Kitabı oku: «Спящий бог. 018 секс, блокчейн и новый мир», sayfa 3

Множество

На свете множество религий, и все они заявляют, что обладают знанием Целого. Все утверждают, что есть некая высшая сила, которая дала им знания. Иными словами, все знания религии получили по одинаковой технологии и из одного источника. Но вот проблема: способ и источник у всех одинаковый – Бог. А сами знания у всех разные.

Религии говорят: если Целое одно, истинное знание о нем тоже одно. Двух истинных знаний не может быть. О части Целого может быть сколько угодно истинных знаний. Если один смотрит на карандаш сбоку, а второй с торца, первый видит отрезок, а второй кружочек. И оба они правы. Но что есть карандаш в целом – тут только одна истина.

В теории невозможна религия, которая говорит: вот досюда я знаю, а дальше не знаю. Все утверждают, что знают ВСЁ – Целое. Знания меньшего масштаба у религии не может быть. Подчеркиваю, разговор не о качестве знания, а только о масштабе. Если знание имеет меньший масштаб – это не религия, а набор традиций и суеверий.

Одна наука может признать истину другой. Например, химия может признать истину истории. Потому что химия не претендует на охват всего, она претендует только на знание части. История тоже может признать истину химии. Признавая истинность друг друга, они не мешают друг другу. С религиями такое невозможно. Их абсолютный масштаб говорит, что никакая религия не может признать истиной другую религию. Потому что все они заявляют, что знают не часть Целого, а знают ВСЁ – Целое. Религия, признающая знания другой религии истиной, – это не религия, а политика и коммерция. Так что разговоры про сосуществование разных религий (экуменизм) имеют чисто политическую и/или коммерческую природу. Любая религия только в силу того, что она религия, никого не может признать истиной, кроме себя. Если же может – это не религия.

Если все религии заявляют, что знают Целое, и все говорят разное, в этой ситуации в лучшем случае одна религия обладает истинным знанием о Целом. Все остальные в той или иной мере заблуждаются, и следовательно, ложные.

Допустим, есть одна истинная религия. Но как ее отличить от ложных? На что ориентироваться при выборе? В науке с этим нет проблем. Ученые заявили критерием истины опыт, и через него отличают истинное знание от ложного. А посредством чего отличить предполагаемую единственную истинную религию от множества ложных?

Мусульмане, индуисты, христиане, синтоисты, иудеи и прочие говорят в один голос: истину определить очень просто. Достаточно, помолившись, почитать священные тексты (каждый укажет свои), и сразу станет ясно, что это писал не человек, а открылось свыше.

Действительно, в таких текстах есть очень сильные и поразительно глубокие мысли. Допустим, эта информация пришла из высших источников. Но как же мне узнать, какой из множества текстов истинный и реально дан свыше, а какой составлен людьми и выдается за пришедший свыше? Религий же много, и все говорят разное. На что мне опираться, чтобы поверить, что истина у вас, а не у вашего оппонента, с которым вы ругаетесь?

Раввины, муллы, батюшки, волхвы и представители культа карго уверяют – не надо слепо верить. Надо лично пробовать. Истина подобна ни на что не похожему вкусу. Приди и вкуси – говорят священники. Имеющий уши да услышит. Мы ничего не скрываем, вся информация открыта для людей, обладающих духовным зрением… Получи духовный опыт и убедись, что именно мы обладаем истиной, а наши конкуренты заблуждаются.

На первый взгляд смотрится красиво и звучит разумно. Но при попытке реализовать эту красоту возникает тупик. Для полноценного погружения в одну религию потребуется целая жизнь. Физически невозможно во все веры погрузиться, чтобы выбрать истинную.

Кроме того, у людей разные вкусы и способности чувствовать. Одному нравится, когда тихо и спокойно, другому – когда ярко и кричаще. Попробовав на вкус одинаковую информацию, разные люди составят разное мнение. Вместо истины вкусовщина выйдет.

Может быть, истинную религию можно выявить, если ориентироваться на явления, не имеющие научного объяснения, – проще говоря, на чудеса? Наверное, у религии, обладающей истинным знанием, есть настоящий контакт с высшим миром и, значит, есть подтверждающие его чудеса. А у кого нет такого контакта, нет чудес. Следовательно, они не обладают настоящим знанием, а или добросовестно заблуждаются, или обманщики.

Звучит убедительно, но вот проблема: языческие идолы мироточат и кровоточат не хуже христианских икон. Буддистские святые сохраняются нетленными точно так же, как и христианские – благоухают и выделяют маслянистую ароматную жидкость.

Известны случаи, когда тела замученных инквизицией «еретиков» оставались нетленными и источали аромат. Церковь по понятным причинам никогда этих случаев не афишировала. Если факт невозможно было скрыть, его объясняли происками дьявола. Он вводит добрых христиан в заблуждение с целью искусить и отвернуть от матери-Церкви.

Если бы чудеса случались только в одной религии, она бы давно вобрала в себя все человечество. Но они есть во всех религиях. Речь не о жуликах, которых множество, а о реальных фактах, не имеющих на данный момент научного объяснения. Никто не знает, почему идол, икона или иной предмет, на котором сконцентрировано человеческое внимание (которому люди истово молятся), может вдруг начать выделять, например, маслянистую ароматную жидкость. А может и не выделять. Никакой закономерности найти не удается. Никто не понимает природы происходящего, но факты есть факты.

Вторая категория чудес: когда люди свято верят в целительную силу совершаемого над ними обряда, физической процедуры или святость какого-то предмета. Тогда может произойти чудо не с предметом, а с самими людьми. Например, необъяснимое исцеление.

Этот эффект называется плацебо. Ему тоже нет ясных объяснений (общие слова не в счет). Пустая таблетка или пассы руками могут реально вылечить человека. Человеку могут не делать операции, а только сказать, что сделали. Для правдоподобности провести ее имитацию – сделать надрез в области предполагаемого оперирования, и зашить назад. Человек увидит, что ему «сделали» операцию, и его вера в то, что он прооперирован, может дать такой же эффект, какой должна была дать реальная операция.

Вера в эффективность чего-либо может как лечить, так и калечить, и даже убивать. Это так называемое отрицательное плацебо – нацебо. Задокументированы случаи, когда шаманы диких племен проводили над здоровыми людьми обряд смерти, после которого те во сне умирали. Настолько люди верили во всемогущество заклинаний шамана.

С человеком случается тот эффект, в который он верит. Если верит, что это улучшит его здоровье, – оно улучшается. Если верит в обратное – здоровье ухудшается. Пример из нашей жизни: самоубийце подменили глюкозой снотворное. Сделали это в надежде, что человек от глюкозы заснет естественным сном и, проснувшись, изменит намерения. Ему в этом помогут, рассказав, что рано еще ему помирать и так далее.

Проблема этой технологии оказалась в том, что человек выпивал пригоршню «снотворного», по объему две ложки сахара, и реально умирал. Потому что искренне верил, что выпил лошадиную дозу снотворного, гарантирующую смерть.

Никакой закономерности в этих процессах нет. Есть опытные данные, указывающие на то, что качественный спектакль дает больше выздоровлений. Если больным дают лекарство, которое в их глазах выглядит новейшим препаратом, говорят, что это последнее слово науки, что это очень дорогой препарат, сочиняют специальный обряд с эффектными телодвижениями, сопровождающими его прием, эффект будет гарантированно выше, чем если препарат дадут просто так, без красивой упаковки и театрального сопровождения.

На аналогичные результаты указывает и религиозная практика: чем обряд пышнее, а имидж у святого предмета выше, тем вероятность плацебо выше. Практически все врачи-божества древности «лечили» своих пациентов по технологии самовнушения.

Если человек верил в спасительную силу действия божества или одного его присутствия рядом, в нем что-то срабатывало, и он исцелялся. «И говорит им Иисус: веруете ли, что Я могу это сделать? Они говорят Ему: ей, Господи! Тогда Он коснулся глаз их и сказал: по вере вашей да будет вам. И открылись глаза их» (Мф. 9, 28–30).

Понятно, что вера может горы двигать, но что такое вера – совершенно непонятно. Как ее измерить и зафиксировать? Кажется, вот два человека, оба больны и оба верят в чудодейственное средство (не важно, что это, глюкоза в виде пилюли или икона). Одному помогает, другому нет. У одних включаются какие-то внутренние механизмы, рождающие то, что мы называем истовой верой, следствием чего является эффект плацебо. У других эти механизмы не включаются – истовой веры не возникает, и нет эффекта плацебо.

Наука объясняет исцеления общими словами: что это самовнушение, активация внутренних сил и прочее. Только это никакое не объяснение, а пустые слова. С таким же успехом можно сказать, что исцеление случилось за счет вмешательства небесных сил.

Если про терапевтический эффект плацебо наука говорит хотя бы общие слова, то про хирургический эффект она разводит руками. Ни одна живая душа на свете не знает что сказать. Это настоящее чудо – организм сам себе делает хирургическую операцию. Только полезной информации в этих словах нет. Ну чудо и чудо… Дальше что?

На тему, что такое чудо, есть любопытное высказывание св. Августина: «Чудеса не противоречат законам природы. Они противоречат лишь нашим представлениям о законах природы». Лучше не скажешь. Чудеса – это всего лишь недостаток знаний.

Итак, с помощью технологии «приди и вкуси» невозможно отличить истину от лжи. Ориентир на чудеса тоже не поможет. На что человеку ориентироваться? На красноречие проповедника? Или на древность религии? А может, на число сторонников?

Поставьте мысленный эксперимент: в одном зале собрались представители сотни религий. Перед ними на сцену поочередно выводят одну религию для оценки. Каждая будет оценена 99-ю голосами как ложная. И лишь один будет за то, что она истинная.

Ищущий человек попадает в положение путника, выбирающего верное направление. Перед ним много табличек. На каждой написано: «Путь к истине». Все указывают в разные стороны. Рядом с каждой табличкой стоят люди, посвятившие жизнь той религии, за которую агитируют. Все религии окутаны авторитетом древности, благочестивыми сказаниями, за всеми стоит кровь праведников, чудеса и аргументация. Аргументы у всех примерно одинаковы. Все говорят про опыт тысячелетий (исключение – культ карго), про авторитет святых и кровь мучеников. С каким рвением каждый восхваляет свою веру, с таким же рвением ругает чужую. И как тут быть человеку? Он может слепо верить в истину одного религиозного учения и не менее слепо верить в ложность другого.

Но думающий человек не хочет слепой веры. Он хочет знать. Оказавшись перед таким богатым ассортиментом противоречащих друг другу учений, претендующих на истину, человек в такой ситуации теряется. У него попросту голова закружится…

Простецы

Есть такая категория людей – простецы. Без всяких оснований, по привычке, они ярые приверженцы своей веры. Показателем истины они считают свое сердце. Что им кажется истиной, то они и считают истиной. Почему? Ну, как почему… Потому что сердце чует истину. Эта логика для них так очевидна, что им удивительно, о чем тут спорить…

Прочитав предыдущие главы и мало что поняв (это ударное качество простеца), он подумает: вот вы здесь слова разные говорите, думать призываете, хотя думать не о чем, ибо и так все понятно. Нужно просто прийти в храм (костел, мечеть, синагогу или к идолу), выполнить обряды, вознести молитву, затеплить свечу (или ее аналог в других религиях), и на душе так светло станет, так хорошо, что и слов никаких не надо. По сердцу благодать прямо так и разольется… И любому человеку все станет ясно без всяких дум.

Посоветует мне этот хороший и честный, но наивный человек не мудрствовать и не полагаться на ум, ибо «…буква убивает, дух животворит» (2 Кор. 3.6). Скажет, что нужно на сердце полагаться, ибо оно знает истину. И в качестве окончательного аргумента приведет слова французского летчика: «Прощай, – сказал Лис. – Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце». (Экзюпери, «Маленький принц»).

Впечатляюще. Кажется, даже спорить не о чем. Но… Дай тебе Бог всего хорошего, добрый человек, на слух твои слова звучат приятно и правильно, но перенесем их на практику. Во-первых, признаем, что сердце человека склонно видеть истину в том, что привычно. Если он вырос в атмосфере, где соломенные самолеты были обожествлены, а потом узнал историю происхождения культа карго, сердце ему будет говорить, что все эти разговоры про ВВС США хоть и правильные, но что-то тут не то. Будет подсказывать ему, что в соломенных самолетах есть нечто сакральное и божественное…

Во-вторых, все религии утверждают, что доступ к сердцу имеют как духи истины, так и духи лжи: «…сам сатана принимает вид Ангела света» (2 Кор. 11, 14). Поэтому все религии учат, что «…не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они…» (1 Ин. 4, 1). Как узнать, какой дух имеет доступ к вашему сердцу? Особенно если оно чувствует одно, а сердце иноверца другое, и оба вы готовы умереть за свою веру. Если на этот вопрос отвечать с помощью сердца – тупик и замкнутый круг образуется

Если вам завтра явится некая сущность и представится Богом, как вы определите, правду она говорит или выдает себя за того, кем не является? Наверное, через сердце. Но как же быть с утверждением, что к сердцу имеют доступ злые и нечистые духи?

На этот вопрос нереально ответить. Остается прятаться за присказками типа: «Бог не попустит» или «На все воля божья». Для простеца эта аргументация достаточна. Если же верующий не относится к блаженной группе простецов, ему ничего не остается, кроме как сказать, что грех такие вопросы задавать. А почему грех? Если вы христианин, разве Христос не говорил, что блаженны жаждущие правды… Жаждущие – значит вопрошающие. Кому все ясно, тому вопрошать нечего – он не жаждущий и не блажен.

Многие верующие признают: истину через духовный опыт, чудеса и сердце не определить. Распространено мнение, что от человека в этих вопросах ничего не зависит. Все решают случай и вкус. Такие призывают считать истиной то, что принято в их культуре. Ориентируются на пословицу: где родился, там и пригодился. Или можно так сказать: какую программу в меня установили, такую я и выполняю. Загрузили бы другую, следовал бы с тем же усердием иной истине. Но так как установили эту – следую этой.

Получается, кто родился в России, для того истина в православии. Кто родился в Иране, для того истина – ислам. Кто появился на свет в племени, молящемся древесной личинке, для того истина – личинка. Ну, а кому совсем не повезло, и он родился на меланезийских островах, для того истина в молитвах соломенным самолетам.

Если бы все они родились в другом месте, считали бы за истину то, что сейчас считают ложью. А что сегодня считают божественной истиной, считали бы сатанинской ложью. «Я объездил весь мир, мальчик. И где бы я ни был, люди говорят об истинных богах. Все думают, что их бог истинный» (к/ф «Игра престолов»).

Такая технология определения истины сродни подкидыванию монетки. Бросающий как бы загадывает про себя: выпадет орел – буду считать истиной ислам. Если решка – индуизм. А если на ребро встанет – значит, отныне истина для меня в шаманизме.

Бесполезно задавать вопрос, откуда он взял, что принцип «где родился, там и пригодился» истина? В какой религии сказано подобное? Простец на то и простец, что он не собирается думать на такие темы. Что ему кажется истиной, то для него и есть истина.

Простецы – ядро любого верующего сообщества. Они искренне верят во все, во что религии предписывают верить. Никаких фактов знать не хотят. Анализировать догмы веры для простеца равносильно намерению богохульствовать. Потому что, если ты не намерен богохульствовать, зачем тебе анализировать веру? Верить нужно, а не исследовать…

Однажды митрополит Филарет Московский беседовал с английским епископом. И тот его спросил, верит ли он, что кит мог проглотить целого человека – Иону. Митрополит ответил, если бы в Библии было написано, что Иона проглотил кита, он и в это бы поверил. Эта история преподносится как образец настоящей веры. Но по факту это образец слепой веры – веры простецов, отрицающих знание.

Таким простецом был Тертуллиан, живший во II веке, возведенный Церковью в статус христианского мыслителя. Он считал критерием истины Писание, авторитет Церкви и свидетельства души. Он заявлял: «Мы не нуждаемся в любознательности после Христа, не имеем нужды в знании после Евангелия… Пусть любопытство уступит вере, пусть слава уступит спасению… Не знать ничего против веры – значит знать все».

Он вопрошал: что общего у Афин и Иерусалима или у Академии и Церкви? Наше учение опирается на Соломона, который учил, что Бога следует искать в простоте сердца. Он призывал отринуть здравый смысл и на доводы, показывающие абсурдность его религиозных утверждений, говорил: «Верую, ибо абсурдно».

Этот тезис веками был мощным бастионом христианской веры. Многим теологам он позволял считать себя непобежденными в полемике. Когда им доказывали, что все их доводы абсурдны, противоречивы и несостоятельны, и возразить им было нечего, лежа на лопатках, они доставали из кармана волшебное: «Верую, ибо абсурдно», и таким образом уходили непобежденными. Нет шанса победить человека с таким тузом в рукаве.

До Тертуллиана абсурд был показателем ложности. Тертуллиан превратил абсурд в показатель истины. Послушайте, как он доказывает истину Евангелия. Он говорит, что человек в здравом уме и твердой памяти не мог сочинить то, что написано в этой святой книге, ибо изложенная там информация постыдна, безумна и невозможна.

«Сын Божий пригвожден ко кресту; я не стыжусь этого, потому что этого должно стыдиться. Сын Божий умер; это вполне вероятно, потому что это безумно. Он погребен и воскрес; это достоверно, потому что это невозможно».

Если информация постыдна и безумна, по Тертуллиану, это признак, что источником ее является не человек. Если это так, нам всем пора обратить внимание на лечебные заведения, где пациенты излагают безумную постыдную и невозможную информацию.

Еще один простец того же ряда, что и Тертуллиан, – датский философ Кьеркегор. Он призывал от древа познания вернуться к древу жизни, намекая на историю Адама и Евы, изгнанных из рая за то, что получили знания и начали думать. При конфликте веры и разума он учил делать выбор в пользу веры – усилием воли совершать «прыжок веры».

Но философы-простецы – исключение. Обычные простецы не думают, ибо для души не полезно (это их главная присказка). Нормальные простецы просто верят во все, во что в их окружении принято верить. Ну что же… ну пусть… В целом они хорошие люди.

Интересно, как бы тезис «верую, ибо абсурдно» развернулся у простецов культа карго. Например, потомок первых очевидцев чудесного сошествия американцев с неба стал цивилизованным человеком, переехал в США и теперь знает, что его предки видели не чудо, а самолеты и солдат. Но если он поклонник Тертуллиана и Кьеркегора, следуя их наставлениям, должен совершить прыжок веры и верить, что армия США – это не армия, а божества. И продолжать поклоняться соломенным самолетам. Ибо абсурдно.

До XIX века такие технологии установления истины, если судить по фактам, имели много последователей. С ХХ века эта замечательная технология оказывается не у дел. Новый человек не хочет слепо верить, считать абсурд истиной и совершать прыжки веры. Он хочет понимать. Его не устраивают аргументы, что так надо, или потому что абсурдно.

Современные люди не могут принимать на веру утверждения религий. Они требуют доказательств и аргументов. Но так как ни одна религия не может их дать, современники не могут быть по-настоящему религиозными. Для религий наше время уж слишком светлое. «Религии подобны светлячкам: чтобы светить, им нужна темнота» (Шопенгауэр).

Человечество стало взрослым и больше не может иметь детской веры, позволяющей верить в Деда Мороза. Вера в славного старика с мешком подарков осталась в прошлом, как детские игрушки. Если сегодня на Красной площади приземлятся инопланетяне, человек признает их интеллектуальное превосходство. Но никогда не признает богами.

Вера ушла из нашей жизни. Нет больше костров инквизиции и иной средневековой дикости. Но люди не стали лучше. Костры исчезли не потому, что люди стали добрее или умнее. Они остались теми же людьми. Только теперь не верят в нечистую силу.

«Мы не убиваем сегодня ведьм, потому что не верим в их существование. Если бы мы верили, если бы действительно думали, что вокруг нас существуют люди, продавшие душу дьяволу и получившие взамен сверхъестественную силу, которую используют для убийства соседей или сведения их с ума, или вызывания плохой погоды, мы все бы согласились, что если кто и заслуживает смертной казни, так это нечестивые предатели.

То обстоятельство, что мы не верим в ведьм, возможно, свидетельствует о большом прогрессе в области человеческого знания. Но прекращение судов над ведьмами нельзя рассматривать как прогресс в области морали. Вы не называли бы человека, который перестал расставлять мышеловки, гуманным, если бы знали: он просто убедился, что в его доме нет мышей» (Стейплз Льюис, «Христианство»).

Сегодня функции колдовства выполняет патриотизм. Раньше все беды объяснялись действиями колдунов и ведьм, жаждавших извести род человеческий. Теперь все неудачи валят на жидомасонов, тайные мировые правительства и заговоры. Такова природа социума – ему необходим громоотвод. Что будет играть его роль – все равно.