Kitabı oku: «Библиотека внеклассного чтения. Книга 3»

Сборник

Yazı tipi:

Агния Львовна Барто

Блинчики

Всюду Павлику почёт:
Павлик блинчики печёт.

Он провёл беседу в школе —
Говорил, открыв тетрадь,
Сколько соды, сколько соли,
Сколько масла нужно брать.

Доказал, что вместо масла
Можно брать и маргарин.

Решено единогласно:
Он прекрасно говорил.
Кто сказал такую речь,
Сможет блинчиков напечь!

Но, товарищи, спешите —
Нужно дом спасать скорей!
Где у вас огнетушитель?
Дым валит из-под дверей!

А соседи говорят:
– Это блинчики горят!

Ох, когда дошло до дела,
Осрамился наш герой —
Девять блинчиков сгорело,
А десятый был сырой!

Говорить нетрудно речь,
Трудно блинчиков напечь!

Болтунья

Что болтунья Лида, мол,
Это Вовка выдумал.
А болтать-то мне когда?
Мне болтать-то некогда!

Драмкружок, кружок по фото,
Хоркружок – мне петь охота,
За кружок по рисованью
Тоже все голосовали.

А Марья Марковна сказала,
Когда я шла вчера из зала:
«Драмкружок, кружок по фото —
Это слишком много что-то.

Выбирай себе, дружок,
Один какой-нибудь кружок».

Ну, я выбрала по фото…
Но мне ещё и петь охота,
И за кружок по рисованью
Тоже все голосовали.

А что болтунья Лида, мол,
Это Вовка выдумал.
А болтать-то мне когда?
Мне болтать-то некогда!

Я теперь до старости
В нашем классе староста.
А чего мне хочется?
Стать, ребята, летчицей.

Поднимусь на стратостате…
Что такое это, кстати?
Может, это стратостат,
Когда старосты летят?

А что болтунья Лида, мол,
Это Вовка выдумал.
А болтать-то мне когда?
Мне болтать-то некогда!

У меня ещё нагрузки
По-немецки и по-русски.

Нам задание дано —
Чтенье и грамматика.
Я сижу, гляжу в окно
И вдруг там вижу мальчика.

Он говорит: «Иди сюда,
Я тебе ирису дам».
А я говорю: «У меня нагрузки
По-немецки и по-русски».

А он говорит: «Иди сюда,
Я тебе ирису дам».

А что болтунья Лида, мол,
Это Вовка выдумал.
А болтать-то мне когда?
Мне болтать-то некогда!

Буква «р»

Пять лет Серёже в январе,
Пока – четыре, пятый,
Но с ним играют во дворе
И взрослые ребята.

А как на санках, например,
Он с гор летает смело!
Серёже только буква «р»
Немного портит дело.

На брата сердится сестра,
Её зовут Марина.
А он стоит среди двора,
Кричит: – Ты где, Малина?

Она твердит: – Прижми язык,
Прижми покрепче к нёбу! —
Он, как прилежный ученик,
Берётся за учёбу.

Твердит Марина: – «Рак», «ручей».
Марина учит брата.
Он повторяет: – «Лак», «лучей», —
Вздыхая виновато.

Она твердит: – Скажи «метро»,
В метро поедем к дяде.
– Нет, – отвечает он хитро, —
В автобус лучше сядем.

Не так легко сказать «ремень»,
«Мороз», «река», «простуда»!
Но как-то раз в январский день
С утра случилось чудо.

Чихнула старшая сестра,
Он крикнул: – Будь здоррррова! —
А ведь не мог ещё вчера
Сказать он это слово.

Теперь он любит букву «р»,
Кричит, катаясь с горки:
– Урра! Я смелый пионеррр!
Я буду жить в СССР,
Учиться на пятёрррки!

Иосиф Александрович Бродский

Баллада о маленьком буксире

Это – я.
Моё имя – Антей.
Впрочем,
я не античный герой.
Я – буксир.
Я работаю в этом порту.
Я работаю здесь.
Это мне по нутру.
Подо мною вода.
Надо мной небеса.
Между ними
буксирных дымков полоса.
Между ними
буксирных гудков голоса.

Я – буксир.
Я работаю в этом порту.
Это мой капитан
с сигаретой во рту.
Он стоит у штурвала
(говорят – за рулём).
Это мой кочегар —
это он меня кормит углём.
Это боцман,
а это матросы.
Сегодня аврал.
Это два машиниста —
два врача, чтобы я не хворал.
Ну, а кто же вон там,
на корме,
в колпаке?
Это кок
с поварёшкой прекрасной в руке.

Я – буксир.
Все они – это мой экипаж.
Мы плывём.
Перед нами прекрасный пейзаж:
впереди синева,
позади синева,
или кранов подъёмных
вдалеке кружева.
На пустых островках
зеленеет трава,
подо мною залив
и немножко Нева.

Облака проплывают
в пароходных дымках,
отражаясь в воде.
Я плыву в облаках
по прекрасным местам,
где я был молодым, возле чаек и там,
где кончается дым.

На рассвете в порту,
когда все ещё спят,
я, объятый туманом
с головы и до пят,
отхожу от причала
и спешу в темноту,
потому что КОРАБЛЬ
появился в порту.

Он явился сюда
из-за дальних морей,
там, где мне никогда
не бросать якорей,
где во сне безмятежно
побережья молчат,
лишь на пальмах прибрежных
попугаи кричат.

Пересёк океан – и теперь он у нас.
Добрый день, иностранец,
мы приветствуем вас.
Вы проделали путь
из далёкой страны.
Вам пора отдохнуть
у причальной стены.
Извините, друзья,
без меня вам нельзя.
Хоть, собравшись на бак,
вы и смотрите вниз,
но нельзя вам никак
без меня обойтись.
Я поставлю вас здесь,
средь других кораблей,
чтоб вам было в компании
повеселей,
слева – берег высокий,
а справа – Нева.
Кран распустит над вами
свои кружева.

…А потом меня снова
подкормят углём,
и я вновь поплыву
за другим кораблём.

Так тружусь я всегда,
так тружусь и живу,
забываю во сне,
чем я был наяву,
постоянно бегу,
постоянно спешу,
привожу, увожу,
привожу, увожу.
Так тружусь я всегда,
очень мало стою́.
То туда, то сюда.
Иногда устаю.

…И, когда я плыву
вдоль причала домой,
и закат торопливый
всё бежит за кормой,
и мерцает Нева
в серебристом огне,
вдруг я слышу слова,
обращённые мне.
Словно где-то вдали,
собираясь в кружок,
говорят корабли:
– Добрый вечер, дружок.
Или просто из тьмы,
обработавший груз,
«бон суар, мон ами»
тихо шепчет француз.
Рядом немец твердит:
«гутен абенд, камрад».
«О, гуд бай!» – долетит
от английских ребят.

До свиданья, ребята,
до свиданья, друзья.

Не жалейте, не надо,
мне за вами нельзя.

Отплывайте из дому
в белый утренний свет,
океану родному
передайте привет.

Не впервой расставаться,
исчезайте вдали.

Кто-то должен остаться
возле этой земли.

Это я, дорогие,
да, по-прежнему я.
Перед вами другие
возникают края,
где во сне безмятежно
побережья молчат,
лишь на пальмах прибрежных
попугаи кричат.

И хотя я горюю,
что вот я не моряк,
и хотя я тоскую
о прекрасных морях,
и хоть горько прощаться
с кораблём дорогим,
НО Я ДОЛЖЕН ОСТАТЬСЯ
ТАМ,
ГДЕ НУЖЕН ДРУГИМ.

И когда я состарюсь
на заливе судьбы,
и когда мои мачты
станут ниже трубы,
капитан мне скомандует
«право руля»,
кочегар мне подбросит
немного угля,
старый боцман в зюйд-вестке
мой штурвал повернёт
и ногой от причала
мне корму оттолкнёт, —
и тогда поплыву я
к прекрасному сну
мимо синих деревьев
в золотую страну,
из которой ещё,
как преданья гласят,
ни один из буксиров
не вернулся назад.

Что хорошего в июле

Что хорошего в июле?
Жуткая жара.
Осы жалятся как пули.
Воет мошкара.

Дождь упрямо избегает
тротуаров, крыш.
И в норе изнемогает
полевая мышь.

Душно в поле для овечки,
В чаще – для лося.
Весь июль купайся в речке
вместо карася.

Откуда к нам пришла зима

Откуда к нам пришла зима,
не знаешь ты, никто не знает.

Умолкло всё. Она сама
холодных губ не разжимает.
Она молчит. Внезапно, вдруг
упорства ты её не сломишь.
Вот оттого-то каждый звук
зимою ты так жадно ловишь.

Шуршанье ветра о стволы,
шуршанье крыш под облаками,
потом, как сгнившие полы,
скрипящий снег под башмаками,
а после скрип и стук лопат,
и тусклый дым, и гул рассвета…
Но даже тихий снегопад,
откуда он, не даст ответа.

И ты, входя в свой тёплый дом,
взбежав к себе, скажи на милость,
не думал ты хоть раз о том,
что где-то здесь она таилась:
в пролёте лестничном, в стене,
меж кирпичей, внизу под складом,
а может быть, в реке, на дне,
куда нельзя проникнуть взглядом.

Быть может, там, в ночных дворах,
на чердаках и в пыльных люстрах,
в забитых досками дверях,
в сырых подвалах, в наших чувствах,
в кладовках тех, где свален хлам…
Но видно, ей там тесно было,
она росла по всем углам
и всё заполонила.

Должно быть, это просто вздор,
скопленье дум и слов неясных,
она пришла, должно быть, с гор,
спустилась к нам с вершин прекрасных:
там вечный лёд, там вечный снег,
там вечный ветер скалы гложет,
туда не всходит человек,
и сам орел взлететь не может.

Должно быть, так. Не всё ль равно,
когда поднять ты должен ворот,
но разве это не одно:
в пролёте тень и вечный холод?
Меж ними есть союз и связь
и сходство – пусть совсем немое.
Сойдясь вдвоём, соединясь,
им очень просто стать зимою.

Дела, не знавшие родства,
и облака в небесной сини,
предметы все и вещества
и чувства, разные по силе,
стихии жара и воды,
увлёкшись внутренней игрою,
дают со временем плоды,
совсем нежданные порою.

Бывает лёд сильней огня,
зима – порой длиннее лета,
бывает ночь длиннее дня
и тьма вдвойне сильнее света;
бывает сад громаден, густ,
а вот плодов совсем не снимешь…
Так берегись холодных чувств,
не то, смотри, застынешь.

И люди все, и все дома,
где есть тепло покуда,
произнесут: пришла зима.
Но не поймут откуда.

Сергей Владимирович Михалков

А что у вас?

Кто на лавочке сидел,
Кто на улицу глядел,
Толя пел,
Борис молчал,
Николай ногой качал.

Дело было вечером,
Делать было нечего.

Галка села на заборе,
Кот забрался на чердак.
Тут сказал ребятам Боря
Просто так:
– А у меня в кармане гвоздь!
А у вас?
– А у нас сегодня гость!
А у вас?
– А у нас сегодня кошка
Родила вчера котят.
Котята выросли немножко,
А есть из блюдца не хотят!

– А у нас в квартире газ!
А у вас?
– А у нас водопровод!
Вот!

– А из нашего окна
Площадь Красная видна!
А из вашего окошка
Только улица немножко.

– Мы гуляли по Неглинной,
Заходили на бульвар,
Нам купили синий-синий
Презелёный красный шар!

– А у нас огонь погас – Это раз!
Грузовик привёз дрова – Это два!
А в-четвертых – наша мама
Отправляется в полёт,
Потому что наша мама
Называется – пилот!

С лесенки ответил Вова:
– Мама – лётчик?
Что ж такого?
Вот у Коли, например,
Мама – милиционер!
А у Толи и у Веры
Обе мамы – инженеры!
А у Лёвы мама – повар!
Мама-лётчик?
Что ж такого!

– Всех важней, – сказала Ната, —
Мама – вагоновожатый,
Потому что до Зацепы
Водит мама два прицепа.

И спросила Нина тихо:
– Разве плохо быть портнихой?
Кто трусы ребятам шьёт?
Ну, конечно, не пилот!

Лётчик водит самолёты —
Это очень хорошо!

Повар делает компоты —
Это тоже хорошо.

Доктор лечит нас от кори,
Есть учительница в школе.

Мамы разные нужны,
Мамы разные важны.

Дело было вечером,
Спорить было нечего.

Чистописание

Писать красиво не легко:
«Да-ёт ко-ро-ва мо-ло-ко».
За буквой буква,
к слогу слог.
Ну хоть бы кто-нибудь помог!

Сначала «да», потом уж «ёт».
Уже написано «даёт»,
Уже написано «даёт»,
Но тут перо бумагу рвёт.

Опять испорчена тетрадь —
Страничку надо вырывать!
Страничка вырвана, и вот:
«Ко-ро-ва мо-ло-ко да-ёт».

«Корова молоко даёт»,
А нужно всё наоборот:
«Даёт корова молоко»!

Вздохнём сначала глубоко,
Вздохнём, строку перечеркнём
И дело заново начнём.

«Да-ёт ко-ро-ва мо-ло-ко».
Перо цепляется за «ко»,
И клякса чёрная, как жук,
С конца пера сползает вдруг.

Одной секунды не прошло,
Как скрылись «ко», и «мо», и «ло»…

Ещё одну страничку вон!
А за окном со всех сторон:
И стук мяча, и лай щенка,
И звон какого-то звонка, —
А я сижу, в тетрадь гляжу —
За буквой букву вывожу:
«Да-ёт ко-ро-ва мо-ло-ко»…
Да! Стать учёным не легко!

Подушечка

Ах ты, моя душечка,
Белая подушечка!

На тебя щекой ложусь,
За тебя рукой держусь…

Если жить с тобою дружно —
И в кино ходить не нужно:
Лёг, заснул – смотри кино!
Ведь покажут всё равно.

Без экрана, без билета
Я смотрю и то и это…
Например, вчера во сне
Что показывали мне?

Всех родных оставив дома,
Я поднялся с космодрома
И, послав привет Земле,
Улетел на корабле.

Я вокруг Земли вращался —
Сделал множество витков —
И при этом назывался
Почему-то Терешков.

Я крутился, я крутился,
А потом я «приземлился»
От кровати в двух шагах
И с подушечкой в руках…

Ах ты, моя душечка,
Белая подушечка!

Эдуард Николаевич Успенский

Академик Иванов

Всем известный математик
Академик Иванов
Ничего так не боялся,
Как больниц и докторов.

Он мог погладить тигра
По шкуре полосатой.
Он не боялся встретиться
На озере с пиратами.
Он только улыбался
Под дулом пистолета,
Он запросто выдерживал
Два действия балета.

Он не боялся темноты,
Он в воду прыгал с высоты
Два метра с половиной…
Но вот однажды вечером
Он заболел ангиной.

И надо вызывать скорей
Врача из «неотложки»,
А он боится всех врачей,
Как мышь боится кошки.

Но соседский мальчик Вова
Хочет выручить больного.
Поднимает трубку он,
Трубку телефонную,
И звонит по телефону
В клинику районную:

– Пришлите нам, пожалуйста,
Доктора с машиной —
Академик Иванов
Заболел ангиной.

Самый страшный
Врач больницы
Взял свой самый
Страшный шприц, и
Самый страшный
Свой халат, и
Самый страшный бинт,
И вату,
И сестру взял старшую —
Самую страшную.

И из ворот больницы
Уже машина мчится.
Один звонок,
Другой звонок.
И доктор входит на порог.

Вот подходит он к кровати,
Где известный математик
Пять минут назад лежал,
А больного нет – сбежал!!!

Может, он залез в буфет?
Спрятался под ванной?
Даже в печке его нет.
Как это ни странно.

Перерыли всё вокруг,
А он спрятался в сундук
И глядит на врача
Через дырку для ключа.

Доктор смотрит на жильцов:
– Где больной, в конце концов?
Я приехал для лечения,
А не для развлечения;
Если не найду сейчас
Вашего больного,
Должен буду вылечить
Кого-нибудь другого.

Выходи на середину
Тот, кто вызывал машину!

И он выложил на стол
Шприц, касторку, валидол.
Пять стеклянных ампул
И кварцевую лампу!

У жильцов при виде шприца
Сразу вытянулись лица:

– Не шутили мы с врачом.
Мы, ей-богу, ни при чём.

Доктор хмурится сурово,
Но вперёд выходит Вова:

– Лечите, – говорит, – меня.
Вызывал машину я. —

И врачу он в тот же миг
Смело показал язык.

Доктор зеркальце надел,
Доктор Вову оглядел.
Молоточком постучал,
Головою покачал.

– У тебя, – сказал он Вове, —
Превосходное здоровье.
Всё же я перед дорогой
Полечу тебя немного:
Дам тебе малины,
Мёда, апельсинов,
А ещё печенье —
Вот и всё леченье!

Соседи с восхищением
Глядят на смельчака,
Но тут открылась с грохотом
Крышка сундука.
И на удивление
Доктора с сестрой,
Выбрался оттуда
Истинный больной:

– Не привык я прятаться
За чужие спины,
Если рядом выдают
Людям апельсины.
И я вижу, что леченье —
Не такое уж мученье.

Слава добрым врачам!
Слава мальчугану!
Больше я в сундуке
Прятаться не стану!

– Это всё пустяки! —
Отвечает Вова. —
Не бояться врачей —
Что же тут такого!
Если людям сказать,
Могут засмеяться.

ПАРИКМАХЕРЫ —
Вот кого надо бояться!