Kitabı oku: ««Сила молитвы» и другие рассказы»

Сборник

Yazı tipi:

Сергей Комаров

Почти детектив

Над кронами деревьев уже давно нависал густой мрак, но внизу, посреди длинных сосновых стволов, было прозрачно-светло. Свет исходил от храмовых фонарей, которые, как многочисленные глаза огромного животного, глядели в парковую даль немигающим взглядом. На подходящего к храмовой площадке Женю они посмотрели одобрительно, скользнув по нему своими лучами. Еще бы, ведь пришел сторож, который будет охранять их ночное бдение, а утром аккуратно выключит все лампы, даруя им сон до наступления следующего вечера.

Сегодня четверг, а значит, очередь дежурства Жени. Он любил эти ночи, очень отличные от ночей обычных, мирских. Здесь, у храмовых стен, дышалось и жилось как-то по-другому. Тем более что церковь находилась в гуще большого парка, куда почти не долетали обычные городские звуки. Можно было наслаждаться тишиной, думать о сокровенном и слушать то, чего никогда не услышишь в панельных коробках городских квартир. Уши улавливали беготню белок по крыше вагончика, где обычно спал сторож, потрескивание старых стволов при порывах ветра, шорохи лесных ежей, и тысячи других звуков, давным-давно изгнанных из города.

Предвкушая драгоценные часы отдыха и размышлений, Женя подошел к калитке, нагнулся к замку и вдруг различил боковым зрением какое-то движение среди деревьев. Он тут же выпрямился и внимательно посмотрел в прозрачную тьму. Там кто-то был, в глубине зарослей. Женя выждал несколько секунд, вглядываясь. Да, кто-то сидит на табуретке, которую обычно оставляла неподалеку от калитки приходская нищая. Во время службы она просила, сидя на этой табуретке, а потом прятала ее между стволами.

– Добрый вечер, – неуверенно сказал Женя (наверно, со стороны это выглядело ужасно глупо). Сидящий повернулся лицом на голос.

– Добрый, – последовал ответ.

Теперь Женя смог рассмотреть человека. Очевидно, бомж. Нестарый. Даже, сказать прямо, парень лет тридцати пяти – сорока. Запущенный, грязный, классического вида бомж. С такими же классическими базарными сумками, набитыми всяким хламом. Сидит на табуретке и ковыряется в какой-то бумаге.

Женя смотрел и оценивал ситуацию. Безлюдный парк, время около полуночи. На храмовой территории он один сторож. Что собрался делать этот бомж, чего он ожидает – вот вопрос. В голову полезли разные варианты ответа, один другого хуже.

Может, стоит на шухере, а в храме уже хозяйничают дружки. Может, выжидает момент, когда возле храма уже точно никого не будет или когда сторож (т. е. Женя) заснет. А может, он вообще маньяк или сумасшедший. Или наводчик. Или сатанист.

Бездомный нарушил молчание.

– Воды не дадите? – прохрипел он характерным тембром.

«Вот, он хочет, чтоб я подошел, – подумал Женя. – Подойду – ножиком меня порешит, ключ от калитки заберет, храм ограбит. Никто и не узнает – до утра здесь никого не будет. А я – умру в луже собственной крови. Так или иначе, но подходить нельзя».

– Нет воды, – отрезал Женя. Он быстро открыл калитку, зашел за ограду, вновь закрыл. Бродяга крикнул ему в спину:

– Я с Херсона пешком пришел, тебе воды жалко?

Женя ничего не ответил и прошел к своему вагончику.

«Да, непонятно ничего. Что за человек, как и для чего здесь оказался? Вот и наблюдай теперь за ним всю ночь, чтоб ничего не вышло. Очевидно, он хочет выманить за ограду и там накрыть чем-то тяжелым. Или начнет проситься переночевать. Ну да – положи его, а он тебя ночью зарежет. Сколько таких историй…»

Походив по вагончику туда и сюда, Женя скоро утвердил план. Собственно говоря, он решил делать все обычным порядком: ходить по территории, возвращаться в вагончик и спать, потом снова выглядывать. И не упускать из поля зрения сидящего на стульчике. Вот и все. Была еще мысль демонстративно пофланировать вдоль забора со старым духовым ружьем, которое стояло в углу вагончика. Но Женя решил не усугублять ситуацию.

Вечерняя молитва тоже входила в намеченный план. Да, действительно, надо помолиться. Попросить Бога оградить от искушения, от врагов видимых и невидимых. Женя взял молитвослов и пошел в храм. По дороге от вагончика к храмовой двери скосил глаза на бомжа. Тот сидел в изначальной позе и все так же ковырялся в газетах. Зайдя в храм, Женя зажег лампаду и начал читать молитвы. Но вечернее правило как-то не ладилось. Ночной сторож вспомнил, что вообще-то он христианин, а у него уже полчаса как попросили воды. Как знать, может бомж и не маньяк вовсе и действительно воды хочет.

«Если он меня прихлопнет, буду мучеником, а если нет, исполню свой христианский долг и напою ближнего чашей холодной воды».

Такая логика понравилась Жене, и он решился. Отложив молитвослов, он набрал стакан воды и направился к выходу. Бродяга уставился на него. Чувствуя, как подрагивают колени, Женя открыл калитку и сделал шаг в лесную тень. Бомж поднялся навстречу. На негнущихся ногах Женя подошел к нему и, протянув стакан с водой, сказал:

– Пей.

Нищий жадно начал пить. Женя перевел дух.

– Ты что, правда с Херсона пешком? – спросил он.

– Правда, – ответил незнакомец.

Он уже осушил стакан и теперь вытирал запекшиеся губы, отдуваясь.

– Так что же, здесь и ночевать будешь?

– Здесь и буду. Завтра в Лавру хочу пойти. А можно еще воды? – попросил бомж, протягивая стакан.

Женя стоял в замешательстве. Ему было странно, что его никто еще не зарезал, лес не огласился криком невинной жертвы, земля не обагрилась мученической кровью… Взяв стакан, он пошел за добавкой. Мысли теснились разные. Ладно, он пока меня не тронул. Просто не был готов, может быть. Попросил вот еще воды, а теперь приготовится, нож достанет…

Женя зашел в вагончик, отрезал полхлеба, набрал литровую банку воды. Снова вышел за ограду.

– Вот, держи. На всю ночь хватит.

Грязные руки приняли хлеб и банку.

– Как тебя зовут? – зачем-то спросил Женя.

– Дмитрий, – ответил бродяга.

Женя постоял немного, не зная, продолжать ли разговор.

– Помощи Божьей, Дмитрий, – сказал он, ужасаясь фальши своей интонации.

Вернувшись в храм, он дочитал правило, походил по территории и пошел спать. Глянул в парк – Дмитрий продолжал сидеть в той же позе, по-видимому, засыпая. Сторож зашел в вагончик, подкинул дров в печку и лег на кровать. Было тепло и уютно. Женя лежал и думал.

«Пустить бомжа нельзя – на это и настоятель не благословит (да и поздно было звонить ему). Пусть даже Дмитрий действительно с Херсона пешком, но человек он неизвестный, и кто знает, чего ожидать от него. Возьмет и задушит ночью – а что, мало случаев? Нет, пустить невозможно. А что, в таком случае, делать? Скорее всего, ничего».

Женя перевернулся на другой бок. Кажется, начинался дождь. Нет, не дождь, но уже целый ливень. За какие-то считаные минуты лесная тишина наполнилась звуками стремительно падающих крупных капель, тарабанящих по крыше вагончика. Весь парк зашуршал, зашумел, затрещал. Прятались по дуплам белки, зарывались под прошлогодние листья мыши, птицы просыпались и лениво перелетали на более безопасную территорию. Еще несколько минут – и по сточной трубе вагончика потекли ручьи небесной влаги.

Но Женя уже не мог слышать этого. Он спал, убаюканный шелестом дождя, разомлевший от теплоты печи. А дождь шел и шел, и парк омывался холодным душем, коченея и вздрагивая всеми своими ветками, стволами, сосновыми кронами…

Женя проснулся рано. Прежде чем открыть глаза, он понял, что нарушил все правила ночного дозора: ни разу не проснулся, вокруг храма не ходил, территорию не осматривал. Бомж! Господи, так ведь он мог тысячу раз ограбить храм, а я спал! Сторож вскочил и, накинув теплую куртку, выбежал наружу.

Улица встретила его всем великолепием паркового утра после дождливой ночи. Крупная роса, как жемчужное ожерелье, опутывала всякую веточку, листик, травинку. Восходящее солнце рассыпалось в миллионах своих отражений, все это сверкало, играло, пело.

Все замки и запоры оказались целы, калитка все так же была закрыта. Бомж Дмитрий, всю ночь просидевший под холодным дождем, спал на своем стульчике, опустив голову. Рядом с ним стояла полная до краев банка с водой, а рядом с ней – расползшиеся от ливня газеты. Единственными свидетелями того, сделал ли он что-либо запретное ночью, были все еще горящие храмовые прожекторы, которые уже давно пора было выключать.

Бой на дороге

Воскресное летнее утро выдалось прекрасным. Виктор вышел из дома, когда ночная прохлада уже была растворена теплыми лучами медленно подымающегося солнца. Мужчина полной грудью вдохнул свежий загородный воздух, пропитанный запахами леса, почувствовал бодрость и прилив сил. Он собирался на литургию, и мысль о предстоящей службе добавляла ему радости и энергии.

Виктор перекрестился, сел в машину и через десять минут был уже на трассе. При въезде в город пришлось немного постоять в небольших пробках (для столицы пробки в воскресное утро совсем не новость). Вот, кажется, и последняя «тянучка» – как правило, дальше дорога не бывает загружена. Виктор встал в средний ряд и неторопливо двигался вперед вместе с колонной автомобилей справа и слева.

Вдруг с левого ряда отделился дутый «Ниссан» и резко перестроился в среднюю полосу, прямо перед машиной Виктора. Это произошло так неожиданно, что Виктор машинально дернул руль в противоположную сторону. Каким-то чудом аварии все же не случилось – «Ниссан» разместился впереди, а машина Виктора лишь слегка зацепила боковое зеркало соседней «Мазды», не причинив никакого вреда.

Виктор облегченно вздохнул. Однако история не закончилась. Из «Мазды» высунулась лысая голова, а за ней и рука, показывающая: опусти окно. Виктор приоткрыл окно до половины, уже предчувствуя, что будет. Так и вышло: на него обрушился целый шквал матерщины. Ругань продолжалась с минуту, Виктор молча слушал. Из сотни выкрикнутых слов приличным было только одно: «очкарик».

Это почему-то кольнуло его больнее всего. Мало того, что он был совершенно невиновен и водитель «Мазды» не мог этого не видеть. Мало того, что Виктор никогда в жизни никому не позволял себя оскорблять и вообще ненавидел мат, который теперь лили на него как из ведра. Но его к тому же назвали обидным с детства словом, за которое он еще в школьные времена сразу лез в драку.

А драться, надо сказать, наш герой умел. Виктор отдал этому искусству пятнадцать лет своей жизни, посещая секцию боевого самбо. Знал, как действовать не только с одним, но и с несколькими противниками, умел обезвредить вооруженного ножом, владел разными техниками уличного боя. Мужчина любил спорт, был в отличной физической форме и проигрывать в спарринге не привык.

Нет, этого так нельзя оставить. Виктор закусил губу, напрягся и весь превратился в охотника. Пробка закончилась, «Мазда» выехала на одну из центральных улиц – Виктор погнался за ней. В удобном месте он пошел на обгон, резко подрезал обидчика и заставил затормозить. Две машины остановились.

Именно таких условий для дальнейшего разговора Виктор и желал.

Первым выпрыгнул обозленный водитель с лысой головой. Очевидно, он был один. Размахивая руками, он с удвоенной энергией продолжал орать матерные слова. Однако, по мере того как Виктор вылезал из автомобиля и перед взглядом врага обозначались его рост и мускулатура, крики становились все тише. Когда же наш мститель начал спортивным шагом приближаться к лысому, тот понял, что ситуация явно не в его пользу, и окончательно умолк.

Виктор шел бить, и притом жестоко. Чувство близости отмщения разлилось по телу приятной бодростью. Он с наслаждением выбирал: ударить так, чтобы человек сразу упал, или же сломать в нем что-то, а потом уложить на землю. Хотелось и того и другого сразу. Хотелось раздавить эту наглость, это хамство, хотелось увидеть ужас в глазах нарушителя нормальных человеческих порядков. И он уже видел этот ужас, видел издалека, и ему сладко было, что дорожный сквернослов и оскорбитель так быстро превратился в дрожащую тварь.

Лысый человек, по всей видимости, сопротивляться даже не думал. Его сковал страх. Он ведь тоже увидел глаза Виктора и прочитал в них приговор. Внушительный рост и развитая мускулатура самбиста со стажем говорили сами за себя и не оставляли никаких шансов. Лысый просто безвольно стоял и смотрел.

И вдруг что-то произошло. Нет, никто не бросился на помощь, и не закричал. И рядом не остановилась полицейская машина. И солнечного затмения в этот день тоже не было. Вокруг все осталось прежним. Мир не изменился – но что-то случилось с Виктором.

Трудно объяснить, что именно. Может быть, он вспомнил, куда ехал. Может, пришло на память, что он христианин. А может, очень похожим оказался этот лысый на одного из прихожан монастырского храма, куда как раз Виктор и направлялся. В общем, тайну сердца человеческого не перескажешь. Мы знаем только факты. А факт получился следующий. Подлетев к испуганному обидчику, Виктор на мгновение остановился как вкопанный и вдруг спокойно сказал: «Я хочу извиниться перед вами. Простите, я был неправ».

Наверное, гораздо меньшим шоком для лысого стал бы удар в лицо, чем эти слова. Еще не веря своему счастью, он задвигал ртом, силясь что-то произнести, и с трудом выдавил: «Пппростите и ммменя, я тоже пппоступил неправильно». И протянул дрожащую руку в ответ.

* * *

Продолжая путь к монастырю, Виктор пытался проанализировать случившееся. Состояние шока еще не покинуло его, и думать связно не получалось. Но одну вещь, пожалуй, он хорошо осознал. Бой на дороге состоялся. Он был очень тяжелым, но закончился победой. Она оказалась самой важной из всех, которые он одерживал до сих пор, – потому что это была победа над самим собой. И еще: победил вовсе не Виктор, а Тот, к Кому он тогда ехал и Кто был рядом с ним.

Впрочем, последнее Виктор смог понять много-много позже…

Бес в московской квартире

«Какая чистота! Ну и Соня, ну и умничка!» – так подумалось Валентине Петровне, когда она зашла к себе домой.

Валентина Петровна жила одна. Муж уже лет пятнадцать как умер, дети разъехались по другим городам. Женщина коротала свои пенсионные дни в небольшой московской квартире. Лишь иногда она прерывала вынужденное одиночество: встречалась с родственниками и старыми подругами или же сидела на лавочке возле подъезда, обмениваясь приветствиями с проходящими мимо соседями.

Самыми радостными моментами для нее были поездки к детям. Раз в полгода Валентина Петровна улетала к дочери в Питер или к сыну в Кемерово. Там она проводила месяц, занимаясь внуками. За квартирой в это время присматривала ее племянница Соня.

Сегодня Валентина Петровна как раз возвратилась из Северной столицы. Какой же порядок ждал ее! Полы и окна вымыты, ковры вычищены, в ванной все блестит. Ни пылинки, ни соринки – идеальная чистота! Даже запах в квартире был какой-то особенно приятный.

Племянница любила тетку и обожала делать ей такие подарки. Валентина Петровна отвечала взаимностью – зазывала в гости, пекла ей пироги, часто звонила, поздравляла со всеми праздниками.

Когда Валентина Петровна зашла в квартиру, затащив за собой дорожный чемодан, был уже вечер. Шум за окном постепенно затихал. Последний солнечный луч скользнул по комнатам, дышащим свежестью, и исчез за горизонтом.

Уставшая от дороги путешественница переодевалась, раскладывала вещи, ужинала, больше всего мечтая заснуть после трудного дня. Вместе с ней и Москва успокаивалась, готовилась ко сну. Подобно многоглазому зверю, понемногу засыпающему и закрывающему поочередно свои светящиеся очи, столица один за одним тушила свои глаза-окна и погружалась в дрему. Наконец легла и Валентина Петровна.

Ночью женщина проснулась от какого-то странного звука. Кажется, это был… чих. «Покажется же такое, – подумала Валентина Петровна, – кому чихать в пустой квартире?» Повернувшись на другой бок, она заснула.

Проснулась женщина рано, когда субботнее утро еще сменяло свои одежды с серых тонов на светлые. Она лежала с закрытыми глазами, греясь в уютной постели, и думала о внуках, с которыми вчера рассталась, о детях, о милой Соне, о планах на ближайшие дни… И вдруг явственно услышала громкий чих.

Да, теперь уже не было никаких сомнений – чихали в квартире, в какой-то из соседних комнат. Может быть, в гостиной, а может, в ванной, или на кухне, или в прихожей. Но несомненно, здесь, в жилище Валентины Петровны. Не у соседей, не на улице, не в подъезде. Чихали в комнатах, буквально в нескольких шагах.

Валентина Петровна вообще-то была не робкого десятка. Возвращаясь из гостей, могла в одиночку пройтись по ночным московским улицам, нисколечки не боясь. До ухода на пенсию часто несла круглосуточное дежурство в больнице, которая располагалась в глухом районе города. Довелось работать и при морге. Но здесь она почувствовала, как ее бросило в жар и дыхание перехватило. Да, Валентина Петровна не боялась людей и трудных обстоятельств. Но вот что касается аномальных явлений – здесь ее смелость заканчивалась. Пенсионерка боялась того, природу чего она не понимала.

У нее дрожали руки и колотился пульс. Усилием воли хозяйка заставила себя встать с постели. На негнущихся ногах она вступила в прихожую, прошла в гостиную, проверила ванную. Никого не было.

Женщина присела на кровать и напряженно стала прислушиваться. В доме стояла гробовая тишина. Город еще не проснулся. Только ветер посвистывал через невидимые щели дверей и окон, исполняя какую-то причудливую симфонию. Никаких особых звуков. Просто тишина. И в этой тишине Валентина Петровна вдруг почувствовала жуткий, животный страх. Впервые в жизни ей стало страшно в собственной квартире.

А может, все-таки показалось? Может, звуковая галлюцинация? Как-то все это странно. Почему раньше не было ничего такого, а теперь вдруг?.. Ну, раз-два послышалось что-то и больше не будет слышаться. Вполне вероятно, что это просто усталость. Или, например, просто звуки старого дома. Мало ли что там шуршит, между этими каменными блоками. Вот и показалось, что кто-то чихал.

Валентина Петровна принудила себя встать, одеться и начать свой обычный день. Солнце помогало ей в этом – день разгорался яркий, светлый. Уже через час Валентина Петровна, несколько успокоившись, завтракала любимым омлетом под звуки утреннего радио. Все происшедшее казалось каким-то наваждением.

«Да, да. Просто показалось. Наверное, это и есть старость, да. А вообще стоит сходить к лору, уши посмотреть. Может, это просто в ушах шум и их специально почистить стоит», – размышляла Валентина Петровна, допивая чай.

Затем она поливала цветы, договаривалась с парикмахером о встрече, звонила Соне и детям, смотрела телевизор. Перед обедом решила выйти в магазин. Одевшись, Валентина Петровна уже взялась за ручку двери, как вдруг за ее спиной раздалось ясное и четкое: «Пчхиишшшшш!!!» Валентина Петровна вскрикнула от неожиданности, отдернула руку от дверной ручки, и, резко обернувшись, упала спиной на дверь. Перед собой она никого не увидела.

Сердце женщины выпрыгивало из груди, в голове ударами пульсировала кровь, в глазах помутнело. Она рванула дверь, выскочила в подъезд, трясущимися руками закрыла дверь и быстрым шагом вышла на улицу. Но шла она уже не в магазин. Пенсионерка направлялась в церковь.

Спросите: верила ли в Бога Валентина Петровна? Верила. Время от времени она ходила в храм, по большим праздникам причащалась. Дома частенько молилась. Немного знала Новый Завет, кое-что читала из православной литературы. Не то чтоб она была такой уж ревностной прихожанкой и прямо жила религией. Нет. Но Церковь признавала и Бога по-своему любила.

В Бога она веровала, а следовательно, признавала и существование нечистой силы. С бесовскими кознями Валентина Петровна раньше не сталкивалась, только читала про них в церковных книгах. И ее мысль, судорожно искавшая объяснения странному звуку в квартире, привела лишь к одной догадке: в доме поселился бес! И чем дольше Валентина Петровна думала об этом, тем сильнее догадка укреплялась в ней.

Испуганная женщина шла к знакомому священнику, который служил в храме по соседству. Отца Алексея она знала давно. Лет ему было приблизительно столько же, сколько и ей. Женщина частенько спрашивала батюшку, как быть в той или иной ситуации. Но с таким вопросом, как сегодня, она еще не приходила. «Батюшка, как выгнать беса из квартиры?..» Валентине Петровне не верилось, что она сейчас будет произносить эти слова. Она шла словно в каком-то сне.

Женщине повезло – ее батюшка как раз дежурил. Они присели на скамеечку в храме. Священник выслушал все, сочувственно кивая головой.

– Ну что ж, Петровна, Господь попустил. Вы помолитесь сегодня хорошенько, придите на всенощную, по-серьезному исповедуйтесь и завтра причаститесь. В каких-то грехах, очевидно, вам нужно покаяться, это уж вам лучше знать. Есть у вас какая-то духовная проблема, значит… И давайте еще завтра я зайду после службы, квартиру освятим.

Также батюшка дал ей книги «Защити свой дом от зла», листочек с 90-м псалмом, святую воду и сухарики, освященные на мощах преподобного Серафима Саровского. Иконы у Валентины Петровны были.

Домой женщина возвращалась в воинственном настроении, хотя страх и не проходил. «Посмотрим, как ты теперь почихаешь», – сказала она, зайдя в квартиру.

Первым делом она выпила немного святой воды и побрызгала ею все углы комнат. Освященные сухарики положила у икон. Прочитала 90-й псалом.

Время до вечера она посвятила тому, что выписывала из книжки «В помощь кающемуся» разнообразные грехи, в которых признавала себя виновной. За это время был один чих, на который Валентина Петровна отреагировала стоически, сжав зубы и стараясь не смотреть в ту сторону, откуда чихали. «Посмотрим еще, посмотрим, кто кого», – говорила она, вписывая в блокнот грех «мшелоимство».

На всенощной она исповедалась по длинному списку грехов, который составила днем. Придя домой, легко поужинала. Валентина Петровна понимала, что ей предстоит нелегкая ночь, и, откровенно говоря, сильно боялась. Впервые в жизни она вступала в схватку с нечистой силой.

Ее беспокоила одна мысль, на которую ответ пока не находился. Она начала об этом думать с самого начала всей истории. Вопрос был простой и логичный: «Откуда в доме завелся бес?»

Если появление беса связано с грехом, как объяснил ей батюшка, то что это за грех? Последние лет десять Валентина Петровна жила самой обычной жизнью московской пенсионерки. Ну, бывало (кто не грешен?), что ссорилась по мелочам с родными, или переедала, или на праздник ленилась в церковь пойти. Но смертных грехов она точно не делала.

А может, в квартире кто-то совершил какой-нибудь грех? Допустим, в ее отсутствие. В воображении Валентины Петровны сразу возник образ любимой Сони. Нет… Не может быть… Чтоб Соня… Да и как она могла бы согрешить в квартире Валентины Петровны?

Хотя… Валентина Петровна вспомнила, что Соня уже давно встречается с каким-то парнем, который, как рассказывала Соня, живет в одном доме с мамой. И Соня ютится в маленькой однокомнатной квартирке с родителями. Следовательно, им негде… кхм… оставаться наедине. А тут – пустая квартира… Как раз…

Нет. Нет! Нет и нет!!! Чтоб Соня… Она не такой человек, нет.

«Ну и что, что хороший человек. Как будто хорошие люди не грешат? Вспомни себя в молодости. Вот, кстати, она и убрала так красиво, потому что ее совесть мучила, ну и чтоб все следы замести».

Так сказала себе Валентина Петровна – и тут же ужаснулась своим мыслям. Покраснев, она встала и начала ходить по комнате. «О, какая мука! Неужели?… Но ведь действительно, кроме Сони никто сюда не заходил. И чих появился именно после этой поездки. Батюшка сказал, что диавола притягивает грех. А кто мог совершить такой серьезный грех в моем доме?»

Словно ответ, в вечерней тишине прозвучал резкий чих. Валентина Петровна вздрогнула и присела на кровать, вглядываясь в полумрак прихожей. А затем тихо заплакала. Психологическое напряжение уходящего дня, страх перед бесовской силой, ужасное подозрение – все это вылилось в неудержимые потоки слез.

Спала (или, точнее, пыталась спать) Валентина Петровна при включенном свете. Чих ночью повторился два раза. Пенсионерка лишь молча вздрагивала, возводила глаза к иконам и молилась про себя.

Как только за окном начало сереть, измученная женщина встала, оделась и принялась читать молитвенное правило. Ей хотелось побыстрее выйти из квартиры, в которой теперь было страшно оставаться. И она очень надеялась, что все средства, прописанные священником, сработают.

На службе страдалица со слезами причастилась. Долго стояла перед иконой святого Георгия Победоносца, прося его отогнать все искушения бесовские. Церковное пение, запах ладана, тепло от свечей умиротворяюще подействовали на Валентину Петровну. Ей стало гораздо лучше, она почувствовала надежду. Ей вообще всегда было хорошо в храме, сколько она себя помнила.

Женщина немного подождала батюшку. Наконец они вместе отправились освящать квартиру.

Во время «Чина благословения жилища» Валентина Петровна внимательно слушала, что читает и поет священник. Очень радостно было ей слышать слова: «и на прогнание всякия сопротивныя силы и сатанинских наветов». Ей казалось, что при каждом слове батюшки вся нечистая сила отступает от ее дома все дальше и дальше. Отец Алексей и сам воодушевился, почувствовав себя духовным воином, смиренным проводником силы Божией.

После молитвы они попили чая.

– Думаю, у вас теперь все будет хорошо, Валентина Петровна, – говорил отец Алексей, обмакивая оладушек в клубничное варенье. – Вы исповедались, причастились. Квартирку мы освятили. Что еще… Просфорки каждое утро вкушайте, святой водой запивайте. Воскресные службы не пропускайте. 90-й псалом чтоб каждый день. Молитесь почаще. Зажигайте лампадочку перед иконкой. Хорошо бы святыньку какую-то дома иметь. Купите себе маслице, освященное на мощах, у нас в храме продается. А еще шапочку вам дам от мощей преподобного Марка Гробокопателя, мне привезли недавно. Ладан иногда воскуряйте перед иконами. Евангелие можно вслух читать на церковнославянском. Будете все делать – никакой бес не подойдет!

– Ох, батюшка, и не знаю, как вас благодарить-то!

– Да что там, Бога благодарите. Что мы? Только Его послушники. Все сила Божия делает.

Благодушно улыбаясь, священник протянул руку к тарелке с оладьями. И вдруг – тишину прорезал сдавленный чих.

Отец Алексей так и застыл с протянутой рукой. Валентина Петровна ойкнула и закрыла лицо руками. На несколько секунд время вроде как остановилось. В эту паузу не просачивались ни звуки, ни движения. Наконец немая сцена разрешилась всхлипываниями Валентины Петровны, переходящими в громкий плач.

Отец Алексей побледнел. С опаской оглядевшись, он начал с кряхтением выбираться из-за стола.

– Ох, матушка, дело тут серьезное у вас. Вы знаете, что… Вы обратитесь к старцу. Я вам потом номер дам… Есть один в Подмосковье, прозорливец, говорят… А я уж, видите… Все, что мог… Уж простите… У меня еще крещение сегодня, надо бежать.

– Бааа-тю-ю-шкааа!!!

– Ну, ну, ничего… Господь милостив… Все уляжется… Поедете к старцу… Мы – что мы? Немощные… Есть подвижники, помогут…

Смущенный священник выбрался наконец из-за стола. Плачущая женщина проводила его в прихожую. Батюшка оделся и, бормоча извинения и что-то вроде «90-й псалом не забывайте», вышел. Валентина Петровна осталась одна.

Что делать? Все принимало серьезный оборот. Жить в такой квартире Валентина Петровна не могла. Батюшка беса не изгнал, а с бесом жить разве можно? Да, видно, серьезный грех тут случился. Позвонить Соне, спросить? И что ей сказать? О Господи, помилуй!!!

Валентина Петровна в изнеможении опустилась на кровать. Вся радость воскресного дня, все удовольствие от посещения храма покинули ее. Оставались только усталость, страх, горечь и непонимание того, что делать дальше. Да уж, видать, придется ехать к старцу.

«Вот он пока чихает, этот бес… Пугает меня. А завтра что же? Может, душить ночью начнет или возьмет и явится в каком-то страшном образе. У меня ж сердце слабое, я ведь не выдержу. Ууууу!!!!»

Снова навернулись слезы. Ей было ужасно жалко себя. Всхлипывая, Валентина Петровна прилегла и незаметно заснула. Усталость и нервное потрясение дали о себе знать. Проснувшись через два часа, Валентина Петровна встала и пошла умываться. План у нее составился такой: а) поехать к старцу; б) пожить какое-то время у сестры.

Ситуация сильно придавила женщину. За эти два дня она заметно постарела. На лице появилось ощущение постоянного мучения, в глазах – страх и боль. Все это она увидела в своем собственном отражении в зеркале. Ей даже показалось, что и без того седые волосы стали еще белее, морщины еще глубже, кожа еще дряблее. Очень не хотелось переезжать. Душили нехорошие мысли насчет Сони… Ох, как тяжело!

Зайдя в ванную, женщина умылась и долго вытиралась махровым полотенцем. Внезапно в отражении зеркала перед ней мелькнул какой-то незнакомый предмет. Какой-то овальный, бежевого цвета.

Валентина Петровна обернулась и взглянула на него. Действительно, этой вещи раньше в квартире не было. Стоит на стиральной машине. Похож на маленькую космическую ракету или на большой тупоконечный огурец. Посредине отверстие. Что это такое?

Валентина Петровна осторожно взяла предмет в руки, повертела, затем всмотрелась в дырочку посредине. И вдруг огурец громко, издевательски, с придыханием чихнул ей прямо в лицо.

Женщина закричала и бросила огурец на стиральную машину. В воздухе запахло чем-то сладким. Валентина Петровна во все глаза смотрела на таинственный огурец, одной рукой схватившись за грудь, где бешено колотилось пугливое сердце. Да что же это такое? Что за штука? Ее не было в квартире раньше? Соня!!! Это она принесла!

Валентина Петровна дрожащими пальцами набрала Сонин номер.

– Сонечка, здравствуй.

– Привет, теть!

Валентина Петровна заговорила очень быстро.

– Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, что за штука такая в ванной, на стиральной машине стоит. Такая длинная… бежевого цвета… Она… чихает…

– Аха-ха! Чихает, да. Прости, я забыла тебе сказать. Я тебе освежитель воздуха купила. Он сам пшикает время от времени. Поддерживает приятную атмосферу дома.

Валентина Петровна молчала. На нее словно напало какое-то отупение. Она переводила взгляд с огурца на зеркало, в котором видела себя – заплаканную, несчастную, с растрепанными волосами…