, в том числе своей собственной (например, З. Фрейд), то обществу (Л. С. Выготский, Э. Фромм и др.). С. Л. Рубинштейн совершает парадигмальный сдвиг, предлагая выйти за пределы плоскости представлений о человеке, рассматривая его как часть мира.
Литература
Арсеньев А. С. От субъекта к личности (полемика о творческой судьбе С. Л. Рубинштейна) // Методология и история психологии. 2007. Т. 2. Вып. 4. С. 99–137.
Бергсон А. Творческая эволюция. М., 1998.
Лао Цзы. Дао де Цзин. М., 2007.
Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 1998.
Маслоу А. Психология бытия, М., 1997.
Панов В. И. Экологическая психология. М., 2004.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1976.
Фрейд З. Я и ОНО. По ту сторону принципа удовольствия. М., 2001.
Фромм Э. Искусство любить. М., 2004.
Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997.
Хаузер М. Мораль и разум. М., 2008.
Швейцер А. Культура и этика. М., 1973.
Meyer-Abich K. M. Aufstand fur die Natur. Von der Umwelt zur Mitwelt. Munchen, 1990.
