История Испании. Том 1. С древнейших времен до конца XVII века

Клад тартессийских ювелирных изделий из Эль Карамболо (пров. Севилья), отражающий высокий уровень развития культуры тартессиев

Для иллюстрации этих процессов остановимся на характеристике поселения Сетефилья, вместе со своим некрополем просуществовавшего непрерывно со второй половины XVI в. до н. э. по V в. до н. э. включительно. В ранний период своей истории материальная культура Сетефильи содержит в себе все основные культурные признаки туземных образований южноиспанского Междуречья: использование керамических подставок в качестве примитивных алтарей, применение техники лощения керамики с полировкой до блеска ее декоративной зоны, или «панно», приоритетная роль геометрического стиля в вазописи и т. д. Начиная с последней четверти II тыс. до н. э. жители Сетефильи сооружают укрепления, что существенно отличает этот центр от большинства архаических поселений региона, продолжавших оставаться аграрными. Несмотря на то, что основным типом жилища по-прежнему служит хижина со стенами из самана, изготовлявшегося из глины с примесью рубленого тростника, хорошо высушенного на солнце, обитатели такого дома уже представляли собой сплоченный клан большесемейного типа, возглавлявшийся патриархом и ведший свое родство от единого предка. Иначе говоря, это поселение развивается по эль-аргарской модели.

Некрополь Сетефильи – это комплекс захоронений, «накрытых» единой насыпью двухметровой толщины, с группой погребальных памятников в виде стел высотой около 1 м, лишенных какого-либо декора. Археологические разрезы некрополя позволяют восстановить его планировку. Погребальный комплекс состоял из двух секторов. Более ранний включал порядка 40 однотипных погребений, а более поздний был отделен от первого рукотворной террасой из хорошо утрамбованной глины и объединял 30–40 индивидуальных могил, сконцентрированных вокруг двухкамерной погребальной камеры с внушительным по размерам входом. В ее центральной части обнаружен скелет мужчины. Соседствовавшие с этой гробницей захоронения характеризуются разнообразием погребального инвентаря. Лабораторные анализы костных останков позволяют говорить не только о кровном родстве погребенных в центральном секторе, но и об их возрасте: для мужчин это в среднем 30 лет, для женщин – 28. В пяти случаях (из 80 костяков, подвергнутых исследованию) мужчины перешагнули 40-летие, а один из них дожил до 50 лет. Судя по его погребальному инвентарю, при жизни он был ремесленником, а после смерти его, как обладателя особых секретов, захоронили – видимо, в силу магических представлений – в наиболее удаленной от поселения части могильника. Материалы некрополя Сетефильи подтверждают сформулированный выше тезис о том, что община строилась на основе сословного принципа, а родство велось от общего предка. В комплекс погребальных традиций входили такие, как погребение воинов с полным набором доспехов и оружия (кинжал, меч, алебарда).

Анализ археологических материалов из поселения и его некрополя позволяет поставить вопрос о том, как осуществлялось управление. Наличие большой домашней общины, оборонительных сооружений, а также некрополя с разными по составу и качеству погребального инвентаря захоронениями позволяет говорить об авторитетной роли глав семейств, особенно если они обладали успешным военным опытом. Они формировали совет старейшин и опирались на дружину сотоварищей по военным походам. Как важную деталь следует привести обнаруженное археологами в конце 1990-х годов большое помещение, площадью в 30–35 кв. метров, из центральной части поселения Посито Чико – совпадающего с Сетефильей по времени существования и идентичного по характеру деятельности обитателей и общему уровню развития. Извлеченный из его руин разнообразный материал содержит немало предметов роскоши. Кстати, подобное помещение было выявлено и при раскопках Эль Кампильо – предшественника знаменитого тартессийского поселения Эль Карамболо. Эти солидные по площади помещения, располагавшиеся к тому же в центре больших поселений, вполне могли служить местами собраний старейшин и сходок воинских предводителей.

К концу II тыс. до н. э. в бассейне нижнего Гвадалквивира складывается один из древнейших локальных центров производства керамики, которую можно считать прототартессийской. Она местная по своей типологии, но содержит элементы керамики типа «Лас Коготас», распространенной, как было сказано ранее, в 1100–950-х гг. до н. э. на обширной территории между испанской Месетой и Португалией. География крупных поселений южноиспанского региона представляет самостоятельный интерес. С учетом того, что они находились хотя и на значительном расстоянии друг от друга, но всегда в поле видимости и легкой доступности, а окружением им служили группы небольших, «рядовых» поселений, можно допустить, что в этом географическом ареале в эпох у поздней бронзы и раннего железа активно протекал процесс структурной реорганизации территории. Ее принцип состоял в подчинении подавляющего большинства рядовых поселений всё более укрупнявшимся протоурбанистическим центрам. Когда в районе Гибралтара появляются первые финикийцы (конец XI в. до н. э.), то их «следы» (роскошная керамика, уникальные ювелирные изделия, предметы дорогого вооружения) регистрируются именно в поселениях «головного» типа. Это наблюдение представляется важным, поскольку оно отражает процесс трансформации местных этносов в собственно тартессийский. По субстрату он был туземным, и им предводительствовала местная знать, жаждавшая контактов с внешним миром и страстно поглощавшая иноземные предметы роскоши. Однако его важным отличием было включение финикийского и, шире говоря, восточносредиземноморского этнокультурного компонента. Неслучайно поэтому хронология этих поселений совпадает с началом освоения финикийцами Южной Испании.

Появление финикийцев на юге Испании сместило ось развития тартессийской культуры в район Кадиса и Уэльвы, хотя Гвадалквивир, равно как Рио Тинто и Одьель, продолжил играть роль одной из ведущих транспортных артерий, соединявших горно-металлургический регион с приморскими торговыми центрами.

* * *

Современная периодизация истории страны под названием Тартессида – это совокупность трех последовательно сменявших друг друга периодов: 1. Начальный этап: эпоха местного геометрического стиля (X–IX вв. до н. э.). 2. Ориентализирующий период (VIII–VI вв. до н. э.). 3. Заключительный этап (VI–V вв. до н. э.).

Первоначально страна занимала сравнительно небольшую, но плодородную территорию между реками Рио Тинто, Одьель и нижний Гвадалквивир, однако в ориентализирующий период к ней относился уже весь юг Пиренейского полуострова – от долины реки Гвадианы на западе до устья Сегуры на востоке.

Издревле Тартессида специализировалась на сельском хозяйстве, в ее западной части активно велась добыча меди, железа, серебра и золота, а в районе современной Уэльвы сформировался важный очаг металлургического производства. Тартессийское общество еще слабо стратифицировано, его отдельные слои группируются по принципу кровного родства, образуя племена-трибы и не зная ни монархической власти, ни военной организации. Наиболее древние тартессийские поселения похожи на традиционный полуостровной тип: это агломерации круглых в плане саманных хижин, не имевших внутренних перегородок. По мере роста уровня жизни, обусловленного прежде всего выгодным географическим положением и успешным развитием торгово-посреднической деятельности, обитатели поселений начинают возводить оборонительные стены из крупных необработанных каменных блоков с забутовкой из мелкого камня и земли. Складывается сословие знати, появляются цари-культуртрегеры типа уже упоминавшихся Габиса и Гаргориса.

Отличительным признаком раннетартессийской цивилизации служит керамика. Типологически она весьма разнообразна. Из так называемых открытых сосудов наиболее употребительными были чаши, миски, ковши, кубки, подставки для сушки котлов, а также кастрюли и плошки полуминдалевидной формы, изготовленные вручную или на медленно вращающемся гончарном круге. Древнейший тип этой керамики принято называть сетчатой: она изготавливалась из темной глины и ее орнамент наносился сеткой, а вдавления от нее подвергались лощению. Орнамент гравировался резцом по еще мягкой, но уже залощенной до блеска глине. Со временем (IX–VIII вв. до н. э.) появляется и другая разновидность керамики, она выполнена в так называемом стиле Эль Карамболо. Это крупное поселение (окрестности Севильи) начало свою жизнь в начале VIII в. до н. э. в качестве туземного центра регионального значения и просуществовало, постоянно набирая вес, вплоть до V в. до н. э. По технике изготовления его керамика аналогична предыдущему типу, но гораздо более разнообразна по формам и декору. Она имеет светлокремовую, приятного, мягкого тона поверхность, весьма искусно обработанную, а орнамент, нанесенный красной краской, выполнялся в геометрическом стиле, представляя собой различные комбинации полос, метоп, зигзагов, ромбов и треугольников. Даже большие сосуды-контейнеры обычно декорировались этими же геометрическими фигурами, нередко вписанными в прямоугольные клише, образующие своеобразные фризы.

Оба типа тартессийской керамики несут на себе очевидную печать восточносредиземноморского влияния как с точки зрения типологии, так и декора. Однако археология располагает пока что считанными фрагментами их импортных сосудов-прототипов и, следовательно, можно считать, что в своей массе она изготовлена местными гончарами, хотя и использовавшими финикийские модели.

Древнейшие монархи Тартессиды

Традиционная форма организации верховной власти у народов Пиренейского полуострова – монархия. Ее древнейшим представителем является мифический Хрисаор, сын Океана и Горгоны. Его имя, сохраненное нашим основным информатором Аполлодором, в переводе с греческого языка означает «муж, владелец золотого меча или золотого оружия», а иносказательно – это правитель страны, сказочно богатой золотом. Его сын Герион проиграл в трудном сражении знаменитому греческому герою Гераклу тучные стада своих породистых быков. Географическая среда, описанная Аполлодором, позволяет говорить о локализации Герионовой страны, как и его родной крепости, за Столпами Геракла, на атлантическом побережье Испании.

Легендарные правители в истории Тартессиды – это Гаргорис и его внук Габис. Если первый вывел тартессиев из состояния варварства и научил их занятиям земледелием и скотоводством (в дотроянскую эпоху, если верить Аполлодору), то второй персонифицирует другой тип общества: он создает города и постигает основы городской жизни. С его именем связаны такие важные с цивилизационной точки зрения процессы, как создание частной собственности, формирование общества по сословному принципу, создание законов, письма и письменности. Эти изменения относятся к первой трети I тыс. до н. э.

Историческая монархия ассоциируется с Аргантонием, правителем Тартессиды начального периода плаваний греческих торговцев в эту страну (середина и вторая половина VII в. до н. э.). Аргантоний, царствовавший 80 лет, был почитаем в народе как мудрый и справедливый владыка. После его смерти страна распалась на отдельные города, во главе которых утвердились царьки, в своем правлении опиравшиеся на воинские дружины, стремившиеся к расширению собственных владений и ради этого готовые на сотрудничество с карфагенянами и впоследствии римлянами. Во время пунических войн и римского завоевания Испании многие из них предательски гибли от рук своих иноземных покровителей.

Другая особенность тартессийской цивилизации первого периода ее истории состоит в отсутствии захоронений и каких-либо предметов погребального обряда. Вероятно, тартессии использовали такой ритуал, который не оставлял материальных следов и который мог состоять, например, в погружении покойников, как и предметов погребального инвентаря, в воду рек или озер. Подобный обычай был известен кельтам, а они, как уже было сказано, оставили следы своего присутствия на тартессийской земле еще на рубеже II–I тыс. до н. э. Испанские археологи в XX в. извлекли несколько экземпляров мечей этой эпохи из рек Хениль и Гвадалквивир, а в водах Одьель обнаружили стрелы, копья, мужские фибулы и два шлема.

Клад оружия из Риа де Уэльва

В 1920-х годах при проведении дренажных работ в старице реки Одьель (г. Уэльва, пров. Эстремадура) был найден «склад» металлических изделий конца эпохи бронзы. Он включает более 400 предметов различного назначения (мечи пестиковидной формы и с массивной рукоятью, кинжалы, стрелы, одежные застежки, мужские поясные пряжки и браслеты, фрагменты шлемов с высоким гребнем и т. д.), но единых с точки зрения состава металла и техники его обработки. Современные археологи всё более склоняются в пользу их местного происхождения, хотя и допускают возможность заимствования иноземных образцов и стандартов – как кельтско-атлантических, так и восточно-средиземноморских.

Долгое время сохранялась точка зрения первооткрывателей «склада» (в частности, М. Альмагро Баша) о том, что входящие в него металлоизделия, отслужившие свой срок, предназначались для переплавки, и даже допускалась вероятность того, что они являлись частью груза с затонувшего корабля. В настоящее время получает всё большее распространение тезис о том, что этот набор дорогостоящих предметов оружия был сознательно погружен в воды Одиэля в магических целях, например, в знак благодарности за какую-либо военную акцию или, наоборот, в качестве просьбы о победе в предстоявшем сражении. Этот тезис вполне убедителен, поскольку в античных письменных источниках (в частности, в «Географии» Страбона) имеются упоминания о подобных обычаях, широко распространенных в кельтском мире.

Однако с рубежа IX–VIII вв. до н. э. погребальный обряд тартессиев претерпел существенные изменения: в практику входит трупосожжение и появляются курганные захоронения. Одним из наиболее изученных является некрополь Лас Кумбрес, относящийся к поселению Донья Бланка (пров. Кадис) и функционировавший во второй половине VIII в. до н. э. Как видим, он синхронен уже известному нам кладбищу Сетефильи. На его площади (она составляет порядка 100 га) раскопано более 110 захоронений курганного типа. Могилы отличаются типологическим разнообразием. Есть как ямные, так и вырубленные в скале. Наиболее изученным можно считать курган № 1. Его площадь равна 500 кв. метрам, в центральной части расположено место сжигания трупов, использовавшееся столь длительное время, что его поверхность и соседнее пространство покрыты мощным слоем пепла. В радиусе 60 м выявлено 62 захоронения, представляющих собой как правило небольшие ямы, вырубленные в скальном грунте, или просто слегка заглубленные естественные расщелины. Над захоронениями рядовых жителей Доньи Бланки обычно возводилась невысокая земляная насыпь, а свидетельством более высокого социального статуса покойного являлся курган – насыпь, сооруженная на каменной платформе. Обряд кремации состоял в сжигании трупа вместе с предметами одежды. Прах просеивался через решето, костные останки промывались и помещались в погребальную урну, рядом с которой клали кубки, патеры, арибаллы, амфоры и другие керамические изделия индивидуального пользования, а также украшения (поясные пряжки, фибулы и т. д.).

Следующий период в истории тартессийской культуры относится к ориентализирующей эпохе, в настоящее время богато представленной памятниками материальной культуры самого различного типа – от такого массового материала, как керамика, до монументальных дворцовых и храмовых сооружений. Именно в эту эпоху Тартесс оказывается особенно притягательным для народов Эгеиды, Малой Азии и Ближнего Востока. Наиболее значительным является финикийский фактор, на котором остановимся особо.

Финикийские мореплаватели начали осуществлять свои поездки в Южную Испанию еще в XI в. до н. э., а в VIII столетии они буквально наводнили Гибралтар и его испанское, как, впрочем, и богатое ресурсами североафриканское, побережье. В Андалусии их поражали «золотые» реки, «серебряные» горы, сады с «золотыми яблоками» и серебряные кормушки для скота, а свои корабли они оснащали якорями, изготовленными из серебра, чтобы таким способом увезти на родину как можно больше этого драгоценного металла (Strabo III. 2.8). В античной традиции сохранились отголоски наиболее ранних плаваний купцов-мореходов Сидона и Тира в акваторию Гибралтара, датирующихся 1100-ми годами до н. э. В частности географ Страбон сообщает об их двух экспедициях разведывательного характера, завершившихся безрезультатно, и третьей, принесшей удачу. На одном из островков поймы Одьеля финикийцам, по благословению божества, удалось основать Гадес (совр. Кадис). На соседнем мысе они возвели храм, посвященный их верховному богу Баал-Хаммону / Мелькарту, вскоре прославившийся на весь средиземноморский мир своим оракулом, архивами и несметными богатствами. Основание Гадеса по одну сторону от Гибралтара и Карфагена по другую надолго сделало финикийцев хозяевами Западного Средиземноморья и выхода в Атлантику через подконтрольный им Гибралтар, и только римляне ценой гигантских усилий смогли одолеть их.

Археология регистрирует постоянное присутствие финикийцев на юге Пиренейского полуострова, начиная с рубежа IX–VIII в. до н. э., когда к востоку от Гибралтарского пролива появляются такие их крупные торговые города, как Малака (совр. Малага), Секси (совр. Альмуньекар) и Абдера (совр. Адра), а также возникает множество факторий, всегда располагавшихся на небольших мысах или полуостровках в устьях рек и явно предназначавшихся для торгово-посреднической деятельности их иноземных патронов. Самым северным поселением финикийцев на Пиренейском полуострове была Ла Фонтета (VIII–VI вв. до н. э., пров. Аликанте). Оно располагалось в устье реки Сегуры, имело одну из наиболее развитых фортификационных систем и большую портовую зону. Площадь городища составляла 8 га. Оборонительная стена имела толщину 7 м, а высоту – 10 м, причем нижняя часть (4 м) была выложена из камня, а остальная – из кирпича-сырца. Жилые кварталы возведены в соответствии с нормами прямоугольной планировки. Дома были каменными, реже глинобитными, на каменном цоколе. В городе имелся храм богини Астарты.

На противоположном берегу Сегуры находилось небольшое поселение горняков и металлургов, связанное с Ла Фонтетой посредством переправы. Свою жизнь оно строило на добыче олова и его поставках на рынок финикийской Ла Фонтеты для последующей перепродажи. Сюда же поставлялась соль, добывавшаяся в окрестностях и дорого ценившаяся в древнем мире.

В VII в. до н. э. порт Ла Фонтеты стали посещать греческие торговцы. Они платили финикийцам десятину от грузооборота и в качестве следов своего пребывания оставили керамику, которая в основном служила им тарой для транспортировки вина.

Ранее всего в западнофиникийских центрах обосновались торговцы и их агенты, но вскоре появились и ремесленники – строители, архитекторы, горняки, гончары, ювелиры. Особую роль в жизни поселенцев играли рыбаки и мастера по переработке рыбы и изготовлению гарума – рыбного соуса, не имевшего себе равных, как говорит Страбон, во всем средиземноморском мире (Strabo III. 4.6). Некоторую конкуренцию гаруму составляли лишь понтийские (черноморские) приправы, и этому указанию Страбона трудно не поверить, поскольку он сам был уроженцем Южного Понта и несомненно являлся знатоком и поклонником рыбной кухни.

Об урбанизме финикийских поселений, какими бы крупными они ни являлись, судить трудно, поскольку многие из них были разрушены еще в древности, а другие потеряли свои реальные очертания из-за особенностей геоморфологии и по этой причине трудно поддаются археологическому обнаружению. Вызывает удивление факт относительного несоответствия двух основополагающих характеристик города как таксономической единицы: при явной специализации городских производств и сословной иерархизации городской общины градостроительство сохраняло черты архаизма. Так, в Тосканосе и Моро де Мескитилье археологами прослежены элементы уличной планировки, но ориентировка большинства жилищ на протяжении нескольких строительных периодов лишь отчасти соответствовала направлению улиц. Только по мере стабилизации городского уклада жизни происходит корректировка топографии жилых кварталов и отдельных жилищ путем их реконструкции и достройки. Улицы, а нередко и проулки вместо трамбовки земли со временем стали засыпаться гравием.

В VII в. до н. э. начинает внедряться принцип геоэкономического районирования городской территории. Во всяком случае, археология регистрирует концентрацию наиболее крупных зданий в центральной части города, ремесленный квартал примыкает к оборонительным стенам, а рыбозасолочные цистерны вообще выносятся за черту города. В частности, в центре Тосканоса археологами раскопаны жилые дома, насчитывающие по 7–8 комнат, и несколько служебных помещений; окраины же были застроены более чем скромными жилищами, состоявшими лишь из одной комнаты с очагом. В Моро де Мескитилье сохранились руины дома с глинобитным полом и несколькими очагами, длина одной из стен которого равна 17 м. В Тосканосе обнаружено большое строение, по своей планировке напоминающее восточнофиникийскую лавку-склад. Оно имело широкий центральный «неф» и два боковых, а общая площадь равнялась 15,0×10,75 м. Финикийцы укрепляли свои поселения рвами и частоколами, а по мере роста благосостояния (VII–VI вв. до н. э.) – каменными стенами. От оборонительных сооружений Тосканоса 600-х годов до н. э. сохранилось несколько куртин, одна из которых по протяженности достигала 120 м и имела ширину в 4–5 м.

Приморские поселения южноиспанских финикийцев в древности не имели портов. Мореходы довольствовались природными бухтами и многочисленными рейдами. Небольшая осадка их судов позволяла с легкостью вытаскивать их непосредственно на берег. Если фактория находилась в устье реки, то корабли заходили в него и причаливали к пристани – рукотворной насыпи, сооружавшейся из камня и крупных обломков керамики. Часто использовался и рейд, а якорями нередко служили, как упоминалось выше, большие слитки серебра с отверстиями для крепления канатов.

При крупных финикийских центрах имелись некрополи, располагавшиеся обычно по другую сторону примыкавшего к поселению водоема – реки, лимана и т. п. Наиболее древние были небольшими: некрополь Хардина насчитывал около 100 могил, другие – и того меньше. С течением времени погребальные практики варьировались от коллективных захоронений к индивидуальным. Наиболее ранние (VIII–VII вв. до н. э.) представляли собой подземные склепы с несколькими погребениями, более поздние, индивидуальные, осуществлялись в траншеях, в которые, как в Финикии и Карфагене, помещались саркофаги или каменные ящики. Для организации склепа в скале прорубался шурф, на дне которого располагалась погребальная камера, а входом служил длинный коридор (дромос). Наиболее репрезентативным примером служат склепы Трайамара второй половины VII в. до н. э., им аналогичны погребальные комплексы Альмуньекара и Куэвас де Альмансора. Их своды сооружены из толстых брусьев, покрытых сверху каменными плитами, и присыпаны слоем глины. Вход в дромос был заложен большим каменным блоком, который отодвигался при совершении каждого последующего подзахоронения. Иным был способ организации семейного могильника: выкапывался шурф глубиной до 3–5 м и диаметром 1–2 м, на дне (или в подкопе боковой части шурфа, имевшем вид ниши) помещались урны с прахом. Их слегка вкапывали в материк и сверху прикрывали каменными плитами – крышками. Погребальные урны, как продукция массового керамического производства, обычно изготавливались из глины и лишь в редких случаях – из дорогостоящего алебастра. С VI в. до н. э. обряд ингумации полностью вытесняется кремацией.

Погребальный инвентарь, как и тип погребального сооружения, отражает прижизненный статус умершего. Вполне естественно, что наиболее дорогие изделия (из золота, слоновой кости, стеклянной пасты с гравировкой и филигранью) содержатся в саркофагах, а керамические предметы сопровождают практически любое рядовое погребение. Керамика, как и в финикийских метрополиях и Карфагене, обычно красноглиняная, монохромная или расписная, а с точки зрения формы в VIII–VII вв. до н. э. преобладали урны с горлом в виде трилистника (типа греческой ойнохои) и светильники наподобие блюдца с одним-двумя носиками для фитиля. В пунийскую эпоху, особенно со второй половины VI в. до н. э., растет процент толстостенных погребальных урн, отличительным признаком которых является венчик типа гриба. Постоянным атрибутом погребального инвентаря финикийских переселенцев и их местных потомков-пунийцев считаются красноглиняные блюда и тарелки, коллекция которых к настоящему времени насчитывает более 400 экземпляров, а отдельные из них имеют граффити – надписи на финикийском языке. Богатство захоронения подчеркивается наличием греческих изделий – протокоринфской пиршественной керамики, аттических амфор типа SOS (аббревиатура имени известного собственника торговой кампании Состратидов), бихромных кипрских кувшинов, а также египетских скарабеев или костяных гребней и гравированных пластин.

В VIII–VII вв. до н. э. во многих частях Восточной Андалусии расселились финикийцы-земледельцы, в своей каждодневной деятельности ориентировавшиеся в первую очередь на товарное производство оливкового масла и вина, так как их восточные предки еще у себя на родине хорошо владели искусством культивирования оливкового дерева и виноградной лозы. Западные финикийцы превратили свои земли в цветущий край, а тартессиев и иберов познакомили с организацией аграрного производства рентабельного типа. Важно отметить, что к западу от Гибралтара (исключая, конечно, Гадир) прямого финикийского влияния не прослеживается: видимо, местные тартессийские элиты этого богатого ресурсами региона предпочитали сохранять за собой ведущую роль в торговых контактах с иноземцами, и им это удавалось вплоть до рубежа VI–V вв. до н. э., когда Тартессийская держава прекратила свое существование под ударами карфагенян и на ее обломках возникла Турдетания, или страна турдетан.

О социально-политической организации финикийских городов Южной Испании можно говорить главным образом на основе метода аналогии, сравнивая ее, с одной стороны, с метрополией Тиром, и, с другой – с такой же крупной колонией тирян, какой был Карфаген. Общины Гадира и других западнофиникийских колоний Андалусии не были этнически однородными, они представляли собой объединения разноэтничных и разноязычных торговцев-моряков, а их городской быт был многоукладным. Вполне вероятно, что Гадир, столь же богатый, как и Карфаген, имел олигархический сенат и народное собрание, члены которого избирались на основе имущественного ценза. Большую роль играло жречество и в первую очередь община храма Мелькарта, которая в средиземноморском торговом мире была известна, как уже было сказано, своей библиотекой, оракулом и храмовыми архивами, пользовалась правом десятины и сумела сконцентрировать большие богатства, которыми, кстати, в конечном счете, воспользовались римляне. Гадир имел большой флот и наемное войско. Извечная конкуренция с ним Карфагена препятствовала образованию какого-либо религиозно-политического союза западнофиникийских городов. Исторический опыт также отсутствовал: ни метрополия Тир, ни ее наиболее крупные колонии Центрального Средиземноморья не знали подобной практики, в то время как их сицилийские соседи – греки, а также верные партнеры – этруски начиная с эпохи архаики успешно объединялись в амфиктионии ради защиты своих экономических интересов и политической независимости. С усилением могущества Карфагена (середина и вторая половина VII в. до н. э.) в Западном Средиземноморье происходит перераспределение сил в пользу пунийцев. Они, колонизовав геостратегически важный остров Ивису, перехватили инициативу у греков в деле контроля над ведущими торговыми путями Восточной Испании, расширили масштабы ее колонизации, и только римляне своей планомерной деятельностью против Карфагена в ходе завоевания Пиренейского полуострова лишили их былого могущества. Они сохранили автономию только Гадиру. Однако опыт западных финикийцев в деле организации городской жизни не прошел бесследно для тартессиев, создавших с учетом его достижений свою собственную цивилизацию так называемого ориентализирующего типа. Ее символами являются дворцовый комплекс Канчо Роано и местная письменность, строившаяся на архаическом варианте кипро-финикийского алфавита.

В VII в. до н. э. западносредиземноморскими лоциями финикийцев и возможно даже их кораблями воспользовались греки Малой Азии – самосцы и фокейцы, близкие соседи и торговые партнеры тирян и сидонян. Из античной традиции известно, что греки открыли для себя крупный туземный эмпорий Тартесс, располагавшийся в устье Гвадианы (пров. Уэльва), и даже получили приглашение от местного правителя Аргантония на обустройство собственного поселения. Неясно, по каким причинам это приглашение не было принято: либо фокейцы в первой половине VII в. до н. э. считали преждевременным менять модель своей эмпориальной (торгово-посреднической) деятельности в Западном Средиземноморье на колонизационную, либо оформлению их торгово-экономического союза с Аргантонием и в его лице с тартессийской элитой твердо воспрепятствовали местные финикийские общины. Тем не менее греческое присутствие в зоне прочных контактов финикийцев с тартессиями в ориентализирующий период все более уверенно документируется такими группами артефактов, как керамика (тарная, культовая, пиршественная), ювелирные изделия и даже скульптура культового характера и фрагменты архитектурного декора не выявленных пока общественных сооружений. Наиболее часто древнейшие материальные следы греческого присутствия фиксируются в Уэльве, Севилье, Кордове и на территории, располагавшейся между ними. Греческие артефакты второй половины VII – первой половины VI в. до н. э. регистрируются археологами не только в прибрежных туземных и финикийских поселениях, но и в отдаленных туземных центрах, которые располагались как правило в местах добычи природных ресурсов (серебра, золота, олова и, конечно, железа) или вдоль крупных транспортных артерий типа «оловянного пути» или «Геракловой дороги».

В результате длительного и разнообразного взаимодействия тартессиев, финикийцев, греков и кельтов окончательно сформировалась тартессийская цивилизация, яркость и оригинальность которой состоит в ее ориентализирующем характере, органично впитавшем культурные достижения всех этих народов при превалирующей роли финикийского компонента. Символами этой цивилизации можно считать монументальный погребальный комплекс Посо Моро (пров. Альбасете) и архитектурный комплекс Канчо Роано (пров. Бадахос).