Kitabı oku: «Третье место. Кафе, кофейни, книжные магазины, бары, салоны красоты и другие места «тусовок» как фундамент сообщества», sayfa 2
Участие в этой программе было скромным, а энтузиазм – невысоким. Я провел там три полных дня и не мог понять ее цель, хотя все, с кем я говорил, настаивали, что нечто важное делается «для пожилых». Четвертый день начался с заседания в конференц-зале крупнейшего в городке банка. Когда заседание было закрыто, я задержался и встал перед нашим ведущим, когда он собирался уходить. Остались только мы вдвоем, и я спросил его: «О чем все это?!» Захваченный врасплох, он пробормотал: «Ну, мы должны были убрать их с улицы». Важная вещь, которую делают якобы «для» пожилых, – это убрать их с дороги, как бездомных в Атланте накануне Олимпийских игр.
Народ постарше в этом городке, конечно, стремился посидеть вдоль тротуаров в хорошую погоду и задержаться подольше в кофейнях, магазинах, закусочных и тавернах. Здесь собирались люди, более всего настроенные на получение удовольствия от сообщества, и те, у кого теперь было время насладиться коллективным общением. Однако «сторонники улучшения городского пространства» собирались отказать им в этой заслуженной награде. То, что старшее поколение давало сообществу, в котором они жили, больше не ценилось.
Третьи места дают возможность вышедшим на пенсию людям не потерять связь с теми, кто еще работает, а в лучших случаях обеспечивают общение самого старого и самого молодого поколений.
Затруднительная ситуация пожилых людей и в целом всех тех, кто живет на фиксированные доходы, делает особенно актуальной еще одну важную функцию третьих мест – ту, которую выполняют все «общества взаимопомощи». В компанейской атмосфере третьих мест люди получают возможность узнать друг друга, проникнуться приязнью, а впоследствии – заботиться друг о друге. Когда люди проявляют взаимную заботу, они заинтересованы в благополучии друг друга; и это намного лучшая форма социальной защиты, чем та, которую предлагают государственные программы. Она основана на взаимном согласии, искреннем сочувствии и реальном понимании чьей-то жизненной ситуации. Здесь нет «рядовых случаев».
Завсегдатаи третьего места оказывают друг другу услуги так, как они делали бы для кровных родственников или старых друзей. Они отдают вещи, которые им больше не нужны; берут на время то, что им сейчас необходимо; они делают все, что могут, чтобы облегчить горе, когда оно обрушивается на кого-то из их «компашки». Если кто-то не появляется пару дней в привычном месте, его пойдут проведать.
Финансовые выгоды от всего этого получаются значительные. Кто-то из группы умеет чинить газонокосилки. Кто-то другой умеет обращаться с сантехникой и домашними бытовыми приборами или знает кого-то, кто может починить их за меньшую цену. Совет, помогающий сэкономить денег, исходит от тех членов группы, которые раньше сталкивались с проблемой. Иногда, когда коллективные ресурсы группы, увы, недостаточны, человеку советуют раскошелиться. Однако часто в этом нет необходимости.
Кажется, в первом фильме о «Данди по прозвищу Крокодил» главный герой удивляется, когда слышит, что кто-то заплатил психиатру, чтобы тот выслушал его проблемы. «Для этого же есть друзья!» – так, кажется, он ответил. Я убежден, что групповая поддержка, присущая товариществу третьего места, также экономит многим людям расходы на «профессиональных слушателей».
Этот союз друзей предполагает еще одну функцию третьего места. У человека может быть много друзей, и он может с ними часто встречаться только при условии, что есть место, которое он можно посещать ежедневно и где можно устраивать дружеские встречи.
Друзья, собравшиеся одномоментно в большом количестве, создают особое праздничное настроение. Общаться относительно легко, так как от каждого требуется участие только в свою «часть времени». Смех – частый гость там, где собирается много друзей. В дружеской компании гонка конкурентной борьбы и изнуряющий стресс земного мира «поставлены на паузу».
В середине этого длинного перечня функций третьего места хорошо бы отметить, что фундаментальной мотивацией такого рода участия не являются ни личная выгода, ни гражданский долг. Основная мотивация, та, которая снова и снова тянет людей вернуться, – это веселье. Прискорбно, что так много американцев, когда они видят компанию, полностью поглощенную «решением мировых проблем», считают, что люди просто легкомысленно тратят время.
Возможно, функцию «веселья» в третьих местах лучше рассматривать как функцию развлечения. Очень жаль, что в Соединенных Штатах развлечение практически полностью выродилось в индустрию. Мы развлекаемся пассивно, мы развлекаемся в одиночку, и развлечение часто кажется нам скучным…
В третьих местах развлечение обеспечивают сами люди. Основное занятие там – разговор, который может изменять характер от бурного к беззаботному, от серьезного к остроумному, от поучительного к пустому. А пока идет разговор, «знакомые» превращаются в индивидуальности, а «индивидуальности» становятся настоящими личностями – единственными во всем мире, причем каждая из них добавляет яркости к нашей жизни.
Основная альтернатива развлечению посредством участия – телевидение, которое на самом деле недостаточно интересно, чтобы заслужить все обвинения, которые на него обрушивают. Критики обычно упускают из виду тот факт, что у телевидения нет альтернативы. Сколько американцев, перещелкав все каналы и устав от всего этого, захотели бы надеть куртку и пройтись до угла, чтобы выпить бокал холодного пива с друзьями! Ах, но мы ведь позаботились о том, чтобы на углу не было ничего, кроме очередного жилого дома… вот уж действительно, ничего здесь не найдешь на доступном для пешехода расстоянии.
Мы можем напомнить себе о сущности так называемых культур joie de vivre («радости жизни»). Она состоит в способности ее представителей развлекаться во множестве общественных мест, и делать это можно ежедневно, не тратя много денег и не испытывая никаких неудобств. Мы можем посмеиваться над их простым образом жизни, над отсутствием у них технологических гаджетов, над тем, что их жилища скромнее, чем наши. Но, по большому счету, они наслаждаются жизнью и отдают больший приоритет человеческим отношениям, а не зарабатыванию денег.
Растущая проблема автомобильного загрязнения Америки наталкивает нас на мысль о связанной с этим функции третьих мест – там, где они расположены локально. Третье место, до которого можно дойти пешком, позволяет «выйти в люди», но без необходимости садиться в машину, тем самым увеличивая плотность транспортных потоков. К сожалению, организаторы наших переписей населения регистрируют транспортное использование только шоссейных дорог. Даже поверхностное внимание к локальным дорожным ситуациям выявит, что большую часть дня наши дороги переполнены – и не только в часы пик!
Хотя мы живем в настолько больших и хорошо оснащенных домах, насколько только можем себе позволить, часто нам хочется сбежать из дома. Единственным реальным средством для этого у большинства является машина, а единственными реальными местами – торговые центры и улицы, где ожидается, что там они будут тратить свои потребительские доллары. Американцы проводят за покупками в три-четыре раза больше времени, чем европейцы, и в значительной мере (если вообще не полностью) эта разница связана с отсутствием альтернатив. Мы отказали себе в бесплатном дружеском общении с людьми, живущими по соседству. Любая статистика покажет, что расходы на «Уолмарт»9 и «Макдоналдс» составляют намного больше, чем можно себе представить.
Рискуя прослыть мистиком, я утверждаю, что ничто так не способствует чувству принадлежности к сообществу, как причастность к третьему месту. Оно значит больше, чем членство в десятке формальных организаций. Почему так получается, не такая уж и загадка. Это связано с выживанием и даже процветанием человека в атмосфере «честной игры».
Если формальные организации обычно собирают вместе схожим образом настроенных людей с похожими интересами, то третьи места, наоборот, привлекают всех подряд. Под «честной игрой» здесь понимается то, что в таких местах каждый может подойти к каждому и при этом ожидается обмен репликами, сопровождаемый любезностью и хорошим юмором. Многие люди находят это сложным, и многие поклонники интернета считают интернет-коммуникацию намного более «безопасной».
Те, кому удается поладить «со всеми и каждым» завсегдатаями третьего места, считают это предметом гордости как для себя, так и для самой группы. Часто они удивляются, с какой необычной для себя компанией людей они делят это наполненное радостью заведение. Сегодня это чувство причастности, вероятно, накладывает больший отпечаток на тех, у кого есть третье место, чем было раньше. Не только потому, что послевоенное жилье стало более приватным, но и потому, что оно стало более сегрегированным. Большинство людей сегодня растут не в «вертикальном сообществе», а в сообществе узкого слоя людей с определенным доходом и демографическими характеристиками. Соответственно, их опыт соседства основан на взаимодействии в тонком «горизонтальном» срезе общества. Третьи места (для тех, у кого они есть сегодня) действительно должны казаться невероятно «всеядными».
Еще три функции третьих мест кажутся мне достойными упоминания, и они не менее важны, чем все остальные, как может показаться исходя из их очередности. Третьи места – это чрезвычайно важные политические форумы. Во многих странах зарождение солидарности рабочих напрямую было связано с изобилием кафе, где рабочие обсуждали общие проблемы, осознавали свою коллективную мощь, планировали забастовки и другие действия. Хотя многие отдают дань «просвещенному» составу конгресса за принятие в 1960-х гг. законов против сегрегации, ни один из этих законов не увидел бы свет, если бы им не предшествовали собрания афроамериканского населения в церквях по всему Югу США.
Несложно понять, почему в разные периоды времени кофейни подвергались нападкам глав правительств в Англии, Скандинавии, Саудовской Аравии. Ведь люди собирались именно в кофейнях, и часто в процессе дискуссии они приходили к выводам об ошибочности политики правителей.
Один опрос за другим демонстрирует, что политическая грамотность в Америке находится на низком уровне. Люди не знают, кто занимает президентское кресло; не знают своих представителей; они не подписали бы Билль о правах, если бы его предъявили им в качестве петиции, и так далее, и так далее. Но, как недавно отметил Кристофер Лэш: «А почему они должны знать эти вещи?! Почему кто-либо должен собирать информацию, которую никогда не удастся использовать?!» На более фундаментальном уровне эти опросы показывают отсутствие всеобщих обсуждений, что, в свою очередь, предполагает, что мы потеряли многие, если не все наши третьи места – политические форумы для обычных людей.
Третьи места служат также интеллектуальными форумами. Политика – не единственный важный предмет, обсуждаемый в третьих местах. Философия, география, городское развитие, психология, история и огромное количество других сфер знания получают там освещение. В какой-то мере все мы интеллектуалы, а завсегдатаи третьего места – больше, чем многие, поскольку они озвучивают свои мнения перед критиками.
К сожалению, мы слишком часто думаем об интеллектуалах как о «книжных червях» или обладателях соответствующих дипломов. Однако практически каждый человек задумывается о жизни и проблемах общества. Так называемые элиты могут насмехаться над «философией у пивного ларька», но само это понятие предполагает, что «обычные» люди тоже думают и что они делают это в компании приятелей.
Для аутсайдера представление о том, что завсегдатаи третьего места «думают одинаково», – заманчивый стереотип, но он не верен. Участие в группах третьего места зависит от того, сможет ли человек договориться с людьми, у которых по некоторым вопросам есть своя неординарная позиция; иными словами, оно зависит от того, сможет ли человек сказать, что не согласен с ними. Участие также означает, что иногда чьи-то любимые идеи группой не принимаются. Другие могут быть не согласны. В отличие от общения, основанного на идеологии, или на «политической корректности», или на поиске виноватых, собственные идеи человека, высказанные на собраниях в третьем месте, не будут ему ничего «стоить». Принятие в подобных кругах зависит от характера человека и его способности оживить группу, а не от конкретных представлений. Кто-то «вбрасывает» идею, и остальные могут закивать, застонать, нахмуриться, засмеяться, но ничто для человека не будет потеряно. Все это больше напоминает хороший школьный урок.
Наконец, третьи места могут служить офисом. В некоторых видах сделок предпочтительно, чтобы ни одна сторона не находилась на «своей» территории, а сделка совершалась где-нибудь в нейтральном месте, желательно комфортном и неформальном. Несколько лет назад меня позабавило, что некоторые учителя одной школы возмущались, что директор школы почти каждый день проводит время в местном ресторане. Они считали, что он пользуется служебным положением. Однако на самом деле он встречался там со многими родителями – родителями, которым не нужно было официально одеваться для встречи и тратить время, ожидая в его приемной. Он встречался с родителями, которых иначе мог просто не увидеть.
Некоторых людей проще всего обнаружить в их третьем месте. Это может быть единственное место, которые они непременно посетят в любой день, и, следовательно, это лучшее место, чтобы «поймать» их. Я заметил, что в академическом мире многие поддерживают связи с теми, кто вышел на пенсию, не на территории университета, а в третьем месте, которые оба собеседника посещают.
Третье место как «офис» во многих других культурах популярно намного больше, чем в США, где бюрократическая ментальность глубже пустила корни. Ближе и дальше на восток от США многие предприниматели слишком бедны, чтобы иметь собственный офис, поэтому они используют для этих целей общественные заведения питания и даже указывают это на своих визитных карточках. В Ирландии, где каждый, у кого есть здравый смысл, ходит в пабы, последние совершенно естественным образом часто используются как неформальные офисы. Эту практику стоит поощрять хотя бы по причине равенства, которое она устанавливает между сторонами.
На этом заканчивается перечисление функций третьего места, которое я предложил здесь, чтобы углубить понимание читателем их потенциала для создания сообществ, и которое различные группы могут использовать в зависимости от того, какие из этих функций кажутся важными для их кварталов и где указанные функции могут быть реализованы.
В конце я бы хотел обратиться к тем, кто не согласен с идеями, которые я, как они считают, поддерживаю (а я действительно поддерживаю эти идеи). Да, есть люди, которые «любят свое уединение» и считают кварталы, где все друг друга знают, каким-то анахронизмом.
Такие люди существовали и раньше. Даже когда поход по магазинам еще не стал образом жизни и задолго до того, как телевидение и другие способы домашнего развлечения стали популярны, были люди, которые чувствовали то же самое. В моем родном городке в 1940-е и 1950-е гг., когда Мейн-стрит была оживленной и весь день заполненной народом, когда у нас была масса мест для встреч с друзьями на улице и внутри зданий, были те, кто никогда там не появлялся. А когда наш маленький городок примерно в семьсот жителей принимал около десяти тысяч человек во время фестиваля, те же самые люди никогда не принимали в нем участия – ни в подготовке, ни в празднованиях.
Необходимо понимать, что все так и должно быть. Первое требование хорошего сообщества – в том, что никто не обязан быть его членом. Общественная жизнь, гражданственность, деятельное сообщество – эти понятия для многих пустой звук, и удивительно, что есть еще люди, для которых они что-то значат. Как я указывал в самом начале, за прошедшие несколько десятилетий побег из сообщества стал нашей коллективной целью.
Ответ таким людям должен быть вежливым, но твердым. У них есть право не принимать на себя обязанности жизни в сообществе; есть выбор не расходовать время и силы, которых потребует восстановление общественной жизни. Однако им не обязательно лишать удовольствия всех остальных во имя «прогресса» или любого другого разумного объяснения в защиту предпочтений своего стиля жизни. У тех, кто предпочитает не участвовать, всегда останется этот выбор, но те из нас, кто тоскует по общественной жизни и по оживленным улицам наших жилых кварталов, чувствуют себя незаслуженно обделенными. А наши аргументы, как я считаю, более убедительны.
Рэй ОльденбургПенсакола, Флорида1 октября 1996 г.
Введение
У великих цивилизаций, как и у больших городов, есть общая черта. В них формируются жизненно важные для их процветания и развития особые неформальные общественные места для встреч. Эти места становятся в равной степени частью городского ландшафта и частью повседневной жизни граждан и неизменно начинают доминировать в образе города. Таким образом, многочисленные кафе на тротуарах, кажется, и есть Париж, так же как форум – доминанта нашего мысленного образа классического Рима. Душа Лондона живет в его многочисленных пабах; душа Флоренции – на ее многолюдных площадях. Обаяние Вены больше всего заметно и ощутимо в ее вечных кофейнях, сконцентрированных в кольце Рингштрассе. Продуктовый магазин, он же паб, где проводят время ирландские семьи; пивной сад, прародитель более формальных немецких организаций; японский чайный домик, чьи церемонии стали моделью целого образа жизни, – все это воплощения фундаментальных институций, опосредующих связь между индивидом и обществом.
В городах, которым повезло иметь собственную характерную форму третьих мест, незнакомец чувствует себя как дома – нет, он и есть там у себя дома, тогда как в городах, где таких мест нет, даже коренной житель чувствует себя не совсем уютно. Там, где город растет без местной версии общественного места встреч, которое непременно появлялось бы в новых районах и становилось неотъемлемой частью жизни людей, там город обманывает ожидания своих жителей. Без таких мест городская зона не может подпитывать те отношения и разнообразие человеческого общения, которые являются сущностью города. Лишенные этой среды жители остаются одинокими, каждый – в своей толпе незнакомцев. Единственное предсказуемое социальное последствие технологического прогресса состоит в том, что люди будут еще больше отдаляться друг от друга.
Америка занимает невысокую позицию по части неформальной общественной жизни, и сейчас эта позиция еще ниже, чем в прошлом. Все чаще американцев призывают искать расслабление, развлечение, компанию, даже безопасность почти исключительно в уединении собственного дома, который превратился скорее в убежище от общества, чем в связующее звено с ним.
В Америке произошло заметное сокращение (как по количеству, так и по разнообразию) общественных мест, расположенных настолько близко к домам людей, чтобы места эти были легкодостижимы и привлекали жителей соседних улиц, что и является условием жизнеспособной неформальной общественной жизни. Курс городского развития в Америке подводит индивида к черте, после которой гордая независимость превращается в жалкую изоляцию, поскольку он предоставляет недостаточно возможностей и стимулов для добровольного человеческого общения. Повседневная жизнь в новых городских районах – это как учеба без каникул, как травматичная и болезненная игра в софтбол без удовольствия совместного посещения пивного бара после матча. И радость расслабления в компании, и появляющаяся в результате этого социальная солидарность исчезают за неимением мест, где они могли бы существовать.
По своей структуре, как и по стилю, данная книга представляет собой попытку защитить те «ключевые точки» неформальной общественной жизни, которые являются неотъемлемой частью хороших городков и великих городов. Первая глава посвящена проблеме дефицита неформальной общественной жизни и защите тезиса о том, что развитие третьих мест – решение этой проблемы. Дальнейшее обсуждение поделено на три большие части, посвященные, соответственно, сущности третьего места, примерам третьего места и, наконец, вопросам, окружающим эту слабеющую и впадающую в забвение институцию.
В первой части предпринимается попытка решить увлекательную и достойную задачу. Я задался вопросом, что общего у культурно и исторически разных версий многочисленных и популярных неформальных общественных мест для встреч. Переходя от сцены к действию, которое на ней происходит, я описываю социальные, психологические и политические последствия, связанные с регулярным участием в неформальной общественной жизни общества. Опять же, меня поражают сходства, которые сохраняются, несмотря на смену эпох и культур, и я укрепляюсь в убеждении, что «места действия» неформальной общественной жизни настолько же повсеместно едины по своей внутренней сути, насколько они разнообразны по внешнему виду.
Вторая часть предлагает примеры третьих мест, созданных нашей и другими культурами. Сначала я рассматриваю немецко-американский пивной сад девятнадцатого столетия, эту модель мирного сосуществования и радостного общения, которая была нужна Америке, но от которой она в конце концов отказалась. Глава «Мейн-стрит» описывает активную неформальную общественную жизнь в маленьком городке довоенной Америки – наиболее успешный выращенный на местной почве экземпляр. В этот раздел также включено детальное описание английского паба, французского бистро, американской таверны и кофеен Англии и Вены. Каждый конкретный пример служит подтверждением работоспособности модели третьего места и обогащает ее характерными для данного случая деталями.
Последняя часть посвящена тенденциям, негативно влияющим на характер и судьбу неформальной общественной жизни в нашем обществе. В главе 11 анализируется городская среда, которая либо благоволит неформальной общественной жизни, либо выталкивает ее. Вскрываются многие факторы, ответственные за парадоксальное состояние, которое лишает нас веры в собственные силы: городское развитие сегодня разрушительно влияет на город. Глава 12 начинается с признания того факта, что третьи места поддерживают и всегда поддерживали традицию разделения полов; в ней анализируется неформальная общественная жизнь в контексте отношений между полами. Глава 13 посвящена детям, которые в итоге больше всех могут пострадать от мира, лишенного опыта и прелестей безопасной, насыщенной, красочной и интересной неформальной общественной жизни.
Оптимизм последней главы основывается на некоторых уроках, которые усваивают жители американских городов по мере того, как они учатся приспосабливаться к среде, настолько же мало приспособленной для хорошей жизни, как и для хороших отношений между теми, для кого она является общей. Вся надежда сегодня не на экспертов и не на чиновников, а на тех, кто использует построенную для них среду и недоволен ее состоянием.
Рэй ОльденбургПенсакола, Флорида
