Kitabı oku: «С Байроном в XXI век», sayfa 4

Надежда Колышкина

Если бы каждый из нас коротенько написал о своей семье, а кто-нибудь догадался свод этих исповедей издать, я думаю, занимательная вышла бы книжка. А возможно, и страшная.

Жизнеописание свое, разумеется, надо начинать с детства. А оно всегда прекрасно, и не важно, родился ли ты на шелковых простынях или пеленали тебя в застиранную холстинку. Босоногое детство, пожалуй, даже ярче и веселее зажатого в распорядки и регламенты детства тех, кто появился на свет «с золотой ложкой во рту».

Мое детство наградило меня воспоминаниями о росистых лугах Вологодчины, о трех рябинах, заглядывающих в окна избы, да о трех камнях на пригорке, что остались от часовни Николая Чудотворца, порушенной «нехристями», как говорила бабушка, крестясь на камни. Нам с сестрой креститься на камни не полагалось, потому что мы были октябрятами, хотя и тайно крещеными в лесном храме, построенном неизвестно кем и когда.

На разговоры о лесном храме и вовсе был наложен запрет, поскольку папа и мама мои были коммунистами, оба прошли войну, свято верили в светлое будущее страны, победившей фашизм, и не позволяли забивать детям голову суевериями и прочей чепухой. Вера, как известно, подкрепляется Надеждой, вот мне и досталось столь светлое имя.

Не менее суровы были и родители моего будущего мужа: комиссар Брухнов, трижды Георгиевский кавалер, и поэтесса Шишова – «фарфоровый божок Одесского Парнаса». Уверенные, что ни наций, ни государств со временем не будет, поскольку победит Интернационал, они дали мальчику звучное имя Марат, понятное и узбеку, и французу. Имя это, впрочем, очень ему подходило, а встреча наша была предопределена Судьбой.

Мой отец, Колышкин Иван, окончив войну в звании полковника, получил назначение в Одессу, куда вскоре переехала и вся наша семья. Однако время на Небе и на Земле течет по-разному, и мы с Маратом чуть не разминулись.

Комиссар Брухнов, отец моего мужа, погиб в 37-м под Архангельском, сосланный туда по доносу, и они с матерью, претерпев все лишения ЧСВН (член семьи врага народа), перебрались в Ленинград, где на них обрушилось испытание поистине космического масштаба. Зика (так звали Зинаиду Шишову друзья по «Зеленой лампе») писала в поэме «Блокада»:

 
Дом разрушенный чернел, как плаха,
За Невой пожар не погасал.
Враг меня пытал огнем и страхом,
Материнской жалостью пытал…
 

Товарищи Шишовой по литературе оказались куда надежней товарищей Брухнова по партии, и благодаря усилиям секретаря Союза писателей Фадеева и друга детства Валентина Катаева блокадница Шишова с сыном оказались в Москве, где Марат, едва оправившись от дистрофии, добровольцем пошел на фронт.

Война пощадила сына комиссара, и Марат вернулся к матери и к мирной жизни в звании гвардии сержанта. Тут уже было делом случая – направить меня через Томск, где я училась на историко-филологическом факультете университета, в Москву, где, завершив образование, я стала литературным секретарем детской писательницы Шишовой. Разумеется, я пропускаю десятилетия многотрудной нашей жизни, поскольку более подробно все это изложено в статье «Наш путь был отмечен пунктиром», опубликованной в книге «Сильнее любви и смерти».

Марат к тому времени работал редактором серии «Жизнь замечательных людей», и, помогая ему и его матери, я как-то плавно вошла в литературу и в их жизнь.

Эта счастливая пора продолжалась без малого 40 лет, включив и 27 лет работы в издательстве «Прогресс», где мне довелось общаться с корифеями исторической и философской мысли.

Семья наша была хлебосольной, и на кухнях (а мы поменяли не одну квартиру) собирались компании друзей, о которых, увы, уже можно сказать: «иных уж нет, а те далече». Нет острослова Виктора Вучетича (сына известного скульптора); нет художника Оси Чуракова, перебравшегося в Америку, нет гениального сына гениальных родителей Льва Гумилева, с которым я была не только дружна, но и имела честь быть редактором его научных трудов. Ушел и последний из могикан – Эрнст Неизвестный, с которым дружил в годы юности Марат.

Самые скорбные утраты – это потеря Родины и Семьи. Когда меня покинули и Марат, и Зика, сделав меня душеприказчиком, я исполнила их последнее желание – покоиться в родной земле. Их воля определила весь мой оставшийся жизненный путь. Вот и сную я теперь, безутешная, между двумя одинаково родными мне городами – Москвой и Одессой. Книги мои пишутся под шум морского прибоя, а издаются под нескончаемый гул Москвы. Но все трудней эти перемещения, и это – увы! – зависит не только от меня.

Утешаться приходится извечной народной мудростью: «нет худа без добра». Необъятная наша Родина, которая была нашим общим домом, уменьшившись в размерах, не рухнула, а просто расплескалась. И теперь, куда бы я ни приехала: в Грецию ли, бескорыстно подарившую Европе великий принцип демократии, в надменную ли Британию, до сих пор несущую «бремя белого человека», или в Германию, старательно демонстрирующую гостеприимство, – всюду меня встречают как желанного гостя. А родная моя Одесса категорически отказывается видеть во мне чужестранку!

Может быть, эти строки покажутся не вполне толерантными, но я ведь человек из Прошлого, в чем честно и признаюсь. Герои моих книг – те и вовсе из Вечности, поскольку подпитывает мое перо мировая мифология, начиная с индийских Вед и заканчивая греко-римским Мифом. А богам, как известно, всегда позволялось многое. Вот и я, набравшись у моих героев свободомыслия, позволяю себе в своей серии «Споры богов» некоторые вольности, в частности, выносить человечеству весьма нелицеприятные оценки. Тем более что духовным идеалом для меня был и остается наш великий свободолюбец Александр Сергеевич Пушкин, творивший во времена не менее драматичные, чем те, что выпали на нашу долю. А он Судией считал одного лишь Бога.

 
Веленью Божию, о муза, будь послушна.
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
 

(Из стихотворения А. С. Пушкина «Памятник»)

ТЫ ПРИШЕЛ МЕНЯ КУПИТЬ?

Атлас недоумевал. Для чего его вызвали на Крит, служивший Зевсу для тайных свиданий с новой пассией, Европой? Поговаривали, что Громовержец, пребывая в облике быка, умыкнул дочку царя Агенора, но не вернул ее в Финикию, натешившись вволю, а поселил на обезлюдевшем после Потопа острове.

И только оказавшись во дворце Европы, Атлас понял, что призван для выполнения весьма деликатной миссии – требовалось перенастроить генетическую программу чудо-бычка, чье рождение также было покрыто тайной. Пытаясь скрыть от любопытных взоров несчастный плод греховной связи, бычка поселили в подземелье, представлявшем собой лабиринт, возведенный умельцем Дедалом.

Атлас сам был сыном Посейдона от смертной и мог уродиться кем угодно, примером чему был брат его, крылатый конь Пегас, а посему он искренне сочувствовал мутанту, понимая, что будущее несчастного теляти целиком зависит от вынесенного им вердикта. По составу крови, лимфы и костного мозга Атласу надлежало определить, бык ли это по своей генетической сущности или человек и много ли в нем божественной природы. Иными словами – ихор ли течет в жилах мутанта или обыкновенная бычья кровь.

После весьма церемонного знакомства с Европой и ее веселыми резвыми детишками, Миносом и Радамантом, Атласа доставили в нижний ярус дворца, имевший выходы в лабиринт. Там ему предстояло осмотреть своего будущего пациента, унаследовавшего черты то ли быка, то ли смертной девы, то ли кентавра, как заметил мельком Зевс, явно не желавший углубляться в подробности.

Однако взору Атласа предстал и не бык и не кентавр. Невинное рогатое существо лицом напоминало Европу, однако сияние ярких фиолетовых глаз выдавало в нем божественную породу. Мутанта вовсе не портил довольно частый в прошлые времена изъян, когда нижняя часть тела носила ретроградную форму парнокопытного, однако поведенческие навыки выдавали в нем человека. Завидев гостя в синей тоге атланта, несчастное создание неуклюже поднялось на задние копытца, как это делает пес, желающий заслужить похвалу хозяина, и чего никогда не сделал бы упрямый бык, а тем более гордый кентавр.

Атласу одного взгляда хватило, чтобы понять: мутант появился в результате любовной игры его божественного родителя, принявшего во время совокупления со смертной образ зооморфа. Мелькнуло подозрение, что Зевс исчез, едва спустившись в лабиринт, дабы избежать лишних вопросов. Но прозорливому сыну Посейдона и не нужны были чьи-то пояснения. Он верил только своим глазам и ушам. А также Науке. Кроме того, у него был при себе Хрустальный череп, столь необходимый при диагностике.

Бычок, привалившись к стене, угрюмо поглядывал на незнакомца в синей тоге. Ему очень хотелось опуститься на передние копытца, но еще больше хотелось быть похожим на молодцеватых парней, которых регулярно присылала к нему красивая богиня Афина.

Полагая, что мутант не владеет членораздельной речью и чтобы не смущать его расспросами, Атлас включил Хрустальный череп, позволявший считывать чужие мысли. И в мозг его потекли сбивчивые горькие признания:

– Когда я замерз и завернулся в синюю подстилку, Афина засмеялась и сказала, что я теперь почти как атлант. И этот высокий господин кутается в синий плащ. Значит, он с Атлантиды. А там живут самые справедливые люди. Это Гефест сказал, когда замки на стойло навешивал. Он ворчал, что вот атланты никого на цепь не сажают и замков на загоны не вешают… Как бы сделать так, чтобы гость забрал меня с собой на Атлантиду? Я бы бегал там по траве, сколько хотел… играл бы с бычками и мальчишками… Но вряд ли ему нужны уроды… Надо продержаться как можно дольше, не опускаясь на передние ноги, и вести себя, как ребята, которых привозит строгая, но справедливая Афина. Те тоже поначалу робели и переминались с ноги на ногу, готовые развернуться и убежать. Но от Афины не убежишь, кроме того, сад огорожен такой стеной, что даже я перепрыгнуть не могу.

Раздался глубокий вздох, после чего череп отключил функцию прямой речи, и в мозгу Атласа стали рисоваться картины цветущего сада, полного птичьего гомона и звонких мальчишеских голосов. Ребята явно о чем-то спорили.

– Не позорьте меня, поприветствуйте нового друга! – послышался властный голос Афины. – А то Минотавр решит, что в Аттике живут дикари.

– Приветствуем тебя, наш новый друг! – ответил хор ломких юношеских голосов.

А дальше понеслось бормотание:

– Но мы с ним играть не будем. Он нас забодает или съест. Он совсем дикий.

– Зато вы просто трусы! – язвительно бросила богиня. – Выходит, зря я учила вас бегать?! А ну-ка, наперегонки! До противоположной стены.

Совет Афины был равен приказу, и мальчишки выстроились в ряд. По знаку богини все кинулись вперед. Бежали, стараясь не толкаться и не наступать друг другу на ноги, потому что правилами это было запрещено. Да и деревья мешали. Особенно осторожничал Минотавр, понимая, что своим копытом может больно ранить и мальчишки больше никогда не согласятся поиграть с ним. Но всё равно он прибежал к финишу первым. Забег повторили. Потом еще и еще! И каждый раз Минотавр изо всех сил пытался отстать, но приходил первым.

Он даже специально засиживался на старте, чтобы афинянам было не обидно, однако его уловка не укрылась от богини.

– Не поддаваться, это нечестно! – резко выкрикнула она.

– Нееет, чееестноооо… – набравшись храбрости, глухо промычал Минотавр.

Глаза богини, и без того круглые, чуть не выкатились из орбит.

– Да ты и говорить умеешь?! – воскликнула она. – Тогда объясни, почему честно давать фору сильным, тренированным мальчишкам, будущим воинам? Ты что, заведомо считаешь себя победителем?

Было видно, что Минотавр с трудом подбирает слова, но он старался говорить ясно и четко, как отвечали своей богине афиняне.

– Ммыы! Мы не равныыы! – сказал он протяжно и уныло.

Афина подошла, потрепала теленка по загривку, и слова стали выскакивать сами, почти без запинки.

– Мы с ними разные, – бодро отчеканил Минотавр. – У меня четыре ноги, а у ребят всего по две. Значит, мне надо два раза пересечь сад, а им один, тогда будет справедливо.

Тут уж богиня едва не лишилась дара речи, а мальчики запрыгали, хлопая в ладоши.

Когда шум утих, Афина ласково погладила Минотавра по голове, отчего рожки вроде стали короче, и, обернувшись к мальчикам, сказала:

– Я думала, вы будете учить Минотавра, но, оказывается, вам надо у него поучиться. Вам созданы все условия, а вы год палочки на песке чертили, потом на пальцах показывали, прежде чем счет освоить. А Минотавр своим умом до всего дошел. Что касается понятий о чести и честности, боюсь, некоторым из вас эти материи вообще не доступны.

Богиня говорила так мудрёно, что мальчики заскучали, да и Минотавр стоял, понуро опустив голову. Афина смилостивилась и закончила свою речь очень просто:

– Оставляю вас с Минотавром на декаду, потом вас сменит другая команда. Вас будут тут кормить и поить. Самим не воровать и ничего не выпрашивать. Ночевать будете под открытым небом или под навесом, купаться вместе с Минотавром, с ним же будете играть, а после игр – разговаривайте друг с другом, о чем хотите. Еще одно условие – без причины не драться, обидных прозвищ не придумывать.

Усмехнувшись наставлениям Афины, Атлас отключил череп. Он решил поговорить с Минотавром напрямую, но тот опередил его.

– Желаю здравствовать, высокий гость! – внятно произнес теленок, выжидая удобный момент, чтобы незаметно опуститься на передние ноги, поскольку стоять навытяжку было невмоготу.

– И тебе, дружище, желаю здоровья и долгих лет жизни! – торжественно отвечал Атлас. – Но почему ты назвал меня высоким гостем? Ведь ты, когда стоишь во весь рост, не ниже меня!

– Вы мне льстите, – понуро опустил голову Минотавр. – Наверняка ниже, да и ходить по-человечески «на своих двоих», как говорит Гефест, я почти не умею. Он тоже хромает, но всё-таки ходит, и быстро. Как я ему завидую! Как многое он умеет!

– Ну, ходьбе я тебя обучу, не сомневайся! Еще марафонцем будешь, всех олимпийцев обгонишь, – воскликнул Атлас, радуясь, что с мутантом, оказывается, помимо Афины, работает и Гефест. Значит, золотые руки кузнеца и его смекалка будут им в помощь.

– Ты пожелал мне здоровья и долгих лет жизни, но здоровье не продлит мне жизни, – с горькой усмешкой молвил Минотавр, опускаясь наконец на все четыре ноги. – Ребята с Аттики не очень умные, но честные… Они мне всегда говорят правду, о которой умалчивают другие. Так вот, они сказали, что телят обычно продают для потешных боев, когда выкормят и достаточно их натренируют. Ты пришел меня купить?

Атлас стоял, потрясенный. Он твердо решил сделать всё возможное, чтобы не только Европа, но и Зевс гордились своим сыном.

– Минотавр, я прославлю тебя в веках! – уверенно молвил сын Посейдона. – Люди перестанут почитать богов, будут смеяться над святынями, забудут о моей родине Атлантиде, и только легенда о Минотавре останется вечной загадкой, тревожащей умы и сердца. А что может быть почетней для смертного, чем Слава людская?

– Слава среди равных, – серьезно отвечал бычок. – Но это мне недоступно, потому что я не такой, как все!

– Но это же прекрасно! – воскликнул Атлас. – Быть не таким, как все – это высшая награда, которую могут даровать боги!

В лиловых глазах Минотавра мелькнул горделивый огонек.

– Готов с тобой согласиться. Ты тоже не такой, как все, и мне это очень нравится.

Екатерина Кольцова

Живет в Москве. Окончила физический факультет МГУ. Писатель, художник, физик, аудитор, создательница семьи и двух прекрасных детей. Любимые писатели: Фолкнер, Бунин, Моэм, Гамсун, из современных Пелевин и Рубина. Любимый художник Клод Моне.

Политических пристрастий нет. Любит в одиночестве гулять в лесу.

ЖИТИЕ СВЯТОЙ ШЛЮХИ

Она металась по камере, заламывая руки. Четвертовать?! Женщину?! Да как они могли, что же это! Нет, ее нельзя четвертовать, это очень больно. Нет и нет! Она не может этого допустить. Она то принималась рыдать, то рвала на себе волосы и дошла бы до полного безумия, если бы вдруг не услыхала слабый писк:

– Что случилось?

– Кто тут? – изумленно спросила Женщина. В камере она сидела одна, звук шел откуда-то изнутри.

– Я, твой ребенок, – сказал писклявый голосок. – А что случилось, мама?

Женщина остановилась и внимательно в себя вчувствовалась. Действительно, прямо над пупком она заметила склизкий комочек, который и издавал слабый звук. Само появление ребенка не было для нее сюрпризом, но она удивилась, что он так рано заговорил.

– Ты мальчик или девочка?

– Пока не знаю. А как лучше?

– Лучше будь мальчиком, мужчинам проще. В этом мире всё принадлежит им, а женщина для них что-то среднее между кошкой и собакой.

И она снова зарыдала.

– Мама, что случилось? – повторил свой вопрос писклявый голосок.

Женщина вздохнула и рассказала свою печальную историю.

– Я родилась в бедной семье, в десять лет родители отдали меня в публичный дом. Я старательно выполняла свои обязанности, была на хорошем счету. К двадцати пяти я накопила денег, ушла от хозяйки и стала зарабатывать самостоятельно. Мои клиенты были приличными людьми, с отребьем не путалась. И вот однажды я случайно от кого-то забеременела. Сначала я испугалась, а потом поняла, что теперь никогда не буду одна. Ах, какая это была эйфория! Я гуляла по улицам, шли апрельские дожди, червяки вылезали на асфальт, розовые и серые, толстые и тонкие, уже размякшие и еще крепкие… Ах, как я любила этот дождь, и этих червей, и этот город, и тебя, мой маленький! Я любила весь мир, и мир обожал меня в ответ.

Но тут я подумала: как же ты будешь расти без отца? Я решила поговорить с каждым своим клиентом и начала с самого достойного – крупного бизнесмена и депутата. Я была уверена, что он будет счастлив, как и я, но он даже слушать не стал. Выгнал меня как поганую суку, кинув денег на аборт. Что мне было делать? Разве я могла оставить в живых человека, который так относится к твоей матери и желает смерти тебе?..

Он стал первым, кого я убила. Все остальные вели себя не лучше. Ни один не захотел признать твое существование, и вот теперь все они повержены. Тебе ничто не угрожает, сынок, больше никто в этом мире не хочет тебя убить…

Но однажды я потеряла бдительность. Меня схватили, судили и приговорили к смерти. К четвертованию! И только то, что я беременна, отсрочило исполнение приговора. Теперь они ждут твоего рождения, чтобы осуществить свой недостойный замысел, проклятые ублюдки!

И Женщина со всей силы ударила кулаком по стене камеры.

– Но нет, послушай, у них ничего не выйдет! Мы с тобой со всем справимся, вот увидишь. Давай обманем их, давай расправимся с ними? Ничего, они еще узнают, как приговаривать к четвертованию женщину!

Быстрыми движениями она пригладила волосы, села на тюфяк и стала грызть заплесневелый хлеб.

– Эй вы! – крикнула она. – Я беременна, я ношу ребенка! Как вы смеете кормить невинное дитя заплесневелым хлебом?

Она кричала так до вечера и докричалась до общественности. Общественность решила, что негоже кормить дитя корками, и назначила Женщине должное питание.

Мальчик рос, они выбрали ему имя Руслан. Они много беседовали, и Женщина рассказывала ему о мире всё, что помнила и знала. О ветре и горах, о полях и лесах, о деревьях и птицах, о морях и океанах, о мужчинах и женщинах, о кошках и собаках, крысах и пауках, о теореме Виета и творчестве Набокова, да много еще о чем! Руслан был очень сообразительный мальчик и сильно любил мать: не было и речи о том, чтобы она умерла после его рождения.

Когда ему исполнилось шесть месяцев, он впервые ткнул маму ножкой.

– Да, тебе нужно помещение побольше, – засмеялась Женщина.

И тут ей в голову пришла спасительная мысль.

– Вот что мы с тобой сделаем, мой дорогой, – радостно сообщила она сыну. – Ты просто не будешь пока рождаться. Мы подождем, пока меня оправдают. Ведь не могут же нормальные люди в самом деле осудить женщину за то, что она не захотела убивать своего ребенка? А мужчины, которые желали малышу смерти, разве сами не заслужили ее?

В этот день они еще долго радовались, смеясь над тем, что такая простая мысль не пришла им в голову раньше.

Прошло девять месяцев, потом год, потом два, а ребенок всё не рождался. Общественность города недоумевала. Врачи осматривали Женщину еженедельно, находили внутри живого и здорового малыша и были вынуждены признать, что мальчик развивается нормально. Казнить Женщину было нельзя, и в конце концов ее оставили в покое.

Руслану исполнилось три, он пошел в детский сад. По мере его взросления Женщине стало не хватать места в камере. Она обратилась к мэру, он выделил ей сначала камеру побольше, затем отдельный этаж в тюрьме, а затем город был вынужден построить для нее отдельное просторное здание. Его поместили на небольшом острове, который, как известно, со всех сторон окружен водой. Женщина была уже такой огромной, что не могла передвигаться самостоятельно. Поэтому не могло быть и речи о том, что она могла сбежать.

Однако в городе появилось множество сторонников Женщины, мечтавших устроить ей побег. Было организовано Общество Женщины, ежегодный взнос в которое мог позволить себе только очень богатый человек. Власти, прознав об этом, поставили вокруг острова усиленную охрану. Им пришлось объявить дополнительный призыв в армию и выделить определенные средства на ее содержание.

Тем временем Руслан рос, он пошел в школу, а затем в университет. Это был милый юноша, веселый и дружелюбный. Он рисовал и фехтовал, музицировал и боксировал, и, кажется, не было предела его разнообразным увлечениям и талантам. Со временем всё больше стала проявляться страсть к экономическим наукам и математике. В университете он специализировался по математическим методам в экономике. Защитился на отлично, поступил в магистратуру, затем защитил кандидатскую и устроился на работу.

В этот момент Женщине стало совсем тесно и голодно на острове. Город нес на себе ответственность за огромное количество людей, живших внутри нее, но кормить их всех становилось не под силу. Были увеличены налоги, повышены экспортные пошлины, да что там говорить – экономика города была мобилизована, а средств на содержание Женщины всё равно не хватало. В городе началось недовольство, проходили марши протеста. Ситуация грозила выйти из-под контроля. Власти обратились за помощью к президенту страны.

Президент, недолго думая, распорядился Женщину оправдать и отпустить. Однако родственники убитых Женщиной, прямо скажем, не последних людей организовали протесты по всей стране. Обстановка накалялась, страна катилась к гражданской войне. К Женщине были подосланы киллеры, но, оказавшись новичками в таком непростом деле, не смогли добраться ни до одного жизненно важного органа.

Получившая несерьезные ранения Женщина обратилась в Европейский суд по правам человека. Было принято решение о выделении ей отдельного острова в океане, который соответствовал размерам находящейся в ней популяции. Средства на содержание выделяли различные благотворительные фонды, поддерживающие детей и женщин.

Теперь Руслану ничто не угрожало. Он женился на прекрасной девушке, напоминавшей ему молодую мать, завел детей, затем появились внуки. Он организовал пенсионный фонд и много лет был его бессменным управляющим, пока не вышел в отставку. А тем временем Женщина чувствовала себя всё более старой, и в один прекрасный день она поняла, что может умереть. Она посоветовалась с семьей и решила рожать.

Она рожала несколько лет. Родила Руслана с его семьей, его детский сад, который всё еще функционировал, школу, университет со студентами и профессорами, фирму, в которой он работал до пенсионного фонда, город, в котором он жил вместе с его многочисленными жителями, пенсионный фонд и многое другое, что накопилось за все эти годы. Она рожала и рожала, корчась от тошноты и беспрерывных схваток, и через три года, родив последнюю кошку, она умерла. Предсмертная мысль, посетившая ее, была кощунственной: «Я терпела безумные родовые муки много лет. Надо было соглашаться на четвертование…»

Вскоре после погребения в мире произошло несколько знаменательных событий.

Во-первых, Руслан стал президентом страны, в которой родилась Женщина. Предвыборная кампания проходила сложно, недовольные сопротивлялись, но у Руслана были накоплены такие значительные активы и он обладал такой силой убеждения, что они вскоре смирились.

Во-вторых, система образования, принятая в университете, где учился Руслан, была признана лучшей в мире. Признание не прошло гладко, было множество недовольных, однако у Руслана были накоплены такие активы и он обладал такой силой убеждения, что недовольные вскоре умолкли.

В-третьих, Женщина была причислена к лику святых. Церковь поначалу сопротивлялась, однако у пенсионного фонда Руслана были накоплены такие активы, а его управляющие обладали такой силой убеждения, что вскоре для составления ее жизнеописания были призваны лучшие умы, а для мощей Женщины был построен один из самых роскошных храмов в мире.