Kitabı oku: «Викиликс: Секретные файлы», sayfa 7

…и «их» насилие

Лидеров государства, которые вели эту войну, похоже, все подобные зверства оставляли невозмутимыми. Бывший вице-президент Дик Чейни, когда его спросили о роли администрации Буша в пытках, заявил: «У меня нет проблем, раз мы достигаем своих целей. А наша цель – добраться до парней, которые осуществили 9/11, и тем самым предотвратить очередное нападение на Соединенные Штаты». Когда ему сказали о примере с человеком, которого приковали к стене камеры, обливали холодной водой и замораживали только для того, чтобы выяснить, что он совершенно невиновен, Чейни был непреклонен: «Меня больше тревожат плохие парни, которым удалось ускользнуть и освободиться, чем те немногие, которые на самом деле были невиновными»¹⁶.

Это было повторяющейся темой. До тех пор, пока это происходило с «плохими парнями», безоговорочно любая жестокость была позволительной. Редко когда взаимосвязь между демонизацией и терроризмом выражалась с такой ясностью.

Во время своего пребывания на посту главы исполнительной власти президент Буш неоднократно характеризовал иракских повстанцев как «террористов» и описывал их «стратегическую цель» как «поколебать волю цивилизованного мира»: «Два года назад я заявил Конгрессу и стране, что война с террором будет долгой войной, войной другого типа, борьбой на много фронтов во многих местах. Главный фронт сегодня – это Ирак. Враги свободы устроили там отчаянную последнюю схватку, и их надо победить»¹⁷. Проблема состояла в том, что его собственная разведка не поддерживала его же заявления. Аргумент был таким: «Аль-Каида» вновь появилась в Ираке как «иностранные боевики» после полного разгрома в Афганистане. Но, по оценкам американской разведки, «иностранные боевики» составляли только 5 % сил повстанцев. Проникновение «Аль-Каиды» в Ирак предположительно было связано с личностью Абу Мусаба аз-Заркауи; однако его влияние было невелико, и его силы находились под атакой главных войск повстанцев с начала периода оккупации¹⁸.

По мнению американской разведки, главной движущей силой восстания была националистическая оппозиция оккупации, а не джихадизм в стиле «Аль-Каиды». Более того, тактика восстания не отвечала главному условию, призванному характеризовать ее как «террористическую»: большинство его акций, согласно ежеквартальным исследованиям Министерства обороны США, было направлено против оккупационных войск, а не против мирного населения¹⁹.

Схожая схема обнаружилась и в Афганистане, где большое количество людей вступало в воскресшее движение «Талибан» в результате жестокостей оккупации, до тех пор, пока на 80 % территории страны не стали доминировать силы «Талибана». Бывший глава миссии ООН в Афганистане полагает, что, хотя тактика действия движения вызывала значительные потери среди гражданского населения, это было – на американском жаргоне – «сопутствующим ущербом», результатом «технических недостатков». Целью являлось «не терроризировать население», а «наносить урон врагу»²⁰.

Эта склонность США демонизировать оппонентов, чтобы оправдать политику собственной администрации (преднамеренная военная цель, как обнаружила «Вашингтон Пост» в 2006 году²¹), временами весьма разочаровывала американских союзников. В 2007 году сэр Ричард Дэннет, в то время глава Британской армии, выступил с важной речью, отвергая главные аргументы «войны с террором». Размышляя о такой характеристике иракского сопротивления как «терроризм», он заявил: «По мотивации… наши противники – это иракские националисты, большинство из них заботят их собственные нужды (работа, деньги, безопасность), и большая часть из них – это неплохие люди». Далее он делает схожие замечания о мятеже в Афганистане, сожалея о том, что его огульно характеризуют как «Талибан»²².

Власть ярлыков

Вызывает удивление, что империя прилагает столь потрясающие усилия с такими катастрофическими результатами. Однако насколько успешно она морально оправдывает свои собственные действия и очерняет действия

своих противников? Депеши «Викиликс» дают нам некоторые подсказки. В них мы снова и снова обнаруживаем аккуратное использование юридического, бюрократического и политического языка, и все это для того, чтобы обеспечить нормативные рамки для действий правительства США.

Возвращаясь к делу Сами аль-Хаджа: документы показывают плоды тщательных ритуалов военно-судебного процесса, юриспруденции и категоризации, которые позволили задерживать его, как если бы он был особо опасным террористом. Эти ярлыки обеспечили администрации Буша основание утверждать, что все или большая часть людей, находящихся в плену, «плохие парни». Тем не менее представители администрации американского президента, в свою очередь, зависели от решений Министерства юстиции и Белого дома при интерпретации соответствующего применения международного и национального законодательства и принятия решения о статусе задержанных. Именно у государства была прерогатива применять ярлыки и приклеивать их: и именно Сами аль-Хадж должен был просить о свободе, несмотря на то, что против него не было никаких доказательств.

Эта тема всплывает слишком часто. Между вооруженной мощью Соединенных Штатов и их союзников, с одной стороны, и силой разрозненных ополченцев, собравшихся, чтобы дать отпор оккупационным войскам в Ираке и Афганистане, с другой, именно США обладают властью определять, ради чего ведется война, кто является «террористом», а кто сражается «за справедливость».

Такие словесные манипуляции подчеркивают власть классификации и классификацию власти. Идет ли речь о «справедливой войне» или терроризме, «пытках» или «расширенных техниках допроса», «вражеских комбатантах» или «политических заключенных», мы обнаруживаем, что возможность отстаивать определение и подкреплять его силой – это важнейший элемент имперской власти. Определение и классификация – части того, что делают государства: они определяют социальные категории, имеющие смысл в повседневной жизни, – женатый, холостой, преступник, полицейский, черный, белый, террорист, солдат, герой, злодей. И делают они это посредством языка, закона и культуры. Оказывается, что империя – даже в условиях, когда она прибегает к крайнему насилию, – не может обойтись без власти идей.

Что такое террорист?

«Хуже, чем военное нападение», – разглагольствовал в ноябре 2010 года конгрессмен Питер Кинг, призывая классифицировать «Викиликс» как «террористическую организацию»²³. Вице-президент Джон Байден обвинил Джулиана Ассанжа в том, что он «террорист в области высоких технологий». Выследить его как бен Ладена предложила Сара Пэйлин²⁴. «Да, “Викиликс” – это террористическая организация», – заявил «Фокс Ньюс»²⁵.

В основе этих раздутых обвинений было то, что «Викиликс» ведет «кибервойну» с Соединенными Штатами, которая ставит под угрозу «жизненные интересы» – особенно потоки информации, необходимой для отслеживания и захвата «террористов», – и тем самым представляет опасность для жизни американцев. Когда «Викиликс» предложил американскому правительству назвать хоть одну депешу, публикация которой подвергла кого-нибудь риску или ущербу, юридический советник Государственного департамента прислал формальную отписку, отказываясь назвать конкретный пример опасности, но, тем не менее, приказав «Викиликс» закрыть свои сайты, прекратить публикации и уничтожить всю имеющуюся у него информацию²⁶.

Это обвинение в «терроризме» не просто огульное или скоропалительное: за ним реальная сила. Судебное преследование 2013 года Челси – тогда Брэдли – Мэннинга⁴, солдата, который «слил» депеши веб-сайту, зависело от утверждения, что он «помогал врагу», – обвинение, которое близко к государственной измене и карается смертной казнью. Мэннинг вступил в армию в 2007 году и, несмотря на страдания от издевательств со стороны других солдат, связанных с его гомосексуальностью и расстройством гендерной идентичности, преуспел настолько, что был повышен в звании и получил медаль за службу. Затем он был направлен в Багдад в качестве аналитика разведывательной службы и именно там обнаружил «истинную природу ассиметричной войны XXI века»²⁷. К 2010 году Мэннинг открыл для себя «Викиликс» и со временем установил с ним отношения, что привело к выдаче им сотен тысяч документов, в том числе тех, что стали известны под названием «военные материалы»: «Депешегейт», «Файлы Гуантанамо», включая съемку воздушной атаки в Багдаде, которая впоследствии была подвергнута критике как военное преступление. «Врагом», которому Мэннинг якобы помог, опубликовав эту информацию, была «Аль-Каида». Когда Мэннинг был схвачен, он оказался объектом жестокого, унизительного и бесчеловечного обращения того сорта, которому, как правило, подвергаются те, кого правительство США считает «террористами»²⁸. Это вызывает очевидный вопрос: что такое террорист?

По-видимому, согласованного определения нет²⁹. Утечка секретных материалов сама по себе вряд ли может служить оценкой: американские чиновники все время производят их как часть своих стратегий по связям с общественностью. Видимо, стандарт таков: когда утечку создаете вы, то это терроризм; когда утечку создаем мы, это хорошо. И, пожалуй, один из грехов «Викиликс» с точки зрения правительства США и его защитников – именно выставление на всеобщее обозрение того, как неопределенна данная категория и как проницаемо различие между тем, что делает правительство США, и тем, что делают его враги.

Справедливая война и террор

Ключевым моральным оправданием для политического насилия Запада является то, что оно действует при ограничениях, которые уважают жизнь мирных жителей. Это стандартный рефрен западных военных источников – «мы не нападаем на гражданских лиц». Данное утверждение, центральное для зарубежной стратегии Государственного департамента США в сфере связей с общественностью, делается с аподиктической торжественностью³⁰. Это то, чего придерживаются, чтобы отделить «терроризм» от действий тех, кто заявляет, что ведет войну против «терроризма»³¹. Как объяснял Джордж У. Буш, «каждая жизнь бесценна. Вот что отличает нас от врага». Терроризм – противоположность справедливой войне: и незаконная форма политического насилия, и оправдание законного политического насилия.

Трудность в том, что общепринятого определения терроризма, по-видимому, нет. Например, одно из сегодняшних определений правительства США утверждает, что терроризм – «это преднамеренное, политически мотивированное насилие, совершаемое против невоенных целей субнациональными или тайными агентами»³². Такое определение приводит нас к актуальной проблеме. Помимо того, что исключение государственных институтов как потенциальных агентов терроризма является произвольным и необоснованным, это определение, видимо, исключает взрывы бомб на американских военных базах, которые укомплектованы комбатантами.

Государственный департамент ликвидировал это упущение в 2003 году: «Мы также считаем актами терроризма нападения на военные объекты или на вооруженный военный персонал, когда в данном месте нет враждебного военного противостояния, например, взрывы американских баз»³³.

Тем не менее это уточнение оставляет проблему, не учитывая те силы, которые США запросто называют террористами за нападения на американских солдат, когда они несут боевую службу в Ираке и Афганистане.

Возможно, решение можно было бы найти, обратившись к более широкому определению, которое применяется в уставе армии США, где терроризм понимается как «рассчитанное использование насилия или угрозы насилия для достижения целей, которые являются политическими, религиозными или идеологическими по характеру. Это делается путем запугивания, принуждения или устрашения»³⁴.

Но это приводит нас к еще худшей дилемме. Глядя на диапазон вариантов, которые оккупационные силы позволили себе в Ираке и Афганистане, можно было бы спросить: а что именно отличает действия США от действий террористов? Изучение одной подборки военных материалов «Викиликс» по Ираку³⁵, содержащей 391 902 рапорта с поля боя американской армии в этой стране, говорит нам о нескольких вещах: правительство США знало, что жертв среди гражданского населения во время американской оккупации было гораздо больше, чем признавалось официально³⁶; оно получило сотни сообщений о мирных жителях, включая беременных женщин и душевнобольных, которых жестоко расстреливали за то, что они слишком близко подходили к оккупационным контрольно-пропускным пунктам³⁷; американские солдаты сознательно открывали огонь по сдававшимся иракским повстанцам³⁸; практика пыток продолжалась после разоблачений об Абу-Грейб, и американским властям не удалось расследовать сотни донесений о пытках, изнасилованиях и убийствах, совершенных полицией Ирака и солдатами, находящимися под американским командованием³⁹.

Похожие откровения обнаруживают афганские военные материалы⁴⁰ – собрание из 91 731 военного документа о войне в Афганистане. Они обнаруживают расстрелы мирных жителей у контрольно-пропускных пунктов⁴¹; минометный обстрел «в отместку» по афганской деревне, когда было убито пять мирных жителей, после того как группа оккупантов испытала взрыв самодельного взрывного устройства поблизости⁴²; боевиков ЦРУ, застреливших глухонемого мирного жителя, который убегал от них⁴³; американских морских пехотинцев, открывших огонь по мирным жителям в Шинваре, убив 19 и ранив 50 человек⁴⁴.

Этот архив – только небольшой пример того, что имело место, – документальное свидетельство захватывающих дух злодеяний и жестокости. Более того, как показывает Дар Джамаль далее, в главе 10, подобные события не были случайными для данной «миссии». Их истоки на самом деле можно проследить до начала самой войны.

Одним из определяющих элементов американской империи является то, что у нее нет колониальных устремлений. Территориальные захваты излишни: смысл в том, чтобы получить доступ к рынкам и ресурсам при стабильных политических режимах. В идеале эти режимы должны быть приспешниками «свободного рынка», желающими интегрировать свои экономики в систему глобализации под руководством США. Саддам Хусейн был союзником Соединенных Штатов во время его войны с Ираном, но к 1990–1991 году его режим стал рассматриваться как ненадежный форпост дряхлеющего арабского национализма. Администрация Буша таким образом сделала завоевание Ирака краеугольным камнем своей глобальной стратегии.

Новый режим должен был быть, как выразился «Экономист», «мечтой капиталиста». Оккупационная власть приняла закон, Приказ 39, который «объявил, что 200 иракских государственных компаний будут приватизированы; постановил, что иностранные фирмы могут получать 100 % собственности во владении иракскими банками, шахтами и фабриками; и разрешил этим фирмам выводить 100 % своих прибылей из Ирака»⁴⁵. Но для того чтобы построить новое, «свободное рыночное» государство на развалинах баасистского, при безработице, взлетевшей, по некоторым оценкам, до 70 %⁴⁶, без баасистской армии, удерживающей контроль над территорией страны, Соединенным Штатам нужны были политические союзники и вооруженная сила, способная поддержать порядок, раз старое государство было демонтировано.

Вот тут и пригодился ввод на сцену беженцев из Ирака, таких как Ахмед Чалаби и, в меньшей степени, Канан Макия⁴⁷. Одним из стратегических замыслов Чалаби было убедить США заключить союз с поддерживаемым Ираном шиитским движением, Верховным советом Исламской революции в Ираке (ВСИРИ), позднее известным как Высший исламский совет Ирака (ВИСИ)⁴⁸. Это движение, финансируемое Тегераном под руководством Мухаммада Бакира аль-Хакима, первоначально спонсировалось Исламской Республикой как часть проекта по продвижению всеобщего объединения шиитов.

ВСИРИ имел слабую поддержку в иракском обществе, но у него действительно был сложившийся аппарат разведки и вооруженных сил. Его военизированные формирования, армия Бадр, были созданы и вдохновлялись иранским правительством во время его войны с Ираком, и им было поручено управлять Басрой в случае, если иранские вооруженные силы возьмут ее под свой контроль. В сущности, они создавались как оккупационное правительство. Поэтому Соединенные Штаты настаивали на том, чтобы эти формирования были интегрированы в новый постбаасистский аппарат безопасности. Они захватили несколько городов на юге Ирака, включая Басру, принудительно заменили местное полицейское руководство на своих людей и быстро прославились своей жестокостью в борьбе с оппозицией⁴⁹. Они стали опасным источником антисуннитского сектантства в Иракском государстве, основным «смотрящим» нового режима (часто контролирующим камеры пыток, которые, как говорит нам ООН, были «хуже, чем при Саддаме»⁵⁰) и решающей силой в гражданской войне, которая охватила Ирак в 2006 году.

Но военизированные формирования Бадр не могли сами по себе контролировать Ирак. Их влияние было ограничено в первую очередь центрами и небольшими городами, преимущественно шиитского юга. Постепенно США начали создавать новую армию и полицию Ирака, а также военизированную службу, обученную под руководством генерала Дэвида Петреуса, известную как спецподразделения полицейских коммандос (СПК). Петреус объяснил свою роль в формировании этих «военизированных отрядов», впервые открытых для общественности в сентябре 2004 года, с некоторой гордостью. Возглавляемые первоначально бывшим генералом Аднаном Табитом, коммандос находились под контролем Министерства внутренних дел и обучались американскими военными, а также подрядчиком USIS из Вирджинии, которые, как утверждается, были непосредственно замешаны в нескольких убийствах, совершенных коммандос. Стратегия военизированных формирований координировалась под руководством Джона Негро-понте, посла США в Ираке, предыдущим заметным опытом которого было участие в организации противоповстанческих эскадронов смерти в Сальвадоре. Американский военный чиновник, объясняя логику этой программы изданию «Ньюсуик», предположил, что речь шла о наказании суннитов за их сопротивление оккупации: «Суннитское население не платит ничего за поддержку, которое оно дает террористам… С их точки зрения, это безнаказанно. Мы должны изменить данное уравнение». Это совершенно ясно выглядело откровенной декларацией склонности к терроризму. «Ньюсуик» метко окрестил эту операцию «Вариант “Сальвадор”».

Виды деятельности, с которыми связывали СПК, впоследствии повторяла и Национальная полиция, включая пытки, увечья и убийства. Так называемая «Волчья бригада», внушающее ужас подразделение СПК, состояла из членов организации Бадр. Она провела крупные операции против повстанцев в таких городах, как Мосул, при поддержке американских солдат, а ее лидер Абул Валид стал печально известным из-за своего допроса пленного и очевидно избитого подозреваемого «террориста» в телевизионной программе «Терроризм в тисках правосудия». Показанная в эфире финансируемой Пентагоном сети «Аль-Иракия», эта программа усиливала ужас, который боевики Валида посеяли на улицах.

«Волчья бригада» также несет ответственность за обнаруженный в Министерстве внутренних дел Ирака центр заключения, в котором были найдены тела со следами ужасающих пыток: следами ожогов, ушибами в результате жестоких побоев и сверлением в области коленных чашек⁵³.

Если даже признать, что противоповстанческая борьба категорически отличается от терроризма, любая граница между противоповстанческой борьбой и сектантским террором в данном контексте была решительно размыта и проницаема. И это было не случайностью, но логическим результатом американской стратегии. Чтобы создать иракский «свободный рынок», было необходимо сильное государство – не только для подавления оппозиции, но и для продвижения рынков там, где когда-то существовало государственное снабжение. Религиозный раскол обеспечил не только технику управления по образцу старого колониального принципа «разделяй и властвуй», но и политические силы, способные проводить ее в жизнь.

Нападение на гражданских, пересмотр понятия «мирные жители»

Другая причина весьма большого числа жертв среди мирного населения, проистекающая из войн эры Буша, – верить ли низким оценкам, признаваемым в просочившихся американских документах (66 тысяч погибших мирных жителей)⁵⁵ или выводам журнала «Ланцет» (600 тысяч, в основном мирных жителей)⁵⁶, – возможно в том, что американскими правилами ведения «войны с террором» допускается убийство мирных жителей во время воздушных налетов. Как поясняет бывший советник Пентагона Марк Гарласко, «если у вас 30 убитых в качестве ожидаемого числа жертв среди гражданских, авианалет должен идти на подпись лично к Рамсфельду или Бушу, но в противном случае никому сообщать не нужно»⁵⁷.

Этот стандарт санкционирует определенный уровень убийств гражданских лиц, тем самым опровергая для планировщиков войны утверждение, что «каждая жизнь бесценна». Более того, субъективная реакция и дает возможность менять диапазон со стороны военных тактиков: в принципе, нет причин, почему нельзя убивать намного больше, чем 30 человек в ходе одного воздушного удара. Практикой американских военных во многих подобных случаях было настаивать на том, что эти убитые были «мятежниками». Старший унтер-офицер Дэйв Диас, возглавляющий «Команду А» сил специального назначения в Афганистане, изложил напрямик: «Да, это мирная деревня, глинобитные мазанки, как все остальное в этой стране. Но об этом молчок. Скажите, что это военный лагерь. Это огороженная площадь, казармы, командный пункт. Точно так же и с конвоями: если в действительности это была колонна из гражданских машин, которые используют для перевозок, мы скажем – ага, военный конвой, войсковой транспорт»⁵⁸.

Есть свидетельства, что такой подход был институционализирован. Рассмотрим случай с видеозаписи бойни в Багдаде, опубликованной «Викиликс» под заглавием «Сопутствующее убийство»⁵⁹.

39-минутное видео, состоящее из кадров, снятых с американского вертолета «Апач», показывает серию из трех инцидентов в Багдаде в 2007 году, во время так называемой «волны» Буша. Оно начинается с атаки пилотом вертолета группы иракцев, среди которых находились двое журналистов новостных агентств. Слышно, как пилот сообщает, что кое-кто из мужчин, кажется, вооружен, затем спрашивает разрешения «вмешаться». Ему сообщают, что в данном районе нет американского персонала и что разрешение у него есть. Вскоре ему говорят «стрелять», «положить их всех», и когда он это делает, ему периодически говорят: «огонь…огонь….огонь…». В конце концов, когда камера показывает восемь убитых, включая журналистов «Рейтере», которые пытались бежать, чей-то голос, позывной «Эйч 2–6», говорит пилоту: «Класс. Посмотри на этих дохлых ублюдков. Прекрасно. Прекрасно. Отличная стрельба». «Спасибо», – отвечает пилот.

Но это лишь первый эпизод в серии из трех инцидентов, запечатленных на видео. Американские военные утверждают, что были веские основания для принятия положительной идентификации тех, кого атаковали, и обоснованная уверенность во враждебных намерениях. Зернистые снимки, взятые из записи, показывают, что по крайней мере двое мужчин были вооружены. На самом деле указанные формы – такие же пятна Роршаха, как те зернистые капли со спутниковых снимков, о которых в печально известной речи в ООН Колина Пауэлла говорилось как о заводах по производству ОМУ. Как будто чтобы сделать сатирой свои собственные утверждения, военные предположили также, что двое убитых журналистов «Рейтере» держали камеры, которые «легко можно было принять за висящие на ремне автоматы АК-47 и АКМ»⁶⁰. Проведенное военными расследование также ссылается на «скрытный характер» движений, сделанных оператором, создающих «полное впечатление о подготовке к выстрелу из РПГ по американским солдатам». Что также важно, военные заявили, будто убитые были атакованы законно, поскольку являлись группой мужчин «призывного возраста» и тем самым представляли опасность. Военные материалы отмечают все смерти в результате этого инцидента как «враг (враги), убитый в бою»⁶¹, несмотря на то, что только двое мужчин были положительно идентифицированы как вооруженные.

Армейское донесение об этом инциденте, естественно, подчеркивает взгляд со стороны солдат, которые убивали, ссылаясь на всевозможные оперативные факторы, требующие субъективного принятия решения и благоприятствующие применению огня на поражение. В каком-то смысле это разумно: солдаты оккупационных сил действуют согласно полученному ими обучению и целям миссии, с которой они были посланы, – и в контексте оккупации, когда насилие против гражданского населения часто необходимо как условие успеха. Но есть две важнейших классификации, используемых для подготовки убийств и их оправдания: «мужчины призывного возраста» и «враг (враги), убитый в бою». Это общепринятые способы, которыми производится изменение категории «мирные жители». Классификация «враг, убитый в бою» чаще всего используется в иракских военных материалах для описания тех, кто был убит в ходе американских кампаний. Например, военные США насчитали 1723 убитых в районе Эль-Фаллуджи в 2004 году, во время своего самого решительного штурма. Из них 1339 были сочтены «врагами, убитыми в бою»⁶². Остается 384 убитых, которые, возможно, были гражданскими лицами. Но, по самым консервативным оценкам, получается, что во время двух главных боев 600 мирных граждан погибли в апреле и затем 800 в ноябре⁶³. Следовательно, вполне вероятно, что большое число тех, кто был классифицирован как «враги, убитые в бою», были на самом деле гражданскими лицами.

Что касается категории «мужчины призывного возраста», то к ней, как правило, относятся лица мужского пола в возрасте от 15 до 55 лет, поэтому она включает большинство мирных жителей мужского пола. Когда США начали свое наступление на Эль-Фаллуджу в ноябре 2004 года, они поощряли иракских мирных жителей бежать до начала бомбардировок – но запрещали бежать всем мужчинам, которые, по их оценкам, находились в указанных возрастных рамках. «Ньюсуик» в 2006 году сообщал, что для американских военных стало общепринятым обращаться с «мужчинами призывного возраста» в Ираке как с врагами. Позже выяснилось, что солдаты, обвиняемые в военных преступлениях в Багдаде, утверждали, что им отдавались приказы «убивать мужчин призывного возраста»⁶⁴. В последнее время администрация Обамы применяет эту категорию для ловкого искажения своих ударов с дронов как якобы атак в основном по «боевикам». В экстраординарной, пространной статье в «Нью-Йорк Таймс», основанной на интервью с десятками советников Обамы, обнаруживается, что президент

«избрал спорный метод подсчета потерь среди мирных жителей, который почти не ограничивает его в действиях. В этом методе, в сущности, все мужчины призывного возраста в зоне нанесения ударов считаются комбатантами, по словам ряда представителей администрации, если нет явных разведывательных данных, посмертно доказывающих их невиновность. Представители антитеррористических органов настаивают, что этот подход – из тех, что основываются на простой логике: от людей на территории, о которой известно, что там присутствует террористическая деятельность, или обнаруженных рядом с представителем руководства Аль-Каиды, вероятно, ничего хорошего ждать не следует»⁶⁵.

Этим может объясняться, почему вместо 41 человека, кого, как предполагается, администрация Обамы сделала целями для убийства с помощью дронов, правозащитная организация «Риприв» насчитала 1147 мирных жителей, убитых при различных атаках. В Пакистане, например, это означает, что при ударах, нацеленных на 24, погибло 874 человека, из них 142 ребенка. Из чего следует один примечательный факт: многие из «особо ценных мишеней», определенных администрацией, как сообщается, были убиты по нескольку раз. Как указывает «Риприв», «эти “особо ценные мишени”, видимо, делают невозможное – умирают не единожды, а дважды и даже целых шесть раз»⁶⁶. Однако тенденция идентифицировать «мужчин призывного возраста» как врагов только частично объясняет высокое число жертв среди гражданского населения. Ибо, как предполагают цифры счетчика числа жертв в Ираке, 46 % убитых в ходе атак США в Ираке составили женщины, а 39 % – дети⁶⁷. Данные говорят о том, что с контрольно-пропускных пунктов до воздушных бомбардировок, от зачисток до уличных боев методы, принятые в ходе оккупации, неизбежно влекли за собой тяжелые потери среди мирного населения.